Художественная культура

Как уже неоднократно упоминалось, именно с ху­дожественной культурой зачастую связывают представ­ление о собственно культурной сфере деятельности. И хотя, как мы видели, такое понимание все же недопу­стимо, так как сильно сужает эту сферу, существуют серьезные причины, способствующие этому представле­нию. В результате длительных дискуссий по поводу того, что же такое собственно художественная культура, обозначаемая также и категорией “искусство”, выясни­лась невозможность свести ее к какой-либо одной фун­кции. Она явно шире, чем “выражение прекрасного”, “познание реального мира”, “отражение мира идеаль­ного”, чем “выражение внутреннего мира художника”, “средство общения людей” или “проявление творче­ского и игрового начала”. Все эти функции действи­тельно присущи художественной культуре, а это озна­чает, что она также отличается тем качеством, которое мы обозначили как полифункциональность в примене­нии к культуре вообще.

Как подчеркивает известный российский культуролог М.С. Каган, которому мы обязаны фундаментальными трудами по теории художественной культуры, эта форма деятельности сопрягает в себе и познавательную, и оце­ночную, и обозначивающую, и коммуникативную функ­ции. Она отражает реальность и одновременно творит особую искусственную реальность, удваивает жизненный мир, служит воображаемым дополнением, продолжением, а иногда и заменой реальной жизни*.

Достижение таких целей оказывается возможным благодаря тому, что искусство использует огромный комплекс образных средств выразительности. В мире художественных средств человек тоже “как бы живет”, но дополнительной, искусственно — и искусно — со­творенной жизнью. В отличие от религии эта сотво-ренность принадлежит не Богу или космическому За­кону, а художнику, мастеру, деятелю культуры, которые в остальном также являются членами общества и с которыми другие люди могут иметь тот или иной контакт.

Создавая мир “вторичной реальности”, искусство становится для человека источником жизненного опыта, специально организованного, продуманного и оцененно­го с точки зрения подлинных смыслов и ценностей. Поэтому в структуре духовных отношений оно осуще­ствляет важные функции формирования характера, внедрения норм и ценностей, смыслов и знаний, необ­ходимых для полноценной жизни общества. Как к вли­ятельному средству духовного воздействия к искусству обращаются и остальные средства социальной регуля­ции: и мифология, и религия, и политика, и идеология не могут обойтись без тех средств выразительности и убеждения, которыми располагает искусство. И даже в военном деле, как известно, необходимы художест­венные средства — символика, музыка и военная ли­тература — для поддержания духа войска.

* См.: Каган М.С. Искусство //Философский энциклопедический словарь.- М., 1983.- С. 222-223.

Тема “Искусство и обществом или, иначе, ^Худож­ник и обществом на протяжении веков была сюжетом самых ожесточенных идейных споров. Может ли общест­во через какие-то свои институты определять содержа­ние искусства и принципы его институционального ус­троения? Зависит ли художник от общества? Какой строй оказывается более благоприятным для расцвета культуры и для того, чтобы великие мастера получали возможность жить и творить?

Сопоставление нередко проводится между художе­ственной культурой демократической Англии XVII— XVIII вв. и художественными достижениями абсолю­тистских монархий остальной Европы — папского Рима или мелких деспотических княжеств в Германии того же периода. И сравнение оказывается не в пользу первой. Искусство великих восточных цивилизаций большей частью проявляло себя в полной степени в периоды правления авторитарных властителей, добивав­шихся создания сильных государств. Нельзя не уви­деть в этом факте свидетельства значительной незави­симости искусства от политической сферы, его обус­ловленность общей духовной динамикой.

Сами художники, как известно, нередко провозгла­шали свою безусловную независимость от общества в любом его проявлении. В этом можно убедиться, на­пример, из мемуаров знаменитого итальянского мастера Б.Челлини, настаивавшего, что не только творчество, но и сама жизнь художника не подчиняются какому-либо закону. Более соразмерную формулу мы находим у Пушкина, который постоянно подчеркивал различие между обыденной жизнью художника, в которую он может быть погружен, как и остальные “ничтожные дети мира”, и состояниями творческого вдохновения, в которых он подвержен зову “божественного глагола” и не подвержен суду “черни”.

