Юльяну Фонтане в Париж

Вальдемоза, 22 января 1839

Мой милый!

Посылаю Тебе Прелюдии. Ты и Вольф перепишите их; думаю, что ошибок нет. Переписанное отдашь Пробсту, а рукопись Плейелю. Деньги Пробста, к которому у Тебя записка, и reçu [расписку] сейчас же отнесешь Лео, писать которому благодарственное письмо у меня нет времени, а из денег, которые Тебе даст Плейель, то есть тысячи пятьсот франков, заплатишь за квартиру 425 фр[анков] до Нового года и вежливо откажешься от нее. Хорошо, если удастся нанять с марта (Во Франции плата за квартиру производится поквартально.), а если нет, то надо оставить за собой еще на квартал. Оставшуюся у Тебя тысячу отдашь от меня Нужи. Где он живет, узнаешь у Яся, которому ничего не говори о деньгах, потому что он готов штурмовать Нуж[и], а я не хочу, чтобы кто-нибудь другой, кроме Тебя и меня, знал об этом. Если удастся сдать квартиру, то часть мебели к Ясю, часть к Гжим[але]. Скажи Плейелю, чтобы он посылал мне письма через Тебя. Перед Новым годом я послал Тебе вексель для Весселя; скажи Плейелю, что я с Весселем в расчете. Недели через две получишь Балладу (Вторая баллада ор. 38, посвященная Р. Шуману.), Полонезы (Полонезы A-dur и c-moll, ор. 40, посвященные Ю. Фонтане.) и Скерцо (Скерцо cis-moll, ор. 39, посвященное Адольфу Гутману.). Плейелю скажи, чтобы о сроке издания Прелюдий он договорился с Пробстом (Генриху Пробсту (представителю ряда немецких издательских фирм — в том числе и лейпцигской «Брейткопф и Гертель») для Германии; К. Плейелю для Франции.). До сих пор еще нет ни одного письма от родителей! Надо, чтобы Ты франкировал их. Не знаешь ли Ты, что случилось с первым письмом? Обнимаю Тебя. Живу в келье, у меня иногда бывают арабские балы («...арабские балы...» — Жорж Санд рассказывала, как в один карнавальный вечер покой монастыря был нарушен странными звуками: «[...] Сначала послышался какой-то непонятный шум, который можно было сравнить лишь с тысячью мешков орехов, катящихся по полу. Мы поспешили выйти из своей кельи в коридор, чтобы узнать, что это такое. Коридор был темен и пуст, как обычно, но шум непрестанно приближался, и вскоре слабый свет забрезжил в глубине высоких сводов. Мало-помалу они осветились огнем нескольких факелов, и, среди распространившегося красноватого дыма, перед нами появилась ватага противных богу и людям существ. Это был не более не менее как сам Люцифер в сопровождении всего своего сонмища; совершенно черный сатана с рогами и кроваво-красным лицом, — а вокруг него рой чертенят с птичьими головами, лошадиными хвостами, в разноцветном тряпье и чертовки или пастушки, в розовых и белых платьях, словно они были похищены этими противными духами... Это были крестьяне, богатые фермеры и горожане, которые праздновали масленицу [...]» (Жорж Санд. Зима на Майорке).), африканское солнце, Средиземное море. Обними Альбрехтов, я напишу им. Кроме Гжималы, никому не говори, что я отказываюсь от квартиры. Еще не знаю, но, может быть, вернусь только в мае или позднее. Письмо и Прелюдии отдай