Правовое положение смердов

Положение смердов в Древней Руси с давних пор привлекало внимание исследователей. Предлагались различные варианты его решения. Наиболее распространенные из них следующие: смерды были свободными (Болтин, Карамзин, Рейц), несвободными (Полевой, Каченовский), смердами называлось все сельское население (Соловьев, Дьяконов), смерды — зависимые, сидящие на княжеской земле (Пешков, Ведров, Самоквасов)[6].

По мнению Б.Д. Грекова[7] и И.И. Смирнова[8], термин «смерды» означал как свободное сельское население, так и попавших в феодальную зависимость крестьян. С.В. Юшков[9] и Е.Д. Романова видели в смердах только феодально зависимое сельское население.[10] М.Н. Покровский,[11] Б.А. Романов,[12] Б.И. Сыромятников,[13] полагали, что смерды являлись свободным сельским населением, хотя положение их представляли по-разному. А.А. Зимин доказывал, что смерды происходили из челяди — холопов.[14] И.Я. Фроянов считал смердов для XI—XIII вв. «покоренными племенами, обложенными данью» («внешние смерды»), позднее смердами становятся пленники-рабы, посаженные на княжеские земли.[15] В.В. Мавродин придерживался мнения, близкого к выводам Б.Д. Грекова: «...термин „смерды" обозначал первоначально сельское население вообще», в обязанности которого входило уплата дани и выполнение некоторых повинностей. «Впоследствии смердом стал называться крестьянин, попавший во внеэкономическую зависимость». Позднее он предположил, что «какая-то часть смердов, и, видимо, немалая, состояла из посаженных на землю княжеских холопов».[16]

Причиной столь существенных разногласий в выводах о природе смердов являются небольшое число известий о смердах в источниках XI—XIII вв. и возможность различного, подчас противоположного толкования таких сообщений. Между тем есть известия, которые можно интерпретировать только как свидетельства о свободных смердах.

Так, в первом по времени летописном упоминании смердов сообщается о том, как после вокняжения в Киеве в 1016 г. Ярослав наградил свое новгородское войско: «... старостам по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ всем».[17] При интерпретации смердов как свободного сельского населения это сообщение воспринимается как вознаграждение старост, сельского ополчения — смердов за помощь после кровавого избиения новгородцев за восстание против варягов. При определении смердов только как зависимых возникает вопрос: почему Ярослав, привлекая в войско новгородцев-горожан, но игнорируя окрестное лично свободное население, набрал воинов среди рабов-холопов, посаженых на землю, и рабов-челяди (смерды, по А.А. Зимину) или среди «внешних смердов» — «союзных Ярославу иноязычных племен, которые никакого отношения к сельскому населению Киевской Руси как таковой не имели». А.А. Зимин, не отвечая на этот вопрос, пишет лишь о неполноправности смердов, которая следует из большой разницы в вознаграждении.[18] И.Я. Фроянов приводит иное определение «внешних смердов» - они «выступают в роли покоренных племен, обложенных данью, которая не была феодальной рентой, а являлась самым распространенным по тому времени видом грабежа» [44, c.119, 125]. [19]

Другим сообщением, которое свидетельствует о смердах как основной массе свободного населения, является гордое заявление Владимира Мономаха в «Поучении»:

«... и худого смерда и убогые вдовице не далъ есмь силным обидети» [23, I, c.163].[20] Указание на «худого смерда», которого «обижают» «силные», свидетельствует о том, что смерды были не холопы, которых защищала сила и власть господина, а свободные люди, владельцы индивидуальных хозяйств; на них, как и на одиноких вдов, также лично свободных, покушались «силные», а князь предоставлял им справедливый суд.

Социальный статус смердов раскрывается в грамоте великого князя Изяслава Мстиславича, в которой «село Витославлипы, и смерды, и поля Ушково» переданы во владение новгородскому Пантелеймонову монастырю. По мнению Л.В. Черепнина, «смерды — это государственные крестьяне, выполняющие повинности в отношении князя и города (Новгорода) по разверстке общинных властей», которые должны были теперь нести повинности на монастырские власти. [21]

О правовом статусе смердов как лично свободных свидетельствуют ст. 45 и 46 Пространной редакции Русской Правды (далее – ПП). Ст. 45: «А се уроци скоту... то ти уроци смердом, оже платять князю продажю»; ст. 46: «Аже бу-дуть холопи татье, суд княжь. Аже будуть холопи татие... их же князь продажею не казнить, зане суть не свободни, то двоиче платить ко истьцю за обиду».

