Я не говорю тебе: «прощай»

***

Я знал её всю свою жизнь и не знал вовсе.

Кто бы мог подумать, что всего семь месяцев способны заполнить пустоту прожитой жизни и навсегда изменить оставшиеся, отмеренные Богом, годы.

Прошла неделя с того момента, как остановилось сердце моей любимой, никем и никогда незаменимой Мими. Одна неделя, а мне всё кажется, что сегодня-завтра она позвонит мне, и я услышу самый лучший голос на свете. Но нет, она уже никогда не позвонит. В тяжелые моменты я беру её мобильный телефон, набираю свой номер и со слезами на глазах смотрю, как в маленьком окошке высвечивается надпись: «Вызывает ЛЮБИМАЯ. Ответить?». Я отвечаю на звонок, но в трубке беспощадная тишина.

Моя Мими, душа моя, нежность моя, жизнь моя, как же я раньше существовал без тебя и как мне жить теперь, когда я нашел и потерял тебя. Хотя, ты же мне сама всегда говорила, что у любви нет слов «вчера» и «завтра». У любви есть слово «всегда». Истинная любовь немногословна. И, порой, она вообще молчит. Но тот, кто действительно любит, в молчании слышит больше, чем вслух произнесенных словах.

Вчера я сидел в нашем пустом доме на Ок стрит и слушал тишину. Да, я знаю, что это неправильно – говорить «пустой дом», если в нем находится, хотя бы, один человек. Но что я могу поделать? Без тебя я стал призраком, который блуждает из комнаты в комнату и не находит себе ни места, ни угла, ни жизни, ни смерти. Я ничего не менял в нашем доме. Здесь всё, как прежде, будто ты куда-то вышла и вскоре должна вернуться. В стаканчике в ванной комнате рядом с моей зубной щеткой стоит твоя, твой халат всё так же перекинут через спинку кресла, твоя любимая кружка стоит на кухне с не заваренным чайным пакетиком, в спальне, на прикроватной тумбочке лежит твоя резинка для волос. Всё остановилось в тот день, когда тебя увезли в больницу. И я не хотел давать новый ход времени. Вместе с тобой я потерял весь смысл жизни. Я и подумать не мог, что когда-нибудь ты вновь подаришь мне его.

Ближе к вечеру, часов где-то в 5-6, почтальон принёс мне заказное письмо. Оно было от Мими.

- Вы не ошиблись? – спросил я, разглядывая конверт, а именно почтовый штемпель – Когда оно было отправлено?

- Сэр, у нас письма не заваливаются под стол. Смотрите сами.

Почтальон указал мне на дату – 21 декабря 2011 года.

- Это же вчерашнее число – сказал я.

- Вот именно – подтвердил почтальон – Вчера вечером его приняли, сегодня доставили. Я приходил утром, но никого не было дома.

Дома уже ровно неделю никого нет. А я… Меня тоже нет. Действительно, утром кто-то стучал в дверь, но я просто не захотел открывать.

- Всё в порядке, сэр? – спросил почтальон.

- Да. Спасибо – ответил я и совершенно безразлично, кажется даже, не до конца, расписался в листе получения.

Потом я захлопнул дверь и распечатал конверт. Внутри было письмо. Я узнал почерк Мими: заглавные буквы с небольшими вензелями, ползущие вверх строчки, треугольный хвостик у прописных «g» и «y» и постоянные многоточия, которые она так любила. Незамедлительно я начал читать письмо, поглощая с любовью и трепетом каждое, написанное её рукой, слово:

Мой бескрылый Ангел, Любовь всей моей жизни!

Знаю, как тебе сейчас больно, как ты скучаешь и винишь себя… Не нужно этого делать. Ты ни в чём не виноват. Ничего уже нельзя было изменить. Смирись, как смирилась я… Это письмо я написала в больнице, а потом передала твоей маме и попросила, чтобы она отправила его тебе только через неделю после того, как меня не станет… Тебе нужно было время, чтобы принять реальность. Но… мне кажется, что ты до сих пор этого не сделал. Прекрати убивать себя… Прекрати ходить призраком по нашему дому. Я не для того создавала в нем уют, чтобы ты потом устроил большой склеп воспоминаний. Память должна жить в сердце, а не в бездушных вещах. Я верю в тебя, мой милый. Верю, что ты обретешь новый смысл жизни, а я помогу тебе в этом…

Отправляйся в отель, где мы с тобой познакомились 7 месяцев назад. По возможности, сними тот же номер. Возьми у администратора из ячейки хранения письмо на своё имя. В нём последний мой подарок для тебя. Если захочешь, проведи в номере одну ночь, вспомни всё. Вспомни всё от начала до конца... И если после этого, ты твёрдо решишь, что хочешь и дальше чувствовать меня в своих объятиях, прими мой последний подарок.

Я не говорю тебе: «Прощай». Потому что вновь, когда-нибудь, я захочу сказать тебе: «Здравствуй»…

Твоя Мими  

Это была она. Никаких сомнений. Только она называла меня «Бескрылым ангелом». Я немедленно дозвонился в отель, о котором Мими упоминала в письме, забронировал номер 702 (по счастливому совпадению он оказался свободным) и утром следующего дня, побросав предметы первой необходимости в машину, отправился в дорогу. Ехать предстояло почти 3 часа.

 

***

Наша история с Мими началась в мае 2011 года. Я приехал в Нью-Йорк по приглашению близкого друга. Зная о моей тяге к авангардному направлению в современном искусстве, он позвал меня посетить выставку одного начинающего художника кубиста. Я с радостью согласился, тем более никаких планов на выходные дни у меня не было.

После выставки (которая оказалась, на удивление, талантливой и перспективной) я решил переночевать в ближайшем отеле, и на следующий день отправиться домой.

Я поселился в номере 702, и так как был ранний вечер, и усталость не валила меня с ног, я решил немного развеяться и прогуляться по городу. В Нью-Йорке стоял идеальный весенний день: тёплый, сухой, безветренный и, по обыкновению, шумный. Солнце клонилось к закату, но привычная какофония нью-йоркских улиц тише от этого не становилась. Иногда мне кажется, что если в этом городе враз заглушить сигналы, визг тормозов, рёв моторов и грохот отбойного молотка в руках бесчисленных дорожных рабочих, то Нью-Йорк просто перестанет быть Нью-Йорком. Это будет любой другой город, но только не знаменитая юго-восточная часть штата. Многие нью-йоркские улицы – это сцена масштабного хаоса. Люди, не прекращая разговор по телефону, запрыгивают на ходу в жёлтые такси. Машины ползут по обустроенным дорогам, а их обгоняют велосипедисты. Ультрасовременные здания и небоскрёбы могут неожиданно разбавить дюплексы, дымящиеся трубами кофейни и краснокирпичные дома с серыми пожарными лестницами наружу. Фантастические неоновые вывески и огромные экраны, взрывающиеся буйством красок, от которых рябит в глазах, чередуются с сиротливыми, невзрачными, кривыми, сложенных из маленьких лампочек, объявлениями: «Open» или «Open 24». А ещё реклама, реклама, повсюду реклама: на витринах, на домах, на автомобилях, на общественном транспорте, на каждом углу в удобном и неудобном месте. Парадокс в том, что всё это смешение, весь этот хаос, каким-то странным образом, выглядит гармонично и дорого. Может, потому что это просто Нью-Йорк, и он не может выглядеть никак иначе.   

С восточного Хьюстона я свернул на Аллен стрит и двинулся по прямой, вдоль бесчисленных магазинчиков, пиццерий и кафетерий до самого University Settlement Society of New York. Там я перешел на другую сторону улицы и бросил якорь в баре Эпстейнс на углу Стантон стрит. Выпив один бокал холодного Пилзнера, я продолжил вечернюю прогулку. По Стантон стрит, забитой припаркованными автомобилями, никуда не торопясь, я миновал узкие и тихие Элдридж и Форсайт стрит. Прошел мимо небольшой баскетбольной площадки и парка такого же размера, где молодые мамы развлекали своих детей на самых обычных каруселях. Пересёк шумную Крайсти стрит и вышел на Бауэри, где и завершался Стантон. Повернув налево и пройдя пару десятков метров, я остановился. Не знаю, почему, но моё внимание привлекла молодая девушка в черных брюках клёш и фиолетовом кардигане, одиноко стоящая возле Музея Современного Искусства. Её вьющиеся чёрные волосы разлетались по ветру. Незнакомка то и дело убирала их со смуглого лица, потому что они мешали ей читать. В руках девушки была книга. Я предположил, что, скорее всего, - путеводитель. Потому что брюнетка то опускала глаза в чтиво, то поднимала их на здание музея. Я подошел к ней и встал рядом. Она даже не обратила внимания на мою персону.

