Сказки Салтыкова – Щедрина

Многие писатели и поэты использовали сказку в своем творчестве. С ее помощью автор выявлял тот или иной порок человечества или общества. Сказки Салтыкова-Щедрина резко индивидуальны и не похожи ни на какие другие. Сатира была оружием Салтыкова-Щедрина. В ту пору из-за существовавшей строгой цензуры автор не мог до конца обнажить пороки общества, показать всю несостоятельность российского управленческого аппарата. И все же с помощью сказок «для детей изрядного возраста» Салтыков-Щедрин смог донести до людей резкую критику существующего порядка. Цензура пропустила сказки великого сатирика, не сумев понять их назначение, обличающую силу, вызов существующему порядку.

Для написания сказок автор использовал гротеск, гиперболу, антитезу. Также для автора был немаловажен «эзопов» язык. Стараясь скрыть от цензуры истинный смысл написанного, он пользовался и этим приемом. Писатель любил придумывать неологизмы, характеризующие его героев. Например, такие слова как «помпадуры и помпадурши», «пенкосниматель» и другие.

Условно все сказки Салтыкова-Щедрина можно разделить на четыре группы: сатира на правительственные круги и господствующее сословие; сатира на либеральную интеллигенцию; сказки о народе; сказки, обличающие эгоистическую мораль и утверждающие социалистические нравственные идеалы.

К первой группе сказок можно отнести: «Медведь на воеводстве», «Орел-меценат», «Богатырь», «Дикий помещик» и «Повесть о том. как один мужик двух генералов прокормил». В сказке «Медведь на воеводстве» развертывается беспощадная критика самодержавия в любых его формах. Рассказывается о царствовании в лесу трех воевод-медведей, разных по характеру: злого сменяет ретивый, а ретивого — добрый. Но эти перемены никак не отражаются на общем состоянии лесной жизни. Не случайно про Топтыгина первого говорится в сказке: «он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина». Зло заключается не в частных злоупотреблениях отдельных воевод, а в звериной, медвежьей природе власти. Оно и совершается с каким-то наивным, звериным простодушием: «Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец, забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил. Сделавши это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения». В сказке «Орел-меценат» Салтыков-Щедрин показывает враждебность деспотической власти просвещению, а в «Богатыре» история российского самодержавия изображается в образе гниющего богатыря и завершается полным его распадом и разложением.

Обличению паразитической сущности господ посвящены сказки о диком помещике и о двух генералах. Между ними много общего: и в том, и в другом случае Салтыков-Щедрин оставляет господ наедине, освобожденными от кормильцев и слуг. И вот перед «освобожденными» от мужика господами открывается один-единственный путь — полное одичание.

Беспримерная сатира на русскую интеллигенцию развернута в сказках о рыбах и зайцах. В «Самоотверженном зайце» воспроизводится особый тип трусости: заяц труслив, но это не главная его черта. Главное — в другом: «Не могу, волк не велел». Волк отложил съедение зайца на неопределенный срок, оставил его под кустом сидеть, а потом разрешил даже отлучиться на свидание с невестою. Что же руководило зайцем, когда он обрек себя на съедение? Трусость? Нет, не совсем: с точки зрения зайца — глубокое благородство и честность. Ведь он волку слово дал! Но источником этого благородства оказывается возведенная в принцип покорность — самоотверженная трусость! Правда, есть у зайца и некий тайный расчет: восхитится волк его благородством, да вдруг и помилует.

Помилует ли волк? На этот вопрос отвечает другая сказка пол названием «Бедный волк». Волк не по своей воле жесток, а «комплекция у него каверзная», ничего, кроме мясного, есть не может. Так в книге зреет мысль сатирика о тщетности надежд на милосердие и великодушие властей, хищных по своей природе и по своему положению в мире людей.

