Очерк 7. Имущественная основа корпоративной деятельности (на примере хозяйственных обществ)

 

Уставный капитал как номинальная величина и как имущественная основа юридического лица. Гражданско-правовая природа действий по внесению имущества в уставный капитал и последствия незаконных действий этого рода. Правовая природа доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью. Виндикация доли. Защита прав участников общества с ограниченной ответственностью при отчуждении доли участия с нарушением преимущественного права покупки в связи с проблемой соотношения доли в уставном капитале ООО и доли в праве общей собственности. Смешение долей и его гражданско-правовые последствия (в контексте проблемы защиты имущественных интересов участника корпорации, лишенного принадлежавшей ему доли).

 

1. Вопросы, связанные с имущественной основой любого юридического лица (формирование, значение, изменение и т.п.), привлекают внимание многих исследователей*(556). Такой пристальный интерес к названной проблематике обусловлен прежде всего остротой ряда проблем, выявленных в процессе как применения законодательства о юридических лицах, так и деятельности самих юридических лиц.

Уставный капитал традиционно воспринимается как чисто номинальная (счетная), выраженная в деньгах величина, определяемая для целей периодического соотнесения с нею величины чистых активов хозяйственного общества (п. 4 ст. 90, п. 4 ст. 99 ГК): если величина чистых активов меньше размера уставного капитала, то таковой подлежит уменьшению до величины стоимости чистых активов. Если же стоимость чистых активов меньше минимального размера уставного капитала, установленного законодательством для хозяйственного общества соответствующего вида, то данное общество подлежит ликвидации. Выходит, что размером уставного капитала определяется минимальный размер имущества хозяйственного общества, свободного от каких-либо ограничений и обременений, в том числе и от обязательственно-правовых притязаний (требований) его кредиторов; вероятно, отсюда проистекает господствующее в литературе стремление трактовать уставный капитал как минимальную имущественную гарантию интересов кредиторов юридического лица либо (точнее) как минимальный имущественный фонд, обеспечивающий деятельность корпорации*(557). Впрочем, вряд ли данную функцию уставного капитала можно назвать успешной: на практике наличие у организаций минимального уставного капитала*(558) и не помогает им успешно осуществлять свою деятельность, и не защищает интересов их кредиторов, мало что получающих от организации как в процессе ее деятельности, так и в ходе ее ликвидации*(559). Очевидно, более плодотворным является подход, принятый в странах англосаксонской системы права, где состояние имущественного благополучия, устойчивости корпорации привязано не к уставному капиталу*(560), а к состоянию чистых активов*(561) и иных правовых институтов*(562).

Из всех многочисленных функций уставного капитала*(563), выделяемых исследователями, вероятно, следует согласиться с реальностью только трех. Первая - стартовая - функция: чем быстрее будет внесено имущество в уставный капитал, чем более адекватно это имущество будет отвечать требованиям хозяйственной деятельности, которой планирует заниматься юридическое лицо, чем более ликвидным будет это имущество - тем быстрее организация "освоится" (приобретет возможность полноценно участвовать) в гражданском обороте. Тем не менее, как показывает практика, не всякое внесенное имущество способно приносить организации пользу: встречаются случаи внесения имущества, которое (даже будучи адекватно оцененным) не способно выполнять ни стартовую функцию, ни приносить какую-либо иную пользу корпорации по причине затруднительности или даже невозможности использования такового в ее повседневной деятельности. Пример И.Т. Тарасова*(564) свидетельствует о том, что формировать уставный капитал следует либо деньгами (которые сразу можно ввести в оборот вследствие их максимальной ликвидности), либо таким имуществом, которое может быть реально использовано в коммерческой деятельности юридического лица*(565).

Кроме стартовой функции уставный капитал позволяет периодически контролировать величину чистых активов хозяйственных обществ (см. об этом выше), а также дает возможность устанавливать степень заинтересованности каждого участника общества в деятельности общества, поскольку, во-первых, именно от размера доли участника в уставном капитале зависят его возможности при голосовании на общем собрании участников (акционеров) общества. Как указал ВАС РФ, разделение уставного капитала на акции (доли) представляет собой механизм корпоративного контроля*(566). Кроме того (и это - во-вторых), именно в соответствии с размером долей в уставном капитале осуществляется распределение между участниками полученной хозяйственным обществом прибыли*(567), т.е. достигается главная цель корпорации - коммерческой организации.

В ряде случаев практика использует уставный капитал для обоснования иных, непосредственно не связанных с минимальным имуществом юридического лица гарантий кредиторов. Например, по указанию одного из кассационных арбитражных судов, системный анализ ст. 11 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. N 395-1 "О банках и банковской деятельности", позволяет суду сделать вывод о том, что "...ограничение учредителя в вопросах распоряжения его имуществом в виде доли в уставном капитале кредитной организации служит целям обеспечения финансовых гарантий ее кредиторам"*(568). Впрочем, такое понимание уставного капитала можно считать уже достоянием прошлого, о чем свидетельствует, в частности, разъяснение ВАС РФ по вопросу о законности деятельности хозяйственных обществ, размер уставного капитала которых на момент своего создания соответствовал требованиям закона, но впоследствии стал меньше установленного законодательством минимума*(569). Отсутствие необходимости периодически "поднимать" размер уставного капитала до актуального (действующего) уровня подтверждает, в частности, тот факт, что в действительности размер уставного капитала, сам по себе, не является хоть сколько-нибудь существенной гарантией прав кредиторов общества. В противном случае, этот вопрос был бы решен высшими судебными инстанциями иначе.

2. С процессом формирования уставного капитала корпорации связан ряд юридических проблем*(570). Одной из них является проблема юридической природы действий по внесению вкладов в уставный капитал. Не подлежит никаким сомнениям только одно: перед нами - распорядительный акт, т.е. действие, совершаемое в ходе реализации гражданской правоспособности обладателя субъективного имущественного права и направленное, с одной стороны, на прекращение этого права у отчуждателя, а с другой - на возникновение идентичного права у приобретателя. В нашем случае отчуждателем выступает участник (лицо, вносящее имущество в уставный капитал), а приобретателем - корпорация (юридическое лицо)*(571). Так, например, с внесением в уставный капитал каких-нибудь вещей внесший их учредитель утрачивает право собственности на эти вещи, а корпорация (юридическое лицо) приобретает право собственности на них. Ясно, что правильное понимание юридической природы этого распорядительного акта имеет чрезвычайно важное значение для случаев распоряжения таким имуществом, которым учредитель не имел права распоряжаться, например, потому, что не обладал правом собственности на него, а следовательно - являлся неправомочным отчуждателем этого имущества*(572).