- Удивительное здание – заговорил я, устремив взгляд в сторону музея – Прекрасное, как снаружи, так и изнутри. Его основали в 1928 году с лёгкой подачи руки семейства Рокфеллеров. Здесь собраны великие произведения искусства, среди которых работы Дали, Ван Гога, Пикассо и многих других. Нам нужно обязательно прийти сюда завтра. Потому что сегодня – я посмотрел на часы – музей уже закрыт.

Закончив свой короткий монолог, я, наконец, посмотрел на незнакомку. Её миндалевидные чёрные глаза настолько очаровали меня, что я даже сам на мгновение лишился дара речи. В её образе было столько непосредственности, свободы, какой-то необыкновенно-чистой наивности и, вместе с тем, сдержанной страсти, что я, сам того не желая, выпустил свои обжигающие фантазии и они пробудили моё либидо. Её тело пахло сладкими цветочными духами и неугомонной откровенной юностью. Как будто девственницы в легких одеждах, едва прикрывающие не целованные и томящиеся от желания прелести, пробежали мимо меня по горячему песку к райскому пляжу, чтобы там, обнажив свои тела, предаться откровенной неге. Я почувствовал, как жар, родившийся на моих грубых и колючих щеках, подкатился «спёртым дыханьем» к горлу, пробежал под волосами на груди, закрутился вихрем в животе и проник, как маленькая, озорная девчачья ручка в запретную святыню пульсирующего удовольствия. О, мой Бог, как же я хотел заключить в свои крепкие мужские объятья эту нимфу, эту бестию с ангельскими глазами! Моё тело изнывало и таяло, жаждая сближения, брошенной в разные углы одежды и прикосновения кожи к коже. Если бы она только положила свою бархатную ладонь на раскаленный камень моего сладострастия, я бы в тот же миг превратился в тягучую, маслянистую массу, в которую легла бы моя бестия и утоляла свои скрытые желания. Моё влечение к незнакомке с миндалевидными глазами не было похоже на разнузданную похоть, какую обычно испытывает возбуждённый мужчина. Это было внезапно проснувшееся ощущение подростковой робости, откровенных грёз и мокрых снов. Это было чувство «первого откровения», дрожащего и пылкого, далёкого от повседневных забав.

- Вы забыли назвать Анри Матиса, Поля Сезанна, Эндрю Уайета, Энди Уорхола… Я была в этом музее – произнесла незнакомка.

«Какой у неё интересный акцент» - подумал я в тот же миг.

- А вы местный? – спросила она.

- Я из Бингемтона. Около 200 миль от Нью-Йорка.

- Почти местный – констатировала она.

- Ну…как местный… - я попытался продлить наш разговор, потому что увидел, что она кладёт книгу в сумочку, а значит, скорее всего, собирается уходить.

- Местный – то есть американец! – пояснила она – Ладно, знаток Музея Современного Искусства, спасибо за информацию. Удачного вечера!

- Подождите. Может, мне пойти с вами и показать город? – предложил я.

- Спасибо, но у меня очень хороший путеводитель.

- Путеводитель не сможет поговорить с вами.

- Ничего страшного. Я не обижусь на него. Чао!

- Тогда, может быть, кофе? – перебирал я всевозможные варианты, чтобы удержать её – На углу Аллена и Восточного Хьюстона есть неплохое кафе Sugar.

- Я пробовала ваш капучино и эспрессо. Игрушки.

- Тогда пиццу? Здесь недалеко. Прямо за углом, на 11-й Стантон стрит. Знаете, в Нью-Йорке готовят превосходную пиццу. Такую пиццу вы не найдёте ни в какой другой стране.

- Вы уверены? – насмешливо произнесла она – Спасибо большое, мой американский друг, но мне пора идти.

Я бы мог остановить её в тот миг. Мог перебрать ещё множество вариантов, и на какой-нибудь она бы согласилась. Но я этого не сделал. Мой разум полностью затмило всего одно случайно (или не случайно) оброненное ею слово. Это слово: «мой». Она сказала: «мой американский друг». Этого присвоения было достаточно, чтобы я потерял связь с реальностью. Естественно, когда я пришел в себя, черноволосой нимфы уже нигде не было.

Впечатлений на сегодняшний день было предостаточно, и я направился обратно в отель, чтобы там скоротать остаток вечера за порцией виски в баре, а потом подняться в свой номер и заснуть с мыслями о прекрасной брюнетке.  По дороге в отель я думал, откуда она могла приехать. Конечно, определить её родную страну по акценту, лично для меня, было, достаточно, сложно. Я зацепился за внешность. Чёрные вьющиеся волосы, миндалевидные глаза, смуглая кожа, тонкий нос со слегка вздёрнутым кончиком – возможно, она испанка, или итальянка, может, бразильянка. Хотя, проживать-то она может в любой стране. «Какая разница?» – думал я – «Сейчас она здесь, в одном городе со мной, но я её не вижу. Это судьба. Да какая к чёрту судьба! Это моя нерасторопность».

Придя в отель, я даже не стал подниматься в свой номер. Сразу пошел в бар. Там, за какие-то 15-20 минут я прикончил 2 порции виски, и хотел заказать третью, но вспомнил слова своего отца: «Алкоголь не меняет минус на плюс». Тогда я расплатился с барменом и, теперь уже, не имея никаких других вариантов, направился в номер.

Оказавшись на своём этаже, я подумал, что меня посетили алкогольные галлюцинации, слегка запоздавшие и такие явственные. Я увидел её - нимфу с миндалевидными глазами. Она стояла возле номера 703 и доставала ключ из сумочки. Занятая делом, она даже не заметила, как я подошел к соседней двери, вставил ключ в считывающую прорезь и замер, подыскивая нужные слова для привлечения внимания с эффектом приятной неожиданности.

- И всё же, раз мы вновь встретились, может, выпьем по чашечке кофе? – произнёс я.

Брюнетка повернула голову и расплылась в божественной, необыкновенной улыбке:

- Это снова вы?

- Как видите – ответил я.

- Как такое может быть? Вы живёте в этом отеле и в этом номере?

Эффект приятной неожиданности был достигнут в совершенстве.

- Да – ответил я – С вами по соседству.

- Первый раз сталкиваюсь с такими совпадениями. Удивлена. Честно.

- Во второй раз отказать мне в приглашении на кофе вы, надеюсь, не сможете?

Нимфа выдержала характерную паузу, а потом сказала:

- Надеюсь, здесь готовят хороший кофе. Встречаемся в кофейне на втором этаже через полчаса.

- Договорились – торжествовал я – Меня, кстати, Анджело зовут.

- А меня Мими. До встречи, Анджело! - нимфа открыла номер и скрылась от меня за дверью.

О, как она произнесла моё имя! Да вполне обычно она его произнесла, но мне…мне показалось, что слово «Анджело», слетевшее с её губ, кончиком язычка, с тихим стоном лизнуло моё ухо, отчего по коже пробежала дрожь. И я понял: она способна убить и воскресить меня одним только голосом.

Я пришел в кофейню на 15 минут раньше обозначенного времени, занял самый дальний и уединённый столик, взял у официанта меню и стал ждать черноволосую нимфу. Я сидел, не отрывая взгляда от входных дверей из матового стекла, и пытался предположить, в какой одежде придёт Мими, чтобы сразить меня окончательно наповал. Наденет ли она длинное или короткое платье, какого оно будет цвета, в какую причёску она уложит волосы, в каких будет туфлях, и так далее. Одним словом, я сидел и рисовал для себя стандартный образ женщины, которая хочет произвести впечатление на мужчину. Но когда моя нимфа появилась в кофейне, все мои образы сдулись, как воздушный шарик. На Мими были короткие коричневые шортики на узких подтяжках, белая сорочка с закатанными по локоть рукавами и белые, изящные босоножки. С волосами Мими вообще ничего не сделала. Они были распущены. К тому же, я обратил внимание, что моя нимфа смыла с лица всю косметику, но от этого её красота не поблекла. Мими стала такой близкой, такой естественной, такой хрупкой и нежной, будто очаровательный малыш пробудился ото сна и поймал солнечный луч едва открывшимися глазами. Совсем юная и такая миниатюрная. В ней было не более 5 футов. «Она никогда не дотянется до моих губ, - думал я – но зато она с лёгкостью может коснуться моей груди, особенно того сакрального места, где под грешной плотью гулко бьется чистая невинность». Однажды я осознал: «Она возникла в моей жизни не случайно, и стала той единственной, которая целовала не в губы, а прямо в сердце».

