Глава 11. Безоружность

Обезоружить тебя улыбкой
И бросить, как ты бросил меня здесь
Увядать отверженным.

«The Smashing Pumpkins».

Драко Малфой был известен как хитрый малый. Сортировочная Шляпа вмиг поняла, куда определить маленького мальчика, но, кажется, остальные студенты Слизерина забыли, что он – один из них. Известие о смерти Нарциссы и причинах ее гибели быстро распространилось по змеиному факультету. Немедленно прибыли совы от обеспокоенных родителей, писавших своим детям, чтобы они держались подальше от изгоя. Он был предателем, и его матери пришлось расплачиваться за осквернение рода.

Неизвестно, сколько именно человек ополчились на Драко той роковой ночью, когда уставший парень вернулся из больничного крыла. Малфой никогда никому не рассказал бы, кто именно напал на него, но не менее полудюжины студентов временно потеряли зрение из-за какого-то Темного проклятья, брошенного разъяренным Драко, прежде чем он был обезоружен, оглушен и ему методично переломали большую часть костей. Утверждение мадам Помфри, когда она давала юноше костерост, что «ему повезло остаться в живых» было встречено с кривой усмешкой. Повезло, потому что на этот момент жизни он и так уже многого лишился.

Нужно было придумать, куда поселить Малфоя. Разумеется, он не мог возвращаться в Слизерин. Снейп предложил поселить парня вместе с ним, но Дамблдор заметил, что в таком случае Северус рискует быть обвиненным в пристрастном отношении к подвергнутому остракизму Малфою. Не говоря уж о том, что студенту не подобало жить вместе с профессором. Но пока Драко находился в больничном крыле под постоянным присмотром мадам Помфри. Его временно поселили в больничной палате, наложив защитные заклинания, не пропускавшие никого, кроме преподавателей.

Только одному студенту было разрешено приходить к нему, единственному, кого Драко пожелал видеть. Грегори Гойл. Когда Грегори вышел из палаты, его лицо было красным, а глаза опухшими. Он не плакал, но, кажется, был на грани того. Гарри, который дежурил у больничной двери, неслышный и невидимый, крался вслед за неуклюжим слизеринцем пока они не отошли достаточно далеко, чтобы их не было слышно.

- Что он сказал? – спросил Поттер, снимая мантию и хватая Гойла за локоть.

Тот дернулся и развернулся, чтобы посмотреть, кто его спрашивает.

- Откуда ты взялся?

- Это неважно, Гойл. Что он тебе сказал?

- Я… он… - лицо Гойла напряглось от смешанных эмоций. Наконец, он выдохнул и произнес: - Драко сказал, что больше не может со мной дружить. Он сказал, что это не из-за меня и что я ему нравлюсь, но нам с ним опасно дружить. Меня могут убить.

- Вот как. Значит, тебя не было среди тех, кто напал на него?

- Нет. Меня вообще там не было, а то бы я помог ему. Он мой друг.

Гарри смотрел на него удивленно и немного недоверчиво.

- Друг?

Гойл нахмурил брови и озадаченно посмотрел на гриффиндорца.

- Малфой сказал так же. Если бы речь шла только обо мне… но он сказал, что могут пострадать мои мама и папа.

Слизеринец оглянулся по сторонам и продолжил:

- Но я буду слушать, что говорят остальные, и передавать ему. Нотт думает, что займет его место. Малфой посмеялся над этим. А потом сказал, что Тео – мисси-троп, который не способен превратить сильный ветер в ураган.

- Мисси-троп?

- Я не знаю, что это за слово. Так называют кого-то, кто не может ладить с людьми, - пояснил Грег.

Мизантроп, - подумал Гарри, но ничего не сказал, а лишь похлопал Гойла по плечу. Вдруг до него дошло, кого он, собственно, хлопает по плечу. Грег разговаривал с ним, и Поттер был удивлен, что тот сумел построить предложения. А еще более странным было то, что он не врезал Гарри и никаким иным способом не попытался угрожать ему.