Разберем данную проблему на примере имущества, способного быть объектом права собственности (вещей), поскольку, с одной стороны, именно вещи представляют собой то имущество, которое наиболее часто вносится в уставные капиталы и которое, имея самостоятельное существование, способно служить наиболее прочной гарантией удовлетворения интересов кредиторов*(573), а с другой - учение именно о вещных распорядительных актах является наиболее разработанным в отечественной цивилистике.

Статьей 302 ГК установлены два следующих случая приобретения права собственности вопреки дефектам распорядительного акта: 1) добросовестное приобретение денег или ценных бумаг на предъявителя; 2) добросовестно-возмездное приобретение иного имущества, выбывшего из обладания (владения) собственника по его воле. Следовательно, наша проблема распадается на две следующих части: 1) случай внесения в уставный капитал денег или бумаг на предъявителя; 2) случай внесения в уставный капитал иного имущества. В первом случае нам достаточно установить, сопровождается ли незаконный распорядительный акт (акт внесения в уставный капитал денег или бумаг на предъявителя) актом их добросовестного приобретения в собственность хозяйственным обществом; при положительном ответе на этот вопрос можно переходить к разбору второго случая, т.е. устанавливать не только добросовестность, но и возмездность акта приобретения.

Прежде чем обсуждать оба этих вопроса - о добросовестном и возмездном характере актов приобретения имущества, вносимого в уставный капитал, - зададимся вопросом другим, более общим: а есть ли здесь вообще акт приобретения? Акт распоряжения (в виде отчуждения), без сомнения, налицо (другое дело - вопрос о последствиях такого акта); но есть ли акт приобретения? - вот в чем вопрос. Действительно, ведь если имущество вносится в уставный капитал до момента государственной регистрации юридического лица, то ясно, что ни о каком приобретательном акте здесь помыслить просто невозможно, ибо его попросту... некому совершить! До государственной регистрации приобретателя имущества как субъекта гражданских правоотношений (юридического лица - корпорации) еще не существует. Сказанное свидетельствует, с одной стороны, о невозможности выражения подобным (еще не существующим) "субъектом" своей юридически релевантной воли, а значит и об отсутствии оснований исследовать какие-либо "акты" такого "лица", и уж тем более - их качества (добрую совесть и возмездный характер). С другой стороны, сказанное означает, что основанием возникновения права собственности на имущество, вносимое в уставный капитал юридического лица, является не акт его приобретения. Кстати сказать, это замечание актуально в том числе и в случае внесения имущества в уставный капитал уже действующего хозяйственного общества - существующего субъекта права, ибо одно и то же действие не может иметь различного юридического объяснения, зависящего от того, в отношении кого оно совершается.

Оппоненты данной точки зрения обычно указывают, что создание юридического лица есть результат волевых действий его учредителя (учредителей). Формирование уставного капитала - одно из таких действий. Поэтому представляется, что "добросовестность" юридического лица в рассматриваемых случаях должна выражаться в "добросовестности" его учредителя (учредителей)*(574). Это, в частности, означает, что если в судебном порядке установлена недобросовестность учредителя (учредителей) в качестве отчуждателя, то не может идти речи и о добросовестном приобретении спорного имущества таким юридическим лицом. Аналогичное мнение высказано и другим автором: если внесший в уставной капитал юридического лица имущество учредитель знал о незаконности своего акта приобретения имущества, то, соответственно, и созданное им общество не может сослаться на свою добрую совесть против заявленного виндикационного иска*(575).

Представляется, однако, что оснований к тому, чтобы согласиться с этими возражениями, на самом деле нет. Как было указано выше, при отсутствии субъекта, который мог бы совершить приобретательный акт, делается беспредметным обсуждение подобных актов. Это означает, что основанием возникновения права юридического лица на имущество, вносимое в его уставный капитал, является не акт его приобретения, а какое-то другое обстоятельство (иной юридический факт). Сказанное в полной мере подтверждается и в случае внесения дополнительных вкладов в уставной капитал уже созданного юридического лица: субъект, который мог бы совершить акт приобретения, налицо, а приобретательного акта все равно нет. Почему? Потому что волеизъявление подобного "приобретателя" юридически безразлично. Если участники корпорации приняли решение об увеличении ее уставного капитала путем внесения дополнительных вкладов, то корпорации ничего не остается, как... просто принять это решение к сведению. Даже если корпорация каким-то образом попытается "возмутиться"*(576) (я, дескать, "не хочу", чтобы мне увеличивали уставный капитал до такого-то значения, или "не хочу", чтобы его увеличивали таким имуществом, или "не хочу", чтобы его увеличивали определенные участники, и т.д.), это не будет иметь ровно никакого юридического значения; право этого возмущения просто не заметит, подобно тому, как оно не замечает и множества других действий, юридически безразличных (актов сна, приема пищи, отправления естественных потребностей, уборки собственной квартиры, чтения газет, написания писем, мук неразделенной любви и т.п.). Нет, стало быть, и никаких причин ставить вопрос о том, является ли "приобретение" имущества в ходе его внесения в уставный капитал актом добросовестным или недобросовестным, возмездным или безвозмездным, - подобная постановка вопросов некорректна по причине отсутствия самого приобретения.

Высокая степень практической значимости правильного решения данного вопроса (и ответственности за такое решение) вынуждает нас отказаться (по крайней мере пока) от попыток квалификации (определения юридической природы) акта внесения имущества в уставный капитал - попыток его подведения под какое-то более широкое (родовое) гражданско-правовое понятие*(577). Для практических целей будет вполне достаточным признание акта внесения имущества в уставный капитал за особенное первоначальное (оригинарное) основание возникновения права собственности*(578) юридического лица на это имущество. Отсутствие законодательно установленных правил об основаниях и условиях оспаривания актов внесения имущества в уставный капитал делает такое оспаривание по общему правилу невозможным*(579).

