2018-02-13
777
Физиология любви;
"Сыновья и любовники" (1913);
"Любовник леди Чаттерли" (1928);
«обожествление» жизни тела;
"Моя великая религия — вера в плоть и кровь, ибо они мудрее, чем интеллект«(Д.Г. Лоуренс);
Олдос Хаксли (1894-1963)
"Шутовской хоровод"(1923),
"Контрапункт" (1928),
"Слепец в Газе" (1936),
“Гении и богиня" (1955),
"О дивный новый мир" (1932),
"сверхорганизация", направленная против личности,
тоталитарно-технократический рай.
Джордж Оруэлл (1903-1950)
Роман "1984" (1949),
Аллегорическая притча "Звероферма" (1945),
столкновение личности и государства, основанного на ненависти,
приложение "О новоязе«,
фантастика и гротеск, публицистика и философский подтекст.
Билет 16
Литература США XX век. Т. Драйзер, Ю. О’Нил, Т. С. Элиот, Ф. С. Фицджеральд, Э.Хемингуэй.
К началу ХХ века США становятся самой богатой страной капиталистического мира. Особенности исторического развития Америки, наличие «свободных земель» на Западе, военные поставки в ходе первой мировой войны были причинами, вследствие которых США стали центром капиталистического мира.
В начале ХХ века в Америке господствует литература декаданса, реалистическая литература находится на стадии оформления.
Драйзер считал, что в обществе сильна романтика наживы, преобладает уверенность, что существующая система самая лучшая, Голливуд держит мертвой хваткой не только кинематографию, но и литературу; в американской литературе никто никогда не работает, нет бедности, а трудности разрешаются при помощи разных интриг. В ряде крупных журналов («Успех», «Американский журнал», «Субботняя почта») прославляется американский образ жизни, частное предпринимательство, «Америка - страна равных возможностей для всех», наилучший в мире американский государственных строй.
Большое распространение в литературе 10-х гг. ХХ в. получил политический приключенческий роман, героем которого является предприимчивый бизнесмен, дипломат, разведчик, в ряде случае этот роман трансформировался в детективно-шпионскую повесть, для которой была характерна антисоветская направленность.
Тем не менее, реалистическая литература существовала: Марк Твен, Э. Синклер, Дж. Лондон и др.
США объявили о вступлении в первую мировую войну в апреле 1917 года, а участие в военных действиях приняли за несколько месяцев до подписания перемирия. Америка не воевала на своей территории, но ее литература не прошла мимо «потерянного поколения». Проблемы, связанные с войной, пафос войны, ее герои вошли не только в книги тех писателей, которые воевали на фронтах Европы, как Э. Хемингуэй, но и затронули широкий круг писателей и произведений, переплелись с другими проблемами, специфическими для Америки, с темой больших денег в Америке 20-х годов и крахом Американской мечты. Война вызвала горечь и гнев, помогла прозреть и увидеть истинную цену вещей, ложь и придуманность официальных лозунгов.
Экономический кризис 20-30-х гг. стянул все противоречия в единый узел, обострив социальные конфликты, на Юге и Западе массами разорялись фермы, на Севере и Северо-востоке на шахтах и заводах развернулись ожесточенные социальные столкновения.
Т. Драйзер пишет о бедствиях горняков Гарлана, Стейнбек всему миру поведал о трагедии фермеров Калифорнии и Дальнего Запада.
Свое наиболее правдивое и глубокое отражение бурные 30-е гг. находят в творчестве Э. Хемингуэя, У. Фолкнера, Дж. Стейнбека, А. Миллера, С, Фицджеральда.
Характерной чертой американских реалистов было то, что, заимствуя некоторые формальные особенности модернистского романа, они сохраняют эстетические принципы критического реализма: умение создавать типы огромного социального значения, показывать глубоко типические для американской действительности обстоятельства провинциальной и столичной жизни; умение изображать жизнь как противоречивый процесс, как постоянную борьбу и действие, в отличие от декадентского романа, который заменяет изображение социальных противоречий уходом во внутренний мир героя, в область подсознательного.
Мастера американской прозы сознательно отказывались от сложной техники богато разработанного острого и занимательного сюжета романа 19 века, по их мнению, простой сюжет, лишенный элементов занимательности, лучше способен подчеркнуть трагизм положения главного героя. Они считали, что в ХХ веке эстетика чтения должна стать более напряженной, чем в прошлом столетии, поэтому они не стремятся, как их предшественники, сообщить в экспозиции все основное о своих героях; от читателя требуется дополнительное усилие, чтобы усвоить и осмыслить компоненты сложной композиции романа.