- Добрый вечер – произнесла Мими.

- Добрый вечер – ответил я, слегка запинаясь – Присаживайтесь.

Я вдруг вспомнил этикет: отодвинул стул и помог Мими сесть. Она шутливым тоном «Её королевского Величества» поблагодарила меня. А я, подыгрывая ей в этом мини-спектакле, кивнул головой и сел напротив.

- Вы так смотрели на меня, когда я вошла в кофейню… - сказала Мими – Вы думали, что я в бальном платье к вам сюда заявлюсь?

- Вы выглядите великолепно! Когда вы вошли, я просто лишился дара речи.

К столику подскочил официант, готовый принять заказ.

- Чем вас угостить? – спросил я.

- Если честно, я не голодна. Но не откажусь от большой порции молочного коктейля с мятой.

- А вы что будете, сэр? – поинтересовался официант.

- А мне двойной «Американо».

Официант удалился.

- Молочный коктейль с мятой? – удивился я – Впервые слышу.

- Это очень вкусно – ответила Мими – Просто его практически никто не заказывает. Все предпочитают фруктовые или шоколадные коктейли.

- А вы стремитесь к индивидуальности.

- Каждая женщина стремиться к индивидуальности. Просто одни ради этой цели переступают через свои принципы, а другие живут так, как им удобно. Я никогда не пойду против себя, чтобы выделиться из общей массы.

- Простите, – заранее извинился я – у вас такой интересный акцент и такая яркая внешность… Откуда вы приехали в Нью-Йорк?

- Из Генуи. Знаете такой город?

- О, конечно же! – моментально ответил я – Север Италии. Лигурийское побережье. Кто вас научил так великолепно владеть английским языком?

- Курсы. Самые обычные курсы.

- А в Америку приехали для повышения квалификации или в качестве туриста?

- Скорее, второй вариант. Я всю жизнь мечтала побывать в Нью-Йорке, Шанхае и Париже. И когда представился случай выбрать что-то одно, я выбрала Нью-Йорк.

Я заметил, что после этой фразы Мими с грустью опустила глаза.

- Почему вы загрустили? – поинтересовался я.

Она тут же заставила себя улыбнуться:

- Вам показалось – дрогнул её голос – А почему вы приехали в Нью-Йорк? Насколько я помню, вы живёте в Бингемтоне.

- Я приехал на одну художественную выставку.

- Ради картин вы проделали такое расстояние? – удивилась Мими – Наверно, вы работаете в сфере искусства?

- Пусть будет так! – согласился я. Мне не очень хотелось в тот вечер обсуждать работу и прочие бытовые вопросы.

Мими это почувствовала, поэтому не стала дальше развивать начатую тему. По правде говоря, ни я, ни она так и не узнали – кто кем работал. Не потому что нам это было не интересно, а просто потому, что у нас совершенно не хватало времени обсуждать эти тривиальные аспекты человеческой жизни. Мими торопилась жить, а я спешил давать ей эту жизнь. Я хочу, чтобы сейчас вы представили лист бумаги, на котором нарисована фигурка человечка. Этот человечек идет вперед по такой же нарисованной линии. И чтобы эта линия не заканчивалась, над бумагой зависла рука с карандашом. Эта рука неустанно продолжает линию, по которой шагает человечек. Потому что, если она оборвётся, человечку некуда будет идти, его жизнь потеряет всякий смысл. Человечком была Мими, а рука с карандашом принадлежала мне. И я постоянно следил, чтобы линия никогда не кончалась, чтобы завтрашний день обязательно настал, чтобы он был наполнен новыми эмоциями, но я не учёл одного – линия может когда-нибудь дойти до края листа. И я твердил себе: «До края ещё далеко! Ещё очень далеко! Линия продолжается!». Но оказалось, что бумажный лист был изначально разорван пополам. И в один прекрасный день линия всё-таки дошла до рваного края.

Официант принёс наш заказ, и Мими, даже, как-то приободрилась.

- А когда вы уезжаете из Нью-Йорка? – поинтересовался я.

- Через три дня – ответила Мими.

- Три дня? Звучит, как название для книги: «Три дня в Нью-Йорке». А знаете что, Мими… У меня к вам предложение. Наймите меня в качестве своего гида по городу. Вы не пожалеете.

Мими рассмеялась.

- И сколько же стоят ваши услуги, мой американский друг?

- А давайте так, – предложил я – услуга за услугу. Я в течение этих трёх дней устраиваю вам незабываемые прогулки по Нью-Йорку. Можете быть спокойны, этот город я знаю, как свои пять пальцев. Я покажу вам Нью-Йорк с той стороны, которую вы не найдёте ни в одном путеводителе.

- Звучит уже заманчиво! – воодушевилась Мими – Я заинтригована. Правда, очень заинтригована. А что я должна сделать в свою очередь для вас?

- А вы… - я выдержал паузу, увидел, как напряглась Мими и даже слегка приоткрыла губы в ожидании следующих моих слов – А вы… покажете мне Генуи! – закончил я.

- Вы собираетесь приехать в Италию? – моментально поинтересовалась Мими.

- Да – ответил я – В самое ближайшее время. Ну, так как? Вы нанимаете меня своим гидом?

- А когда вы приедете в Италию? – продолжала задавать вопросы Мими.

- Думаю, что в следующем месяце. Почему вы спросили? Боитесь не успеть подготовить для меня маршрут путешествия?

- Нет, мой американский друг! Просто я привыкла всегда держать своё слово!

В тот момент я неправильно понял истинный смысл последней фразы Мими. Я почему-то подумал, что она интересуется датой моего приезда и так боится не сдержать своё слово, от того, что собирается куда-то уезжать. «Мало ли, – мысленно предположил я – может, она хочет уехать из Генуи в Рим, или, вообще, в какую-нибудь другую страну». Но никуда Мими не собиралась уезжать. Данному ею слову угрожала совершенно другая тайна, гораздо более страшная и необратимая. И когда я узнал о ней, я подумал: «Будь я проклят, но лучше бы она уехала на край света!».

Мы просидели в кофейне почти до полуночи, разговаривая о разных мелочах, и немного узнавая друг друга. Потом Мими внезапно сослалась на головную боль, обосновав её тяжёлым днём, и мы поднялись к своим номерам. У дверей мы договорились перейти на «ты» и едва не поцеловались. Я смотрел на её губы, которые рассказывали мне о том, как Мими хорошо провела вечер, как она рада нашему знакомству, какой я интересный собеседник, в каком предвкушении завтрашнего дня она находится и прочее, и прочее, и прочее. А я смотрел на её губы и просто хотел их поцеловать. Пусть даже это было бы всего одно легкое прикосновение, но мне хватило бы и этого. Только бы поймать дыхание с её губ и проглотить его, как самое действенное снотворное предстоящей ночи. Как же я хотел… Я часто забываю о том, что не нужно хотеть, нужно сразу действовать.

- Будем прощаться – произнёс я. И это был ни то вопрос, ни то какое-то незаконченное предложение.

- Нет – отрицательно покачала головой Мими - Я не говорю тебе: «Прощай», потому что завтра вновь скажу: «Здравствуй»…

В тот вечер она произнесла эти слова впервые. Потом я слышал их, довольно, часто. Это был её девиз, что ли. Фраза, всегда дающая надежду. Мими не любила прощаться. Она даже избегала использования этого слова в своём лексиконе. Будто оно являлось каким-то роковым или запретным. Лично я, никогда не слышал от неё: «Прощай». Она не хотела в чём-то останавливать жизнь. Она слишком любила жизнь!

На следующий день, как и было оговорено, мы отправились на прогулку по Нью-Йорку. Я предложил Мими воспользоваться моей машиной, чтобы посетить побольше интересных мест и не вымотать при этом ноги. Мими согласилась. Она рассказала, что уже видела Статую свободу, Бруклинский мост (само собой), побывала в нескольких музеях (в том числе в Музее Современного искусства, Музее Мадам Тюссо и Бруклинском музее), ездила на Уолл-стрит, где открыла для себя Федерал Холл и Фондовую биржу. Теперь же, она не прочь отправиться в Центральный парк. Я ответил, что это отличный выбор, тем более, что сегодня, как никогда, подфартило с погодой. Только я предложил вначале посетить 5 авеню и Эмпайр Стейт Билдинг, потом по 34-й стрит вывернуть на 7 авеню и отправиться в Таймс сквер, а уже оттуда по 6 авеню через Центр драйв въехать на территорию парка. Мими абсолютно запуталась в маршруте, но на моё предложение согласилась. Она понимающе кивала головой, пока я расписывал ей весь сценарий на сегодняшний день, а потом сказала:

- Знаешь что, кончай трепать языком и заводи машину!