Впрочем, традиционный подход также не дает оснований для виндикации имущества, внесенного в уставный капитал учредителем, не имевшим права им распоряжаться, при создании юридического лица. Выработанные в цивилистике критерии определения недобросовестности фактического владельца никак не могут быть применимы к юридическим лицам, получившим имущество в процессе своего создания. Этому препятствует субъективный критерий определения недобросовестности в виндикационном отношении: лицо "знало или должно было знать". Если хозяйственное общество получает имущество при создании, когда его уставный капитал еще окончательно не сформирован, а само общество в качестве юридического лица не зарегистрировано, то, следовательно, оно не является ни полноценным участником коммерческого оборота, ни субъектом гражданских правоотношений, в том числе не обладает полной сделкоспособностью*(580). Хозяйственное общество в стадии своего образования лишено возможности предпринимать какие-либо действия, направленные на определение юридической чистоты деятельности своих учредителей. "Добросовестность" такого общества не может быть поставлена под сомнение точно так же, как невозможно поставить под сомнение "добросовестность" неодушевленного предмета: подобно тому, как стена или камень не знали и не должны были ни о чем знать (в том числе и о незаконном приобретении кем-либо какого-то имущества), точно так же об этом не может и не должно знать образование, не являющееся субъектом гражданского права (образование в гражданско-правовом смысле неодушевленное). Ясно, что требования, фактически имеющие целью возврат имущества в натуре от субъекта, которому таковое принадлежит на праве собственности, не могут подлежать удовлетворению (во всяком случае - на тех условиях, при которых удовлетворяются виндикационные иски).

Продолжая данную логику, мы (увы!) обязаны будем признать, что вопрос должен решаться иначе, если мы обсуждаем его применительно к ситуации внесения взносов в уставный капитал уже созданного хозяйственного общества. Данное различие - осуществляется ли взнос в ходе формирования уставного капитала еще не созданной организации или изменение уставного капитала уже наличествующего юридического лица - получает существенное значение именно при определении недобросовестности последнего. Если на этапе формирования уставного капитала корпорация по определению не может быть недобросовестной, то при приобретении имущества в ходе увеличения уставного капитала, т.е. при последующем изменении сформированного уставного капитала, корпорация является вполне полноценным участником коммерческого оборота и нормальным субъектом гражданского права, а значит, приобретая имущество, имеет возможность принимать меры для установления правомочности участника, вносящего имущество, распоряжаться таковым. Непринятие таких мер, состав и характер которых зависят, разумеется, от ситуации, равно как и получение имущества, невзирая на достоверное знание о неправомочности его отчуждателя, будет равнозначно недобросовестности корпорации.

Придя к такому выводу, мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью ответить на следующий вопрос - является ли внесение имущества в уставный капитал корпорации возмездным или безвозмездным приобретением?

Возмездность (безвозмездность), как известно, представляет собой одно из фундаментальных качеств, характеризующих сделку. Применительно к рассматриваемому нами вопросу внесение вклада в уставный капитал юридического лица подавляющим большинством авторов квалифицируется как договор*(581). Уместным будет процитировать одного из авторов, наиболее рьяно отстаивающего свои взгляды на природу этого весьма интересного правового явления: "...между вновь созданным обществом и акционером существуют договорные отношения, которые мы поименовали договором подписки на акции. Этот договор имеет синаллагматический характер (одно лицо передает ценные бумаги, другое - деньги или иное имущество), и потому он должен быть признан возмездным договором"*(582).

По нашему мнению, градация "возмездный - безвозмездный" (а равно и договорная теория) применительно к процессу формирования уставного капитала корпорации вообще не применима. Как известно, возмездной признается сделка, по которой сторона за исполнение своих обязанностей получает плату, определенное имущество или иное встречное предоставление. Можно ли расценивать предоставление участнику акций (долей) за исполнение им обязанности по внесению вклада в уставный капитал как признак возмездности? По мнению сторонников договорной теории - да, мы же полагаем, что нет. Первое, о чем, очевидно, забывают сторонники договорной теории, - это принцип свободы договора. Лица, заключающие договор, определяющие по своему усмотрению условия договора, выражают свою волю. Соответственно, говоря о возмездности договора, опосредующего процесс формирования уставного капитала, можно представить следующие варианты:

(а) участник вносит деньги (имущество), общество передает акции (доли);

(б) участник вносит деньги (имущество), общество взамен ничего не передает; (в) участник ничего не вносит, общество передает ему акции (доли)*(583).

Применительно к процессу формирования уставного капитала (внесения вклада) очевидно, что по крайней мере одна из сторон "договора подписки на акции" (хозяйственное общество, уставный капитал которого находится в процессе формирования) не может выразить никакой "своей воли". Лицо (потенциальный участник) вносит вклад, а общество... не может его не принять, равно как и не может не передать внесшему вклад лицу акции (долю участия в собственных делах и капиталах). Точно так же и лицо, делающее взнос в оплату уставного капитала, не имеет никакой возможности претендовать на какое-то иное предоставление, кроме приобретения соответствующего числа акций (соответствующей доли участия). Оно может вообще не формировать никакой воли по этому вопросу, а сформировав, может не выражать ее - таковая будет юридически безразлична. Это означает не столько то, что в рассматриваемом нами случае у лиц, заключающих пресловутый "договор", нет свободы выбора (участник передает обществу деньги (имущество), получая взамен от общества акции (доли), - может быть только так и никак иначе*(584)), сколько то, что здесь не приходится говорить и о самом договоре вообще.

Этот вывод вполне подтверждается еще и тем, что в рассматриваемой ситуации не находит своего воплощения и такой аспект свободы договора, как свобода в выборе контрагента. Руководствуясь этим принципом, хозяйственное общество должно было бы быть свободно в решении вопроса о том, принимать ли от конкретного лица взнос в уставный капитал (заключать ли с ним договор) или нет; оно также должно было бы иметь возможность во всякое время приглашать желающих лиц делать взносы в уставный капитал и, по мере принятия таких предложений и поступления взносов, увеличивать таковой. Ничего этого в случае с хозяйственными обществами (да и с иными юридическими лицами тоже) мы не наблюдаем.

В результате можно сделать следующий вывод - в анализируемой ситуации вообще не возникают договорные отношения*(585). В этой связи следует признать, что критерий возмездного или безвозмездного приобретения в этой ситуации вовсе неприменим. Это обстоятельство делает постановку вопроса о применении соответствующего критерия как одного из условий ограничения виндикации от добросовестного приобретателя попросту некорректной. В принципе, данный вывод можно признать соответствующим судебно-арбитражной практике, поскольку таковая обходит вопрос о характере приобретения имущества, вносимого в уставный капитал (возмездном или безвозмездном), стороной, ограничиваясь обсуждением одного лишь критерия добросовестности.