Первая половина ХХ века оказалась плодотворной для развития всех направлений в американской литературе, открыла имена Т. Вулфа, У. Фолкнера, Ю. О'Нила, Э. Хемингуэя, Ф. С. Фицджеральда, Д. Стейнбека. Их произведения упрочили европейскую известность и всемирный авторитет литературы США.
Большой резонанс получила деятельность Джона Рида, издание в 1919 году его книги «Десять дней, которые потрясли мир». Эта книга принесла в Америку живое дыхание революции в России. Престиж рабоче-крестьянского государства необычайно возрос после 1929 года, когда в результате краха на Нью-йоркской бирже в Америке наступила «великая депрессия» и на улицы вышли демонстрации безработных, по которым армия открывала огонь. В этот период в США было написано более 100 тысяч заявлений с просьбой переселиться в Россию.
Тридцатые годы вошли в историю Америки как «красные тридцатые». По остроте социального, политического и экономического кризиса они не имеют аналогии во всей двухсотлетней истории США. И хотя «великая депрессия» была официально преодолена в 1933 году, ее присутствие в литературе выходит за означенные пределы. Опыт тех тяжелых лет навсегда остался в американцах как иммунитет против самодовольства, беспечности и душевного безразличия.
Он лег в основу дальнейшего развития национальной формулы успеха, способствовал укреплению моральной основы американского бизнеса. Этот опыт придал «второе дыхание» школе критических реалистов, ведущих традицию от «разгребателей грязи». На новом материале литературы принялись тщательно расследовать Американскую трагедию, имеющую глубокие корни в национальном сознании.
Тема Американской мечты и Американской трагедии логически влечет за собой появление проблемы патологического восхваления патриотами всего американского и чувства страха и подавленности обитателей маленьких городков, вынужденных нести на себе бремя «здорового американизма».
Американская литература после Второй мировой войны
Вторая мировая дала новое направление литературному развитию в США. "Все, что не связано с войной, должно быть отложено", — главный неписаный закон военной поры.
Кроме того, война резко снизила продуктивность всех авторов. Как заметил У. Фолкнер, "в войну плохо пишется". Многие писатели были на фронте — военными корреспондентами (как Э. Хемингуэй) или в действующей армии (как Дж. Чивер, С. Беллоу, Н. Мейлер, К. Воннегут), и у них, естественно, не оставалось времени для художественного творчества. Главное, однако, что и им, и оставшимся в Америке, требовалось сначала осмыслить этот вновь изменившийся мир и место, которое занимал в нем человек. Геноцид и возможность тотального ядерного уничтожения затронули не только европейских евреев и японцев, но и всех людей по обе стороны Земного шара, уничтожили последние остатки национальной американской наивности и "невинности".
Конец предыдущего периода развития литературы США был наглядно подчеркнут смертью нескольких крупнейших писателей 20—30-х годов: в 1940 не стало Скотта Фитцджеральда и Натаниэля Уэста, в 1941 ушел из жизни Ш. Андерсон, а в 1946 — Г. Стайн. Эра модернизма прошла, хотя еще продолжали творить ее крупнейшие представители — Э. Хемингуэй и У. Фолкнер.
С окончанием войны в национальную словесность пришло новое поколение молодых литераторов с честными реалистическими произведениями об их трагическом опыте. Писатели, первыми давшие отражение Второй мировой войны в американской прозе, это Дж. Херси ("Хиросима", 1946), Н. Мейлер ("Нагие и мертвые", 1948), И. Шоу ("Молодые львы", 1948), Г. Вук ("Заговор на Кейне", 1951), Дж. Джонс ("Отсюда и в вечность", 1951) и другие "военные романисты", как определила их критика. М. Каули сетовал тогда, что, в отличие от Первой мировой, которая породила яркий литературный эксперимент, Вторая вызвала к жизни лишь самый традиционный реализм. Очень скоро, однако, выяснилось, что Каули был несколько поспешен в своих суждениях.