- Хорошо. Значит, ты в курсе, что случилось, Гойл?

- Не совсем. По его словам, он встречался с тобой так, как я хотел бы встречаться с Булстроуд. Я не понял, как это. Ты же парень. Но он сказал, что у тебя есть все, что нужно.

Гойл потер огромной пятерней лоб, как будто в его мозгу происходила напряженная работа.

- Я думаю, что ты ему все еще нравишься, хотя он и не признается в этом. Малфои такие. Они говорят одно, а делают совсем другое. Он спрашивал, не собирается ли кто напасть на тебя и просил, если я услышу что-нибудь такое, сказать ему или помочь тебе. И при этом он говорит, что ты ему не нравишься. Но я вот что скажу, не очень-то он и умный, когда речь идет о таких делах. Ему меня не одурачить, - сказав это, Гойл расплылся в широкой гордой улыбке и ткнул большим пальцем себе в грудь.

Гарри дружелюбно, но озадаченно улыбнулся ему. Могло ли это быть правдой? Гриффиндорцу, конечно, хотелось бы верить, что Драко все еще любит его, но как это возможно? После всего случившегося… но, тем не менее, Гойл это утверждает. Хотя, тот не славился особой проницательностью. Коротко кивнув слизеринскому увальню, Поттер сказал:

- Надеюсь, что ты прав, Гойл. Надеюсь.
----------------------------------------------------------

Надо было что-то делать, и Дамблдор устроил так, что временно опекуном Драко была назначена Андромеда Тонкс. Хотя отец Малфоя был жив, с юридической точки зрения у юноши не было родителей. Школа не могла взять над ним опеку, но родственники могли позаботиться о соблюдении его интересов и гарантировать ему продолжение обучения в Хогвартсе.

Эту информацию сообщил Драко профессор Снейп, когда он сидел перед зельеваром, дожидаясь прихода Гарри на первый урок Окклюменции. Взволнованный гриффиндорец нерешительно открыл большую дверь и осторожно заглянул внутрь, убеждаясь, что там его не поджидает никакой неприятный сюрприз. Но он увидел лишь затылок Драко и очень взволнованного Снейпа. Поттер никогда не видел на лице слизеринского декана таких эмоций.

- К сожалению, Дамблдор против того, чтобы ты жил в Слизерине или со мной, как я его просил, - говорил профессор изнуренному парню, подчеркивая тот факт, что он пытался быть ближе к Драко и хотел жить вместе с ним. – Поскольку это вызвало бы вопросы у Темного Лорда. Нашлось бы много желающих сообщить ему такую новость, и я не только стал бы бесполезен Ордену, но и вообще мог бы поплатиться жизнью.

- Понимаю, - сказал Малфой. В его голосе звучало напряжение, боль и усталость. Он медленно повернулся и увидел Поттера. Слизеринец был очень бледен, под глазами – темные круги. Он выглядел уставшим и обеспокоенным. И хотя Гарри знал из свих дежурств у больничного крыла, что Драко спал, было совершенно ясно, что тот совершенно не отдыхал при этом.

- Поттер.

Усмешка блондина была противной, хоть и равнодушной, в ней не было того высокомерия, к которому привык Гарри. Самоуверенную ухмылку из него выбили, а также из его вновь обретенного противника выбили раздражительность. Драко окинул Гарри беглым взглядом и, кажется, Золотой мальчик ничего большего не заслуживал.

Отвращение от мысли, что его лучший друг оказался геем, связавшимся с Малфоем, превосходило по своим масштабам все, что мог вынести Рон. Остальные соседи по комнате тоже стали довольно холодно относиться к Поттеру, но на него, по крайней мере, никто не нападал. Гермиона, кажется, пыталась понять друга, но обида на Малфоя, постоянно оскорблявшего ее, была слишком глубока, чтобы девушка могла хранить нейтралитет в этом вопросе. В целом ситуация дала Рону массу предлогов больше времени проводить с Гермионой и тот не имел ничего против.

