Консервативные представления о справедливости

Названной генеральной линии противостояла и противостоит, то затухая, то усиливаясь, консервативная традиция. Она исходит из ряда постулатов.

Прежде всего отстаивается старый как мир тезис о справедливости неравенства, привилегий и подчинения лучшим. Формы обоснования неравенства различны: от сословного происхождения, определяющего правовой статус (начиная с оправдания кастового строя в древних Египте, Индии или в «Государстве» Платона до отмены сословий Французской или Октябрьской революцией), до признания таланта, трудолюбия, мужества, ума, служения общему благу у отдельных лиц или социальных групп.

Т. Карлейль, яркий представитель английского консерватизма XIX в., доказывал, что неравенство людей не только в нравственных, умственных и физических способностях, но и в имущественном положении полностью соответствует природе. Человек, по его мнению, «необходимо должен повиноваться высшим… Он повинуется тем, кого почитает лучшими, чем он сам, более щедрыми, более мужественными; и он всегда будет им повиноваться; и даже будет всегда готов и счастлив это делать»504. В подчинении высшим Карлейль видел свободу. Он стремился возродить естественную иерархию, подрываемую капитализмом. Аристократия и духовенство рассматривались Карлейлем как попечители общества, первые осуществляют руководство, вторые – воспитание. Лучшей гарантией хорошего управления служит пребывание «истинной аристократии» у власти. Отсюда презрение к демократии, всеобщему избирательному праву, парламентам, занимающимся бесплодными дебатами505.

По словам известного русского философа-консерватора И.А. Ильина, «справедливость требует жизненно верного предметного неравенства: в одном случае привилегий, в другом лишения прав; в одном случае наказания, в другом прощения; в одном случае полновластия, в другом безоговорочного повиновения; и пока люди не поймут этого, пока они будут настаивать, вслед за французской Декларацией прав, на всеобщем равенстве, им не понять и не осуществить справедливости»506.

Другой излюбленный прием консерваторов – внушение мысли о нереальности осуществления справедливости. Он получил последовательное воплощение у К. Леонтьева, яркой фигуры в стане российских консерваторов XIX в. «Но с точки зрения умственной непозволительно мечтать о всеобщей правде на земле, о какой-то всеобщей мистической любви, никому ясно даже и непонятной, нельзя мечтать о равномерном благоденствии … не имеют правдоподобия ни психологически, ни исторически, ни социально, ни органически, ни космически – всеобщая равномерная правда, вообще равенство, всеобщая любовь, всеобщая справедливость, всеобщее благоденствие, – рассуждал он, – я не верю, чтобы жизнь могла бы когда бы то ни было стать храмом полного мира и абсолютной правды. Такая надежда, такая вера в человечество противоречат евангельскому учению, Евангелие и Апостолы говорят, что чем дальше, тем будет хуже, и советуют только хранить свою личную веру и личную добродетель до конца. Все человечество мы от бед не избавим».

К. Леонтьеву вторит И. Ильин: «…все народы творили и будут творить свою духовную культуру при отсутствии полной справедливости, т.е. в исторически данном нагромождении справедливости, полусправедливости и несправедливости. Мы не должны скрывать этого от своего народа. Жизнь на земле невозможна без терпения, смирения и отречения»507. Вместо конкретного анализа социально-политической ситуации, определения, что в ней справедливо, а что несправедливо, и выдвижения на этой основе реальных задач и путей исправления положения консервативное сознание предпочитает ограничиваться банальными суждениями о несбыточности полной справедливости и подменяет усилия по ее частичному осуществлению призывами к терпению и самоотречению. Для оправдания такого подхода прибегают и к сугубо религиозным соображениям, ибо, как писал П.Б. Струве, «с религиозной точки зрения проблема внешнего устранения жизни есть нечто второстепенное»508.

Важным средством дискредитации идеи справедливости служит в руках консерваторов обвинения борцов за ее достижение в своекорыстных мотивах. Характерен в этом отношении сборник статей о русской интеллигенции «Из глубины» (1919), продолживший линию, пожалуй, более знаменитого сборника «Вехи». Авторы его, борясь с «ядом социализма» и «отравой народничества» (П.И. Новгородцев)509, исходили из «внутренней нравственной порочности» социалистического движения (С.Л. Франк)510. Как писал С.А. Котляревский, представители народнической идеологии «не хотели видеть, что за чувством справедливости здесь сплошь и рядом принимается простое чувство зависти»511. Здесь допускается явное смешение разнопорядковых вопросов: справедливости как способа распределения материальных благ и мотивов поведения людей, стремящихся к осуществлению справедливости. Нечто подобное наблюдалось у В.С. Соловьева, но он все же сумел отделить нравственный характер требования общественной правды от «своекорыстных стремлений неимущего класса» (см. выше), чего сознательно избегали авторы сборника «Из глубины». Что же касается нравственных устоев проповедников консерватизма, уместно привести оценку, данную им И. Берлином: «Пессимизм или цинизм мыслителей, подобных Платону, а также де Местру, Свифту или Карлейлю, которые смотрели на большинство человечества как неисправимо глупую или неизлечимо порочную массу и, следовательно, были обеспокоены тем как сделать мир безопасным для исключительного, просвещенного или в других отношениях высшего меньшинства»512.

