Ойкен В. Ступени развития хозяйства и стили хозяйствования

Метод

Основная идея в высшей степени проста, а потому впечатляюща. Предпринимается попытка обнаружить определенные "фазы", "стадии", "ступени" всякого исторического становления, а затем построить для каждой отдельной фазы или ступени теорию, кото­рая должна объяснять хозяйственную практику именно данной от­дельной фазы или ступени и быть только для нее в полной мере истинной. Так, например, Карл Бюхер считал необходимым создание специальной экономической теории для каждой из трех ступеней, которые в своем развитии якобы прошли все народы Центральной и Западной Европы, — "домашнего хозяйства", "городского хозяй­ства" и "народного хозяйства". "Определение таких ступеней раз­вития хозяйства является обязательным методическим средством, — писал он, — если не единственно возможным путем поставить ре­зультаты исследований в области экономической истории на служ­бу экономической теории".

Побудительные мотивы выработки концепций ступеней разви­тия хозяйства бывали весьма различными. В XIX в. они возникали под влиянием господствовавшей тогда в науке идеи развития. Лист, Книс, Рошер, Гильдебранд, Шенберг, Шмоллер, Бюхер, Зомбарт — вот только избранные имена среди когорты тех ученых, которые во всяком хозяйственном явлении усматривали процесс развития. Книс говорит о законе относительности, который пронизывает все разделы политической экономии, придерживающейся историческо­го метода. Все меняется в ходе развития: человек, правовые и хо­зяйственные институты, степень применимости идей национальной экономии и обоснованность лозунгов экономической политики. По­этому сам факт развития всегда казался основополагающим, а ис­следование развития выступало в роли фундаментальной задачи национальной экономии. То есть задача формулировалась соответ­ственно духу того времени. Тогда считали необходимым изучать типичные основные формы или закономерности процесса развития. "Законы, в соответствии с которыми осуществляется в общем и це­лом развитие народов, — читаем мы у Рошера, — в основном те же самые, что и законы развития индивидов". И эту целесообраз­ную, закономерную последовательность развития — таково было всеобщее убеждение — лучше всего можно понять путем выделе­ния отдельных ступеней.

Подобного рода схемы развития стали предметом критики до­вольно рано. Но и сама эта критика отличалась той же привержен­ностью идее развития. Уже в 1852 г. Книс писал: "Те весьма шаб­лонные представления об экономических стадиях развития наро­дов, которые мы находим у Фридриха Листа и его последователей, с полным основанием перестали пользоваться доверием; ибо очень скоро обнаружилась абстрактная основа этих представлений, ошиб­ка, бесплодность общих формул". "Однако, — пре­дупреждает Книс далее, — мы хотели бы предостеречь от недо­оценки значения задачи, которую здесь необходимо разрешить. Ис­следование исторического развития, поиск законов развития народ­ного хозяйства — таков, вне всякого сомнения, единственный путь, которым можно приблизиться к полному пониманию современного экономического положения, что и является нашей целью". Бюхер был совершенно прав, когда считал, что в основе учения о ступе­нях хозяйственного развития лежит "цельное представление о за­кономерном ходе хозяйственно-исторического развития".

В XX в. данное исследовательское направление вступило в но­вую, вторую стадию. Под влиянием изменения общей тенденции в науке идея развития отодвинулась на второй план. "Главное вни­мание направлено отнюдь не на выяснение последовательности ступеней, их взаимосвязи, развития одной из другой. Прежде всего надлежит установить различие, разнообразие хозяйственной жизни самой по себе" (Шпитгоф). Вероятно, новую стадию исследования можно назвать стадией конструирования различных "хозяйствен­ных стилей". Например, предпринимаются попытки определить, каков был стиль (или каковы были стили) хозяйствования в антич­ности, в средние века или в новое время. Вместо последовательно­сти на передний план выходит рядоположенность. Это означает, что произошло некоторое изменение в расстановке акцентов по сравнению с прежним исследованием ступеней хозяйствования, во всяком случае в том, что касается постановки задач. Иными слова­ми, исследователи уже не стремятся, как это делали создатели тео­рии ступеней, разложить всю европейскую историю на определен­ные этапы, а пытаются через изучение отдельных эпох и народов, т.е. "снизу", прийти к различным стилям. Необходимо выстроить такое множество стилей хозяйствования, чтобы было исчерпано все многообразие исторической действительности. Различия между ступенями и стилями могли бы представлять интерес с некоторых то­чек зрения, однако они не играют решающей роли с точки зрения того вопроса, который стоит в центре нашего исследования. И ступени развития хозяйства, и хозяйственные стили представляют собой определенные срезы исторического процесса становления хо­зяйства. Как выражается Шпитгоф, "выявление стилей и ступеней производится с различными целями. Но результат выделения сту­пеней служит, по сути дела, установлению хозяйственных стилей в широком смысле слова. Для достижения обеих целей используется по существу одно и то же средство: широкий срез исторических форм хозяйственной жизни". Поэтому и окончательные результаты выявления ступеней и стилей очень похожи. Перечень стилей: "до­машнее хозяйство", "городское хозяйство", "сельское хозяйство" и "народное хозяйство", предлагаемый тем же Шпитгофом, мало чем отличается от некоторых более ранних "ступенчатых" конструк­ций.

