Иконописец как евангелист

Храм, книга, икона

Искусство иконы очень тесно связано с восточно-христианской традицией, с православной традицией, как мы привыкли называть. И хотя в определенный период это искусство было распространено по всей, можно сказать, христианской Ойкумене, но все-таки именно на христианском Востоке она набрала такую большую силу. И все основные споры вокруг иконы, все основные процессы, конечно, шли на христианском Востоке, в Византии и странах византийского ареала. И когда мы входим в православный храм, мы видим множество изображений. Действительно, православный храм, русский ли, греческий, сербский, отличается именно тем, что в нем много изображений. Мы видим изображения на иконостасе, особенно в русских храмах это высокий иконостас. Мы видим изображения на сводах, на стенах, на столбах, на аналое обязательно лежит икона. Казалось бы, такое огромное количество изображений – зачем оно?

Опять же дело в том, что искусство иконы – это не просто искусство, которое родилось для украшения храма, хотя, действительно, оно делает храм красивым. Искусство иконы – это, если хотите, такая мировоззренческая система, стержень восточно-христианского миропонимания и через икону человек в древности (а если понимает, о чем идет речь, то и сегодня) понимает смысл мироздания. Что я имею в виду? Храм ведь тоже называли иконой, иконой преображенного космоса. Храм называли образом мира, в котором мы видим Бога, мы видим святых, мы видим лики, т.е. это Космос, который на нас смотрит через лики Христа, святых, ангелов и т.д. Т.е. это населенный космос, это не такая огромная дыра. Сейчас, когда мы говорим о космосе, мы представляем себе какие-то безграничные пространства, совершенно пустые и безжизненные. А тут космос, украшенный по-гречески вот этой красотой.

Но в то же время икона – это искусство, которое называли «Библией для неграмотных». Не в таком простом плане, что это азбука, какие-то основы веры, а действительно это та книга, которая рассказывает нам о мироздании. И поэтому книгу тоже воспринимали как храм, как космос, как космос смыслов. И храм, книга и икона – это те основополагающие вещи, которые в восточно-христианском менталитете взаимосвязаны. Поэтому икону мы можем понять, именно имея в виду вот эту взаимосвязь смыслов: храм является иконой космоса, в то же время он является такой книгой, которая нам рассказывает о мире, о создании мира, о спасении мира, о конце и начале его, о человеке.

Книга раскрывает нам то же самое, и это все соединяется вместе. Поэтому к иконе в древности люди тоже относились не как к картине или картинке, а как к некой книге, которая открывает нам вот это мироздание. Ее читали, как мы читаем сегодня книгу. Книга, собственно, не была доступна, а доступен был храм, доступны были иконы. И действительно, книга скорее звучала, книгу читали с амвона, Евангелие или любая другая книга Священного Писания – все это участвовало скорее как звучание, потому что это космос, населенный, звучащий и т.д. И вот из этого конгломерата смыслов мы сейчас и вычленим икону как то, что нам рассказывает о мире, о космосе, о Боге, о человеке, о спасении.

У нее есть определенный язык. Когда мы смотрим на иконописца, нам кажется, что это обычный художник, который просто пишет что-то другое. Ну, художник пишет пейзаж, портрет, натюрморт, еще что-то, а он пишет священные сюжеты и этим, собственно, отличается от художника. На самом деле нет. На самом деле создание иконы – это создание святыни, создание определенного художественно-богословского текста, который пишется по определенным правилам.

Иконописец как евангелист

Вот мы смотрим – художник пишет, реалист старается подчеркнуть какие-то сходства с натурой, экспрессионист выражает свои чувства или какие-то эмоции, символист будет вкладывать какие-то свои смыслы и т.д. И вообще художники часто говорят: «Я так вижу». Иконописец на это не имеет право. Искусство иконы сформировалось так, что оно является не произведением одного человека, а произведением Церкви, которая сформировала свой взгляд на мир, свой взгляд на космос, свой взгляд на Бога и человека, и икона – это один из богословских языков Церкви, через который Церковь исповедует свою веру, проповедует и являет миру весь тот комплекс знаний о мире, который есть прежде всего в Священном Писании и потом далее развивался в Священном Предании. Поэтому когда мы говорим об иконе, мы должны помнить, что иконописец не очень похож на художника, разве только тем, что он пользуется кистью и красками.

Он похож скорее на евангелиста. Потому что Евангелие было в свое время написано не как литературное произведение, не как художественное произведение четырех авторов, которые на один сюжет написали разные повествования. Когда писалось Евангелие, собственно, писалось очень много свидетельств о Христе. И церковь выбрала только четыре. Почему? Потому что именно эти четыре автора выразили то, что церковь несла миру, что церковь понимала под спасением, под священной историей, если хотите, она передавала образ Христа. Мы еще вернемся к тому, что Евангелия называли тоже иконой. Как я говорю, книга, икона и храм – это взаимозаменяемые понятия, взаимоперетекающие, как такая лента Мёбиуса. И потому иконописец скорее ближе к евангелисту: он передает, только не словами, а красками, то, что церковь выработала как свое учение, как свой взгляд на мир.

И действительно, если мы помыслим такую идеальную икону… Потому что когда говоришь слово «икона», люди представляют, что это что-то божественное, это о Боге. Так вот, как ни странно, икона Бога не изображает как такового. Наверное, «Белый квадрат» Малевича, известное произведение (у него, кроме «Черного квадрата», есть еще «Белый квадрат»), было бы идеальной иконой, которая могла бы быть иконой Бога – трансцендентного, непознаваемого, недосягаемого, о котором вторая заповедь Декалога говорит, что его невозможно изобразить. И как Евангелист Иоанн говорит, Бога никто не видел – это правда. Поэтому, как ни странно, как ни удивительно, икона не изображает Бога. Но она изображает божественный взгляд на мир, она изображает то, как видит Бог этот мир.