Первоначально арбитражная практика, основываясь на позиции ВАС РФ, удовлетворяла требования о виндикации имущества, внесенного в уставные капиталы*(586). При этом такие факты, как добросовестность приобретения, во внимание не принимались; можно предположить, что так происходило потому, что на самый факт приобретения имущества внимание, в общем-то, почти не обращалось.

Ситуация изменилась с выходом постановления Пленума ВАС от 25 февраля 1998 г. N 8, в п. 2 которого указывалось на то, что с момента внесения имущества в уставный капитал юридического лица учредители (участники) утрачивают право собственности на это имущество. С этого момента судебная практика стала придерживаться следующей позиции: истребование имущества, внесенного в оплату уставного капитала, по общему правилу невозможно; исключение (возможность истребования) образует только случай признания недействительными учредительных документов юридического лица*(587). Президиум ВАС РФ также указал нижестоящим судам, что к спорам об истребовании имущества, внесенного в уставный капитал, подлежат применению нормы ГК о защите добросовестного приобретателя*(588). В целом, при рассмотрении исков об истребовании имущества, внесенного в уставный капитал, арбитражные суды следуют этой практике и обсуждают, может ли приобретатель быть признан недобросовестным. Если обстоятельств, свидетельствующих о его недобросовестности, не устанавливается (имеет место bona fidei), то в иске отказывается*(589).

Определение правовой природы действия по внесению имущества в уставный капитал как акта реализации способности к распоряжению субъективным правом на это имущество является не вполне достаточным для ответа на вопрос о возможности применения такого способа возврата к первоначальному состоянию, как реституция. Если акт внесения имущества в уставный капитал хозяйственного общества является сделкой, то, очевидно, к нему могут быть применены законоположения о недействительных сделках и тех последствиях, которые влечет признание сделки недействительной, в том числе о реституции (возврате имущества, внесенного в уставный капитал, внесшему его учредителю). В связи с этим возникает вопрос: является ли внесение имущества в уставный капитал сделкой?

В литературе и арбитражной практике обыкновенно не встречается никаких затруднений в деле "сделочной" квалификации актов внесения имущества в уставный капитал и признания таких "сделок" недействительными; несколько разноречивы лишь взгляды на последствия такого признания. Например, один из окружных судов указал, что "...недействительность сделки по внесению имущества в уставный капитал акционерного общества не влечет применения в качестве последствия недействительности такой сделки признание недействительным акта государственной регистрации общества". Рассматривая конкретное дело, суд отметил, что "...акты государственной регистрации предприятий носят публично-правовой характер, в связи с чем не могут оцениваться как недействительные в процессе рассмотрения иного спора. Пока акт о регистрации акционерного общества не признан недействительным, суд должен исходить из законности создания данного общества"*(590). Иного мнения придерживается ФАС Уральского округа, который, в принципе, допускает возможность ликвидации юридического лица вследствие нарушений, допущенных при формировании его уставного капитала. Так, суд отметил, что "...вопрос о применении последствий недействительности сделки в виде возврата внесенного в уставный капитал акционерного общества имущества не может быть рассмотрен без одновременного рассмотрения вопроса о недействительности в соответствующей части устава этого общества, а также акта его государственной регистрации"*(591).

Мы полагаем, что ни процесс образования юридического лица в целом, ни отдельные акты внесения конкретными участниками конкретного имущества в уставный капитал юридического лица нельзя сводить к понятию сделки. Безусловно, учредительный договор или договор о совместной деятельности по созданию акционерного общества (сделки) играет в этом процессе существенную роль, но совершенно ясно, что одного только совершения подобных сделок для создания юридического лица далеко не достаточно. Возникновению юридического лица предшествует определенная совокупность юридических фактов, которую составляют: а) волеизъявление участников, оформленное договором; б) действия, направленные на создание юридического лица (в том числе - на формирование его имущественной базы); в) регистрация такового в органах юстиции, причем признание порочным какого-то одного факта из предложенной совокупности (например, учредительного договора или акта внесения имущества в уставный капитал) не уничтожает юридического лица. Юридическое лицо вообще не может быть признано ничтожным, подобно тому, как признаются ничтожными сделки, - во всяком случае, законодатель не упоминает о такой возможности ни единым словом. Сказанное, в совокупности с положениями п. 2 ст. 61 ГК, а также подходами, выработанными судебной практикой, наталкивает на мысль о том, что законодатель всеми силами стремился исключить возможность применения норм о недействительности сделок как к отдельным элементам фактического состава, влекущего возникновение юридического лица, так и ко всему этому фактическому составу в целом, т.е., в частности, о том, что внесение имущества в уставный капитал не является сделкой. Грубые и неустранимые нарушения, которые были допущены при внесении имущества в уставный капитал юридического лица, являются основанием не для констатации недействительности акта такого внесения, а основанием для ликвидации созданного подобным образом юридического лица.

3. Природа доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью*(592) на протяжении многих лет обращает на себя внимание многих исследователей. Следует отметить, что отсутствие в ст. 128 ГК такого объекта, как доля в уставном капитале, является очевидным упущением законодателя*(593). В свою очередь, это обстоятельство породило среди исследователей многочисленные поиски места категории "доля в уставном капитале" в системе гражданского права. Споры, как правило, связаны с определением правовой природы этого явления. Причем следует обратить внимание на то, что ученые, обращающиеся к анализу, единодушно рассматривают долю в качестве объекта гражданских прав, хотя бы и не названного таковым ст. 128 ГК.

Большинство авторов исходят из того, что по своей правовой природе доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью является особым имущественным правом. Так, например, Е.В. Кортенова пишет, что доля участника в уставном капитале общества представляет собой не имущество (вещь), а право требования участника к обществу, поэтому возмездное отчуждение доли в уставном капитале представляет собой договор об уступке права*(594). Также и В.В. Лемешов утверждает, что "...из характеристики отношений, вытекающих из доли участия в обществе с ограниченной ответственностью, долю участника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью можно определить как совокупность имущественных и неимущественных прав обязательственного характера, возникающих между участником и обществом с ограниченной ответственностью"*(595). В большинстве своем ученые считают, что данное право имеет скорее обязательственную природу (см. уже цитированные здесь работы*(596)). Так, например, В.В. Залесский констатирует, что "доля участника ООО в уставном капитале общества определяет размер обязательственного требования, принадлежащего участнику по отношению к обществу"*(597). Есть, впрочем, и точка зрения, согласно которой долю рассматривают как абсолютное право: "...идеальную квоту (часть) в праве собственности на имущество общества или товарищества, своеобразный аналог доли в общей собственности"*(598). Ряд исследователей пришли к выводу о том, что доля в уставном капитале должна быть отнесена не к "имущественным правам", а к "иному имуществу" (в терминах ст. 128 ГК)*(599).