Я послушно и с необычайной радостью исполнил её приказ.

- Понимаешь, Мими, - сказал я, направляясь к Эмпайр Стейт – будь я гидом… Нет, лучше скажу так: если бы я когда-нибудь захотел написать книгу о Нью-Йорке, то, наверное, начал бы её с такой мысли: «Если вы хотите узнать, чем живёт Нью-Йорк – отправляйтесь на 5 авеню. Если вы хотите узнать, чем дышит этот город – поспешите в Центральный парк Манхеттена».

- Я бы купила твою книгу! – поставила оценку Мими.

- Вообще, на 5 авеню лучше не соваться, если ты не обладаешь тремя вещами.

- Какими? – заинтересовалась Мими.

- Деньгами, вкусом и умением вовремя сказать себе «Стоп!» - ответил я -  Эта улица считается одной из самых дорогих в мире. Вдоль неё

располагаются самые знаменитые бутики, элитные магазины, шикарные отели, банки, торговые центры, рестораны с изысканной кухней…

    - Я Макдональдс увидела! Он тоже какой-то особенный? – Мими ткнула пальцем в стекло.

    - Эти в любой среде выживают! – иронично отозвался я – Они даже напротив Эмпайр Стейт Билдинга сумели расположиться. Всегда удивлялся этому соседству.

    - А помимо магазинов и бутиков, что ещё есть на 5 авеню? – спросила Мими.

    - Эмпайр. Публичная библиотека – кстати, тоже одна из достопримечательностей. Фильм «Послезавтра» смотрела? Так вот, это она и есть. Дальше… Собор Святого Патрика, Рокфеллер-центр и огромное количество музеев. В общем, погулять по 5 авеню можно, а вот для того, что бы здесь жить, необходимо научиться испражняться золотом.

    - Как цинично – ответила на мой немного некорректный юмор Мими.

В Центральном парке мы оказались только в 4 часа после полудня. Причем, большую часть времени забрали вовсе не пробки, а магазины. Бесчисленные магазины. 5 авеню – длинная улица. Она тянется от самого Вашингтон-сквера до Гарлем-Ривера. Большую часть времени мы ехали без остановок. Мими говорила о своих родителях, которые сейчас живы, здоровы, и ждут её возвращения домой; рассказывала о друзьях, об учёбе, немного рассказала о Генуи (видимо, чтобы показать, что и она неплохо знает свой родной город). В общем, мы ехали и говорили обо всём на свете. Мими даже не успевала смотреть по сторонам. Первая остановка произошла на углу 53 стрит и 5 авеню. Мы немного не доехали до Эмпайр Стейт Билдинга. Мими неожиданно взвизгнула с какой-то радости (я чуть не дал ногой по тормозам), подпрыгнула на сидении, а потом ткнула пальцем в стекло и, указывая на здание в стиле французской готики, спросила что это. Я ответил, что ничего особенного, что это протестантская епископальная церковь святого Томаса. И если она не желает послушать литургическую музыку и мужской хор, то мы двинемся дальше. Конечно же, Мими пожелала. Слава всем святым, что в этот час в церкви не было никакого концерта. Мими просто сделала несколько фотографий, в том числе вместе со мной, а потом скомандовала двигаться дальше. Я даже не успел набрать скорость, как моя итальянская гостья вновь меня остановила. На этот раз на углу 50 стрит и 5 авеню, возле собора святого Патрика.

- Что это? – спросила Мими, запрокинув голову к двум величественным шпилям неоготического стиля.

- Тот самый собор святого Патрика, о котором я тебе говорил.

- Он великолепен! – восхитилась Мими и потянулась за фотоаппаратом.  

- По древней легенде – произнёс я, и почему-то почувствовал себя экскурсоводом со стажем. Хотя, по правде говоря, просто хотел привлечь к себе внимание - святой Патрик принёс в Ирландию христианские учения и изгнал змей. 17 марта в Нью-Йорке в честь него все стараются надевать зелёную одежду. Дело в том, что зелёный – это национальный цвет Ирландии. В Чикаго в зелёный цвет даже окрашивают реку. А в Ирландии и Великобритании нужно обязательно выпить стаканчик спиртного с листиком клевера на дне.

Естественно, после осмотра собора Мими увидела Рокфеллер-центр и бронзовую статую древнегреческого титана, расположенную у самого входа.

- С этой статуей, кстати, связано имя одного диктатора, хорошо известного на твоей родине – сказал я и посмотрел на Мими, чтобы проследить за её реакцией.

А она, увлечённая фотографированием, даже не повернула голову в мою сторону, и как бы невзначай ответила:

- Муссолини что ли?

- Как ты догадалась? – удивился я.

- А он единственный! – коротко ответила Мими.

- Да. Статую установили в 1937 году, - рассказывал я, пока Мими делала снимки -  и после её открытия, люди устроили протест. Они утверждали, что титан до боли напоминает Бенито Муссолини. Но, тем не менее, никуда титана не убрали. А позже один английский художник очень иронично отметил: «Статуя похожа на то, каким Муссолини видит самого себя».

- Тонкий английский юмор – Мими наконец посмотрела на меня, улыбнулась, а потом добавила - Давай лучше запечатлеем себя во имя истории!

Я наивно полагал, что церковь святого Томаса, собор святого Патрика и Рокфеллер-центр – предпоследние наши остановки на пути к Эмпайр Стейт Билдингу. Последней, как я думал, окажется Нью-Йорксая Публичная библиотека. Но, Боже мой, как я заблуждался. Далее мы останавливались практически на каждом углу. Сейчас я даже не могу припомнить все места, которые мы посетили. На 5 авеню 570 Мими захотела заглянуть в «Barrington Gallery», чтобы присмотреть какую-нибудь картину для мамы. Однако ей ничего не понравилось. На углу 5 авеню и 46 стрит она увидела сигарный бутик «Montecristo», в котором купила сигары отцу. На 5 авеню и 45 стрит Мими проголодалась, и мы зашли в кофейню «Starbucks coffee». В сувенирной лавке «Gifts&Gallery» на 5 авеню 520 Мими купила символические презенты своим друзьям. На углу 39 стрит в магазине «Payless» она приобрела две пары туфель для двух своих лучших подруг. На углу 37 стрит возле «TD банка» Мими увидела Статую Свободы в человеческий рост и решила сфотографироваться рядом с ней. На 5 авеню 381 Мими зашла в магазин подарков «Memories of fifth ave» и купила ещё несколько сувениров. Одним словом, ярд за ярдом мы, наконец, подъехали к Эмпайр Стейт Билдингу.

Я спросил у Мими, как она относится к высоте. Мими уточнила, какую высоту я имею ввиду. Я ответил, что более 300 ярдов. Не дав ей опомниться, я схватил Мими за руку и потащил на 102 этаж, где располагалась одна из лучших смотровых площадок в Нью-Йорке. Когда лифт доставил нас на последний уровень, я встал у Мими за спиной, закрыл своими ладонями её глаза и попросил полностью мне довериться. Она была не против. Двери открылись, и Мими очень медленно и аккуратно сделала первый шаг на смотровую площадку. Я чувствовал, как дрожат её веки под моими большими ладонями, будто хрупкая бабочка билась в руках. Я наслаждался трепетным прикосновением пальцев к кончикам её ресниц. Я ощущал тепло её напряженного дыхания и тихо шептал на ухо, слегка прикасаясь губами: «Ты молодец. Осталось ещё несколько шагов, и ты увидишь нечто прекрасное». А про себя думал: «Ещё несколько шагов, ещё несколько прикосновений моего живота к твоей спине, и я сойду с ума».

Мы подошли к перилам, и я спросил:

- Готова?

- Здесь очень высоко? – поинтересовалась в ответ Мими.

- Достаточно, чтобы поздороваться с Богом.

- Анджело, не пугай меня так! – и она слегка ударила локтём мне в живот.

- Ладно-ладно. Спокойно. Я рядом. Я держу тебя. Приготовься. Раз. Два..