Не в первый раз от Гарри отвернулись все, в том числе и друзья. И он был совершенно уверен, что не в последний. По крайней мере, ему стало легче уходить дежурить перед больничным крылом. Никто не спрашивал, куда он идет, это никого не волновало. Неприятно, но не неожиданно. В конечном счете, это было следствие еще одного необдуманного решения. Поттер уже привык к конфликтам и воспринимал их все менее и менее болезненно.

Чтобы не нарушать данное Дамблдору обещание, Снейп поспешно встал, отрывисто кивнул юношам и скрылся в своей кладовой.

- Коллопортус, - произнес вслед ему Драко, закрывая двери, чтобы в кабинет не вошел никто посторонний. Закрывать за собой двери становилось полезной привычкой.

Блондин не показывал ни малейшего облегчения, ни радости от того, что видит Гарри. Слизеринец скрестил руки на груди и огромным усилием воли опустил глаза вниз. Учитывая все, что произошло, для него, может, и неплохо было бы поговорить с кем-нибудь, но поскольку причиной всего этого был Гарри, Драко просто не мог позволить себе это.

- Как ты? – спросил гриффиндорец, нарушая молчание и надеясь, что Малфой поддержит разговор.

- Ты о чем-то еще, помимо того, что чуть не задушил меня, что из-за меня погибла мама, что на меня напали и изгнали с факультета, что мало кто не хотел бы держаться от меня подальше? Тогда все великолепно, - прошипел он, все еще не встречаясь с Поттером взглядом.

Пытаясь не обращать внимания на его язвительность, Гарри сказал:

- Рон и Гермиона больше не разговаривают со мной. Как и все остальные гриффиндорцы.

- Ах, - насмешливо произнес Драко, поднимая голову и наклоняя ее набок. Он смотрел на Поттера в упор, но в его взгляде было абсолютное отчуждение. Но на Гарри больше подействовала демонстративность этого взгляда.

- Они – мои друзья, - сказал он.

- Те еще друзья. Я думал, что гриффиндорцам полагается быть великодушными, сплоченными, прощать проступки. Хотя я не могу их осуждать за то, что они не хотят общаться с тобой, кто знает, чью жизнь ты разрушишь следующей. Это была бы такая трагедия, если бы в мире стало двумя дантистами меньше, - резко сказал Драко, разглядывая пятно на стене.

- Это действительно жестоко, Малфой, - ответил Гарри, чувствуя себя очень расстроенным из-за того, в каком русле шел разговор. – Гермиона много раз рисковала собой ради меня. Ее задело то, что я был с тобой, ведь ты обижал ее, и я знаю, что она изменит свое мнение. А уж если говорить о Волдеморте, то ее родители в опасности в любом случае. Так же, как и Уизли, - заметил он.

Гарри поправил очки и помолчал, чтобы подчеркнуть свои слова. Он хотел, чтобы Драко осмыслил их.

- Они злятся из-за того, что я люблю тебя. Они знают об этом и о том, что я хочу быть с тобой, а ты им не нравишься. Если бы ты был с ними просто вежливым…

Блондин вздрогнул при упоминании имени Темного Лорда и разразился злым смехом, покачивая головой и уставившись в потолок.

- Любовь? Это то, что ты, по твоему мнению, чувствуешь ко мне? Ты думаешь, что это – любовь? Я любил свою маму, Поттер. Она была для меня всем, а сейчас я ее потерял. Потерял из-за тебя. И ты смеешь говорить, что любишь меня? Что ты знаешь об этом?

Слова Драко в равной степени жалили и злили Гарри.

- Именно так, Малфой. Я пытался быть тактичным из-за твоей потери, и я переживаю за тебя, несмотря на то, что ты в это не веришь. Но если ты решил упрекать других, то посмотри сначала на себя. Да, я не сказал тебе о том, что могло случиться, тут вы со Снейпом правы. Но с другой стороны, когда я мог сказать об этом? Когда я должен был посвятить тебя в эту страшную тайну? Я должен был кричать об этом, когда ты отсасывал мне?