После Второй мировой в центре внимания нации оказалась еврейско-американская литература. Ее авторы заговорили как бы от имени нескольких миллионов европейских евреев — жертв геноцида, перед которыми они были в ответе по долгу кровной сопричастности. Им еще предстояло осмыслить этот чудовищный исторический опыт. Показательно, что наиболее впечатляющие произведения о геноциде вышли лишь в 1970-е: "Шоша" Зингера, "Царь Иудейский" Эпштейна, "Планета мистера Самлера" Беллоу. Пока же требовалось по-новому осмыслить оказавшийся уникальным опыт американского еврейства.
С середины 40-х начинается невероятный расцвет еврейско-американской литературы — поэзии, драматургии и, в особенности, прозы. Именно в это время фактом литературы США становится творчество И.Б. Зингера, начинают публиковаться родившиеся в Первую мировую С. Беллоу, А. Миллер, а чуть позже Б. Маламуд и писатели следующей генерации (20—30-х годов рождения): Филипп Рот, Норман Мейлер, Герберт Голд, Джозеф Хеллер, Эдгар Лоренс Доктороу, Грейс Пейли, Лесли Эпштейн и многие другие. В большинстве это писатели-постмодернисты.
Послевоенную еврейско-американскую литературу отличает от прежней особое чувство истории, обостренное трагическим опытом еврейства. С чувством исторической нестабильности связано и стремление послевоенной генерации еврейско-американских писателей не только к религиозному, политическому или этническому самоопределению, но, прежде всего, к самоопределению экзистенциальному: "Что значит — быть человеком?"
Не удивительно, что самые яркие в литературе США и при этом очень разнообразные произведения о Второй мировой войне — времени, предельно девальвировавшем человеческую личность, были созданы еврейско-американскими писателями. Так, роман Нормана Мейлера "Нагие и мертвые" (1948) ошеломил читателей пронзительной достоверностью непосредственного военного свидетельства. "Поправка-22" (1961) Джозефа Хеллера представила войну и быт "героической" американской армии полнейшим абсурдом, возбудив гомерический смех и горькие сомнения в разумности миропорядка в целом.
50—70-е годы были годами не просто расцвета, а безусловного доминирования еврейско-американской традиции в литературе США, так как именно эта традиция в наиболее полном и впечатляющем виде выразила духовные конфликты времени. А получилось так потому, что она воспринимала американскую действительность и историю, сам ускоренный темп жизни молодого энергичного государства чуть "остраненно". Это был взгляд людей, генетически связанных с иной, противоположной по духу и очень древней еврейской культурой, а в ряде случаев (Зингер, Беллоу, Маламуд) — родственно связанных также с философской и художественной мыслью дореволюционной России. "Остраненность" же, с одной стороны, делала мир их произведений красочным и необычным, иногда гротескным, с другой стороны, она многократно усиливала свойственное литературе США середины века чувство неприкаянности, отчуждения, придавала ему универсальный смысл.
Теодор Драйзер(1871—1945). В его творчестве наиболее полно проявилось как своеобразие натурализма в США, так и эволюция натуралистической прозы от XIX к XX веку.
Самый молодой из всех американских натуралистов (за вычетом Дж. Лондона), Драйзер пришел в литературу, когда уже были опубликованынаиболее значительные натуралистические произведения: книга рассказов Х. Гарленда "Главные проезжие дороги" (1891), "Мэгги, девушка улиц" (1893), "Алый знак доблести" (1895) и "Шлюпка" (1899) С. Крейна, "Мактиг" (1899) Ф. Норриса. Драйзер характерным образом развил основные принципы их творчества.
Во всех его романах присутствует идея "местного колорита", или "веритизма", изложенная Х. Гарлендом в сборнике эссе "Крушение кумиров" (1894). Драйзер откликается и на призыв Ф. Норриса, автора статьи "Ответственность романиста" (1903), на примере конкретной человеческой жизни изучать "сплетение сил природы, социальных тенденций, расовых порывов".
Драйзер и другие писатели-натуралисты его и следующего за ним поколения, которых в США называли "разгребателями грязи", сверяли свое творчество с художественным опытом европейских приверженцев "натуральной школы" (Золя, Гиссинг, Мур и др.), а также неоромантиков (Стивенсон, Киплинг), что сделало возможным скрещение в их произведениях интереса к позитивизму, ницшеанских идей и социальной проблематики.