"Ступени" или "стили" — любые срезы исторической действи­тельности — должны помочь преодолеть большую антиномию; к этому более или менее сознательно стремятся описывающиеих ав­торы. Ступени или стили должны составить фундамент, причем ре­алистический, теоретического анализа. Ибо любая из этих конст­рукций должна быть отражением исторической действительности;

каждая из них является художественным полотном, на котором де­тали опущены, с тем чтобы разительнее проступили существенные черты конкретного, исторического хозяйства. Детали являются уде­лом экономической истории.

"Не в их абстрактной мыслительной форме, а в конкретной ис­торической определенности" должны охватить экономику "хозяй­ственные системы" Зомбарта. Так, хозяйственная система "капита­лизм" должна отображать конкретную экономическую жизнь. Бюхер, конечно, в полной мере отдавал себе отчет в том, что элемен­ты "городского хозяйства" и "домашнего хозяйства" продолжают существовать в современную эпоху "народного хозяйства". Но, как он говорил, господствует одна форма хозяйствования, а именно на­родное хозяйство. Она является нормой в глазах современников, и этой норме соответствует ступень "народное хозяйство".

И вот теперь открывается дальняя и манящая перспектива. Для каждой ступени и каждого стиля необходимо создать свою теорию: своеобразную, привязанную к определенному историческому пери­оду, обладающую соответственно ограниченным значением. К это­му призывали экономисты прошлого. Книс пояснял, что каждой ступени развития хозяйства соответствует определенная ступень теории. "Абсолютизм" классики тем самым преодолевается; клас­сики, возможно, были правы для своего времени с его института­ми, но их далеко простирающиеся претензии неоправданны.

Нынешние последователи данной теории в сущности хотят того же самого. Как бы ни выглядели взятые в отдельности ступени или стили, используется ли последовательность "раннее собственное хозяйство", "ремесло", "капитализм" или же ряд "домашнее хо­зяйство", "городское хозяйство", "сельское хозяйство", "народное хозяйство", в любом случае возникает задача построения отдель­ных теорий для каждой ступени или для каждого стиля хозяйство­вания. Поскольку каждая ступень и каждый стиль должны быть слепком с действительности, постольку построенная на их основе теория Салина, Шпитгофа и многих других современных ученых характеризуется зачастую как "наглядная теория". Ей иногда предпосылается "вневременная", или "формальная", теория хозяй­ства, которая должна объяснить явления, не подверженные истори­ческим изменениям. Но большинство хозяйственных явлений под­вержено изменениям, к их-то пониманию и стремятся приблизить­ся при помощи наглядной теории. Сколь бы различным образом ни излагались такие идеи, их авторам представляется, что путь к пре­одолению антиномии найден, противоположность между историей и теорией устранена, познание хозяйственной действительности обеспечено.