- Это ты-то не говорил? Ты расспрашивал меня о детстве и пытался рассказать то, чего я не должен был знать…

- В том числе и об этом, но ты оборвал меня…

- Ты знал, что может произойти, Поттер, и о смертельной опасности, но это не остановило…

- Я не хотел останавливаться, я хотел тебя и все еще…

- ПРЕКРАТИ, ЗАТКНИСЬ! – закричал Малфой, выставляя перед собой руки ладонями вперед, умоляя прекратить спор. В глубине души он знал, что Гарри прав. В том, что случилось, был виноват не только Золотой мальчик. Просто речь шла о вещах, которые отразились на семье, и ему было слишком тяжело думать о собственной вине в смерти матери.

- Что сделано, то сделано. Не важно, почему. Но если бы Снейп продолжил заниматься со мной Окклю… - попытался оправдаться Гарри.

Блондин прочистил горло и покачал головой.

- Давай не будем об этом, ладно? Снейп сделал для меня все, что мог. И я не хочу слушать, как ты винишь его в собственной бестолковости.

Поттер понял, что профессор именно это сказал Драко о причине прекращения занятий. Он был немного ошеломлен этим известием и почувствовал, что ревнует к той близости, которая существовала между этими двумя. В отличие от Дамблдора, постоянно подмигивавшего Гарри, проходя мимо него в комнату Малфоя в больничном крыле, Снейп не мог видеть через мантию-невидимку. И гриффиндорец знал, как часто тот навещает своего студента, сколько раз он заходит в лазарет, чтобы просто проверить, не случилось ли чего. Возможно, это была просто подростковая ревность, вызванная гормональной неуравновешенностью, но Поттер стал все чаще и чаще думать, что дружеское отношение зельевара больше походит на отношение любовника.

- Ладно, - сказал Гарри. Он вытащил палочку и жестом показал, чтобы Драко встал по другую сторону стола. – Давай начнем.

Может, ему повезет, и он сможет проникнуть в сознание Малфоя, как когда-то сумел проникнуть в сознание Снейпа, и узнать, о каких именно отношениях говорил блондин.

Драко на минуту опустил взгляд на пол, чтобы сосредоточиться и очистить мысли. Он сделал глубокий вдох, вытащил палочку и резко взмахнул ей:

- Легилименс!

Все мысли, которые Гарри питал относительно того, чтобы залезть в мозги Драко, сразу же исчезли, когда заклинание ударило в него. Его шрам загорелся огнем, и Поттер закричал от боли. Он закрыл руками лицо, отчаянно пытаясь вырваться из того водоворота, в котором Малфой заставил вращаться его мысли. Его разум не мог противостоять этому или восстановить контроль. Драко Малфой был в его сознании, прорываясь сквозь ложные воспоминания о свитерах Уизли и снежном бое к тем, которые Гарри не хотел показывать ему. И в отличие от Снейпа, Драко был слишком молод и злонамеренно неосторожен. Он не просто хотел знать мысли Поттера, он хотел сделать ему больно. Поэтому гриффиндорец сделал единственное, что мог в этот момент. Он перестал сопротивляться.

Внезапно провалившись в самые сокровенные воспоминания Гарри, Малфою понадобилось какое-то мгновение, чтобы восстановить дыхание. Он стоял в коридоре перед больничным крылом, глядя, как люди проходят мимо, но, кажется, его никто не замечал, кроме Дамблдора. Он очень беспокоился о Драко. Насколько сильно он поранил слизеринца? Это была полностью его вина. Он должен был сказать ему. Но как? Он не представлял себе, когда мог бы заговорить об этом. Однако мама Драко погибла и это – его вина. Как Волдеморт сумел залезть к нему в голову? Раньше так случалось только тогда, когда тот был близко. Он сейчас где-то рядом? Какой-то студент превратился во второго Квирелла и носил на затылке Темного Лорда? Нет, в этом не было необходимости. Сейчас Темный Лорд обрел тело. Может, Волдеморт занял место кого-то из преподавателей? Может, он мог выскочить и убить…