Судебно-арбитражная практика единого подхода к определению правовой природы доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью также не выработала. Часть окружных судов идет по пути признания доли в обществе с ограниченной ответственностью объектом права собственности*(600); известны решения, в которых доля признается носителем имущественных прав, но не вещью*(601), "иным имуществом"*(602) или имущественным правом*(603).

По нашему мнению, доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью (а по большому счету - и доля участия в делах и капиталах всякого юридического лица - корпорации) является самостоятельным объектом права, поскольку представляет собой неразрывную совокупность (систему или комплекс) прав и обязанностей, которыми наделен каждый участник общества*(604).

Закон об ООО, говоря об отчуждении доли, оперирует термином "передача" (уступка). Это обстоятельство используется в качестве аргумента о том, что доля представляет собой имущественное право. Насколько логично на этом основании рассматривать долю в уставном капитале в качестве разновидности имущественного права? Мы склоняемся к мысли, что это не совсем правильный аргумент. Одно лишь указание на способ отчуждения, характерный для имущественных прав (уступку), не превращает долю в уставном капитале в имущественное право. В литературе уже было отмечено, что наряду с правами участника, в содержание категории "доля в уставном капитале" входят также и обязанности участника*(605); передать одни только права, составляющие долю, не передавая соединенных с ними обязанностей, невозможно. В этом смысле доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью весьма напоминает имущественный комплекс - неразрывное единство прав и обязанностей различного рода, объединенных воедино общим хозяйственным назначением объектов этих прав. Ближайшими аналогами доли в уставном капитале являются, стало быть, такие категории, как предприятие, паевой фонд и наследственная масса, словом, различные виды имущественных комплексов. Подобно тому, как под "вывеской", скажем, предприятия объединяются права самого разнообразного свойства и содержания - от права собственности на недвижимость до обязательственных прав (требований) или исключительных прав, выражающие принадлежность различного рода объектов, используемых как единое целое для осуществления определенного вида предпринимательской деятельности (и по этой причине - обременяемых обязанностями, из такой деятельности возникшими), точно так же и под обозначением "доля в уставном капитале" соединяются юридические возможности, оформляющие корпоративные отношения участников общества с ограниченной ответственностью друг с другом и с корпорацией (обществом). Почему так происходит? Какова цель такого объединения? Только одна - облечь в правовую форму отношения (факт) участия в (статус участника) общей (корпоративной) деятельности. Такое участие немыслимо без обременения статуса участника обязанностями, из такого участия возникающими.

Сделаем, однако, допущение следующего свойства: на секунду допустим, что доля участия выражается в одних только правах участника, - что тогда? Данные "права" неоднородны: одни являются имущественными (право на дивиденд, право на ликвидационный остаток), другие - неимущественные (право на получение информации, право на управление делами общества); одни представляют собой классические субъективные права (в том числе обязательственные, т.е. требования), другие же вовсе не являются правами, будучи элементами специальной корпоративной правоспособности*(606). Указанные права, как мы уже упоминали выше, образуют неразрывное единство, ибо по отдельности в обороте участвовать не способны*(607). Обратившись к положениям гл. 24 ГК, мы без труда установим, что таковые распространяются исключительно на обязательственные права (требования) и обязанности (долги); по правилам гл. 24 ГК - правилам о цессии или уступке - неразрывные совокупности прав разного рода в качестве единого объекта передаваться не могут; следовательно, "уступка доли", о которой говорит закон, - это совсем не та уступка, которая имеется в виду нормами гл. 24 ГК. Вот и выходит, что доля в уставном капитале несводима к классическому праву требования.

4. О самостоятельном характере доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью и о невозможности ее сведения к имущественному праву свидетельствует, в частности, судебная практика, допускающая возможность виндикации долей участия. Вполне, впрочем, понятно, что предметом классической виндикации могут быть лишь вещи, а не имущественные права. Нельзя, конечно, не признать, что рассмотрение доли в качестве неделимой совокупности (комплекса) прав и обязанностей связано с тем же затруднением: нематериальная природа такого объекта, как совокупность (комплекс), делает перспективы его виндикации - учитывая тот факт, что данный институт изначально был рассчитан на использование только в отношении объектов материального мира (вещей, предметов) - весьма сомнительными. Очевидно, судебную практику виндикации долей в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью следует понимать как практику применения норм о виндикации к объектам, хотя и не являющимся вещами по своим естественным свойствам, но сходным с вещами по характеристикам юридическим*(608). Между прочим, именно это сходство делает возможным (и весьма нередким) также и возникновение в практике тех ситуаций, которые впоследствии становятся поводами к виндикации, - ситуаций, в которых акты распоряжения долями участия в обществах с ограниченной ответственностью совершаются лицами, неправомочными к такому распоряжению. Так, случается, что такое распоряжение осуществляется якобы от имени участника, но на самом деле - по поддельным документам (договору с поддельной подписью или по подложной доверенности); иногда участник общества с ограниченной ответственностью лишается своей доли по решению общего собрания участников общества о зачислении доли на баланс общества и ее последующем отчуждении в связи с невнесением вклада в уставный капитал и т.д. Допустим, что данные процессы получили свое логическое завершение - на основе якобы состоявшегося перехода долей внесены соответствующие изменения в учредительные документы общества и осуществлена государственная регистрация этих изменений. Какой способ защиты наиболее полно защищал бы нарушенные в этой ситуации права участника?

Вполне понятно, что возмещение убытков не может являться равноценной компенсацией взамен потерянной доли, поскольку доля в уставном капитале представляет собой несколько больше, чем простая совокупность определенных имущественных выгод. Владелец доли заинтересован в возвращении самой доли. Отсюда, собственно, и возник вопрос о возможности применения института виндикации к искам об истребовании (возврате) доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью.

В ряде случаев суды, не давая правовой квалификации нарушенному праву истца, применяли вещно-правовые способы защиты, виндицируя долю из чужого незаконного владения. Вот мотивировка такого рода актов: "учитывая, что в соответствии со ст. 128 ГК к объектам гражданских прав относится, в том числе, и иное имущество в виде имущественных прав, то их защита от правонарушений допускается и с помощью вещно-правовых способов, предусмотренных ГК, в том числе и ст. 301 ГК, путем изъятия имущества из чужого незаконного владения. Поэтому способ защиты, выбранный истцом, определен спецификой защищаемого права и характером допущенного нарушения"*(609).

