Глава 4. Человек с серебряным лицом

 

 

Титан Прометей подарил людям огонь. И в каждом человеке есть частица этого дара - иначе бы у нас не было бессмертной души.

Так говорят.

Но одно все забывают...

Откуда Прометей взял огонь? Правильно. Позаимствовал у кузнеца Вулкана, обитающего в глубинах Эреба. В подземном мире...

В мире мертвых.

Какая ирония. В каждом из нас - без исключения! - горит огонь Преисподней. Отражаясь в черных водах болота Коцит. Да, за это надо выпить неразбавленного...

Каждый человек носит в себе частицу Ада.

 

* * *

"Эй, ты!" - удачное имя для домашнего раба. Никогда не забудешь.

- Господин, он здесь, - говорит Эйты.

- Хорошо.

Я откладываю стило и восковую табличку, встаю.

В атриуме палатки ждет невысокий кавалерист. При виде меня он выпрямляется. И тут я понимаю, насколько он худой. Скелет, кое-как обтянутый кожей. Болезненно бледное лицо с желтизной, запавшие глаза.

Он вскидывает руку, чтобы отдать честь - и вдруг начинает кашлять. Пытается зажать рот ладонью. Бесполезно.

Кха-кха. И словно рвется что-то внутри. И чем сильнее кавалерист пытается сдерживаться, тем хуже.

- Про... простите, легат, - говорит он наконец.

- Давно это у вас?

Кавалерист поднимает взгляд. С трудом выпрямляется.

- С похода Тиберия.

Всего два года? Великая Германия сожрала его здоровье и силу. Выпила его кровь. За это время от человека остались кожа, кости да боевые награды...

Грудь кавалериста увешана фалерами - за храбрость, за взятие чего-то там, за осаду крепости и прочее.

Награды тяжелые. Это, видимо, чтобы его не унесло ветром.

Марк Скавр, декурион всадников Восемнадцатого легиона, четко салютует:

- Легат!

- Это ты нашел моего брата, декурион?

- Да, легат.

Я медлю, прежде чем задать следующий вопрос.

- С вами кто-то был?

- Да, легат. Однорукий по имени Тиуториг. Этот гем был у нас проводником. Раньше он нам несколько раз помогал, и все проходило хорошо. Но на этот раз...

То есть... я закусываю губу. Проклятье!

Однорукий Тиуториг привел солдат к месту убийства. А это не мог быть другой однорукий?

По времени не совпадает. Потому что к моменту появления в деревне всадников Марка Скавра, мой брат и его люди были уже мертвы.

Проклятье, проклятье, про...

Я стучу по столу ладонью, потом соображаю, что делаю. Поднимаю голову.

- Когда вы нашли убитых, кровь была свежей?

Декурион кивает:

- Прошло всего пара часов, может, даже меньше.

- И убийцы могли находиться рядом, - говорю я медленно. - Интересно. Закололи всех римлян и...

- На вашем брате не было ран.

- Нет?

Этого я не знал.

- Мы нашли его в доме. Сидел с открытыми глазами, за столом. Он уже не дышал, легат. Но... - декурион запинается.

- Что "но"?

- Ну, он скорее выглядел спящим, чем мертвым.

Спящим? Интересно. Яд не очень сходится с моим представлением об одноруком. Этот гем скорее убьет собственными руками... вернее, рукой... чем возьмется за отраву. К тому же "яд" подразумевает знание о ядах. Что не так просто. Это уже Рим. Египет. Или, скажем, Парфия и дальше на восток. Там это дело любят. А тут люди простые... варвары.

- Яд?

Декурион пожимает плечами.

- Не знаю, легат. Я не очень в этом разбираюсь.

Я молчу. Думаю.

"Случайностей не бывает", сказал последний из атлантов. "Случай - это просто выбор того или иного варианта".

- Марк? - говорю я наконец. Поднимаю взгляд. Кавалерист переступает с ноги на ногу.

- Легат?

- Покажешь мне это место?

 

* * *

 

Небесный эфир, он же квинт эссенция -- пятая стихия. Легчайший слой воздуха, в котором живут и которым дышат боги. Если задрать голову и посмотреть вверх, то его даже можно увидеть. Он голубого цвета. Он -- целест. Небесный.

Его зовут так же, как меня. И как звали моего брата. Как нашего отца.

Семейное прозвище.