Т. Драйзер-романист, хотя и отдает должное теме "проклятия" плоти, природы, пола, выступает не бесстрастным наблюдателем некоего "эксперимента", а лицом, явно сочувствующим своим персонажам. В основе всех его произведений лежит конкретный факт, и зачастую этот факт заимствован из его личной жизни. Драйзер неизменно сострадает героям своих романов; даже когда они совершают преступление, автор перекладывает вину на общество и на равнодушие к человеку космических сил природы. Неотразимый американизм его честолюбцев, таких, как Каупервуд и Каролина Мибер, меткие детали, репортерское умение увлечь "напором" материала искупают излишний порой мелодраматизм ситуаций и склонность к "красотам" стиля.
Среди его наиболее известных книг — романы "Дженни Герхардт" (1911); "Финансист" (1912), "Титан" (1914) и посмертно опубликованный "Стоик" (1947), составившие так называемую "трилогию желания"; знаменитая "Американская трагедия" (1925). На протяжении всей жизни Драйзер не переставал писать публицистику ("Драйзер смотрит на Россию", 1928; "Трагическая Америка", 1931; "Америку стоит спасать", 1941).
В последние годы жизни он особенно заинтересовался политикой; симптоматично, что Драйзер практически одновременно вступил в ряды коммунистической партии США и в члены квакерской общины. Он был наивным мыслителем, и политические пристрастия его были нечетки. Но как литератор, всю жизнь писавший о движущей силе желания и неотвратимости поражения, Драйзер во многом определил тональность американской прозы XX века.
Юджин О’НИЛ (1888-1953)- американский драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе.
Творчество Юджина О'Нила – одна из самых ярких страниц в богатой истории американской литературы двадцатого столетия. Особенно велика роль О'Нила в развитии американской драмы. Если проза и поэзия обосновались на американских берегах еще во времена первых поселенцев, достигнув необычайного расцвета в середине XIX в., американская драма как вид национального искусства отсутствовала вообще вплоть до XX в. Своим рождением она обязана одному человеку – Юджину О'Нилу.
Сын известного актера ирландского происхождения, О'Нил, навсегда сохранивший верность своим ирландским корням, с детства был прекрасно знаком с американским театром. То, что он там видел, вызывало у него глубокое неприятие, столь резкое, что это долго мешало будущему великому драматургу осознать свое истинное призвание. На протяжении столетия в Америке существовал лишь коммерческий театр, откровенно ставивший своей целью обеспечение прочного кассового успеха и развлечение непритязательного зрителя, угождение вкусам которого прежде всего и определяло направление и характер его деятельности.
Отказавшись идти торным путем, проложенным его предшественниками, сговорчивыми служителями театральной кассы, О'Нил изначально избрал путь смелого художественного эксперимента и с непреклонностью следовал им на протяжении всей творческой жизни. Он знал на этом пути высочайшие взлеты, признанные впоследствии как величайшие и по сей день достижения американской драмы, и жестокие поражения, но ни соблазны успеха, ни горечь провалов не заставили его поступиться своими идеалами, пойти на компромисс с силами, враждебными искусству.
Эксперимент О'Нила начался с его обращения к действительности, которая именно благодаря его усилиям впервые предстала на американских подмостках в своей неприкрашенной наготе, которая завсегдатаям театральных развлечений казалась оскорбительно грубой. Эксперимент, таким образом, оказался в творчестве О'Нила накрепко связан с реализмом, определившим не только своеобразие его художественного почерка, но и всей американской драмы.
Разумеется, первые пьесы О'Нила– это лишь робкие попытки воплощения его нового понимания взаимоотношений сцены и действительности. Но уже во второй половине 10-х гг. двадцатого века он создает цикл одноактных морских пьес, в которых ощутимо чувствуются предвестия многообещающего расцвета его гения. Круг представленных в них явлений действительности, характер персонажей, структура действия– все дышит неподдельной новизной.