Интерпретация известий о смердах как о лично свободных раскрывает содержание сообщений о смердах, предполагающих их толкование как свободных и несвободных, объединяет данные XI—XIII вв., свидетельствуя о смердах как основной массе свободного сельского населения, социально-экономический и правовой статус которого определяется следующим образом:

1) по социально-экономическому положению смерд — земледелец, владеющий лошадью, «имением» и по актовым материалам XIV в. свободно отчуждаемой землей; 2) смерд находится под юрисдикцией и в «подданстве» «своего» князя; 3) он участвует в княжеском пешем войске, на войну у него мобилизуют лошадей; 4) княжеская правовая защита должна обеспечивать независимость смерда, как и других свободных, небогатых и незнатных, от «силных»; 5) как свободный смерд платит продажу княжескому суду за совершенные преступления; 6) смерд живет в погосте и платит регулярную фиксированную дань—подать князю; 7) выморочное имущество смерда отходит князю как главе государства, в лице которого персонифицировалось право верховной собственности феодального государства на землю.[22]

Однако смерды подвергались растущей государственной эксплуатации посредством системы налогов, судебных вир и продаж. «Свобода» смердов в феодальном обществе приобрела иное содержание, чем в доклассовом обществе. Если в последнем она имела позитивное содержание полноправия, то в первом «она обозначает отсутствие известных форм личной и материальной зависимости того или иного лица от собственника-землевладельца и становится чисто негативной («свободный» — некрепостной).[23] В основе изменения содержания «свободы» сельского населения находилась развивающаяся новая феодальная система общественных отношений, следствием которой явились государственные формы эксплуатации, передача смердов в господское хозяйство, переход смердов в различные феодальные виды зависимости, осуществляемые посредством внеэкономического и экономического принуждения и санкционируемые правовыми нормами феодального государства.

Вместе с тем тезис о лично свободном состоянии смердов-земледельцев относится лишь к части смердов. Об этом свидетельствует ст. 16 и 26 ПП об уплате за убийство смерда и холопа одинаковой виры в пять гривен. Хотя из того, что названы рядом холоп и смерд и за их убийство положено одинаковое наказание, не следует, что их юридическое и социально-экономическое положение одинаково.

В составе господского хозяйства наряду с лично и экономически зависимыми были, вероятно, и смерды, находившиеся на статусе свободных людей, но обязанные выплачивать подати господину домена или вотчины.

Таким образом, можно установить начальные формы зависимости больших масс свободных земледельцев в составе сел, переданных в господское хозяйство. Характер изменений в экономическом и правовом положении свободных, которые жили на вотчинных землях в каролингский период, сформулирован Ф. Энгельсом следующим образом: «Раньше юридически равноправные со своим вотчинником при всей своей экономической зависимости от него, они теперь и в правовом отношении стали его подданными. Экономическое подчинение получило политическую санкцию.

Вотчинник становится сеньором, держатели становятся его homines; „господин" становится начальником „человека"».[24] Эти социально-экономические изменения объясняют особенности положения смердов, самостоятельных в хозяйственном отношении, находящихся под княжеской юрисдикцией, но при переходе в господское хозяйство попавших в категории людей, за которых в XI—XII вв. платилась пятигривенная вира.

Основной податью смердов, перешедших во владельческие хозяйства, была дань, которая взималась ранее князем как главой государства. Во владельческих хозяйствах также продолжал взиматься государственный налог в пользу князя - дар (куницами, которые могли быть денежными единицами - кунами, ценным источником богатства - мехами). В XV в. дар составлял часть натурального оброка, в чем видится дальнейшее развитие этой феодальной повинности, слившейся с оброком. Эта подать взималась и со свободных смердов. [25]

Cт. 25 и 26 КП, входящие в состав княжеского домениального устава, отмечают смердов наряду с рядовичами и холопами в числе зависимого населения, за них уплачивается самый низкий штраф. Но отсюда не следует, что они были холопами-рабами. Низкая норма штрафа за убийство различных видов зависимых отразила начальный этап юридического оформления складывающегося сословия феодально зависимых крестьян. Однако только эта норма свидетельствует о приниженном положении домениальных смердов. Во всем остальном, вероятно, они равны со смердами, за которых продолжала платиться 40-гривенная вира.

Таким образом, представляется наиболее плодотворным представление смердов - лично свободных и смердов — феодально зависимых. Первоначально смерды эксплуатировались в господских хозяйствах, сохраняя права свободных. Ухудшающееся положение смердов, связанное с утратой благ охотничьего хозяйства, захватываемого боярскими людьми, повлекло за собой, как пишет В.А. Анучин, «форсированный переход их к земледелию. Для даже весьма скромной интенсификации земледелия (переход к трехполью) смердам часто приходилось обращаться за ссудами к князю, боярам, а позже и к монастырям… Обязательства уплаты долгов натурой и деньгами заставляли смердов более старательно работать и совершенствовать орудия труда и агротехнику». А это вело к развитию промыслов и земледелия.