Означает высоту стремлений, чистоту помыслов, полет мысли... и что-то еще.

А еще мы очень жестокие. По себе знаю.

 

* * *

Тит Волтумий, старший центурион Семнадцатого легиона. За сорок, круглая голова с сединой в висках. Жесткие черты лица, крупная челюсть. Насмешливые морщины в уголках глаз. Центурион идет, слегка прихрамывая. В какой-то момент он оступается и едва заметно морщится. Тит Волтумий был ранен в ночном бою, когда наши пути пересеклись с шестью гемами. Меня тоже задели, но то была царапина. Рана Волтумия оказалась гораздо серьезнее...

Центурион берет себя в руки, подходит и салютует - четко и красиво. Как всегда.

Хромота почти незаметна. Если бы я не знал, то...

- Как твое бедро? - спрашиваю я.

Центурион кивает, щурится:

- Спасибо, легат. Уже могу танцевать.

Я хмыкаю.

- Конечно, конечно. Рад тебя видеть, Тит. И - давай выздоравливай. Ты мне нужен. - Я поворачиваюсь, чтобы идти.

- Легат?

- Что, Тит?

Глаза центуриона ярко-золотистые, как мед. Он наклоняет голову, смотрит на меня исподлобья.

- Вы, наконец, скажете, куда собираетесь? Или мне догадываться?

Я улыбаюсь. Мне сильно не хватало этого долбанутого на всю голову служаки...

- На танцы, центурион. На танцы.

 

* * *

 

Почему умер мой брат?

Я спрашиваю у богов -- и напрасно жду ответа. Молчание. Тишина в эфире.

С тем же успехом я мог спросить, почему вольноотпущенники Августа убили моего отца. Или почему сделали это на моих глазах?

Кровавое пятно на белоснежной отцовской тоге...

Целест - означает небесный.

Огромное зеркало из черной бронзы, доставшееся мне в наследство от брата, высится посреди палатки. Оно такое старое, что, вероятно, перешло к Луцию от предыдущего легата.

Я внимательно разглядываю в отражении свой правый глаз. Оттягиваю веко.

Голубой. Нет, вы серьезно? А другой - я оттягиваю веко и внимательно его разглядываю - зеленый.

Я надеваю перевязь с мечом, поверх - солдатский пояс с широкой пряжкой. Сверху - шерстяной плащ. Застегиваю сагум фибулой на правом плече. Кинжал пугио - в ножнах на поясе. Кажется, все.

Нужно ехать. В этот раз я не совершу ошибки - как тогда, с распятым германцем. В этот раз со мной будет Тит Волтумий, старший центурион, гроза легионной "зелени"...

А также Марк Скавр и целая турма всадников.

Выхожу из палатки. Меня уже ожидают. Вереница солдат расположилась на Санктум Преториум - главной площади лагеря. Алые вексиллы колеблются от ветра.

- Все готово?

Декурион кивает. Они с Титом обмениваются приветствиями - как старые знакомые. Я сажусь верхом, натягиваю повод, жеребец переступает. Все, пора трогаться.

Центуриону подводят каурую кобылу.

- Проклятье, - говорит Тит. - Я так и думал, что тут какой-то подвох...

Тит влезает на лошадь без особого удовольствия. С недоверием смотрит на ее загривок. Все-таки он пехота, "мул", для него лошади - что-то совсем чуждое. Я сжимаю коленями бока жеребца.

- Поехали!

 

* * *

Спустя несколько часов, когда солнце начинает клониться к горизонту, мы прибываем на место.

- Легат, - декурион придерживает коня. Тот со злостью грызет удила. - Вот она, та деревня.

Я киваю. Спешиваюсь - ноги болят так, что я еле могу идти - и веду коня в поводу. От покосившегося частокола и заброшенных амбаров ложатся на дорогу вытянутые, угловатые, изломанные тени. Вечер. Лучи солнца пробиваются сквозь листву, все залито красноватым светом - словно это вода с растворенной в ней кровью. Негромко стучат копыта.

Заброшенная деревня. Место, где люди больше не живут.

Владение мертвых.

Туман скапливается в низинах. Сквозь прозрачную белесую пелену медленно прорастают стволы сосен.

Деревня - это правильный круг, огороженный частоколом. В центре огромный бревенчатый дом. Обычное дело для местных деревень, объясняет декурион. Марк - разведчик, поэтому знает о германцах больше, чем они сами.