.Запечатленные без прикрас повседневные тяготы морской жизни, полной неожиданных опасностей и изнурительного труда, беззлобное балагурство и соленые шутки матросов, крутые нравы и жесткие выяснения отношений, грозящие мгновенно перерасти в кровавые стычки, примитивность желаний и вызывающая грубость манер стали мерой художественного новаторства О'Нила, сумевшего вдохнуть в свои первые пьесы подлинное дыхание жизни. Новаторским было и отношение драматурга к его «низким» персонажам, которым до него на американской сцене сопутствовал ореол отвращения, презрения или насмешки. Глядя в лицо «низкой» действительности, О'Нил стремился в каждом из своих героев видеть прежде всего человека. Такое понимание придавало глубокую человеческую содержательность его произведениям
Духовное формирование О'Нила происходило под заметным влиянием различных по направлению художников, мыслителей, общественных деятелей. Среди них были Бодлер и Джозеф Конрад, Ницше и Оскар Уайльд. По собственному признанию драматурга, знакомство с произведениями Достоевского и Стриндберга породило у него желание попробовать силы в самостоятельном творчестве. На художественный опыт этих писателей О'Нил неоднократно ссылался впоследствии, выразив, в частности, свою глубокую признательность шведскому классику в своей Нобелевской речи. В то же время сближение О'Нила в середине 10-х годов с леворадикальными кругами, в том числе с Джоном Ридом, проявлявшим тогда большой интерес к театру, способствовало укреплению антибуржуазных настроений драматурга, склонявшегося к анархизму. Отойдя впоследствии от этого политического движения, О'Нил на всю жизнь сохранил резко негативное отношение к буржуазному обществу, поставившему во главу угла накопительство и частный интерес, подавляющему высшие устремления человеческого духа. Художественное исследование национального бытия, каким стали его пьесы, вскрыло глубинную связь между жизненными потрясениями его героев и мощными катаклизмами современного ему общества. Прозрев социальную природу изображаемых им конфликтов, О'Нил возвысил американскую драматургию до философского обобщения, осмыслив проблему отчуждения личности как коренной вопрос современности.
Социальный радикализм позволил О'Нилу поставить в центр пьесы изгоев американского общества и американской сцены, о чем уже говорилось в связи с циклом морских пьес. В то же время в них уже начало пробиваться трагическое видение мира, определившее характер и направление его творческих устремлений.
Первым опытом создания современной трагедии стала первая многоактная пьеса О'Нила «За горизонтом» (1920), где впервые проявляется один из ведущих мотивов его творчества– невозможность реализации духовного потенциала личности в стоящем на ложных основаниях обществе. Представленная в ней история двух братьев, влюбленных в одну девушку, дает не только убедительные психологические портреты, но и поднимает важные социальные вопросы
Выступив поборником реализма, О'Нил не воспринимал его как нечто чуждое эксперименту, чему дают немало подтверждений его пьесы 20-х гг., в которых тонкость психологического письма соединяется с активным использованием форм условного театра, прежде всего экспрессионистской драмы. При этом характерно довольно четкое разграничение сфер проявления тех и других тенденций в пределах художественной структуры: в обрисовке характера предпочтение неизменно отдается реалистическому методу, тогда как в построении действия нередко используются экспрессионистские приемы, обостряющие динамику действия, повышающие накал драматизма. К числу таких пьес принадлежат «Император Джонс» (пост. 1920, публ. 1921), «Косматая обезьяна» (1921, пост., публ. 1922), «Всем детям божьим даны крылья» (1923, пост., публ. 1924), «Великий Бог Браун» (1925, пост, публ. 1926), «Странная интерлюдия» (1927, пост., публ. 1928) и др.
Творческая эволюция писателя показывает, что О'Нил стремился к созданию «всеобщей трагедии», где трагический исход– удел всех действующих лиц. Важной вехой на этом пути стало создание пьесы «Алчба под вязами» (1924), одного из высших достижений трагического гения О'Нила. Конфликт пьесы, действие которой происходит в середине прошлого века, многопланов и соединяет в себе любовную драму героев с их беспощадной борьбой, порождаемой собственническим инстинктом. Она превращает Эфраима Кэбота, его сыновей и их молодую мачеху Эбби в злейших врагов, заставляя их настолько забыть свою человеческую сущность, что, подчиняясь во всем голому расчету, они и самих себя перестают воспринимать как людей: они лишь бесчувственные пешки в сложной игре.
Американская критика тех лет нередко упрекала драматурга за чрезмерное сгущение красок, за неоправданную трагичность в изображении американской жизни, обвиняя его в беспросветном пессимизме. Возражая ревнителям идеи американской исключительности, О'Нил писал: «Предположим, однажды мы внутренним взором вдруг ясно увидим истинную ценность нашего победно шествующего под звуки литавр материализма; увидим его цену– и его результат– в категориях вечных истин! Какая это будет колоссальная, стопроцентная американская трагедия... Трагедия не свойственна нашей почве? Да как же– мы сами трагедия, ужаснейшая из всех написанных и ненаписанных!»