Драко был сбит с толку, пока не понял, что воспринимает мысли Поттера. Гарри был в коридоре у больничного крыла? Малфой не знал, как к этому относиться. Он знал, что гриффиндорец считает себя влюбленным в него, но эти поступки, это беспокойство доказывали, что так оно и было. Несмотря на раздражение и злость, слизеринец был тронут тем, что Гарри охранял его. Он очень внимательно просмотрел эти воспоминания, замечая все самые мелкие признаки тревоги брюнета, который был зол на себя за то, что стал причиной страданий Драко. Потом промелькнула какая-то крошечная мысль. Неуловимая, похожая на мотылька. Слизеринец попытался ухватить ее, но не сумел. Драко был очень близок к тому, чтобы поймать этого мотылька, очень близок, когда резко прекратил погоню и отказался от этой опасной затеи.

Сейчас он был в шкафу. Нет, это был чулан. Тонкий луч света падал на его детское лицо. Мальчик с отчаянием смотрел в щель, он боялся не потому, что был один, а потому что точно знал – вокруг ходят монстры. Его кузен сказал, что монстры нападают на мальчиков, если застают их одних. Он старался увидеть как можно больше освещенного пространства. Семейство закончило ужинать и дядя Вернон с тетей Петуньей уселись что-то посмотреть по телевизору перед сном. Он почувствовал, что по нему ползет паук. В чулане что-то было, он чувствовал это! Он заплакал навзрыд, прижавшись к двери, и начал молотить руками по деревяшке, до жути испугавшись неизвестных созданий. Не последовало ни утешающего поглаживания, ни поцелуя в лоб. Вместо этого Дурсли раздраженно выключили телевизор, оставляя его в полной темноте, наедине с детскими кошмарами.

Блондин решительно выдернул себя из мучительных воспоминаний. Он знал, что Гарри рос в чулане, но не вполне понимал, что это значит. Оказывается, речь шла не только о тесноте, а жутких, не подходящих для жизни условиях. Он непроизвольно вздрогнул от крика испуганного Гарри; этого ему было почти достаточно, чтобы заставить себя покинуть сознание Поттера. Почти. Но назойливое воспоминание все еще порхало подобно мотыльку вне пределов его досягаемости. Что-то, что Гарри очень хотел скрыть от него. Золотой мальчик отчаянно надеялся, что никто не узнает этого, и теперь Драко был решительно настроен раскрыть его тайну. И он двинулся дальше.

Поттер совершенно не сопротивлялся блондину. Он позволил слизеринцу увидеть свое детство, при этом снова пробудились воспоминания, которые юноша изо всех сил старался вытеснить из сознания. Драко узнал, что его язвительные насмешки в адрес гомосексуалистов осложняли для гриффиндорца сексуальные отношения с ним. Малфой увидел девочку лет восьми, которая спокойно и терпеливо объяснила Гарри, что такое гомосексуализм, когда они вместе прятались за школьной изгородью во время перемены. Пегги была первым настоящим другом Поттера, с которым можно было не бояться хулиганов, потому что она была сорванцом, не хуже любого мальчишки. Драко увидел печальный день, когда Гарри, после того, как она целую неделю не появлялась в школе, наконец, спросил о ней и узнал, что родители перевели ее в другую школу. Там она, по их мнению, не будет так уставать. Родители маленькой Пегги любили ее. А Гарри его семья – нет. И мальчик спасался от погони, забираясь на деревья, загадочным образом оказывался на крыше… воспоминания мелькали перед Драко, пока он снова не заметил порхающие крылышки таинственной мысли.