Конечно, подобная аргументация не может вызвать глубоких сомнений. Во-первых, вряд ли корректно отождествление доли с имущественным правом (см. об этом выше). Во-вторых, для использования вещно-правовых способов защиты недостаточно указать, что доля относится к имуществу (имущественным правам). Слово "имущество" имеет целый ряд значений. Когда говорят о праве собственности на имущество или о виндикации имущества, слово "имущество" употребляют совсем не в том смысле, в котором одноименное понятие определено ст. 128 ГК: как объектом права собственности, так и предметом виндикации может быть не всякое имущество, а только вещи - материальные (телесные) предметы. Доля же ни при каких обстоятельствах не может быть сочтена материальной субстанцией. Самое понятие о владении (и незаконном владении тоже) предполагает, что предмет владения должен относиться к числу явлений материального мира. Но доля в уставном капитале - явление идеальное, в пространстве не существующее, а поэтому и не способное к тому, чтобы быть предметом владения.

В-третьих, доля участия, будучи мерой или степенью выражения участия (математической или счетной величиной), не способна к индивидуализации, в то время как индивидуализация представляет собой один из важнейших признаков виндикации. Кстати, такую аргументацию использовал другой окружной суд, посчитавший, что предъявив требование о возврате (виндикации) доли из чужого незаконного владения, "...истец избрал ненадлежащий способ защиты своих прав. Виндикационный иск является способом защиты права собственности собственника к владеющему спорным имуществом несобственнику. Предметом виндикационного иска может быть только индивидуально-определенная вещь (ст. 301 ГК). Суд обоснованно сделал вывод о том, что доля участника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью не может быть предметом виндикационного иска, поскольку она не является вещью"*(610).

Учитывая сказанное, вполне понятно, что использование классического виндикационного иска для возврата доли участия в ООО, неизбежно должно быть сопряжено с рядом затруднений системного свойства*(611). Тем не менее именно подход, допускающий виндикацию доли в уставном капитале, является самым распространенным на практике. Как было отмечено в другом постановлении ФАС Московского округа, "...судебная практика исходит из возможности признания права собственности на долю в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью. Поскольку правовая ситуация, возникающая при выбытии из владения участника хозяйственного общества принадлежащих ему долей (акций), едина, следует исходить из одинакового механизма защиты прав собственника доли и бездокументарной акции, т.е. при нарушении права собственности на долю в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью применять такие способы защиты, как реституция и виндикация"*(612). Аналогичные выводы сделал и ФАС Северо-Кавказского округа*(613).

Действительно, практика виндикации доли в уставном капитале не выглядит в настоящее время обстоятельством, диссонирующим со сложившейся системой способов защиты субъективных прав. Любопытно и то, что почти одновременно (если не несколько раньше) с обоснованием возможности применения виндикации к анализируемым отношениям перед практикой был поставлен вопрос о том, можно ли признать участника общества с ограниченной ответственностью собственником доли в уставном капитале последнего. Анализ практики показал, что правоприменитель в подавляющем большинстве случаев не только не смущается самой постановкой вопроса, но и активно оперирует "собственнической" терминологией. Так, например, известна масса дел по искам о признании права собственности на долю в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью: предъявленные иски рассматриваются по существу и нередко удовлетворяются! Это означает, что предлагаемая истцами квалификация своих "прав на долю" в качестве вещных, равно как и избранный ими способ защиты данных прав, у судов не вызывают никаких сомнений*(614). Комментировать данную позицию мы можем лишь напоминанием о тех своих сомнениях, которые были высказаны выше, применительно к проблеме допустимости виндикации долей. В любом случае, подобное решение, очевидно, обусловленное в первую очередь практическими потребностями гражданского оборота, свидетельствует о необходимости скорейшей выработки теоретического объяснения природы данного правового явления и определения его места в системе институтов гражданского права.

Возможно ли восстановить правовое положение участника общества с ограниченной ответственностью каким-нибудь другим (не связанным с виндикацией) способом? В настоящее время существует судебная практика, свидетельствующая о том, что для восстановления в правах участника лицо, лишившееся доли в уставном капитале, может оспорить государственную регистрацию изменений, внесенных в учредительные документы общества относительно состава его участников и размера их долей. Однако следует согласиться, что, по сути, данный способ представляет собой ту же самую виндикацию, на что уже было обращено внимание в арбитражной практике. По одному из подобных дел суд, в частности, указал, что "...требование... о признании недействительными зарегистрированных налоговой инспекцией изменений, внесенных в учредительные документы ООО "Темп", относительно состава участников ООО "Темп", по существу, является виндикацией доли, приобретенной Н.А.С. (новый участник общества с доли в уставном капитале в размере 17,6%). Это требование не подлежало удовлетворению, так как истец не привлек Н.А.С. к участию в деле в качестве ответчика, лишив его возможности в полной мере осуществлять свою защиту, в том числе представить доказательства добросовестности приобретения этой доли"*(615).

Наши предложения по вопросу о способе восстановления имущественного интереса участника общества с ограниченной ответственностью, нарушенного в результате распоряжения принадлежавшей ему долей участия без его согласия неправомочным отчуждателем, излагаются ниже, в последнем пункте настоящего очерка, посвященном смешению долей.

5. Отдельный вопрос представляет собой проблема выбора способа защиты нарушенного преимущественного права приобретения доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью. Разрешив его по аналогии с нормами ГК о защите преимущественного права покупки доли в праве общей долевой собственности*(616), судебно-арбитражная практика признала существенное сходство правовой природы доли в уставном капитале и доли в праве общей собственности. Практика в целом единодушно применяет к отношениям о преимущественном праве покупки доли в уставном капитале общества разъяснения, содержащиеся в п. 20 постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав"*(617).

Помимо прямой ссылки на указанное постановление Пленума ВАС РФ, суды нередко ссылаются и непосредственно на нормы ГК об общей долевой собственности. Например, по мнению окружного суда, были "...правомерно удовлетворены исковые требования в части признания недействительной сделки по увеличению уставного капитала общества и перераспределению процентного соотношения долей его участников, поскольку сделка признана крупной для общества и решение о ее совершении должно приниматься общим собранием учредителей (участников). Сделки по продаже 29% доли уставного капитала ООО "АРТ-город", а также по увеличению уставного капитала ООО "АРТ-город" в силу ст. 168 ГК являются недействительными как противоречащие ст. 246 ГК (выделено нами. - В.Б., Ю.Т.), так как участники ООО "Компания АРТ" не принимали соответствующих решений об отчуждении указанной доли уставного капитала ООО "АРТ-город" и об увеличении доли ООО "Компания АРТ" в уставном капитале ООО "АРТ-город"*(618).