Томас Стернз Элиот (1888-1965) — американо- английский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1948 года.
Томас Стернз Элиот (1888-1965) по происхождению американец (белый англо-саксонский протестант). Семья Элиотов перебралась из Англии в Америку в XVII веке, что по американским меркам означает принадлежность к аристократии. Сам поэт не то чтобы тяготился Америкой, но в Англии, да и в континентальной Европе ему дышалось куда легче, поэтому он смолоду перебрался в Лондон, принял впоследствии английское подданство и сменил конфессию на традиционный (хотя и не без некоторого фрондерства) англо-католицизм. И литературная слава Элиота началась - после Первой мировой войны - в рамках так называемого "потерянного поколения", английского по преимуществу (хотя к нему принадлежал и такой стопроцентный американец, как Хемингуэй). То есть Элиот писал о потерянности всего человечества, всей западной цивилизации - но воспринималось это поначалу именно как трагедия потерянного поколения.
Уже «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» знаменовала приход в поэзию смелого преобразователя стиха. Чувство «социальной горечи», порождённое мировой войной, нашло в поэзии Элиота более концентрированное выражение, чем в стихах «окопных поэтов», несмотря на отсутствие в ней образов войны. Темой ранних стихов Элиота стали одиночество, бесприютность, ущербность человека. В Пруфроке Элиот воплотил недееспособность своих современников и в то же время обнажил их боль, их душевную муку. Его герой в сбивчивом монологе замахивается на большое: жаждет «в комок рукою стиснуть шар земной / И покатить его к убийственному вопросу», воображает себя Лазарем, что «восстал из гроба,/ Вернулся, чтоб открылось всё, в конце концов». Но при этом рефреном звучит: «И как же я осмелюсь?», «Короче говоря, я не решился». И откровенное признание: «Нет! Я не Гамлет и не мог им стать…»
Кажущаяся бессвязность стихотворения Элиота – осознанный приём. Это расчёт, возведённый в тайну. Образование небывалых связей и нарушение привычных внутренне оправданы, смысловые сдвиги отражают неупорядоченность и бессмыслицу мира, каким он виделся поэту. Единство стихотворения создаётся и чисто структурными связями – повторами и вариациями, как в фуге. Именно через овладение стихотворной техникой Элиот сумел сделать ощутимым для всех душевный надлом людей «потерянного поколения», на десятилетие предвосхитив Хемингуэя, Ремарка, Олдингтона, Дос-Пасоса с их романами.
Предназначение поэта Элиот понимал однозначно: «Его прямой долг лежит в сфере родного языка: во-первых, сохранять его, во-вторых, развивать и совершенствовать». В своих литературно-критических работах Элиот требовал от поэта освоения и сознательного следования многовековой культурной и литературной традиции, недопущения субъективного произвола в трактовке поэтической темы, строгой дисциплины мысли и чувства. Он критиковал романтиков за культ индивидуализма и неупорядоченность поэтических «страстей» и, напротив, высоко ставил Данте, поэтов эпохи королевы Елизаветы I и особенно Джона Донна, считая их творчество образцом поэтического искусства. Элиот даже предпринял интересную, хотя и малоперспективную попытку обновить в 20 в. жанр елизаветинцев - драму в стихах: «Убийство в соборе» (1935), «Прием с коктейлями» (1950) и др. Представления о миссии поэта — хранить, приумножать и передавать новым поколениям воплощенное в слове наследие национальной и мировой культуры — равно питали и его сложную философскую поэзию, и гротески «суиниады», и изящно-шутливые стилизации в духе английской детской поэзии — цикл «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом» (1939), легший в основу либретто знаменитого мюзикла Э. Ллойда Веббера «Кошки» (1981).