Мы объезжаем дом по широкой дуге.

- Здесь мы их похоронили, - говорит кавалерист.

Ветер усиливается. Шелест листьев над головой становится тревожным. Словно предупреждает меня:

"Остановись, Гай. Ты еще можешь остановиться".

Перед моим лицом пролетает, кувыркаясь, желтый лист. Я поднимаю глаза - над общей могилой "мулов" Семнадцатого легиона, убитых здесь два месяца назад, шумят буки и ясень. Далекие сосны скрипят тоскливо. Жалуются на забвение.

Красно-желтый слой опавших листьев покрывает землю...

Скоро осень. Она уже здесь.

Я говорю:

- Центурион, вы со мной. Остальные - с декурионом. Марк? Выставьте посты и ждите приказа.

Декурион кивает. Он маленький и очень худой, и забавно смотрится на крупном испанском жеребце. Тот косит на меня лиловым глазом и дергает ушами.

Лошадям в деревне не очень нравится. Я их понимаю. Когда мы с центурионом остаемся одни, я говорю:

- Тит.

- Да, легат. - Центурион ждет. Конная поездка нелегко далась ему, лоб блестит в испарине.

Я говорю:

- Прикажи всадникам принести лопаты. Земля, похоже, затвердела.

Он медлит:

- Легат?

- Что, Тит?

Центурион смотрит на меня. Щурится.

- Хочу напомнить. В прошлый раз мы снимали с креста распятого человека...

- Верно, центурион. Так и было.

- Потом вы оживляли его.

- Да, но...

- Мне это не очень понравилось.

- Я понимаю, - говорю я медленно. Тит Волтумий - единственный, кто знает о моей фигурке. Не считая фокусника и прозрачного атланта.

- Вернее, совсем не понравилось. Скажу, чтобы не было никаких сомнений, легат. Мне - не понравилось.

Молчание. Где-то вдалеке кричит ночная птица. Проклятая сова. Совы - это к несчастью.

- Никаких сомнений, Тит. Я понял. Что ты хочешь этим сказать?

Тит Волтумий поднимает взгляд. Ухмыляется. Вокруг глаз - насмешливые морщины. В медового цвета глазах отражается закат.

- Что я хочу сказать, легат? Я хочу сказать: откапывать мертвецов мне понравится еще меньше...

 

* * *

Но мы это делаем.

Мы втыкаем лопаты в землю, наши лица закрыты тряпками. Перемазавшись как последние рабы, снимаем верхний слой. Отшатываемся от запаха. Снова копаем. Наконец, вытаскиваем одно из тел. На нем еще сохранился саван. Этот мертвец выглядит более-менее целым. Он напоминает скорее не человека, а личинку гигантского жука.

- Внутрь, там нас не будет слышно, - говорю я. В мертвой, жутковатой тишине мы волоком затаскиваем тело в дом. Выходим отдышаться.

От сладковатой вони мертвечины кружится голова.

- Теперь иди, Тит, - говорю я. - Дальше я сам.

Центурион медлит.

По римским поверьям, касаться вещей и одежды мертвеца - значит, подставить себя под удар богов. Проклятье еще никто не отменял. Так что Титу нужно найти жреца и очиститься.

Мне проще. Я в богов не верю.

- Ступайте, центурион. Это приказ.

Он нехотя салютует.

Я достаю фигурку Воробья.

Металл холоден под пальцами.

"Мертвых нельзя вернуть", - вспоминаю я... и сжимаю фигурку в кулаке. До боли. Ее края врезаются в пальцы.

Но иногда - все-таки можно.

 

* * *

Мертвец лежит передо мной. Он мало похож на человека - после двух месяцев, проведенных в земле. Гниль. Смрад. Белые черви. Я зажимаю нос платком, но помогает плохо.

Интересно, сможет ли он вообще говорить?

Но у меня нет выбора. Я слишком далеко зашел, чтобы отступать.

Слушайте, боги, в которых я не верю!

Слушайте, люди, которые не верят в меня!

Я, поклявшийся больше не возвращать мертвых, собираюсь нарушить свою клятву. Радуйтесь!

Я держу фигурку Воробья на ладони. Затем сжимаю пальцы с такой силой, что белеют костяшки. Больно.

Я хочу верить.

"Ты многого не знать, римлянин".

Но я узнаю.

"Вернись", мысленно приказываю я.