Повинуясь внутреннему зову, а не социальному за­казу, поэт испытывает чувство удовлетворения от своего произведения либо же он сам себя осудит и отвергнет результаты своего творчества. Повинуясь такому внут­реннему импульсу, Н.Гоголь сжигает рукопись второго тома “Мертвых душ” и создает покаянную исповедь “Избранные места из переписки с друзьями”. Яркое подтверждение этой мысли мы найдем и в творчестве и судьбе немалого числа выдающихся деятелей куль­туры советского периода. Их личная неустроенность, тяжелые условия существования, репрессии и угроза ги­бели не останавливали творческого порыва, пробивав­шегося “из-под глыб”.

В художественной жизни Западной Европы на про­тяжении всего XIX и начала XX в. появление новых стилей в искусстве и литературе зачастую сопровожда­лось общественными скандалами, бурным негодованием со стороны части публики и влиятельной критики, от­торжением со стороны уже признанных художествен­ных академий. “Отказники” вынуждены были искать другие пути демонстрации своих произведений. Лишь постепенно устранялись барьеры для нового искусства и новой литературы. Полную свободу творчеству откры­вал только рынок, однако ценой жесткого подчинения всего комплекса духовного производства коммерческим принципам. Место художественных академий и жюри заняли дилеры и меценаты.

Тем не менее в последние десятилетия в структуре художественной жизни развитых стран Запада произо­шли радикальные сдвиги. Уже в начале века возни­кает авангард, принципиально противостоящий самой идее признания обществом, настаивающий на своем вызове всему социально санкционированному. Многие манифесты этого разнородного направления открыто провозглашали идею противостояния обществу. Недол­гое сопротивление было сломлено новой критикой, носившей характер апологии антиобщественного ис­кусства. В дальнейшем, особенно после второй миро­вой войны, авангард становится официально признан­ным направлением в искусстве, ревностно поощряемым современными структурами большого бизнеса и даже консервативными правительствами. Резко меняют свои позиции издательства, художественные выставки и музеи.

Содержание этих процессов заслуживает более вни­мательного рассмотрения,что мы и сделаем при анализе культуры постиндустриального общества (см. гл. XVI).

Наука

Принято под наукой понимать прежде всего сферу человеческой деятельности, в которой вырабатываются и теоретически систематизируются объективные знания о действительности*.

Однако этот вопрос решается не так просто. Со своей стороны, как астрологи, так и представители лю­бой религии полагают, что они также владеют подлин­ным знанием об объективном мире. Как мы уже видели, длительный период истории человечество располагало в основном лишь предположительными знаниями о мире — через магию, мифологию и религию, полагаясь на них при принятии значимых решений. Лишь к Но­вому времени статус науки становится настолько при­знанным, что по сравнению с научным знанием другие формы перестают считаться истинными. Однако это происходит далеко не во всех сферах, и хорошо из­вестно, что религия располагает своей истинностью, что делает ее столь устойчивой и распространенной формой регуляции.

Длительное время отличительную особенность собст­венно научного знания видели в его согласованности с фактами, наблюдениями или экспериментальными дан­ными. Предполагалось, что сначала ученые собирают факты и описывают их, а затем на их основе формируют научные положения и теории, которые, в свою очередь, проверяются на фактах. Однако долгое время, казалось бы, бесспорные факты подтверждали астрологические на­блюдения и теорию Птолемея. То же можно сказать об алхимии или “уфологии” (“науке о неопознанных летающих объектах”), о “ведьмологии” и т.д.

Важным отличием науки является стремление к вы­работке специализированного понятийного языка,в мак­симальной степени фиксирующего свойства объектов изучения, воспринимаемые как независимые от субъек­та. Наука в высокой степени представляет собой от­деление субъекта от объекта и лишение этого объекта

* См. статью “Наука”: Философский энциклопедический словарь.— М., 1983.

какого-либо ценностного значения для “наблюдателя”. Конечно,это потребовало от науки создания обширного понятийного инструментария, фиксирующего смысловую специфику каждой конкретной научной дисциплины.