Вместе с тем прочтение классики, предложенное в его работах, носит новаторский характер. По сути, менялось само представление об истории литературы, впервые представавшей как целостный процесс, логика которого понимается как развитие собственно эстетических идей, хотя они основываются на меняющемся постижении сущности мира и исторически обусловленных формах духовной и нравственной ориентации. Особое значение имело выдвинутое Элиотом истолкование сущности искусства, которое призвано выразить «сознание вечного так же, как и сознание сегодняшнего, — вечного и сегодняшнего в их единстве». Большое развитие в работах по теории литературы получила и высказанная Элиотом в работе о «Гамлете» идея «объективного коррелята»: речь шла о необходимости строго согласовывать эмоциональное начало и конкретное воссоздание психологической реальности, о «формулах переживания», соотносимых с определенной «последовательностью» объектов, ситуацией, цепочкой событий».
Ф.С. Фицджеральд (1896-1940)
Как война была неизменной темой Хемингуэя, так темой Фицджеральда стала американская мечта и ее крушение, ибо именно эта тема связывает его личную жизнь, творческий путь и его книги в единое целое. Фицджеральд остается виднейшим бытописателем губительной силы богатства и славы. Никому из американских писателей не удавалось заглянуть в такие глубины психики американцев и ее опасные закоулки и столь полно исследовать их.
Мало кто из писателей испытал столь внезапный и шумный успех, как молодой Фицджеральд. Его первые два романа, «По эту сторону рая» (1920) и «Прекрасные, но обреченные» (др. наз. «Прелестные и проклятые») (1922), произвели фурор и стали бестселлерами. Два сборника рассказов– «Распутники и философы» (1920) и «Сказки века джаза» (1922)– укрепили его репутацию, а слова «век джаза» стали практически официальным названием эпохи, чью раскрепощенность и свободу от законов общества с таким блеском отразил Фитцджеральд в романах и рассказах.
Высокие гонорары, которые платят журналы в ту тору Фицджеральду– модному литератору, побуждают его профанировать свой талант, печатать рассказы и очерки, написанные между делом и без серьезного повода. Светская жизнь, которую ведет молодой Фицджеральд, также мешает ему сосредоточиться на своих артистических целях.
Уже в этот ранний период Фицджеральд начинает испытывать внутреннюю тревогу. Так в его романе «Прекрасные, но обреченные» герои книги, молодые искатели наслаждений, терпят моральный крах.
В 1925 году Фицджеральд создает «Великого Гэтсби», свое самое совершенное произведение. «Великий Гэтсби» показал силу и глубину таланта Фицджеральда, но не имел коммерческого успеха.
После «Великого Гэтсби» наступает жизненная катастрофа Фицджеральда и постепенное падение его сил и таланта. Из веселого кутилы он превращается в запойного пьяницу и скандалиста; недовольство собой, своей жизнью и своим творчеством топит в вине. Свою профессиональную карьеру он поддерживал отчасти подготовкой сценариев для Голливуда, в то время как его личная жизнь, шла к неминуемому краху из-за злоупотребления спиртным и психического расстройства Зельды, у которой обнаружилась шизофрения.
Фицджеральд пытается разобраться в том, что с ним случилось. В 1934 году он заканчивает чвою вторую знаменитую книгу– «Ночь нежна», впитавшую жизненный опыт последних десяти лет и развивающую социальные мотивы, намеченные в «Великого Гэтсби».
В романе «Ночь нежна» изображены американцы– богатые прожигатели жизни. «Душевное банкротство» героя романа, врача Дайвера, женившегося на богатой американке и постепенно теряющего моральную основу своего существования, определяет тему книги– бесчеловечность богатых людей и гибельность близости с ними для каждого, кто им доверится.
Внутренний кризис, рожденный противоречиями его жизни и творчества, достигает у Фицджеральда после опубликования– «Ночь нежна» такой мучительной силы, что он не видит другого выхода, как громко, во всеуслышание, об этом сказать. "Ночь нежна»-роман, в котором Фицджеральд раскрыл себя так откровенно, как ни в одном из своих произведений
Эрнест Хемингуэй(1899—1961)-лауреат Нобелевской премии (1954), "гражданин мира" и писатель широчайшего диапазона. Навсегда сохранил некую пометину "потерянных", которая проявляется порой в узнаваемой композиционной конструкции, узнаваемом повороте сюжета или черте характера героя.