На слово «Три» я открыл Мими глаза, и она увидела Нью-Йорк с высоты поднебесья – каменные джунгли в разверзнутых объятиях небесной лазури, в матовой дымке, уходящей к самой Атлантике. В западной части гудел судоходный пролив Ист Ривер, а за ним растянулся большой, но тесный Лонг-Айленд и старина Бруклин бридж. На востоке - знаменитый Гудзон и милосердный Нью-Джерси (да хранит небо губернатора Корзайна, отменившего смертную казнь в этом штате). На севере за рекой Гарлем расположился тихий и спокойный Бронкс. Несмотря на все эти географические особенности, Нью-Йорк со всех сторон был одинаков. Стройные, однотипные небоскребы, как сталагмиты, тут и там произрастали из-под земли и тянулись кверху, поблёскивая начищенными окнами верхних этажей. Другие строения (те, что пониже) на их фоне напоминали аккуратно сложенные руины в окружении хаотично разбросанных булыжников в виде двухэтажных зданий. Ни деревьев, ни цветов, ни зелёных лужаек, ничего, кроме серых камней и жёлтых пятен такси, марширующих слаженным строем по узким дорогам. С головокружительной высоты Эмпайр Стейт Билдинга полуденный Нью-Йорк терял свои привычные краски, звуки и ритм. Он превращался в монотонный, геометрический рельеф, но вместе с тем великолепный и будоражащий до глубины души. Может, от того, что этот город смешанных стилей именно сверху выглядел в едином стиле: строгом, консервативном, прямолинейном, даже, в каком-то плане, гистограммном.

Холодный ветер продувал со всех сторон, и я плотнее прижался к Мими, положив свои руки ей на живот. Она улыбнулась, а потом так мило съёжилась, будто куталась в мои объятия, как в тёплый плед.

- А вот интересно – произнесла Мими – приходило ли кому-нибудь в голову сигануть отсюда вниз?

- Забавные мысли тебя посещают – удивился я – Кто-то думает о красоте открывающейся отсюда панорамы, а Мими почему-то интересуется суицидом.

- Да я просто так. Для общей информации. Наверняка ж было.

- Ну, конечно было. Первый прыжок вниз случился сразу же после завершения строительства.

- И кто это был?

- Какой-то рабочий. Его уволили, и он решил спуститься с башни таким вот оригинальным способом.

- Да, бедняжка. Лучше бы он лифтом воспользовался.

- Но самым оригинальным прыгуном оказалась некая Элвита Адамс. Она решила спрыгнуть с 86 этажа. Но, то ли она взяла маленький разбег, то ли кроличью лапку зажала в руках. Одним словом, Элвита прыгнула, но сильный порыв ветра забросил её на этаж ниже. В результате, она отделалась только переломом бедра.

- Не задался как-то день у Элвиты – иронично отозвалась Мими.

Следующим пунктом в нашей прогулке стал Центральный парк, куда мы направились через Таймс Сквер. По пути мы заехали в театр «Neil Simon» на 52 стрит, где я приобрел два билета на вечерний мюзикл «Лак для волос». Потом Мими останавливала меня ещё у ряда модных бутиков, среди которых были Banana Republic, Esprit, Zara, Victoria’s secret. Мими что-то опять покупала, и вновь не для себя. Меня это сильно удивляло. Я порывался то и дело спросить, почему же она ничего не приобретает себе, но не спросил. Мне не хотелось лезть в её планы и казаться чересчур любопытным. Но любопытство, как известно, всегда берёт верх. И не секрет, что именно любопытство открывает самые страшные комнаты.

Мы сидели в тени Центрального парка, на скамейке у пруда и обедали фаст-фудом из Макдональдса. Хотя, по времени это был, скорее, ленч. Мими, видимо, неплохо проголодалась, потому что заказала сандвич Роял де Люкс, большую порцию картофеля фри, маленькую порцию Чикен Макнаггетс и молочный коктейль. Я же обошелся лишь двойным Эспрессо и Чизбургером.

- Можно я спрошу кое о чём? – осторожно поинтересовался я.

- Это что-то неприличное? – уточнила Мими. Она сидела на скамейке в позе, похожей на «лотос», и держала двумя руками уже наполовину съеденный сандвич. 

- Почему ты так решила?

- Ну, ты осторожничаешь.

- Просто… - замялся я – Возможно, это не моё дело… Но мне вдруг стало интересно… Мы сегодня обошли столько магазинов, ты приобрела столько вещей, но я заметил, что ты ничего не купила себе. Ты постоянно твердила: это для отца, это для той подруги, это для этой, это для мамы. А для себя? Неужели ничего из того, что ты сегодня видела, тебе не понравилось?

- Почему же? – Мими говорила с набитым ртом, но это выглядело необыкновенно мило и по-детски озорно – В Нью-Йорке хорошие магазины. Мне понравилось очень много вещей.

- Тогда почему ты ничего не купила себе? Ты даже мне запретила что-либо покупать для тебя?

- Слушай, давай не будем говорить на эту тему. Она пустая и совершенно не интересная.

- Уверена?

- Да, уверена!

Мими перевела взгляд в сторону пруда и демонстративно откусила большой кусок сандвича. Она тщательно пережёвывала его, делая вид, что сейчас её больше всего волнует вот эта булка с мясом, нежели разговоры о шопинге.

- Прости – извинился я – Мне не стоило совать нос не в свое дело.

- Ты ни в чём не виноват – произнесла Мими, продолжая всё так же смотреть на пруд – Мне ничего не нужно, Анджело. Действительно, мне ничего не нужно. То, что у меня есть на сегодняшний день – мне хватит.

«Какая странная фраза» - подумал я – «Не похоже, что Мими пытается сейчас философствовать».

- Есть какая-то проблема? Скажи мне, если хочешь. Может, я смогу тебе помочь.

- Анджело, нет никакой проблемы – потом Мими очень глубоко вздохнула, отложила сандвич, взяла мою руку и произнесла слова, при воспоминании о которых у меня всегда дрожь по коже. И я вижу перед собой её глаза. Они были наполнены слезами, но Мими не давала им свободу. Она держалась, но я-то видел, как тяжело давалось ей каждое сказанное слово. Будто острым лезвием она резала свою душу, приказав самой себе терпеть – Анджело, спасибо тебе за этот день. Ты очень хороший. Я говорю абсолютно искренно. И я хочу, чтобы ты знал… Послушай, я вижу, как ты ко мне относишься. Я чувствую, что ты испытываешь ко мне не просто привязанность. Признаюсь, мне тоже с тобой очень хорошо. Клянусь, что ещё ни с кем мне не было так легко и свободно, как с тобой. Но я прошу тебя, я умоляю, ради Бога, не привыкай ко мне, и не делай так, чтобы я привыкла к тебе. Поверь мне, так будет лучше.

- Кому лучше?

- Нам – моментально ответила Мими.

Я старался общаться с ней спокойно. А, собственно, какое я имел право сейчас диктовать свои условия или требовать взаимности? Кем для меня являлась Мими, и кем для неё являлся я? Вопреки тому, что твердило сердце, правильнее было в этот момент согласиться с разумом. А разум неустанно повторял: «Вы абсолютно незнакомые люди. Вы знаете друг друга не более 24 часов». Скажете, любовь с первого взгляда. Ну, боже правый, к чему вся эта тривиальность? Нет, это была не любовь. Это было присвоение друг друга. Я присвоил себе Мими, потому что в моей жизни не хватало заботы о ком-то. Мими присвоила себе Анджело, потому что ей не хватало общения. Каждый получил то, что хотел. Сердце не желало мириться с возможным расставанием только по одной причине – привыкание. Когда мы привыкаем к любимой материи (независимо от того, создана ли она из дерева, камня, ткани, пластмассы или плоти), она становится, действительно, любимой.

- Сделай так, как я тебя прошу – продолжила Мими – Не привыкай. За привычкой обязательно последует любовь – ты же это прекрасно знаешь. Не допусти этого, и позже ты поймешь, что я была права. Послезавтра я уеду. Потом ты приедешь в Геную, и мы вновь встретимся. Но сделай так, чтобы эти встречи оказались не более чем прогулкой двух старых знакомых. Ты сильнее меня, ты сможешь. Я хочу, чтобы всё было именно так.

- Но хочу ли этого я?

Мими ничего не ответила. Только опустила голову и глубоко вздохнула.     

- Ты можешь нормально объяснить? Ты можешь мне рассказать всё, как есть?

- Анджело, ну, зачем тебе все эти подробности? Зачем тебе изводить себя? Просто поверь мне на слово. У тебя со мной нет будущего.

Не было никакого смысла дальше продолжать этот разговор. Мими всё для себя решила. Мне оставалось только согласиться с её решением. Поэтому, я как-то легкомысленно и наигранно произнёс, что мне всё понятно, что этот разговор никак не повлияет на наше знакомство, и что пора отправляться в отель, принять душ и переодеться. Потому как вечером, если она не забыла, мы идём на мюзикл. Я поднялся со скамейки, но Мими не отпускала мою руку.