С настойчивым стремлением Драко погнался за ней, будто это был снитч. В конце концов, это оказалось воспоминание о смерти маминого кузена. Тело Сириуса Блэка выгибалось изящной дугой и втягивалось в дыру, затянутую вуалью. Он звал Сириуса, а Ремус держал его, отчаянно вырывающегося из крепких рук. Нет. НЕТ! НЕТ! Этого неправда, это не могло произойти! В его сознании яркой вспышкой появилось воспоминание о смерти Седрика, потом оно снова вернулось к настоящему, а потом его смуглые загрубевшие руки обхватили бледную шею. «Я люблю тебя», - прозвучало в мыслях Гарри, но его пальцы устрашающие впились в горло юноши, которого он любил. «Нет. Хватит. Хватит», - звучал маленький голосок подсознания Поттера в мозгу Драко. И потом он оказался там. Там, куда привела его погоня за ускользающей мыслью. Мотылек бился в его руке. Я хочу умереть. Я хочу, чтобы это все закончилось.

Нет, Гарри не хотел покончить с собой. Это означало бы победу Волдеморта. Поттер очень любил своих друзей и весь мир, чтобы так просто сбежать из-за глупых подростковых страхов. Да, он искренне верил, что погибнет в этой войне. Если ему суждено погибнуть, то он заберет с собой Волдеморта, в этом не было никаких сомнений. Он не знал, выживет ли в этой битве. И не был уверен, что хочет это знать. Пессимистическая сторона натуры заставляла Гарри смириться с тем, что его не станет. Он верил в то, что умрет, но это его не пугало. И не беспокоило. Он не просыпался от этой мысли среди ночи в холодном поту. Больше всего юноша боялся увидеть смерть еще одного близкого человека. Кто это будет? Рон, или Гермиона? Драко? Дамблдор? Ремус? Он не хотел терять друзей и любимого.

Дамблдор был прав. Люди, которых Поттер любил, становились мишенями. Каждый раз, когда он протягивал кому-то руку, это было рискованно: его новый друг мог умереть. Хотя Гарри и понимал степень опасности, он не позволял себе об этом думать, когда шел к Драко. Он и так был как зомби, парализованный страхом ожидания, кого потеряет следующим. Заигрывания Малфоя вернули его к жизни. Он с нетерпением ждал встреч с бывшим противником. Слизеринец был кем-то, кто мог спасти его; кем-то, кто видел в Гарри не Мальчика-Который-Выжил, а всего лишь другого раздражающего его парня. Гриффиндорец знал совершенно точно: Драко встречался с Гарри Поттером и не был особенно впечатлен Мальчиком-Который-Выжил.

Странные открытия того, как сильно Поттер любит его и нуждается в нем в сочетании с мыслью, что гриффиндорец был бы рад умереть, нарушили сосредоточенность Малфоя, и связь оборвалась. Оба парня тяжело дышали, и этот звук многократно отражался от холодных каменных стен нестройным диссонансным гулом, нарушающим гробовое молчание. В конце концов, Драко выпрямился и опустил взгляд на Гарри, который стоял на коленях, подняв на него удивительные зеленые глаза, казавшиеся более яркими, чем обычно из-за покрасневших белков. Слизеринец провел дрожащей рукой по своему лицу, чтобы убрать пряди волос, и обнаружил, что у него из-за избытка эмоций вспотели руки.

Не разрывая зрительный контакт, блондин плотно стиснул зубы и поморщился, увидев в глазах Гарри боль и злость из-за насилия, совершенного над его сознанием. Он на минуту отвернулся, раздумывая, не извиниться ли ему. Но, с другой стороны, ему было просто необходимо узнать, о чем думает Поттер. Он обнаружил в его голове такие мысли, которые гриффиндорец никогда не смог бы облечь в слова, даже если бы был более красноречив. Лишь из чувства вины, но крайне неохотно, Драко снова посмотрел на несчастное лицо Гарри и сказал:

- Твоя очередь.