Вспышка. Знакомая дрожь - словно все волоски на теле разом встали дыбом...

Словно меня пронзила молния. Я моргаю. Я не знаю, с чем это сравнить...

Это чудо.

Я выдыхаю сквозь зубы. Получилось.

- Ну же, - говорю я негромко. - Ответь мне, солдат.

Долгое мгновение ничего не происходит.

Затем полусгнившие челюсти вдруг размыкаются...

- Кха, кха!

Мертвый легионер кашляет. Куски гнилой плоти вылетают изо рта, я отшатываюсь. Проклятая вонь! Едва сдерживаю дурноту. Держаться, держаться... терпеть, легат!

- Кто ты? - говорю я.

Легионер открывает мертвые глаза, моргает. Мертвая грудь поднимается. Мертвые губы шевелятся. Я нехотя склоняюсь к нему:

- Отвечай, солдат! Ну же! Кто ты?

- Я... я-я... арматура, - это больше похоже на шипение.

"Арматура" - опытный легионер. У него все получается, он знает службу, владеет дротиком, мечом и щитом, может построить лагерь на пустом месте, подвести подкоп под стену и жевать овес вперемешку с прошлогодней травой. Солдаты "арматуры" - это основа легиона.

- Сенат и народ Рима, солдат, - говорю я. - Как тебя зовут?

- К-ке... зо О-о... имий.

Кезон Опимий. Получилось.

Мертвец вернулся.

 

* * *

Дом построен из сосновых бревен - если бы не вонь мертвечины, я бы почувствовал запах смолы. В дальнем конце светится дверной проем. Через узкие окошки под самым потолком падает свет, пыльными лучами прорезает сумрак.

И он действительно длинный, этот дом.

Раньше пространство было разделено занавесками на каморки для отдельных семей, но после убийства легионеров дом пустует. Похоже, его даже успели разграбить...

Грязные полотна тут и там лежат на полу или свисают со стен. В этом есть нечто жутковатое.

Огромный деревянный стол стоит под углом к стене. На нем сохранились глиняные тарелки с засохшими до камня остатками еды. Словно хозяева когда-нибудь вернутся...

Никогда.

Мертвец хрипит и шевелится.

Я встаю, делаю глубокий вдох ртом и опускаюсь на корточки - словно ныряльщик за раковинами. Я должен задать вопрос - и получить ответ. Другими словами, мне нужен жемчуг...

- Гай Деметрий Целест.

Невольно вздрагиваю. Голос раздается в заброшенном доме. Низкий и слегка рокочущий. Дом эхом отражает этот низкий голос - так, что начинает гудеть весь, целиком. Вся эта громадина.

- Легат Семнадцатого. Какая неожиданная встреча.

И это говорит не мертвец.

Я поднимаю голову. Ну, наконец-то...

Встаю. В дальнем конце дома, рядом с дверным проемом, стоит человек. В следующий момент я чувствую разочарование - у пришельца две руки. Проклятье!

Я ждал однорукого. А появился этот.

Он высокий. Широкоплечий.

На лице - маска. Тускло блестит серебро. Я поднимаю брови. Забавно. Похоже, это маска римского всадника. Такие используются на учениях, чтобы защитить лицо от удара копьем. В бою - очень редко. Гладкое лицо без возраста, изогнутые брови...

Человек в маске опасен.

Он настолько опасен, что у меня бежит озноб по затылку. Он словно сгусток чудовищной силы и власти.

- Я слушаю, - говорю я. - Только побыстрее. Я занят.

Человек делает шаг, медленно поднимает длинный меч. Это кавалерийская спата. Отличный клинок.

Хорошо.

Он мягко идет по дому. Ко мне. В определенный момент человек в серебряной маске сдвигается вправо, чтобы солнечный свет был у него за спиной. По клинку бегут отсветы...

Я щурюсь, моргаю.

Хитро. Из-за проклятого солнца я почти слеп. Человек шагает ко мне черным истончившимся силуэтом в ореоле желтого света. "Серебряная маска" тонет в нем и все равно идет.

Я слышу скрип деревянного пола. Ближе, ближе...

Мягкие сапоги. Он ступает почти беззвучно - словно плывет в потоке света.

Меч плывет вместе с ним.

Что ж... Я выпрямляюсь. Приятно иногда встретиться с противником, который от тебя не бегает.

"Идущие на смерть приветствуют тебя!"