Подобные представления распространены далеко за пределами круга тех ученых, которые собственно создают ступени или стили хозяйствования, они не ограничиваются сторонниками "историче­ской школы" и рядом историков хозяйства. То, что при помощи такого рода срезов многообразие исторической действительности становится доступным для теоретического исследования, очень многими рассматривается — вне зависимости от различий в дета­лях — как нечто едва ли не самоочевидное. В этой идее видят ре­шение антиномии. Теоретики-экономисты, обладающие чувством истории, видят свою задачу, как правило, в исследовании совре­менной ступени или стиля хозяйствования. И даже те теоретики, которых не трогает реальное разнообразие исторического процесса, ответили бы, наверное, на вопрос о предмете их исследований: современная хозяйственная форма (или хозяйственная форма послед­него десятилетия, или капитализм). Изменится действительность — должна будет стать другой и теория. Современное состояние всегда имеет особенное значение. Они добавили бы, что в социалистиче­ском хозяйстве должна быть соответствующим образом пересмот­рена и теория подобно тому, как, например, после хозяйственно-правовых преобразований, произведенных фашизмом, итальянские теоретики сосредоточили свои усилия на выработке новой, соответ­ствующей новому стилю хозяйствования и политической ситуации, фашистской хозяйственной теории. Такие теоретики отличаются от авторов концепций ступеней и стилей лишь тем, что их интерес в большей степени обращен к современности и ее хозяйственному стилю и в меньшей — к хозяйству предшествующего времени; Од­нако и у них подспудно присутствует мысль, что определенной эпохе должна соответствовать определенная теория, в том числе и определенная национальная экономия, и что задача национальной экономии заключается в приспособлении к процессу изменений хо­зяйства.

Здесь перед нами встает большой вопрос. Возможно ли таким образом преодолеть антиномию, познать хозяйственную действи­тельность? Описать этот путь нетрудно. Но ведет ли он на самом деле к цели? Речь идет не о том, хорош или плох тот или иной ва­риант концепции ступеней или стилей хозяйствования; мы спра­шиваем не о том, чьи "хозяйственные системы", "ступени" или "стили" более пригодны в научном отношении — Зомбарта, Шен­берга, Бюхера или Шпитгофа. Мы ставим вопрос гораздо более ра­дикально. Возможно ли вообще таким образом, т.е. при помощи срезов и создания теорий локального характера, получить научное знание? Если можно, то тогда мы могли бы вступить в дискуссию по поводу частностей о правильном выборе подобных срезов. Если же нельзя, то необходим полный отказ от такого подхода, необхо­димо искать новый путь.

П. Критика метода.

Критике необходимо предпослать одно замечание терминологиче­ского характера, имеющее, однако, отнюдь не только терминологи­ческое значение. Эти ступени или стили хозяйствования именуют "идеальными типами" — и совершенно неправильно. Поскольку с их помощью должна быть передана реальная действительность в ее конкретном образе, то для них существует только одно подходящее определение: "реальные типы". Реальный тип "городское хозяйст­во" или реальный тип "капитализм" должен отобразить реальное состояние хозяйства той или иной страны в определенное время. Идеальные типы, как свидетельствует их наименование, не явля­ются отражением действительности. Как они возникают, что они из себя представляют и для чего служат — об этом речь пойдет позднее. Во всем они принципиально отличаются от реальных ти­пов. Наше исследование покажет, могут ли (и каким образом) ре­альные и идеальные типы служить инструментами процесса позна­ния в национальной экономии. Но как можно получить ясное представление обо всем этом, если обе категории длительное время смешиваются, если два логически принципиально различных обра­зования фигурируют под одним именем? Ведь сегодня "идеальными типами" именуют как реальные, так и действительно идеальные типы. Зеленое следует называть зеленым, а красное — красным, и никто не станет зеленое и красное вместе называть зеленым. Точ­но так же разделены и обе разновидности типов.

Различие между идеальными и реальными типами совершенно прояснится по ходу дальнейшего изложения в настоящей книге. Од­нако уже здесь необходимо было сделать это замечание, поскольку нельзя работать с таким понятийным аппаратом, который очень скоро обнаружит свою непригодность. Во всяком случае нижеследующее критическое изложение полезно даже для того, кто все еще не может решиться отбросить старую, непригодную терминологию. Вопросы, которые придется задать в отношении подробно описан­ного выше метода, самоочевидны. Он стремится к тому, чтобы от­разить историческую действительность путем вычленения ступе­ней и стилей хозяйствования и тем самым заложить фундамент для теоретического анализа. Итак, возникают два вопроса: может ли быть при помощи этих типов изображена хозяйственная дейст­вительность настоящего и прошлого (А и В)? И второй вопрос: яв­ляются ли они той основой, на которой может строиться теоретиче­ское исследование (С)?