Собственно, не только Фредерик Генри ("Прощай, оружие!", 1929) и Джейкоб Барнс ("И восходит солнце", 1926), но и Гарри Морган ("Иметь и не иметь", 1937), и Роберт Джордан ("По ком звонит колокол",1940), и даже старик Сантьяго ("Старик и море", 1952) — это своего рода "поверженные победители", за мужественной твердостью и силой которых кроются сдерживаемое напряжение и неизжитая душевная боль. В романе же "За рекой в тени деревьев" (1950) Хемингуэй открыто вернулся к своей проблематике, поэтике и стилистике 20-х годов, к теме Первой мировой войны, рассказав историю ее ветерана, ныне полковника Ричарда Кантуэлла, его горькой обреченной любви к юной итальянской графине Ренате, девушке, "от профиля которой щемило сердце", и его скоропостижной смерти, оборвавшей эту любовь.
Хемингуэй родился в Оук-Парке, штат Иллинойс, и провел детство в северном Мичигане; его отец, врач, помогал, в частности, индейцам в местной резервации и иногда брал сына с собой — данный жизненный отрезок нашел отражение в рассказах о ранних годах хемингуэевского лирического героя Ника Адамса (книга "В наше время", 1925). Определивший судьбу Хемингуэя опыт Первой мировой, куда он ушел добровольцем, лег в основу новелл сборника "Мужчины без женщин" (1927) и романа "Прощай, оружие!".
Реальные биографические факты (служба в отряде Красного Креста на итало-австрийском фронте, тяжелое ранение и пребывание в миланском госпитале, бурная, но принесшая Хемингуэю лишь горечь и разочарование любовь к медсестре Агнессе фон Куровски) художественно преображены в романе и отлиты в кристалльно-ясную, отчетливую и пронзительную картину страданий и мужественного стоицизма "потерянного поколения".
Париж 1920-х, этот "Праздник, который всегда с тобой" (так называлась вышедшая посмертно, в 1964, книга мемуаров писателя), где Хемингуэй жил с 1921 по 1928, был показан в романе "И восходит солнце" как послевоенное временное пристанище молодых американцев, которые слоняются по парижским кафе, прожигая жизнь, колесят по свету и находят лишь краткое успокоение в природе (сцена ловли форели) и в стихии народного празднества (испанская фиеста). Пространственные перемещения героев книги выступают художественной метафорой их внутренней неприкаянности.
Симптоматична тяга хемингуэевских персонажей (как и самого автора) к экстремальным проявлениям жизни, включающим смертельный риск, таким, как коррида ("И восходит солнце"; "Смерть после полудня", 1932; "Опасное лето", 1960) и сафари ("Зеленые холмы Африки", 1935; "Недолгое счастье Френсиса Макомбера"; "Снега Килиманджаро"). В этих проявлениях жестокость и смерть предстают эстетически преображенными — не бойней, а искусством боя быков и охоты на дикого зверя.
Всегда оказывавшийся в гуще событий своего времени — как корреспондент, непосредственный участник и как писатель — Хемингуэй отзывался на них своей публицистикой и художественными произведениями. Так, атмосфера "гневного десятилетия" и гражданская война в Испании были воссозданы в новеллах сборника "Победитель не получает ничего" (1935), романе "Иметь и не иметь" (1937), "испанской публицистике", пьесе "Пятая колонна" (1938) и романе "По ком звонит колокол" (1940). События 1940-х, когда Хемингуэй, поселившийся на Кубе, охотился на своей яхте "Пилар" за немецкими подлодками в Карибском море, отразились в посмертно опубликованном романе "Острова в океане" (1979). В конце Второй мировой писатель как военный корреспондент участвовал в освобождении Парижа.
Мощным заключительным аккордом его творчества (остальные произведения были опубликованы посмертно) стала повесть-притча "Старик и море", действие которой происходит на Кубе. Последние годы жизни Хемингуэя были омрачены тяжелыми физическими недугами, и в 1961 писатель, не пожелавший сдаваться старости и болезням, покончил с собой выстрелом из охотничьего ружья, как некогда (в 1928 году) поступил и его отец. Незадолго до этого Э. Хемингуэй вернулся на родину, купив дом в Кетчуме, на западе страны.
Проведя большую часть жизни за пределами США и принимая более деятельное участие в международных, нежели в американских событиях, Хемингуэй (как в свое время Г. Джеймс и многие другие) остался американским писателем. Склад его личности, стиль его творчества, свежий и внимательный взгляд на мир, которые обладают неповторимо национальным качеством, — все это свидетельствует о его неразрывной связи с Америкой.
Билет 17
Английская литература XXI век (электронное творчество; этапы становления; особенности структуры электронных художественных текстов).
