double arrow

Вопрос 39

ПОЭМА «ПРО ЭТО»

(Монографическое изучение)

Возможно, есть своя, дидактическая, правота в том, чтобы от первых послеоктябрьских произведений сразу перейти к самым просоветским вещам Маяковского — поэмам «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!», некоторым стихотворениям. Однако подобная хронологическая инверсия явно упрощает развитие поэта, ослабляет живой читательский интерес к нему. Необходимо оговориться, что и после 1917 года путь Маяковского не был неуклонным. Школьный методист справедливо подчеркивает, что сквозной у него является не только тема насилия, но и тема страдания, образ слезы (Литература в школе. — 1992. — № 5—6. — С. 74), а профессор Н. Скатов обращает внимание на соседство «Хорошего отношения к лошадям» и «Левого марша», автор которого грозил: «Клячу истории загоним!» (Наш современник. — 1992. — № 6. — С. 188), причем такое соседство сам поэт признавал до конца жизни: на одном из последних выступлений оба названные стихотворения были прочитаны одно за другим, а по существу — вместе.

Весной 1923 года Маяковский заметит: «Многое трагическое сейчас отошло». Удивительно ли, что строки практически всех стихотворений 1922—1923 годов злободневны и невзыскательны? Банальность утверждается здесь как принцип: «По стенам армии вражьей / снарядами / бей, стереотип!» И все же один вопрос — относительно человеческой души — урегулировать никак не удавалось:

А что про это?

Чем про это?

Ну нет совершенно никаких слов.

Однако нельзя сказать, что подобные слова Маяковский в то время не искал. Именно тогда появились две поэмы — «Люблю» и «Про это», которые оспаривали распространенное и собственное (из «150 000 000») отрицание личности, возвращали поэта к коллизиям и интонациям «Флейты-позвоночника» и «Человека» и которые могут стать столь же близкими подростковому читательскому сознанию, как произведения ранние.

Сравнивая две поэмы, нетрудно заключить, что «Люблю» более проста по содержанию и форме. Напротив, «Про это» требует комментария развернутого, причем и сама по себе, и как центральное, ключевое в творческой эволюции поэта произведение. Именно эту поэму предлагается рассмотреть в классе подробно, монографически.

Анализ «Про это» традиционно вращается вокруг конфликта, а он рассматривается как столкновение лирического героя с нэпмановским окружением, мещанским бытом. Такое направление задано самим автором: «В этих прочитанных мною кусках есть основной стержень: быт. Тот быт, который ни в чем почти не изменился, тот быт, который является сейчас злейшим нашим врагом, делая из нас мещан». Но время меняет акценты. Когда обывателей миллионы, не справедливей ли будет называть их хранителями очагов, а быт — жизнью? И подобную логику подсказывает не только модернизированная интерпретация, но и сам текст, в котором прочерченные курсивом внешние столкновения занимают куда меньшее место, нежели конфликты внутренние.

Поэма исповедальна. Ее источник — угроза разрыва с любимой, угроза почти убийственная: «Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда не будет», — восклицал автор в письме времен создания «Про это». Любовь как сила неодолимая, иррациональная; конвульсии страсти — единственный сюжетный нерв начальных страниц произведения. Все гиперболы, антитезы, градации подчинены здесь одному — выражению необыкновенного накала чувств. А первое публицистическое наступление на быт будет предпринято лишь в финале первой главы. Правда, врага лирический герой искал и раньше, но появляется он все же как бы ниоткуда. Впрочем, найденный враг по имени «быт» — не только внешний: лирического героя самого (и вполне естественно) «Тянет инстинктом семейная норка». Там его всегда ждут «Родные! Любимые! <…> Тетя! Сестры! Мама!». Но им же он бросает: Исчезни, дом,

родимое место!

Прощайте! —

Отбросил ступеней последок.

— Какое тому поможет семейство?!

Любовь цыплячья!

Любвишка наседок!