Первый, исторический вопрос при более детальном рассмотре­нии снова распадается на два. Мы только что вели речь о том, что создатели такого рода типов руководствовались в своей деятельно­сти прежде всего двумя мотивами — они хотели при их помощи изобразить развитие или же, оставляя в стороне идею развития, представить существование нескольких рядоположенных типов, когда-либо воплотившихся в действительность или реально сущест­вующих в настоящее время. Может ли конкретный хозяйственный процесс становления быть представлен в виде последовательности ступеней (Л)? И далее: возможно ли — независимо от того, каков будет ответ на этот вопрос, — изображение конкретной действи­тельности, существующей в определенное время и в определенной стране, при помощи такого типа. Последний вопрос для нас, очевидно, важнее.

А. Ступени развития

Вопрос о том, может ли последовательность ступеней развития хо­зяйства отобразить исторический процесс становления, уже решен. На него следует ответить отрицательно.

1. Все сторонники концепции ступеней развития хозяйства, жившие в прошлом столетии, исходили из вполне определенного объема исторических знаний, определенного представления об ис­тории. В XIX в. в качестве "истории" поначалу рассматривались последние примерно три тысячи лет, и лишь благодаря открытиям и расшифровке письменности Месопотамии и Египта пределы исто­рии были раздвинуты еще на несколько тысячелетий. Правда, тог­да исследователей уже занимала проблема так называемых наро­дов, живущих в естественных условиях, и так называемого перво­бытного состояния человека, а также соответствующее хозяйство и его формы. Однако начало собственной истории относили всего за несколько тысячелетий до Рождества Христова. Напротив, в пер­вые десятилетия XX в. картина исторического процесса претерпела прямо-таки революционные изменения. Благодаря совместным уси­лиям историков первобытного общества, этнографов и историков современности горизонт истории во временном отношении расши­рился на сотни тысяч лет, а в пространственном — приобрел пла­нетарное измерение. С этой поистине всемирно-исторической точки зрения несколько тысяч лет европейской истории выглядят как корот­кая, хотя и яркая, вспышка, подлинное значение которой невозмож­но недооценивать, но нельзя и переоценивать. То, что в глазах исто­риков в XIX столетии выглядело как нечто целое или единственно важное — а именно несколько последних тысячелетий Европы, — мы ныне рассматриваем всего лишь как часть грандиозного целого. Те­перь более отчетливо просматриваются подъем и упадок целых куль­тур, их взаимовлияния и взаимоналожения, так что необратимая че­реда ступеней развития хозяйства оказывается совершенно неработа­ющей конструкцией. Даже если упорядочивающие хозяйственные структуры жизни тех культур, которые не имели своей письменности, невозможно представить достаточно однозначно, то во всяком случае ясно, что они были, принимая во внимание разнообразие природ­ной, социальной и политической среды, весьма различными.

Бюхер и другие экономисты стремились применить разработан­ные ими ряды исторических ступеней развития хозяйства только к объяснению греческо-европейской культуры. Однако вопрос об ог­раниченности тех исторических рамок, в пределах которых вырабо­танные концепции обладали некоторой действенностью, заботил их очень мало, ибо считалось, что собственно история ими уже описа­на. По мере того, как новая, гораздо более широкая картина исто­рического процесса приходит на смену прежней, ограничение на­шей хозяйственной культуры несколькими тысячелетиями воспри­нимается как решающий недостаток.

2. Но даже попытки раскрыть при помощи ступеней развития хозяйства те самые три тысячи лет истории европейского хозяйст­вования, объяснить которые они, собственно, предназначены, ока­зываются несостоятельными. И даже та ограниченная примени­мость, на которую они могли бы претендовать, оказывается для них недостижимой. Таков следующий важный и неопровержимый критический аргумент: как раз те самые ряды исторических фак­тов, объяснить которые они призваны, не укладываются в предла­гаемые схемы развития.

Один пример: сегодня нам известно, что в III—II вв. до н.э. ан­тичное хозяйство достигло наивысшего расцвета с точки зрения со­зданных им хозяйственных институтов, объема внешней торговли и производительности. Прежде всего в восточных регионах Средиземно­морья, в царствах, которыми правили диадохи Александра Македон­ского, сложилось в высшей степени эффективное» высокоспециали­зированное хозяйство. Однако впоследствии эти страны, постепенно втягивавшиеся в орбиту Римской империи, вступили в длительную полосу упадка, который не смогли сдержать даже некоторые энер­гичные римские императоры.