Я кладу ладонь на рукоять гладия. Лишь бы он не подвел. Спата длиннее на ладонь и выкована из отличного железа. И спата, в отличие от гладия, не гнется при ударах...

Человек в серебряной маске неторопливо шагает.

Он рослый и крепкий. И при этом - мягкий, точно кошка. Я отмечаю его обманчиво расслабленные движения. Человек держит спату острием к земле - и приближается.

- Зря ты пришел сюда, - голос из-под маски искажен.

Я выпрямляюсь. Хо-ро-шо.

- Наконец-то, хоть кому-то не наплевать на смерть моего брата, - говорю я. С тихим скрежетом гладий покидает ножны. - Это мой меч. Я буду убивать им своих врагов.

 

* * *

 

Мы стоим друг напротив друга - я и человек в серебряной маске.

- Может, сдашься? - предлагаю я. - Обещаю честный суд. Почти.

- Нет, - человек качает головой. Серебряная маска разбрасывает отсветы по стенам. - Я пришел сюда не за этим. Я пришел поговорить...

- Хватит болтовни! - я делаю шаг.

Мы сходимся.

Клинки со скрежетом ударяются. Еще раз. И еще.

Через несколько мгновений я понимаю, что он мне не соперник.

Серебряная маска - неплохой боец. Сильный, гибкий, с хорошей скоростью... длинные руки и высокий рост тоже помогают.

Но у него нет таланта. Он не может импровизировать. Он действует от головы...

И поэтому проиграет. Потому что я умею думать всем телом. Я перехожу в контратаку и увеличиваю темп. Раз, раз, раз-два. Клинки звенят.

Странного убийцу избрали для меня. Могли не пожалеть денег и выбрать лучшего...

Мда. Стиль боя у него до странности знакомый. Похоже, его тоже обучали гладиаторы.

- Подожди! Я пришел... по... поговорить... - человек в серебряной маске уже не может перевести дыхание. Его голос вот-вот сорвется.

- Сдавайся, и поговорим, - я мягко шагаю к нему. Чуть смещаюсь вправо, отвожу руку в сторону. Он зря надел маску. Защита - это хорошо, но прорези ограничивают боковое зрение.

В следующее мгновение я бью справа, почти без замаха. Острие гладия чиркает по серебру маски, оставляя след. Искры. Человек отшатывается. В прорезях маски я вижу его глаза. В них - нарастающее отчаяние.

- Выслушай меня! - у него легкий варварский акцент. Впрочем, это ни о чем не говорит. У половины римлян в Германии такой выговор.

- Сейчас я тебя убью. А потом побеседуем, - я поднимаю гладий.

Зря, что ли, я сегодня собирался оживлять мертвых?!

Этот будет посвежее. Точно.

- Это мой меч, - говорю я. - Мой меч - это мой брат.

Человек в серебряной маске вздрагивает.

Молитва меча пугающе звучит в огромном пустом доме. Я даже себя немного пугаю. Человек в маске выдыхает...

Звяк! Я отбиваю в последний момент. Спата отлетает в сторону - он швырнул ее в меня - и с грохотом ударяется о стену. Падает и звенит.

Я поворачиваю голову, еще не веря, что меня чуть не провели. Сукин сын. Сжимаю гладий...

И тогда человек начинает убегать.

 

* * *

Похоже, у него длинные ноги. И много отчаяния. Потому что он умудряется прилично от меня оторваться.

Я бегу за ним. Передо мной качается длинный коридор... брошенный стул... полотнище с дырой... порог... крыльцо... Вот он!

У крыльца привязана гнедая лошадь. Проклятье!

Беглец легко, с полпрыжка вскакивает на лошадь, бьет ее пятками. Вперед. Я еще успею догнать...

Вперед!

Выбегаю на крыльцо, прыгаю с высоты помоста. Свист воздуха в ушах...

И промах. Удар. Проклятье, едва не сломал ноги! Я перекатываюсь через голову, вскакиваю. Пятки гудят... не спать! Не спать, Гай. Вперед!

- МАРК, КО МНЕ! - кричу я. - Быстрее! Марк!!

Всадник вылетает из-за угла, осаживает коня. Декурион Марк смотрит на меня сверху.

- Туда! - я показываю. - За ним!

Декурион мгновение глядит на меня, затем - на беглеца, толкает жеребца пятками, конь делает прыжок... И идет боком. Вот скотина!! Нашел время показывать характер!