«Здравомысленный заяц» в отличие от самоотверженного — теоретик, проповедующий идею «цивилизации волчьей трапезы». Он разрабатывает проект разумного поедания зайцев: надо, чтобы волки не сразу зайцев резали, а только бы часть шкурки с них сдирали, так что спустя некоторое время заяц другую бы мог представить, Этот «проект» — злая пародия Салтыкова-Щедрина на теории либеральных народников, которые в реакционную эпоху 80-х годов отступили от революционных принципов и перешли к проповеди «малых дел», постепенных уступок, мелкого реформизма.

“Здравомысленный заяц” в отличие от самоотверженного проповедует свои теоретические принципы. То же самое делает вяленая вобла в сравнении с премудрым пискарем. Премудрый пискарь жил и дрожал. Вяленая вобла переводит такую жизненную практику в разумную теорию, которая сводится к формуле: «уши выше лба не растут». Из этой формулы она выводит следующие принципы: «Ты никого не тронешь, и тебя никто не тронет». Но приходит срок - и проповедующая «умеренность и аккуратность» вяленая вобла обвиняется в неблагонадежности и отдается в жертву «ежовым рукавицам».

К сказкам о либералах примыкает «Карась-идеалист», она отличается грустной сатирической тональностью. В этой сказке Салтыков-Щедрин развенчивает драматические заблуждения русской и западноевропейской интеллигенции, примыкающей к социалистическому движению. Карась-идеалист исповедует высокие социалистические идеалы и склонен к самопожертвованию ради их осуществления. Но он считает социальное зло простым заблуждением умов. Ему кажется, что и щуки к добру не глухи. Он верит в достижение социальной гармонии через нравственное перерождение, перевоспитание щук.

И вот карась развивает перед щукой свои социалистические утопии. Два раза ему удается побеседовать с хищницей, отделавшись небольшими телесными повреждениями. В третий раз случается неизбежное: щука проглатывает карася, причем важно, как она это делает. Первый вопрос карася-идеалиста — «Что такое добродетель?» заставляет хищницу разинуть пасть от удивления, машинально потянуть в себя воду, а вместе с ней так же машинально проглотить карася. Этой деталью Салтыков-Щедрин подчеркивает, что дело не в «злых» и «неразумных» щуках: сама природа хищников такова, что они проглатывают карасей непроизвольно — у них тоже «комплекция каверзная»! Итак, тщетны все иллюзии на мирное переустройство общества, на перевоспитание хищных щук, орлов, медведей, волков... Теперь постараемся рассмотреть основные особенности жанра сказки писателя на примере нескольких его произведений. В «Диком помещике» автор показывает, до чего может опуститься богатый барин, оказавшийся без слуг. В этой сказке применена гипербола. Сначала культурный человек, помещик превращается в дикое животное, питающееся мухоморами. Здесь мы видим, как беспомощен богатый без простого мужика, как он неприспособлен и никчемен. Этой сказкой автор хотел показать, что простой русский человек — нешуточная сила. Подобная идея выдвигается и в сказке «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Но здесь читатель видит безропотность мужика, его покорность, беспрекословное подчинение двум генералам. Он даже сам привязывает себя на цепь, что лишний раз указывает на покорность, забитость, закабаленность русского мужика.

В этой сказке автором использованы и гипербола, и гротеск, Салтыков-Щедрин наталкивает читателя на мысль о том, что пора мужику проснуться, обдумать свое положение, перестать безропотно подчиняться.

В «Премудром пискаре» мы видим жизнь обывателя, боящегося всего на свете. «Премудрый пискарь» постоянно сидит взаперти, боясь лишний раз выйти на улицу, с кем-нибудь заговорить, познакомиться. Он ведет жизнь замкнутую, скучную. Своими жизненными принципами он напоминает другого героя, героя А. П. Чехова из рассказа «Человек в футляре», Беликова. Только перед смертью задумывается пискарь о прожитой жизни: «Кому он помог? Кого пожалел, что он вообще сделал в жизни хорошего? — Жил — дрожал и умирал — дрожал». И только перед смертью осознает обыватель, что никому-то он не нужен, никто его не знает и о нем не вспомнит.