Образ боговоплощения

И я сказала, что икона – это некий такой момент, очень важный для восточно-христианского мировоззрения, потому что через икону понятно все мироздание. Сейчас объясню. Сам термин «икона», «эйкон» по-гречески, значит «образ». Иногда в словарях пишут «Икона – образ, портрет». Мы увидим, что это не портрет ни в коем случае. Икона – это действительно образ. Вот есть художественный образ, есть литературный образ – в этом смысле Евангелие тоже икона, есть архитектурный образ – в этом смысле храм тоже некий образ, и есть образ, в котором художественное и богословское очень сильно переплетено. И вот Бог, который не имеет образа, которого невозможно изобразить, творит мир, образуя все, давая всему образ… Даже само русское слово «образует» содержит этот корень – «образ». Т.е. икону Бога невозможно представить.

Но зато можно представить себе икону Сына Божия – второй ипостаси Троицы, Богочеловека Иисуса Христа, который явил нам невидимого Бога. Т.е. в образе Богочеловека мы единственно можем представить себе Бога. И вот это очень важная богословская предпосылка и дает нам понять, что такое икона. Икона как произведение искусства дает нам возможность прикоснуться к тайне боговоплощения. «Бога никогда никто не видел, – говорит Иоанн Богослов, – Единородный Сын, сущий в недре Отчем, он явил».

Вот эта сложная, казалось бы, такая вещь вдруг воплощается визуально в том, что Бог сходит на Землю, являет себя и, как говорит Иоанн Дамаскин, один из защитников иконопочитания, что «если невещественный стал веществом, если невидимый стал видимым, то мы можем его изображать». Вот в этом смысле Христос – единственная истинная икона. Т.е. опять же не в смысле художественном изображение, что изображение Христа, а сам Христос. Собственно говоря, апостол Павел его так и называет. В одном из посланий он говорит, что Христос есть образ Бога невидимого, и употребляет слово «эйкон» – «икона».

Итак, Бог невидимый являет миру себя. Величайшие пророки не могли увидеть Бога, в Ветхом Завете сказано, что увидевший Бога смертью да умрет, и величайшему из пророков Моисею было сказано: «Ты увидишь меня сзади». А вот Христос приходит на землю и говорит, что «видевший Меня видел Отца». В этом смысле единственной истинной иконой является сам Спаситель, сам Христос.

Человек как образ

Но в Писании слово «икона»… Священное Предание, часть которого – иконописание, очень укоренено в Священном Писании. Слово «икона» употреблено и по отношению к человеку. Вот такой маленький, рождающийся человек, беспомощный, беззащитный, оказывается, тоже является иконой Бога, иконой Христа. В первой же книга Священного Писания, Книге Бытия, так и сказано, что Бог создал человека по образу и подобию.

Правда, там есть такая одна маленькая как бы сложность, вернее, особенность, которую не все могут сразу увидеть. А святые отцы на ней строили целую христианскую антропологию. В 26-м стихе первой книги Бытия сказано, что Бог задумал человека по образу и подобию Своему. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (и) по подобию Нашему…» А в следующем, 27-м стихе, сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему». Т.е. задумал по образу и подобию, а создал по образу.

Опять же, в Септуагинте, т.е. в греческом переводе Священного Писания, которое было, кстати, переведено за три века до появления Христа, т.е. в III в. до н. э. в Александрии, переводчики взяли здесь именно слово «эйкон», т.е. человек тоже создан как икона. Но как потенциальная икона, потому что ему дан образ, а подобие задано. И вот это является как бы таким стержнем христианской антропологии. Отсюда понятие о святости как о том, что не просто человека делает лучше, умнее других и т.д., а то, что приближает человека к Богу, делает его подобным. Поэтому святых мы называем преподобными. Итак, Бог, не имеющий образа, приходит в мир, являя свой образ миру. Человек создан тоже как икона. Здесь как бы ступенечки такие икон.

Мир как икона

Мир тоже является некоторой иконой Бога. Но если Христос является единственной истинной иконой, где ничего не затемняется, мы приходим к истокам бытия через него, приходим к самому Отцу – «никто не приходит к Отцу, как только через меня», сказал Спаситель. Здесь мы предстоим самому, так сказать, Творцу в лице Спасителя. Если человек – это потенциальная икона, он еще должен как бы вскопать в себе этот образ, обрести его, совершенствовать до подобия, и он запрограммирован на вечность, то мир – это, конечно, относительная икона, которая не имеет измерения вечности. Это временно. Когда-то мир был создан, когда-то он будет разрушен, но тем не менее мир тоже отражает образ Творца.

Когда-то святые отцы говорили о том, что Бог дал человеку две книги – книгу Священного Писания и книгу природы. По Священному Писанию мы достигаем милости Бога, природа – книга творения – дает нам возможность прикоснуться к мудрости Творца. И когда-то, если опять же идти по библейской концепции мира, мир действительно отражал, как икона, величие Творца. Потом, после грехопадения, особенно сейчас, когда период у нас экологических катастроф, мир все меньше и меньше отражает этот Божий лик. Но тем не менее в природе мы тоже видим образ Творца, который творил этот мир совершенным, прекрасным и сам им любовался. Помните, в Книге Бытия сказано, что Бог на каждом этапе говорил, что мир прекрасен. «И увидел Бог, что хорошо весьма».