«Не страшно нов я» — с ужасом осознает герой, невольно открывая основную коллизию поэмы — внутреннее противоречие нового и вечного. Коллизию романтическую и — одновременно — подростковую. Человек, вступающий в мир, часто настроен революционно, максималистски: ему хочется изменить окружающее, однако многое, на что он покушается, не поддается переделке. Нетрудно, разумеется, обозвать любовь «Вашей», но подлежит ли она обновлению коренному? Можно проклясть быт как самое застойное болото, «Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней?» (эти позднейшие пастернаковские строчки прекрасно комментируют поэму Маяковского). И сколько ни признавай проявления чувств непростительной слабостью, они живут, они неуничтожимы — так же как неразрешимы все другие извечные проблемы.

Отнюдь не титаническая, а человеческая натура («Я только стих, / я только душа») сталкивается с требованиями сверхчеловеческими, с программой революции духа. Итогом, продуктом этого борения должен был стать совершенно новый человек, о чем тогда же поэт сообщал в письме Л. Ю. Брик. Однако умозрительная теория любви по Чернышевскому, которая так увлекала дружеский круг Маяковского, постоянно расходилась с реальностью: старинные любовные драмы продолжали преследовать молодых (образ комсомольца-самоубийцы), а ведь именно с ними поэт связывал главные свои надежды в процессе преобразования мира; ни на минуту не прекращается и борьба лирического героя с самим собой.

«Про это» отличается сложной сюжетной и речевой организацией. Это сбивчивый рассказ о муках любви, переводящий биографические факты в фантастические и гиперболические планы. Уже на первых страницах кухарка превращается в секунданта, затем происходит условное, лишь заостряющее трагические ощущения одиночества, размыкание тюремных стен — преображение пространства заключения: слеза оборачивается рекой, подушка — льдиной-плотом, а сам герой — медведем. Его облики будут меняться: произойдут встречи с собой прежним, «человеком из-за 7-ми лет»; с «отвратительным жильцом в галифе»; с мальчиком-самоубийцей, похожим, в свою очередь, на Христа; с другим погибшим юношей — Лермонтовым.

Именно образы сатирических и трагических двойников, свидетельствующих о накале внутренней борьбы, оказываются в центре подробного учительского комментария, который, впрочем, не исключает диалога или опроса, учитывающих пересечения поэмы «Про это» с дореволюционными произведениями Маяковского и романтическими традициями в русской литературе XIX века.

Кульминация поэмы — это «ея невыносимый голос», услышанный в мещанском хоре. Героиню автор тоже хотел бы представить в качестве своего лирического двойника, но ее сопротивление — особенно сильное. Весь сюжет «Про это» — удар врастяжку, который наносит по иллюзиям героиня. Не случайно поэма завершается судорожной попыткой восстановления утопии.

Как романтик и как ницшеанец, Маяковский не мог жить только в настоящем, тем более в безысходности настоящего. После революции зримый позитивный идеал становится обязательным атрибутом произведений. Герой и героиня (а точнее — ее прототип) «Про это» как будто бы соглашаются, что подлинная любовь должна освободиться от обыденности. И хотя по ходу сюжета героиня не раз окажется у нее в плену, да и герой, стоя на невском ветру, будет тосковать по простому теплу, у него не остынет желание вырвать возлюбленную из окружающего. Однако быт непобедим. Впрочем, автор надеется, что непобедим он лишь сейчас, что переделка мира и душ приведет к замене отдельных домов, квартир «единым / человечьим общежитьем». Финал «Про это» омрачен лишь тем, что счастливое разрешение мучительных противоречий откладывается на тысячелетие — отодвигается в XXX век.

Перенесенная из личной в социальную сферу дилемма «любовь или быт» перестает быть неразрешимой. Перспективы мира для поэта абсолютно ясны, и, выйдя на его глобальные пути, Маяковский преодолевает не только трагедию, но и ту индивидуальную лирику, которая привлекла и привлекает к нему читателей. Личное все более тяготеет к общественному, и не удивительно, что в позднейших стихотворениях («Письма» Кострову и Татьяне Яковлевой) автор будет демонстрировать их нарочитое, искусственное слияние.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: