Юльяну Фонтане в Париж

 

Пальма, 3 декабря 1838

 

Мой Юльян!

Не давай conge [не расторгай договор] на мою квартиру. Рукописи я не мог Тебе послать, потому что не кончил. Хворал последние две недели, как собака: простудился, несмотря на 18 градусов тепла, розы, померанцы, пальмы и фиги. 3 доктора, — самых известных на острове: один нюхал то, что я плевал, другой выстукивал там, откуда плевал, 3-й щупал и слушал, как я плевал. Один говорил, что я сдох, другой — что подыхаю, третий — что подохну. А я нынче такой же, как всегда, только Ясю не могу простить, что он не дал мне никакого совета на случай bronchite aigüe [острого бронхита], которого всегда мог у меня ожидать. Я едва удержал их, чтобы мне не пускали кровь, не ставили мне никаких нарывных пластырей, не делали заволок (Заволока — применявшийся тогда хирургический метод лечения, заключавшийся в том, что в ранке оставляли кусок полотна с целью вызвать воспаление и гноеотделение, чем, как считалось, предотвращалось воспаление близлежащих органов.), и сейчас у меня grace [по милости] провидения всё по-старому. Это, однако, оказывает влияние на Прелюдии, которые, бог ведает, когда получишь. Через несколько дней буду жить в самом красивом на свете месте: море, горы, что душе угодно. Буду жить в старом, огромном, заброшенном, разрушенном монастыре картезианцев, которых Менд[исабаль] (Хуан Альварес Мендисабаль (1790—1853) — испанский государственный деятель, председатель совета министров, закрывший в 1835 г. в Испании мужские монастыри. Был приятелем Марлиани и Жорж Санд.) выгнал, словно специально для меня. Поблизости от Пальмы нет ничего чудеснее: галереи, поэтичнейшие кладбища, словом, мне там будет хорошо. Только нет у меня еще фортепиано. — Писал прямо Плейелю, rue de Rochechouard. Узнай... Скажи, что на следующий день я сильно захворал, а теперь снова здоров. Впрочем, не говори много ни обо мне, ни о рукописях. Пиши мне: я не получил от Тебя еще ни одного письма. — Скажи Лео (О. Лео одолжил Шопену деньги на поездку, в счет причитающихся ему от К. Плейеля за Прелюдии.), что я еще не послал Прелюдий Альбрехту, что я их очень люблю и напишу им. Отнеси сам на биржу (Биржевая почта — почта, предназначенная для спешных биржевых перевозок.) мое письмо Родителям и пиши. Яся обнимаю.

Ш.

 

Не говори людям, что я болел, наплетут небылиц.

 

[Пометка Фонтаны: «получил 3 янв. (1839)».]

 

Адрес: «Monsieur Monsieur Jules Fontana, 38, rue de la Chaussee d’Antin».

 

ВОЙЦЕХУ ГЖИМАЛЕ В ПАРИЖ

 

[Майорка, между 3 и 14 декабря 1838]

 

Она просит, жизнь моя, чтобы это как-нибудь случайно не попало в какую-нибудь газету, а то у нее будут недоразумения с Бюлозом. Она полагает, что это подойдет для какого-нибудь Петрушки, которого Ты легко можешь сделать, напр [имер] Bradi dedaur (Неясно, о чем говорит Шопен; вероятно, вместе с письмом Жорж Санд посылала В. Гжимале статью или какую-то пьеску; опасения Жорж Санд были вызваны ее договорными условиями с журналом Ф. Бюлоза «Revue des deux Mondes»; возможно, что речь идет о псевдонимах для подписания этой статьи. Письмо Жорж Санд не сохранилось.). — Во всяком случае, избавь ее от недоразумений с Бюлозом. — Мы Тебя любим и обнимаем и были бы рады во что бы то ни стало вернуть Тебе здоровье, без которого Тебе жизнь не мила. — Еще раз — напоминаю Тебе — не ставь ее в неловкое положение. — Устав, она легла, а мне поручила попросить Тебя об этом.

Что за бахвалы эти испанцы в Париже. — Видишь, как тут ходит почта и какая тут удобная корресп [онденция]. — У меня всё еще нет форт [епиано], и оно, наверное, и через год не прибудет. Несмотря на это, люби меня.

Ш.

 

На русском публикуется впервые. Приписка к письму Жорж Санд.

 

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

 

Пальма, 14 decembre [декабря] 1838

 

(Под датой приписка Ю. Фонтаны; «Пол [учил] 4 янв[аря 1839]».)

 

Мой Юльян!

От Тебя всё еще ни слова, а это мое 3-е, если не 4-е письмо. Франкировал (Франкировать — оплачивать вперед почтовые расходы, чаще за письма, отправляемые за границу.) ли Ты? Может быть, мои не писали? Не случилось ли у них какого-нибудь несчастья? Или Ты ленишься? Нет, Ты не ленив, а добр. Ты, наверно, послал моим и 2 моих письма (оба из Пальмы), и мне Ты писал, только не доставила здешняя почта, самая нерегулярная на свете. Только сегодня я получил извещение, что 1 Decemb[re — декабря] в Марселе погрузили фортепиано на торговый корабль. Письмо из Марселя шло 14 дней. Я не оставляю надежды на то, что фортепиано перезимует в порту или на якоре (потому что здесь никто не движется, когда дождь), и я получу его только в момент отъезда, что меня очень позабавит, так как, кроме уплаты 500 франков пошлины, я буду иметь удовольствие сам снова запаковать его. — Тем временем рукописи мои спят, а я спать не могу, только кашляю, и давно уже, обложенный пластырями, жду весны или чего-нибудь иного... Завтра еду в чудесный монастырь Вальдемозу писать в келье старого монаха, в душе которого, быть может, было больше огня, чем у меня, и он заглушал его, заглушал и гасил, ибо обладал им напрасно. — Думаю послать Тебе вскоре мои Прелюдии и Балладу (Баллада F-dur, op. 38. (№2)). Сходи к Лео. Не говори, что я болен, а то он испугается за свои 1000 [франков]. И у Плейеля [не говори].

Твой Ш.

 

Яся [обними].