В ряде случаев суды, не ссылаясь на какую-либо конкретную норму, просто констатируют наличие общей собственности: так, в удовлетворении иска о признании недействительным решения общего собрания акционеров о консолидации размещенных акций акционерного общества отказано, "...поскольку истец не воспользовался предоставленным ему правом на участие в долевой собственности (выделено нами. - В.Б., Ю.Т.), в чем вины общества не усматривается; законодательством об акционерных обществах обязанность по разъяснению акционерам возможности оформления долевой собственности на акционерное общество не возложена"*(619).

Принимая во внимание вышеизложенное, логично задаться следующим вопросом: насколько оправдано распространение на долю в обществе с ограниченной ответственностью других правил об общей собственности?

Конечно, одна только возможность применения идентичных способов защиты преимущественного права покупки доли в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью и в праве общей собственности сама по себе еще не свидетельствует о том, что на долю в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью должны распространяться все вообще правила о доле в общей собственности. Право, о котором говорит п. 4 ст. 21 Закона об ООО, относится к качественно иной ситуации - здесь речь идет не о доле в общем имуществе, а об абстрактной категории - доле в уставном капитале (мере или степени участия того ли иного лица в делах и имуществе корпорации). Ни на уставный капитал, ни на имущество общества с ограниченной ответственностью (безразлично, внесенное ли ими в оплату уставного капитала, или же приобретенное обществом в результате осуществления хозяйственной деятельности) у его участников никогда не возникает общей (долевой) собственности. Это действительно так.

С другой стороны, не стоит упускать из виду и того, что никто и не говорит о тождественных ситуациях. Никто не ставит знак равенства между долей в праве общей собственности и долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью. Речь идет лишь о сопоставимых ситуациях, т.е. о таких, которые имеют близкую природу. Чем она обусловлена? Идеальным характером обоих объектов - доли в праве общей собственности (идеальной доли в вещи или ее ценности) и доли в уставном капитале. Это, во-первых. Во-вторых, говоря о сходстве двух различных типов "долей" никто не предполагает (и никогда не предполагал) определения какого-то конкретного имущества (будь то общее имущество или имущество корпорации - юридического лица), приходящегося на соответствующую долю. Этот принцип - о невозможности отождествления идеальной доли в имуществе с конкретным имуществом - с одинаковым успехом "работает" применительно как к общему имуществу, так и к имуществу юридического лица. Конечно же, в-третьих, такое уподобление вовсе не приводит к возникновению у участников общества с ограниченной ответственностью права общей собственности на имущество этого юридического лица. Наконец, как доля в уставном капитале юридического лица представляет собой самоценный и самостоятельный объект права - абстрактную идеальную категорию, определяющую размер (степень) участия того или иного лица в имуществе корпорации и управлении им, точно такой же объект права представляет собой и доля в общем имуществе. В обоих случаях мы имеем такой объект фактических отношений, как доля в ценности корпоративного имущества - имущества, предназначенного служить достижению общих целей. Вся разница, таким образом, лишь в субъекте права собственности на корпоративное имущество - является ли оно правом индивидуальной (право собственности на имущество корпорации - юридического лица), либо коллективной (право общей собственности) принадлежности. Таким образом, выходит, что правила о доле в праве общей собственности представляют собой конкретизированные правила более общего характера - правила, определяющие правовой режим участия в корпоративном имуществе и корпоративной деятельности.

Отметим еще одну любопытную деталь. Как для доли в праве общей собственности, так и для доли в уставном капитале характерна такая черта вещно-правовой атрибутики, как свойство следования за своим объектом (за долей)*(620). Указанная черта проявляется, в частности, в тех случаях, когда доля в уставном капитале отчуждается с нарушением правил о преимущественной покупке (п. 4 ст. 21 Закона об ООО). Несмотря на то что подобные сделки противоречат закону (ст. 168 ГК), законодатель определил иные, нежели ничтожность и реституция, правила и последствия для подобных сделок, установив, что любой участник общества в подобных случаях вправе требовать на себя перевода прав покупателя*(621).

По изложенным причинам мы полагаем, что законодатель (а за ним и правоприменитель) распространил на долю в уставном капитале некоторые правила, характерные для института общей собственности, отнюдь неспроста. Доля в праве общей собственности и доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, будучи признанными объектами фактических и юридических отношений, представляют собой субстанции одной и той же родовой принадлежности. Родовое по отношению к ним понятие - понятие о доле (мере, степени, объеме) участия в общем (корпоративном) имуществе и (шире) общей (корпоративной) деятельности - в настоящий момент может быть только обозначено как один из предметов перспективного научного исследования. Вероятно, его результатом может стать выявление целого ряда различий, привносимых в правовой режим долей участия различных видов тем, в частности, обстоятельством, что в одном случае речь идет о долях в имуществе индивидуальной, в другом - коллективной принадлежности; что в одном случае корпоративная деятельность ведется на имя вновь созданного для этой цели юридического лица, а в другом - на общее имя всех участников такой деятельности. Точно так же возможно (и даже неизбежно) обнаружение различий в правовом режиме долей участия, имеющих различную форму удостоверения: ясно, что участие в обществе с ограниченной ответственностью и участие в акционерном обществе будут двумя разными "участиями". Но эти и другие подобные различия будут различиями видовыми, которые не смогут отменить единства родовых признаков двух этих (а не исключено, что и ряда других) понятий.

6. Подведение доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью наряду с долей в праве общей собственности под единое родовое понятие с необходимостью приводит нас к выводу о том, что оборот долей в уставном капитале подчиняется всем тем правилам, которые регулируют оборот долей в праве общей собственности. Следует сразу оговориться, что нам не встречалось судебных споров, в которых обсуждался бы вопрос о возможности и пределах применения общих положений о праве общей собственности к долям в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью. Поэтому представленные в данном разделе рассуждения носят характер рабочей версии, безусловно, нуждающейся в дальнейшем научном осмыслении.