Кажется, целую вечность ничего не происходит - а человек в серебряной маске продолжает убегать. Я вижу его спину... гнедой круп его лошади... Уйдет! Проклятье, точно уйдет!

- Марк! Ну же! Быстрее!

Всхрап.

Затем - жеребец декуриона срывается с места. Оскаленные зубы проплывают в двух шагах от меня. Меня едва не сбивает мощной воздушной волной.

Клочья пены срываются вниз, летят на землю. Мышцы перекатываются под коричневой шкурой, из-под копыт взлетают комья грязи...

Удар!

Проклятый декурион. Этот его Сомик бешено красив.

И забросал, сволочь, меня грязью с головы до ног.

 

* * *

 

Я останавливаюсь и едва не кричу от ярости. Ушел! Сукин сын!

- Легат, - центурион, прихрамывая, спешит ко мне.

- Тит, человек в маске... Ты видел его?

- Да, легат.

Я пытаюсь успокоиться.

- Тит, он... этот человек. Кто это был, по-твоему?

Тит некоторое время молчит, лоб рассечен морщинами. Думает.

- Наверное, варвар. Кто-то из них, кто хорошо с нами сжился и перенял наши привычки.

Не уверен. Не может варвар так перенять наши привычки! Клянусь, по речи, по жестам, даже по манере драться - это точно был римлянин.

- Что еще, Тит?

Центурион трет бровь.

- Хмм. Ну, на мой пехотный взгляд он смотрелся в седле отлично. Почти как германец.

- Маска римского всадника, Тит. Ты заметил?

- Ага. - Центурион медлит, потом говорит: - Думаете, это был один из наших?

Предатель? Не слишком хороший вариант. Кстати...

Я оглядываюсь.

- А где Марк? Где наш собственный кавалерист?

Лицо центуриона в глубокой тени.

- Не знаю.

 

* * *

Всадники отправляются на поиски, Тит стоит на часах, я возвращаюсь в дом.

Человек в серебряной маске сбежал. Но у меня остался мой мертвец. Я вспоминаю разрытую могилу за домом... Целая декурия моих мертвецов!

Я говорю:

- Кто это был? Скажи, с кем встречался мой брат?

Он шепчет имя. Я наклоняюсь ближе, чтобы разобрать.

- Что? - говорю я. - Не может быть... Что?!

- Это... правда, - хрипит мертвец и замирает. Перекошенная восковая маска вместо лица. Рот открыт. Желтый оскал.

Вонь гниющей истины.

Я стискиваю зубы.

Вонь истины - на редкость омерзительна.

 

* * *

Я сижу на бревне и смотрю на заходящее солнце. За спиной - шелест листьев. Шаги.

- Тит? Это ты?

- Я, легат.

Некоторое время мы молчим. Смотрим, как солнце прячется в переплетение ветвей. Кроваво-красный закат.

- Слушаешь, Тит?

- Да, легат.

- Почему я никогда не могу остановиться вовремя? А? - я стискиваю зубы. Затем перевожу дыхание: - Как сказал один умный человек: если слишком близко смотреть даже на самые прекрасные вещи, они покажутся тебе отвратительными.

- Легат? Мертвец назвал вам имя?

Я дергаю щекой.

- Кое-что кажется мне отвратительным. Нормально, Тит.

- То имя, что вы узнали... - центурион медлит. - Оно что-то меняет?

Молчание. Я слышу, как в темном лесу стрекочут кузнечики.

"Смотри, Гай. Кузнечик".

- Легат?

Все будет хорошо - даже если не будет.

- Ничего не меняет, Тит. Убийца должен быть наказан. - Я поднимаю голову: - Как ты обычно говоришь, Тит? Сложное сделать - простым?

Старший центурион медленно кивает.

Я усмехаюсь. Смешно. Сложное сделать...

- Легат? - говорит центурион.

- Эх, Тит. Как все запуталось...

- Гай, - он впервые называет меня по имени.

Я поворачиваюсь. Центурион смотрит на меня в упор, глаза светятся медным огнем.

- Да, Тит?

- Иногда я говорю и другое.

- Правда? Что именно?

- Я говорю: парни, давайте просто пойдем и убьем этих гадов.

Тит Волтумий, старший центурион. Первый манипул второй когорты. Вот она - воплощенная мудрость. Зачем нужны философы, когда у нас есть такие центурионы? А?