Когда И. Берлин писал свои очерки о свободе, «либеральный ультраиндивидуализм» не казался ему «растущей силой»513. Однако конец ХХ в. ознаменовался на Западе активизацией этого течения. В 80-х гг. политический консерватизм пережил новый взлет, который в теоретическом плане подготавливался с 40-х гг.. Стимулом к консервативному ренессансу послужило формирование тоталитарных режимов, а затем разгром фашизма и распад системы тоталитарного социализма.

Классиком консервативной мысли второй половины ХХ в. заслуженно считают австрийского экономиста и политолога Ф. Хайека, хотя сам он предпочитал называть себя либералом и «новым вигом». Ф. Хайек задался целью дискредитировать понятие «социальной справедливости», вычеркнуть его из общественной жизни. «Я стремился показать невозможность договориться о том, чего именно требует «социальная справедливость», и любая попытка определять вознаграждение в соответствии с этими требованиями парализует рынок. Теперь, однако, я пришел к убеждению, что, прибегая к этому выражению, люди сами не знают, что оно означает, а используют его, чтобы оправдать свои требования, не приводя оснований»514, – писал он. Выражение «социальная справедливость», по Хайеку, не имеет смысла, а попытки использовать его являются «либо неразумием, либо шарлатанством»515. «Чтобы сделать политические дискуссии честными, – продолжает Хайек, – следует понять, что этот термин интеллектуально постыден, что это знак демагогии или дешевый журналистики, что ответственный мыслитель должен стыдиться использовать это выражение и что признание бессодержательности слов “социальная справедливость” делает дальнейшее их употребление нечестным»516.

Хайек воспроизводит старый тезис консерваторов о том, что призывы к справедливости разрушают нравственность: «евангелие “социальной справедливости” … чаще стремится к пробуждению намного более низменных настроений: неприязни ко всем более состоятельным или просто зависти, этой “самой антисоциальной и самой гнусной из всех страстей”, – как назвал ее Джон Стюарт Милль, – этой злобы по отношению к большему богатству, которая объявляет «“скандальным” то, что некоторые могут наслаждаться роскошью, в то время как остальные не могут удовлетворить основные потребности»517.

Главная опасность любых попыток установления социальной справедливости состоит в том, что они ограничивают свободную конкуренцию, свободный рынок, этот данный самой природой беспристрастный регулятор общественных отношений. Государство, утверждал Хайек, не должно вмешиваться в производственную деятельность. Его миссия в экономической сфере состоит в создании лучших условий для частного предпринимательства. Цель государства – защита частной собственности и свободной конкуренции. В этом основа и личной свободы, и конституционного строя, так как любое государственное регулирование социально-экономических отношений ведет к тоталитаризму. При этом Хайек имеет в виду не только коммунизм или фашизм, но и фабианский социализм и государство благоденствия, получившее позже название «социального государства». «Любая политика, прямо нацеленная на … распределительную справедливость, – писал он, – должна привести к уничтожению господства права»518.

Ф. Хайек четко выразил мысли, характерные для всего консервативного, или консервативно-либерального, направления политики и общественной мысли. В середине ХХ в., одновременно с ранними работами Хайека, в США возникает школа «либертаризма», или «либертарианства», основу которой составляет экономический либерализм, т.е. максимально возможное освобождение государства от социальных функций519. Теми же принципами проникнуты работы К. Поппера (в несколько смягченной форме), Э. Баумана, Б. Леони, Р. Ноузика и др.520 По удачному определению В. Ланга, «общей чертой либерально-консервативных теорий справедливости является ясное признание приоритета свободы над равенством и экономической эффективности над требованиями справедливости»521.

С реставрацией капитализма консервативная мысль возродилась и в России. В юридической литературе это нашло выражение, в частности, в так называемой либертарно-юридической теории права и государства522, одним из постулатов которой является формально-юридическое понимание свободы, равенства и справедливости523.