"Основной чертой хозяйственной жизни поздней Римской им­перии было постепенное обнищание" (Ростовцев). Если бы мы, по­ложим, захотели применить в данном случае хотя бы известную схему развития Гильдебранда (натуральное — денежное — кредит­ное хозяйство), то нам пришлось бы рассматривать ее в обратной последовательности, чтобы не вступать в вопиющее противоречие с действительностью. В III в. до н.э. в Египте эпохи Птолемеев су­ществовало банковское дело, т.е. наличествовало так называемое кредитное хозяйство, которое в последующие столетия пришло в упадок. Римское банковское дело II и I вв. до н.э. исчезло в период империи. Однако на стадии превращения кредитного хозяйства в денежное процесс не остановился. В ходе дальнейшей истории, в первые века нашего летоисчисления, потерпело крах и денежное хозяйство. В III в. н.э. оборот монет оказался вытесненным на обо­чину экономической жизни, а так называемое натуральное хозяйство вновь стало обычной нормой хозяйствования. Гильдебранд полагал, что высшие формы складывались в процессе постепенного развития из низших, и так новое постепенно брало верх над ста­рым. На примере рассмотренного нами полутысячелетия обнаружи­лось нечто противоположное: более примитивная форма приходила на смену более развитой.

Схема развития, предложенная Бюхером, также оказывается несостоятельной и должна быть пересмотрена, дабы избежать слишком уж очевидных противоречий с фактами. В древнегрече­ских государствах III в. до н.э. уже была достигнута ступень разви­тия "народного хозяйства". В течение следующих столетий начался регресс. Торговля пришла в упадок, сократилась область, охвачен­ная разделением труда, города "захирели". В III в. н.э. крестьяне в большинстве областей огромной империи в той мере, в какой это было возможно, вернулись к "домашнему хозяйству", и почти каждый двор стал заботиться о том, чтобы по возможности удов­летворить свои потребности за счет собственного производства. Хо­зяйственный упадок, а вовсе не "развитие" является основной при­метой этих пяти столетий. Это не было ни коротким перерывом по­степенности, ни быстро преодоленным возвратом к прошлому — речь идет о длительном процессе: представим себе мысленно отре­зок истории с 1400 г. до наших дней! То был процесс распада все­мирно-исторического значения, действие которого продолжает ощу­щаться и сегодня и который самим фактом своего существования свидетельствует об ошибочности учения о развитии и его ступе­нях¹⁵.

Второй — и не столь далеко от нас отстоящий — случай сто­летнего, весьма болезненного, еще по сию пору оказывающего вли­яние на хозяйственную жизнь попятного движения также свиде­тельствует об абсурдности учения о ступенях развития хозяйства. Широко распространенное мнение, будто непосредственно из сред­невекового "городского хозяйства", основанного на ремесленном производстве для местного рынка» сложилось всеобъемлющее "на­родное хозяйство", или "капитализм", опровергается фактами. В период высокого и позднего средневековья существовала развитая система разделения труда, охватывавшая Европу и простиравшаяся на Азию и Африку. Организаторами и двигателями хозяйственной жизни были купцы, которые одновременно в качестве мануфакту­ристов-раздатчиков зачастую заставляли трудиться на себя зави­севших от них работников. Например, широкомасштабное произ­водство бумазеи, которым славились верхненемецкие города Регенсбург, Аугсбург и особенно Ульм, требовало поставки хлопка, который поступал из Сирии и с Кипра через Венецию, а готовая продукция вывозилась в Испанию, Францию, севере- и восточно-европейские города. В хозяйственном и, как правило, политическом отношении главенствующими фигурами в крупном средневековом городе были купец — раздатчик — патриций, хозяйственная деятельность кото­рых отнюдь не ограничивалась ближними округами, а распростра­нялась на всю Европу. Высокая культура крупного средневекового города произрастала вовсе не на скудной почве местного городского хозяйства. Да и во многих тысячах мелких городков такового не существовало: они были слишком малы, чтобы иметь возможность развивать своими силами все необходимые для этого ремесла. То были сельскохозяйственные по сути поселения, которые в обмен на аграрную продукцию получали большинство необходимых изделий ремесленного производства и таким образом также включались, ус­ловно говоря, в "средневековое мировое хозяйство". Картина хо­зяйства высокого и позднего средневековья, изображенная Бюхером, Шмоллером, Беловом или Зомбартом, оказалась неверной. "К середине XV в. произошло далеко идущее хозяйственное объедине­ние Европы. Большая часть европейских стран поддерживала отно­шения тесного хозяйственного обмена и взаимодействия друг с дру­гом, и в рамках образования, которое можно назвать "европейским хозяйством", сложились зоны особенно оживленного обмена и ин­тенсивного хозяйственного взаимопереплетения, которые взаимодополняли друг друга в сфере производства и потребления: регио­нальные хозяйственные единицы и ярмарочные районы". "Фланд­рия становится мировым рынком Европы; средиземноморская, севе­роморская, балтийская и среднеевропейская системы обнаруживают там свое соединение и взаимопроникновение. Англия, Нижний Рейн, Северная Франция, Южная Германия, Саксония, Верхняя и Средняя Италия превращаются в районы преобладающего ремес­ленного производства, главные очаги ориентированного на экспорт текстильного, скобяного и оружейного производства" (Клеменс Ба­уэр).