Если бы это действительно было так просто...

Я оглядываюсь:

- И где же все-таки Марк?

 

* * *

Проклятье!

В следующее мгновение Марк вылетел из седла. Перекувыркнулся через голову и грохнулся плашмя...

БУХ.

Удар о землю оказался настолько силен, что в первый момент декурион лишился дыхания. Твою ж мать... как больно-то.

Веревка была натянута на уровне груди верхового человека. Как раз на повороте тропы, чтобы тот, кто знает, пригнулся, а кто не знает...

Человек на гнедой лошади пригнулся, а Марк - не знал.

Сам виноват.

Мир закружился, небо с землей скрутились в узел. Боги!

Во рту - боль. Кислое. Отлично. Кажется, я прикусил язык, подумал декурион и на несколько мгновений провалился в темноту.

Марк пришел в себя. Все вокруг кружилось. Хотелось кашлять.

Перед глазами оказались чьи-то ноги в мягких кавалерийских сапогах со шнуровкой.

- Эй, разведка! - голос над головой насмешливо вибрирует. Легкий акцент выдает варвара. - Это что, опять ты?

Марк выплюнул землю и траву. Еще раз. Привкус крови. Перед глазами плыли черные точки. Много. Сквозь их мельтешение Марк разглядел однорукого германца. Тиуториг! Ах, ты, сволочь!

Декурион медленно, стараясь делать это незаметно, протянул руку к поясу. Пальцы нащупали выпуклость рукояти. Она прохладная и надежная.

- Не надо, - мягко произнес однорукий. Ярко-голубые глаза, не мигая, смотрели на Марка. И не прочитать по ним - ничего. Словно они из стекла.

- Я бы этого не делал, разведка, - Тиуториг усмехнулся. - А то, чего бы не делал я, тебе, разведка, точно делать не стоит.

Латынь у однорукого отличная. А в прошлый раз он притворялся, что не понимает и половины слов. Сволочь германская.

Гем склонился над всадником.

- Держись, братишка. Твое подкрепление уже рядом.

Марк застонал, потянул рукоять спаты. Бесполезно.

Невдалеке заржал жеребец. Предатель, подумал Марк. Сомик фыркнул, словно услышал. Жеребец потянулся мягкими губами и сорвал листик.

"Ничего, я встану". Декурион сжал зубы. И начал подниматься, ломая сопротивление больного тела.

Приглушенный топот копыт. Мои ребята уже недалеко.

Рывком он дотянулся до кинжала, пальцы сомкнулись на рукояти. Быстрее! Декурион рванул клинок из ножен. В следующее мгновение беловолосый гем с легкостью блокировал отчаянный выпад Марка. Пугио вырвался из ладони и улетел в траву.

Голубые глаза. Ярость.

Гем размахнулся. Приближающийся кулак. Да что ж такое! Марк успел закрыть лицо локтями...

Удар.

 

* * *

Я осматриваю трофейную спату. Хороший клинок. Гладий после боя весь в зазубринах, а этой спате - хоть бы что. Ни царапины.

Когда я вспоминаю, кому принадлежит клинок, меня снова начинает трясти. Как же так?! Почему?

К воронам рассуждения! Надо заняться делом. Я смотрю на центуриона:

- Как там Марк? Живой?

- Живой, - Тит чешет затылок. - Ну... почти.

В сущности, декуриону повезло. Эквиты нашли Марка - лежащего без сознания на поляне. Рядом пасся его конь.

Декурион едва может стоять, всадники с трудом усаживают его верхом.

Я говорю:

- Отвезите его в лагерь Семнадцатого и передайте медикам. Скажете: я приказал. Мы доберемся до легиона сами.

Эквиты салютуют.

Когда всадники уезжают, Тит Волтумий кладет ладонь на рукоять гладия. В отличие от простых солдат, которые носят меч под правой рукой, у центурионов он висит слева. Выпендрежники.

Центурион хмыкает. Неожиданно весело.

- Легат? Ничего не хотите мне сказать?

- Хорошо, Тит, - Проклятье, как я устал. - Имя, которое назвал мертвец...

Центурион ждет. В глазах - напряжение.

- Арминий, - говорю я.

Тит моргает. И все. Кажется, он почти не удивлен.

- Ваш друг?

- Да... мой друг.

Где-то вдалеке кричит сова.