Мораль сказки в том: что есть человеческая жизнь? Как и для чего жить? В чем смысл жизни? Разве эти вопросы не волнуют людей и в наше время, впрочем, так же как они волновали людей во все времена? Это вечные и, кажется, неразрешимые однозначно вопросы. В какое время, перед кем бы они ни вставали, эти глобальные вопросы, каждый отвечает на них по-своему. Сколько людей, задающих себе эти вопросы, столько и ответов на них!

Сказка переводит нас с уровня пискаря на уровень человеческой жизни. С точки зрения самого автора премудрый пискарь, на самом деле, обнажил все свои глупые недостатки в жизненной философии, направленной на определенную цель: «Жить, как можно тише!» На что направлен ум «мудреца»? Лишь на то, чтобы сберечь свою «распостылую» жизнь. И сатирик заставляет его перед лицом смерти понять всю бессмысленность прожитой им жизни. При всем комизме этой сказки финал ее звучит глубоко трагически. Мы слышим голос самого Салтыкова-Щедрина в тех вопросах, которые перед смертью задает себе пискарь. Вся жизнь мгновенно пронеслась перед умирающим. Какие были у него радости? Кого он утешил? Кого обогрел, защитил? Кто слышал о нем? Кто вспомнит о его существовании? И на все эти вопросы ему пришлось отвечать: «никому», «никто». Так писатель определил для героя сказки, премудрого пискаря, самую страшную пору: позднее, бесплодное прозрение, осознание перед лицом смерти, что жизнь прожита зря, впустую! Я считаю, что эта сказка не только наиболее современна среди всех произведений Салтыкова-Щедрина, но даже вечна.

Страшную обывательскую отчужденность, замкнутость в себе показывает писатель в «Премудром пискаре». М. Е. Салтыкову-Щедрину горько и больно за русского человека.

С удивительной проникновенностью показывает Салтыков-Щедрин внутреннее родство социалистической морали с глубинными основами христианской народной культуры в сказке «Христова ночь». Пасхальная ночь. Тоскливый северный пейзаж. На всем печать сиротливости, все сковано молчанием, беспомощно, безмолвно и задавлено какой-то грозной кабалой... Но раздается звон колоколов, загораются бесчисленные огни, золотящие шпили церквей, — и мир вокруг оживает. Тянутся по дорогам вереницы деревенского люда, подавленного, нищего. Поодаль идут богачи, кулаки — властелины деревни. Все исчезают вдали проселка, и вновь наступает тишина, но какая-то чуткая, напряженная... И точно. Не успел заалеть восток, как совершается чудо: воскресает поруганный и распятый Христос для суда на этой грешной земле. «Мир вам!» — говорит Христос нищему люду: они не утратили веры в торжество правды, и Спаситель говорит, что приближается час их освобождения. Затем Христос обращается к толпе богатеев, мироедов, кулаков. Он клеймит их словом порицания и открывает им путь спасения — суд их совести, мучительный, но справедливый. И только предателям нет спасения. Христос проклинает их и обрекает на вечное странствие.

В сказке «Христова ночь» Салтыков-Щедрин исповедует народную веру в торжество правды и добра. Христос вершит Страшный суд не в загробном мире, а на этой земле, в согласии с крестьянскими представлениями, заземлявшими христианские идеалы.

Неизменной осталась вера Салтыкова-Щедрина в свой народ, в свою историю. «Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России, — писал Михаил Евграфович. — Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России». Эти слова можно считать эпиграфом ко всему творчеству сатирика, гнев и презрение которого рождались из суровой и требовательной любви к Родине, из выстраданной веры в ее творческие силы, одним из ярчайших проявлений которых была русская классическая литература.

Наивная фантастика народной сказки органически сочетается у Щедрина с реалистическим изображением действительности. Причём, крайнее преувеличение в описании героев и ситуаций не противоречит жизненной правде, а, наоборот, даёт возможность сатирику заострить внимание на особенно опасных, негативных сторонах жизни русского общества. Сказки Салтыкова-Щедрина оказали большое воздействие на дальнейшее развитие русской литературы и особенно жанра сатиры.