Если сделанное здесь предположение верно, то неизбежно верным будет и вывод о том, что оборот долей участия в уставных капиталах обществ с ограниченной ответственностью должен быть подвержен воздействию всех тех рисков и проблем, которые актуальны для оборота долей участия в праве общей собственности. Одной из такого рода проблем является феномен смешения долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью. Будучи объектом гражданских прав, доля в уставном капитале общества, в силу своей нематериальной природы, не имеет привычных для вещного права внешних, материальных границ. Характеристики же, соответствующие ее нематериальной природе, ограничиваются определенным числовым значением (размером доли участника). Это свойство превращает долю в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью в объект, подобный родовым (генерическим, или заменимым) вещам. Подобно тому, как вещи, определенные родовыми признаками, способны смешаться друг с другом, точно так же и любая доля корпоративного участия (будь то доля в праве общей собственности, уставном капитале общества с ограниченной ответственностью или акция) способна "соединиться" с любой другой долей, образовав при этом новый, прежде не существовавший объект правоотношений - долю участия в ином (большем) размере. Именно такое смешение происходит, в частности, в результате отчуждения и приобретения долей, в том числе при переходе доли (ее части) вопреки воле первоначального обладателя от лица, неправомочного ею распоряжаться (см. об этом п. 4 настоящего очерка, о виндикации долей). Определив гражданско-правовые последствия такого смешения, мы, думается, без особого труда обнаружим и способы защиты имущественного интереса потерпевшего участника.

Гражданско-правовые последствия смешения родовых вещей нескольких лиц спорны. Существуют две главные конкурирующие точки зрения: 1) образовавшаяся в результате смешения новая совокупность вещей поступает в собственность того лица, в фактическом владении которого находится, в то время как лица, чьи вещи стали предметом смешения, получают право кондикционного иска к такому собственнику как к лицу, обогатившемуся за их счет; 2) смешение однородных вещей приводит к образованию общей долевой собственности на результат смешения, доли в которой признаются равными*(622) и любой участник которой вправе во всякое время инициировать прекращение такого права, предъявив требование (в необходимом случае - исковое) о натуральном выделе своей доли или о натуральном разделе имущества, находящегося в общей собственности. Гражданский кодекс, как известно, прямо не признает факт смешения однородных вещей ни основанием возникновения права индивидуальной собственности их фактического владельца, ни основанием возникновения права общей собственности тех лиц, которым принадлежали вещи, ставшие предметом смешения. Тем не менее следует отметить, что данный факт (небезразличный, между прочим, для римского частного права) вполне мог бы, согласно общим началам российского гражданского права и логике вещей, служить основанием возникновения как права индивидуальной, так и коллективной (общей) собственности. Какую из версий ни возьми, обе они обладают одной принципиальной общей чертой: смешение родовых вещей означает прекращение права собственности каждого из собственников на вещи, ставшие предметами смешения*(623).

Спроецировав сказанное с вещей на доли, мы получим ответ на вопрос о способе защиты имущественных интересов участника, незаконно лишенного своей доли. Если применение виндикации в отношении доли в уставном капитале невозможно, то мы вправе предположить, что смешение доли повлечет либо возникновение искового притязания из факта неосновательного обогащения приобретателя доли за счет потерпевшего участника, либо требования о натуральном выделе доли из состава объекта общей принадлежности (в зависимости от того, какой точки зрения на правовые последствия смешения вещей (долей) мы будем держаться). Думается, что если в отношении вещей возможны разные мнения на этот счет, то в части долей интересам оборота в наибольшей степени соответствовал бы подход, признающий смешавшуюся долю, образованную посредством смешения долей нескольких участников (а может быть - и бывших участников) ООО, долей общей принадлежности. Можно выполнить следующий схематический набросок последствий такого рода решения.

Неправомерно отчужденная доля, смешиваясь с долей нового владельца, образует долю общей принадлежности - объект, правовой режим которого должен быть уподоблен режиму объекта права общей собственности. Следуя господствующему в судебной практике взгляду, признающему возможность существования права собственности на долю в уставном капитале, можно утверждать, что здесь не требуется даже уподобления - доля, образовавшаяся в результате смешения, будет признана объектом права общей долевой собственности участников, за счет долей которых произошло смешение, а нормы о праве общей (долевой) собственности будут подлежать здесь безусловному прямому применению. Таким образом, участник, право на долю (часть доли) которого нарушено, в свете изложенного взгляда приобретает вполне нормальные возможности по охране своих имущественных интересов. В силу общих предписаний гл. 16 ГК владение, пользование и распоряжение всяким объектом, находящимся в общей долевой собственности (в том числе таким объектом, как доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью), сособственники осуществляют по соглашению (ст. 246, 247). Никто из сособственников не потеряет своего статуса, в том числе не лишится возможности осуществлять права участника общества с ограниченной ответственностью. При этом любой из сособственников во всякое время может инициировать прекращение отношений общей собственности, предъявив требование (иск) о выделе своей доли из объекта общей собственности или о его натуральном разделе (ст. 252 ГК).

Предлагаемый вариант защиты прав лица, неправомерно лишенного доли, выглядит предпочтительнее и с точки зрения его сопоставления с кондикционным иском. Неосновательное обогащение, как известно, представляет собой обязательственно-правовой механизм защиты прав лица, требования которого не основаны на договоре. Иными словами, кредитор по такому (кондикционному) иску вправе заявить лишь требование о денежном возмещении стоимости неосновательного обогащения, поскольку определить подлежащую возврату долю в натуре не представляется возможным (см. об этом выше). Подобное денежное возмещение (выплата действительной стоимости доли, определенной на момент утраты) не будет в полной мере компенсировать утраченное бывшим участником ООО, поскольку обладание долей, помимо ее определенной имущественной стоимости, дает участнику еще и возможность участвовать в управлении обществом - возможность, которую (в силу ее нематериального характера) компенсировать никакими средствами невозможно. Признание доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, образовавшейся вследствие смешения долей нескольких участников, долей, находящейся в общей собственности, все эти сложности снимает.

 

* * *

 

Таким образом, доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью представляет собой самостоятельный объект гражданских прав, обладающий своей уникальностью и собственным содержанием. Его уникальность, в свою очередь, требует выработки и закрепления на законодательном уровне определенного, соответствующего его правовой природе механизма защиты имущественных интересов участников корпораций. Впрочем, проведенный анализ не только демонстрирует насущную необходимость в серьезном пересмотре нынешних взглядов на существо доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, но и свидетельствует о необходимости внимания к проблематике правовой формы имущественных отношений, составляющих основу корпоративной деятельности. Доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью - тот пункт, который демонстрирует это со всей очевидностью, выставляя отмеченное обстоятельство в наиболее ярком свете.