В конце XVI в. эта эпоха подошла к своему завершению. Евро­пейское экономическое пространство подверглось раздроблению, прежнее разветвленное разделение труда исчезло, а вместе с ним и многие отрасли производства, которые на него ориентировались. Этот болезненный и продолжительный процесс был обусловлен прежде всего образованием современных государств. Через призму новых целей политического господства и влияния, исповедуемых современным государством, мировой рынок стал представляться прежде всего ареной борьбы, которая велась при помощи запретов на ввоз продуктов, запретительных таможенных пошлин и других орудий меркантилистской торговой политики. На Западе Европы (в Англии, во Франции, в Испании), где уже в XVI в. образовались обширные абсолютистские государства, сохранялись относительно большие хозяйственные территории, которые к тому же расширя­лись за счет колониальных завоеваний. Иначе обстояло дело в Гер­мании, где старая империя распалась на многочисленные крошеч­ные государства, а также в Италии. Вследствие дробления на мель­чайшие хозяйственные территории в Германии процесс "распада" оказался особенно глубоким и продолжительным. Тогда происходил вовсе не переход от "городского" к "территориальному" хозяйству, а разрушение общеевропейской хозяйственной системы. Это кру­шение основанного на разделении труда европейского хозяйства было особенно чувствительным для его главных носителей — горо­дов. Крупные прежние центры торговли и ремесленного производ­ства — Брюгге, Любек, Нюрнберг, Венеция — утратили свое преж­нее значение. Влияние, которое приобрел Аугсбург во времена Фуггеров и Вельзеров, было скорее последним всплеском, чем прологом новой эпохи. Хозяйственный, духовный и политический горизонт бюргерства заметно сузился. Так называемый ранний ка­питализм XVI в. на самом деле был закатом иной хозяйственной эпохи. И опять-таки процесс попятного движения не был эпизодом — то был результат весьма продолжительного развития всемирной ис­тории, без понимания сути которого невозможно, в частности, по­стичь политическое и хозяйственное развитие Германии в XIX в. и ее сегодняшнюю повседневность. "В связи с этим история Герма­нии особенно нуждается в непредвзятой оценке предшествующих столетий, в освобождении от сковывающего влияния псевдоистори­ческой концепции развития, которая гласит, что если к 1700 г. суть и дух немецкого хозяйства были выражены весьма слабо, то, значит, раньше дело обстояло еще хуже. Именно здесь известные теории ступеней развития нанесли особенно большой ущерб науке" (Ф.Рериг).

От всех этих схем развития и прогресса, кто бы ни был их авто­ром, нет никакого прока. Когда Шмоллер полагал, что в ходе разви­тия вступающие в хозяйственное взаимодействие единицы постоянно увеличиваются по территории и населению, то он проходил мимо дли­тельных и весьма важных хозяйственных эпох возвратного движения. Точно так же и Зомбарт ошибался, когда пытался изобразить процес­сы постепенного развития от собственных натуральных хозяйств раннего средневековья через эпоху ремесленного производства к совре­менному капитализму. Ошибочна здесь сама основополагающая кон­цепция. Такие доктрины развития и учения о ступенях развития хо­зяйства подобны кривому зеркалу, искажающему картину действитель­ности. Мы должны убрать это зеркало, чтобы иметь возможность на­блюдать за действительностью в том виде, какова она есть.