Документ № 47. Н.И. Костомаров. Восстание Степана Разина (Фрагмент)

<…> Казачество возникло тогда, когда удельная стихия падала под торжеством единодержавия; оно было противодействием старого новому. Ряды казачества наполнялись теми, кто не уживался в обществе, для кого не по натуре были его узы.

Казачество охватило берега Волги, Терека, Яика (1) и проникло в далекую Сибирь.

До эпохи самозванцев казачество, по-видимому, готовилось об­разовать отдельное общество в русских южных краях и хотело только укрыться с своею независимостью от северного единовластия; но, вмешавшись в дела Московии в начале XVII века, оно вошло в неразрывную связь с нею и уже не ограничивалось тем, чтоб засесть с своими началами в южных степях, а стремилось распро­странить эти начала по всей Русской земле.

С этого времени повсюду являются казаки. Правительство, желая установить это брожение, допустило существование казачества внут­ри державы в виде особого военного сословия (2), наравне со стрель­цами. Оно употреблялось преимущественно там, где нужно легкое наездническое военное действие, в особенности для передачи вестей от одного города в другой и для конвоев. Другие, которые в смутные времена начала XVII века составляли казацкие шайки, были об­ращаемы к тому гражданскому званию, в каком были прежде и они сами, и отцы их. Отведав вольницы времен самозванцев, многие уже не уживались на родине, бегали, шатались, составляли шайки, называли себя казаками. Казаки в глазах правительства разделялись на верных, или признанных властью, и воровских, самозванных казаков. Число воровских было значительнее, потому что малейшее неудовольствие обращало в их ряды и тех, которые при других обстоятельствах были верными.

Первые годы царствования Михаила Федоровича были заняты борьбою с воровскими казаками, как назывались шайки бродяг, не хотевшие повиноваться властям. Ужасны были эти люди. Они гра­били города и села и делали над народом бесчеловечные истязания. Их ожесточение, при обычной тогдашней грубости нравов, стано­вится понятнее, когда примем во внимание, что эти шайки были составлены из людей, оставивших свои прежние повинности и теперь возвращаемых к ним снова насильно. Не желание какого-нибудь нового порядка вещей увлекало эти толпы и внушало им ненависть к прежнему житью, а охота шататься и быть там, где показалось. Иной был прежде монастырский, а жил теперь в дво­рянском имении - его отыскивали и возвращали в монастырское. Другой был холоп, убежал от своего господина и отдался иному господину в холопы, а его хотели воротить к прежнему.

Воровские казаки не были в глазах простонародья простыми разбойниками, в обыкновенном смысле этого слова; правда, они нападали на суда, на людей, грабили их, убивали, но, по обширному кругу, в котором хотела выразиться их деятельность, название разбойников для них недостаточно. Сами они говорят в своих песнях: «мы не воры, не разбойники - мы удалые добры молодцы». Это были люди, выскочившие из круга гражданского быта, не вошедшие в другой и не сознававшие определенной цели. Народ сочувствовал удалым молодцам, хотя часто терпел от них; самые поэтические великорусские песни - те, где воспеваются их подвиги; в воображении народном удалый добрый молодец остался идеалом силы и мужской красоты, как герой Греции, рыцарь Запада. Слово «удалый молодец» значило у нас героя, а между тем оно смешалось со значением разбойников.

Итак, в половине XVII века казачество охватывало более чем пол-Руси, а народное недовольство гражданским порядком давало ему пищу и силы; в казачестве воскресали старые полуугасшие стихии вечевой вольницы: в нем старорусский мир оканчивал свою борьбу с единодержавием. Когда власть хотела подчинить казаков порядку и закону, воровское казачество хотело разлить по всей Руси противодействие ей. Уже для него было не довольно укрываться в отдалении степей: оно хотело поглотить весь русский народ.

Но, само по себе, оно было не новым началом жизни, а старым: запоздалым, отцветшим; оно было страшно настолько, чтобы за­держать русский народ, сбить его на время на старую дорогу, но бессильно и бессмысленно, чтоб проложить ему новый путь. Удель­но-вечевая вольница встрепенулась, размашисто заколыхала дебе­лыми мышцами; но умственная сторона ее существа давно уже подверглась старческому разложению. Она не могла произвести ничего, кроме эпохи Стеньки Разина - кровавой, громкой, блестя­щей, приведшей в ужас и ожидание, и бесплодной, как метеор, много обещающий не знакомому с тайнами природы и никогда не исполняющий этого обещания.

Взято из: Костомаров Н. И. Бунт Стеньки Разина. 2-е изд.СПб., 1859. С. 6 -13.

Примечания

Костомаров Николай Иванович (1817-1885) – русский и украинский историк, писатель, член-корреспондент Петербургской Академии Наук (1876).

1. Яик - старое название реки Урал. Заменено современным по указу Екатерины Великой, с целью предать забвению восстание казаков, начавшееся под руководством Емельяна Пугачева на берегах этой реки.

2. Речь идет о так называемых городовых казаках, состоявших на службе и получавших жалованье от правительства.