- Анджело – произнесла она, разрываясь от недосказанности – Я больна. Я неизлечимо больна.

Всё резко встало на свои места. Исчезли все сомнения, домыслы и бестолковая ревность. У Мими была IV степень глиомы головного мозга. После комплекса радиотерапевтических процедур, врач сообщил, что по тому, с какой скоростью продолжает расти опухоль, он может сделать неутешительный прогноз – Мими проживёт ещё не больше года. Год – это максимум. Хирургическое вмешательство было невозможным, потому что глиома, достигшая размера с перепелиное яйцо, располагалась в стволе головного мозга и распространилась на оба полушария. Это был отсчёт к концу. Семья Риальди обращалась к другим специалистам, но все они в один голос утверждали, что девушку уже не спасти, с этим нужно просто смириться. И первой смирилась именно Мими. В какой-то день она решила, что не желает проводить остаток жизни в бесчисленных клиниках, в душных палатах, читая книгу за книгой, потому что больше нечем заняться. Она хотела жить, а не доживать. И первым делом Мими убрала из дома все календари. Потом сходила в ближайшую кондитерскую и купила свои любимые пирожные. «К чёрту диету!» - решила Мими. Она стала делать вещи, которые до этого всегда откладывала «на потом», и вдруг заметила, что живёт новой жизнью, совершенно не похожей на прежнюю. В этой новой жизни у Мими, оказывается, были друзья, и достаточно много времени для встреч с ними. Оказывает, она способна прощать своих врагов и даже первой пойти на перемирие. И было совершенно не сложно завести собаку и ухаживать за ней. И, оказалось, очень просто расставаться с теми, к кому ничего не испытываешь. И не так был страшен прыжок с парашютом, как она себе до этого представляла. И лошади, оказывается, сбрасывают с себя не каждого. И вечерняя прогулка на велосипеде оказалась лучше, чем 2 часа в тёмном зале кинотеатра. И не было ничего смертельного в том, чтобы ночью искупаться в море полностью обнажённой. И совершенно не обязательно каждое воскресенье посещать церковь, чтобы обеспечить себе место в раю. Мими будто открыла внутри себя все двери и впустила свежий ветер в запертую до некоторых пор комнату. Это была совершенно другая жизнь, свободная от предрассудков, замкнутости, цинизма, себялюбия, спешности, неверных приоритетов и пустых стремлений. И этой жизнью стоило бы наслаждаться и дышать, ценить и открывать в ней новые двери. Да только её время уже отмерялось не годами.

Потом я узнал, что путёвку в Нью-Йорк купил отец Мими. Он давно был в курсе, какими городами грезит дочь. Поэтому, в один прекрасный день он аккуратно спросил: «Если бы у тебя был выбор между Шанхаем, Нью-Йорком и Парижем, то чтобы ты выбрала?». Мими, не задумываясь, ответила – Нью-Йорк, конечно же, Нью-Йорк. «Я не сомневался» - сказал в ответ отец. Миновал месяц. Шла вторая неделя жаркого мая. Мими вернулась домой после очередной вечерней прогулки на велосипеде. За накрытым столом сидели отец с матерью. «Что отмечаем?» - на ходу бросила Мими, намереваясь отправиться в душ. «Твоё предстоящее путешествие» - ответил с таинственной улыбкой отец, бросая взгляд на супругу. «Да? И куда вы меня отправляете?» - Мими утирала полотенцем капельки пота с лица. Она всё ещё полагала, что отец решил пошутить. «В Нью-Йорк. Твой рейс через неделю. И это не шутка» - произнёс отец, видимо, заподозрив, что дочь не принимает его слова всерьез. Мими медленно опустилась на стул. Она не могла поверить в происходящее, и она бы ещё долго не верила, если бы отец не показал билет, который прятал за спиной. Мими взвизгнула, подбежала к родителям и расцеловала их. Отец сказал, что эта поездка - маленький подарок Мими к её дню рождения. Но с болью в сердце он прекрасно понимал, что его любимая дочь, его цветок, его маленькая Мими, радость всей его жизни, скорее всего, так и не встретит своё 22-летие. 

- О чём ты больше всего жалеешь? – спросил я у Мими, когда поздно вечером мы возвращались с мюзикла в отель.

Мими почти лежала на переднем сидении, прильнув головой к боковому стеклу. Несколько минут назад её второй раз за день стошнило, а теперь небольшое головокружение и вовсе лишило оставшихся сил. Она всю дорогу молчала и стеклянными глазами смотрела на огни ночного Нью-Йорка. Я же старался ехать, как можно более аккуратно и тихо, чтобы не вызвать резкую головную боль.

- Мне бы хотелось думать, что мне не о чем жалеть – ответила Мими – Но я не могу. Я не могу так думать. Потому что мне, действительно, есть о чем жалеть. Причин несколько, но главная – одна. Я никогда не узнаю, что такое материнство. При всём моём желание, я уже просто не успею выносить и родить ребенка. А всё остальное, в общем-то, я успела взять от жизни. Я просто не успела дать жизнь.

И в этот момент она заплакала. Я остановил машину на обочине, и Мими, задыхаясь от слёз, в ту же секунду, не в силах более сдерживать себя, упала на моё плечо. Я обнял её, такую хрупкую, нежную, юную и родную. Я ничего не мог поделать. Я никак не мог изменить эту ситуацию и облегчить её страдания. Я мог только быть с ней рядом. И вышло так, что я остался с ней рядом.

На следующий день мы посетили Лонг-Айленд, добрались до Хэмптона Бейса и по мосту Понквог выехали на песчаное побережье Атлантики. Мими попросила остановить в самом безлюдном месте. После чего выскочила из машины и, сбрасывая на ходу босоножки, побежала по холодному песку к океану. Она остановилась у самой воды. Одна, почти на целый километр. Одна, на границе пустынного белого пляжа и сапфировой бескрайности океана. Я следил за ней, присев на капот машины. Набегающие с грохотом волны ласкали её босые стопы, свежий ветер ворошил вьющиеся длинные волосы и шелестел шёлковой тканью её белой туники. Мими подняла руки кверху и сцепила их в замок за головой. В этот момент она, как никогда, была похожа на маленькую русалочку, вышедшую из пены морской. Она стояла, обратив лицо к океану, вдыхая солёный воздух и слушая музыку волн. Это было проявление её свободы. В этой среде Мими ощущала себя необыкновенно счастливой, словно, птицу выпустили из тесной клетки.

- Анджело! – закричала она во весь голос.

- Что? – прокричал я в ответ.

Между нами было расстояние в пару десятков шагов.

- Это прекрасно! Это лучшее место! Это… Это… miracolo! (в переводе с ит. «чудо»)

Мими подбежала ко мне и обняла. Она прижалась щекой к моей груди, как раз к тому месту, где гулко билось о ней моё большое сердце. О, сколько женщин так же льнули к моему телу, сколько их засыпало и просыпалось на моей груди, сколько согревало это место дыханием и губами, но ни одна из них так и не смогла запасть в самое сердце, как это сделала юная Мими.

- Спасибо тебе – произнесла она, не отстраняя щеки от моей груди – Ты мой бескрылый ангел!

- Почему ангел? – спросил я.

- Потому что тебя зовут Анджело. Ты ангел, но у тебя нет крыльев. Но дело не в этом. Что же ты делаешь со мной?

- Что? – вновь спросил я, желая постоянно слышать её тихий голос.

- Ты делаешь меня счастливой. Ты спасаешь меня, уносишь из бездны на своих руках, даешь свободу, всё понимаешь и всё чувствуешь. На это способны только ангелы. Ты – мой ангел. Бескрылый, земной и такой серьёзный.

Я слушал её, вникал в каждое слово, а всё моё нутро буквально кричало от боли. И я думал про себя: «Как жаль, но тот, кого ты считаешь ангелом, не может вытащить тебя из последней бездны. Не может, даже ценой своей собственной жизни».

- Я вот о чём подумала… - интонация Мими сменилась с печальной на игривую – Ты захватил плавки?

- Плавки? – переспросил я – Какие плавки? Холодно же…

- Да брось ты! Не будь занудой! – Мими схватила меня за руку и потянула к океану – Солнце светит, вода не такая уж и ледяная, ветерок… Пойдём купаться. Я не могу уехать из Нью-Йорка, не искупавшись в Атлантическом океане.

- А ты взяла купальник? – спросил я.

- Нет. Но под водой всё равно ничего не видно. Ну же, Анджело. Я отвернусь. Да ты посмотри, вокруг не единой души, кроме нас. Пожалуйста. Давай воспользуемся случаем. Прошу тебя. Не противься. Ты разве никогда не купался голышом?

- Признаться, нет – ответил я.

- Отлично. Есть повод это исправить. Ты не представляешь, как много ты потерял в жизни. По мне, так нет ничего лучше, чем плавать голышом. В этом есть что-то первородное, что-то естественное. Когда вода ласкает всё тело и ничего не стесняет движения, ощущаешь какую-то волну, которая идёт отсюда – Мими остановилась и положила свою тёплую ладонь на мой живот, чуть ниже пупка – и поднимается по всему телу к голове. – потом она снова повела меня к океану – Тебе кажется, будто кто-то может случайно забрести на пляж и увидеть тебя без одежды. Но эти предчувствия лишь усиливают ощущения обнаженной свободы. Словно, забрался в чужой сад, чтобы нарвать яблок.

Когда мы подошли к самой кромке воды, Мими скомандовала:

- Отворачивайся. Ну, же, отворачивайся, Анджело!

- Зачем?

- Как это зачем? – удивилась она - Вначале я зайду в воду, а потом ты – объяснила Мими и, не дожидаясь моих действий, сама повернула меня лицом к пляжу – Так и стой, пока я не разрешу тебе повернуться.

Я увидел, как прямо передо мной вначале упали скомканные бриджи кофейного цвета, потом туника, следом белый лиф-топик и, наконец, такого же цвета маленькие (почти кукольные) трусики, без всяких кружев и оборок. Моя нимфа забежала в воду, пару раз окунулась с головой, а потом крикнула:

- Твоя очередь!

Я обернулся и увидел, что Мими смотрит в мою сторону. Беспокойная поверхность воды обнажала её плечи, чуть приоткрывая неглубокую ложбинку меж грудей. Дразня меня.

- Как вода? – поинтересовался я, стягивая футболку. Делал я это без особого рвения. Как-то, даже, робко. С другими женщинами, которые были в моей жизни до Мими, я не испытывал ничего похожего. Я легко перед ними раздевался, легко раздевал их. Для меня это был не более, чем стандартный процесс перед стандартным совокуплением. С Мими всё обстояло иначе. Она пробудила во мне почти забытые (как мне казалось) чувства смущения, подростковой стыдливости и неопытности. Те самые чувства, когда ещё заботит: как ты снимаешь одежду, в какой форме твоё тело, что снять вначале, а что оставить напоследок; когда ещё задумываешься о том, что нужно как-то незаметно расправить тот самый орган, придавленный к телу тесной тканью брюк и нижнего белья. Мужчины меня поймут. С годами все эти маленькие и волнительные моменты полностью исчезают. Приходит опыт и всё становится, как бы так выразиться, рутинно – как в туалет сходить. Смешно, даже. Захотел – снял брюки – сходил – одел брюки. Никого ж не заботит, как ты снимаешь брюки: резко или медленно, расстегиваешь вначале гульфик, а потом пуговицу или, наоборот, вначале пуговицу, а потом гульфик. Важен итог. Даже не процесс. Раздеваясь в тот день на пляже, я испытывал робость, потому, что моё сознание (видимо, ещё не совсем обезумевшее от желания обладать Мими) по-прежнему видело в ней ребёнка. И я думал: «Мне 45, ей 21. Что она видела за всю свою жизнь? Молодые, ещё совсем молочные, покрытые первым пушком, тела своих сверстников. Каково же будет ей увидеть обнаженного мужчину, который в отцы годится? Странно это всё и непривычно. Во всяком случае, для меня». И я раздевался медленно, задумываясь над тем – как я это делаю, для чего я это делаю и как я выгляжу в процессе этого нелепого стриптиза. Как же ловко удалось ей вовлечь меня в свою юную забаву. Верно говорят (и я теперь в этом нисколько не сомневаюсь): «Старое дерево в молодом саду, будто тоже расцветает».

- Давай, Анджело. Быстрее. Чего ты там копаешься?! – кричала Мими из воды, как тренер по синхронному плаванию.

- Ну, так как вода? – вновь спросил я, стараясь переключить её внимание.             

- Мокрая – ответила Мими.

- Нет, я серьёзно.

- Не бойся, не замёрзнешь. Ну, ты идешь?

- Ты отвернуться не хочешь? – я застыл с расстегнутыми джинсами, придерживая их руками.

- Ох, какие мы стеснительные! – заворчала Мими, отворачиваясь к океану – Боимся, что маленькая девочка увидит голого дяденьку.

Я быстро скинул оставшуюся одежду (джинсы и нижнее бельё), бросил всё поверх вещей Мими и ещё раз окинул взглядом окрестности пляжа, лишний раз убеждаясь в нашей уединённости. Пляж оставался таким же пустым. Тогда я развернулся, чтобы, наконец, зайти в воду и в этот момент увидел озорной взгляд своей нимфы.

- Так-так-так! – запричитала она, сдерживая смех – На рыбалку собрались?

Поднимая мириады брызг, я сделал всего несколько шагов и нырнул. Вода оказалась прохладной. Даже, точнее сказать, холодной. И это немного уняло мою робость. Но никакого другого удовольствия от такой температуры я не получил. К тому же, прибрежные волны подняли песок со дна, что не позволило мне разглядеть под водой прекрасную часть нимфического тела. Я вынырнул рядом с Мими. Ветер обдал мокрое тело, и зубы застучали характерный степ.

- Кажется, ещё не время для купания – елё выдавил я.

- Какой же ты, всё-таки, зануда! – Мими брызнула мне в лицо водой.

- Это я-то зануда? Ты обманула меня! Сказала, что я не замерзну! – я брызнул ей в ответ.

- А ты замерз? Ну, сейчас согреешься! – после этих слов Мими стала активно работать руками, посылая в мою сторону поток солёных брызг.

Я принял её игру. Мы резвились, как дети, хохоча до коликов в животе, крича от восторга и наслаждаясь нарастающим азартом. Когда нечем было дышать, Мими поворачивалась ко мне спиной, визжала от радости, била руками по воде, а потом с напором Амазонки вновь вступала против меня в неравный морской бой. Казалось, силы никогда её не покинут. Я уже выдохся, сполна наглотался солёной воды, практически ничего не слышал и с минуты на минуту готов был поднять белый флаг. Но Мими не желала останавливаться, будто у неё открылось второе дыхание. Потопляя друг друга, мы и не заметили, как сократилось расстояние между нами, и в бурлящей воде, сквозь мутную пелену, застилающую глаза, я внезапно схватил мою нимфу и прижал к своему обнаженному телу. Мими замерла. Океан зашипел вокруг нас, как минеральная вода в стакане. Я почувствовал её маленькую грудь и затвердевшие бугорочки, которые окружали тёмные ореолы. Мои руки соскользнули под водой по её спине к пояснице, и в этот момент, заигравшая внутри меня кровь, устремилась к низу живота, к тому сакральному месту, где в пылающем томлении рождается божественное наслаждение и великая энергия жизни.

- Согрелся? – спросила Мими, возвращая меня с небес на землю (а точнее, на воду).

- Кажется, да.

- Я чувствую! - Мими засмеялась и выскользнула из моих рук, как маленькая рыбка, оставив меня один на один с обжигающим желанием.

Она решила немного поплавать, и предложила составить ей компанию. Я согласился, хотя, по правде говоря, в тот момент подумывал о теплом пледе и тесных объятиях.

После одного, но очень дальнего заплыва (Мими, как оказалось, превосходно держится на воде) мы, наконец, вышли на берег. Точнее сказать, Мими заставила меня выйти первым, сходить к машине и принести маленький рюкзачок, который она забросила на заднее сидение. Продуваемый всеми ветрами, дрожа от холода, я побежал к автомобилю. Я затылком чувствовал, как смеется Мими, глядя на мои белые, подпрыгивающие ягодицы. «На кой чёрт ей этот рюкзак?! И, вообще, что в нём?!». Всё стало понятно, когда я возвращался назад. Во время моего отсутствия, Мими спокойно вышла из воды, накинула на тело тунику, (прикрывающую все запретные части её тела) и преспокойно ожидала меня на берегу.

- Вот видишь, Анджело, – улыбаясь, произнесла она, глядя на то, как я нелепо прикрываюсь её маленьким рюкзачком – ты обсох, согрелся и еду принёс. Выглядишь сейчас, как первобытный охотник.

- Какую еду?

- Ту, которой ты пытаешься прикрыться. Она в рюкзаке. Давай, одевайся, и устроим небольшой ленч на берегу океана.

Мими захватила с собой дорожный термос с кофе, два пластиковых стаканчика и четыре сандвича. Очень предусмотрительно с её стороны, если учесть, что утром мы ничем не завтракали, а после плавания и свежего воздуха проснулся зверский аппетит. Поэтому, мы расположились прямо на песке, согреваясь кофе и утоляя нагулявший голод сандвичами из тостерного хлеба, сыра и ветчины.

- Как ты представишь меня своим родителям, когда я приеду в Геную? – спросил я.

- Анджело Бранто. Мой американский друг – не задумываясь, ответила Мими.

- Ну, а если они спросят у меня, как и где мы познакомились…

- Не спросят!

- Почему?

- Потому что мои родители ни черта не понимают по-английски. А ты ни черта не понимаешь по-итальянски. Сомневаюсь, что у вас сложится разговор. Подай мне вон ту ракушку! – Мими указала на маленькую черно-белую ракушку, лежащую у моей ноги – И, вообще, я думаю, что мы опустим твоё знакомство с моими родителями.

Я подал Мими то, что она просила.

- Почему ты не хочешь нас знакомить? – удивился я.

- А зачем? Какой в этом смысл? Ты приедешь на несколько дней, мы погуляем, я покажу тебе город, а потом ты уедешь.

- А если я захочу остаться на более долгий срок?

Мими посмотрела на меня серьезным, немного напряженным взглядом и отрицательно замотала головой.

- Забудь – сказала она – Кажется, мы только вчера с тобой обо всём договорились. Анджело, если ты просто будешь в моей жизни, если я буду знать, что ты есть, что ты счастлив – этого будет для меня достаточно. Любовь – это слишком нечестно по отношению к тебе.

- Почему ты так говоришь?

- Потому что! Разве честно давать надежду человеку, заранее зная, что потом лишишь его не только надежды, но и покоя, счастья, радости, жизни, в конце концов. 

Я часто задумывался над этими словами: при жизни Мими, и когда её не стало. Я всё спрашивал у самого себя: «Была ли любовь Мими нечестной по отношению ко мне?». И каждый раз я её оправдывал. Мы оба знали, что однажды разойдёмся по разным дорогам, и в этой жизни больше никогда не увидимся. Но нам хотелось, как можно дольше, оставаться рядом. Даже перед сном мы никогда не желали друг другу «Спокойной ночи». Мы всегда говорили: «До завтра». И эти слова давали ту самую надежду, покой, счастье, радость и жизнь.  

- У меня есть к тебе одно интересное предложение – сказал я и достал из кармана коробок спичек.

- Хочешь подпалить пляж?

- Нет. Хочу показать тебе кое-какую игру.

Я достал из коробка случайное количество спичек и разложил их на песке в три ряда. В первом было 2 спички, во втором – 5, в третьем – 7. Мими замерла в ожидании правил.

- Смысл игры в том, чтобы взять последнюю спичку. Кто взял последнюю – тот и победил. За один ход ты можешь взять любое количество спичек, но только из одного ряда.

- Т.е. я не могу брать за раз, допустим, одну спичку из первого ряда и одну со второго? – уточнила Мими.

- Не можешь – подтвердил я – Любое количество, хоть все, но только из одного ряда.

- Интересно – Мими неотрывно смотрела на выложенные спички – А на что играем?

- На желание – ответил я.

- Нет, Анджело! – резко отвергла Мими.

- Может, ты не правильно меня поняла…

- Я сказала «нет»! Неизвестно, что придёт тебе в голову.

- Ничего страшного и невыполнимого. Будь уверена.

- Даёшь слово? – она пристально посмотрела на меня и улыбнулась.

- Даю.

Мими ещё раз взглянула на спички, потом на меня, снова на спички, и снова на меня. Глубоко вздохнула и сказала:

- Ну, тогда начнём. Кто первым делает ход?

- Предоставляю тебе это право.

- Ок – произнесла Мими на американский манер, и сразу убрала две спички из первого ряда.

Я же, в свою очередь, убрал две спички из последнего ряда и огласил:

- Ты проиграла!

- Почему это? – удивилась Мими, глядя на оставшиеся спички.

- Потому что на песке осталось два ряда по пять спичек в каждом. Твой ход - следующий. Какое бы количество ты сейчас не взяла, я, в любом случае, закончу.

Мими не поверила мне и взяла три спички из второго ряда. Я взял такое же количество из третьего. В двух рядах осталось по две спички.

- Бесполезно – сказал я – Ты сейчас возьмёшь одну, я тоже возьму одну. И останется по одной спичке в каждом ряду. Я возьму последнюю, в любом случае.

Мими сосредоточенно смотрела на игровое поле и молчала. Она не стратегию продумывала, и не пыталась проанализировать ходы. Она просто искала оправдание своему поражению. Мими не любила проигрывать и не умела проигрывать – это я узнал позже. В её голове моментально находились причины её проигрыша, доходящие иногда до полного абсурда: головная боль, неблагоприятное расположение звезд, неудачный день. Один раз она даже заявила, что проиграла мне шахматную партию, потому что на 8 ходу (и она это отчетливо помнит) судорога прострелила ей ногу. Одним словом, если поставил Мими перед фактом поражения и увидел задумчивое выражение её лица, знай – сейчас начнутся оправдания.  

- Это была тренировка, Анджело! Я отвлеклась – сказала она, выкладывая заново спички в ту же комбинацию – Давай ещё раз. Только теперь ты ходишь первым.

Я согласился. Но во второй раз Мими опять проиграла, и вновь всё свела к тренировке. В третий раз она предложила изменить количество спичек в каждом ряду. Я согласился, и добавил в каждый ряд по спичке. Но и это не принесло победу. В четвертый раз Мими построила новую комбинацию: в первом ряду 5 спичек, во втором – 7, в третьем – 8. Но опять проиграла.

- Чёрт! – разочарованно произнесла Мими, присыпая последнюю спичку песком – Ладно, какое там у тебя желание?

- Ничего особенного. Просто поцелуй меня.

И больше я ничего не сказал. Как завороженный я смотрел в глаза моей нимфы, ожидая жаркого прикосновения её губ.

- Значит, поцеловать? И это твоё желание? – спросила Мими, хитро улыбаясь.

Я совершенно спокойно ответил: «Да». И в ту же секунду она поцеловала меня в щеку, как целуют друг друга маленькие дети, воображая себя взрослыми. Я даже не заметил, как всё произошло. Чмок. И вот уже Мими собирает спички обратно в коробок.

- Нет, подожди… - запротестовал я.

- Что-то не так? – издевалась Мими.

- Я подразумевал другой поцелуй.

- Так ты же не уточнил. Поэтому, вот тебе твой поцелуй, вот тебе твои спички – она вложила в мою ладонь коробок и поднялась с песка – Ну, что, поехали дальше?

Мы не спеша направились к машине.

- Кстати, почему ты носишь с собой спички? – спросила Мими – Ты куришь?

- Нет – непринужденно ответил я.

- Тогда для чего они тебе?

- Да просто я очень часто играю в эту игру. И никогда не проигрываю.

Мими остановилась, прокручивая в голове сказанные мной слова. А я, наоборот, ускорил шаг, потому как, знал, что сейчас произойдёт вулканический взрыв. Возможно, с тяжелыми последствиями.

- Анджело! – закричала Мими - Ах, ты проныра! Так ты, оказывается, профи в этой игре? Всё. Мой поцелуй аннулируется. Это нечестно, Анджело. Нечестно. И ты обязан извиниться.  

- Мы в расчёте – ответил я, припоминая холодную воду и издевательский поход за рюкзачком.

С пляжа мы поехали по длинной и, довольно, унылой Дюн-роуд вдоль бесконечно-тянущихся линий электропередач, неприметных (а иногда и вовсе убогих) домишек, сбитых и проржавевших указателей и заросших пустырей. Изредка встречались, более-менее, красочные районы, например, близ Долфин-лэйна или Квога с их аккуратными коттеджами, выбеленными заборчиками, клумбами, зелёными газонами и хвойными насаждениями. В западном районе, а именно в Уэстхэмптоне, начинались элитные постройки, с белыми дощатыми террасами, с просторными комнатами и большими в полстены окнами, выходящими на Атлантический океан. Но наш отрезок пути пролегал в окрестностях Хэмптон Бейса, где-то между парком Шиннекок Каунти и Тритон-лэйн. А этот участок, уж поверьте мне на слово, даже отдалённо не напоминал рай.

Часть дороги Мими показательно молчала. Приблизительно 10-15 минут с того момента, как села в машин