Житийные иконы и появление портрета

Конечно, XVI в. – это развитие жанра житийной иконы. Вообще интерес к нарративу, к повествованию возрастает. Это связано еще с тем, что XVI в., особенно середина XVI в. – это, конечно, время митрополита Макария, который собирает в связи с объединением земель вокруг Москвы своды святых, святцы по епархиям, по княжествам, и сводит их в единый свод, который называется «Четьи-Минеи». И, собственно говоря, здесь тоже появляется такой как бы особый интерес. И раньше, конечно, были житийные иконы, но в связи, может быть, с этой работой митрополита Макария, к которой он, конечно, привлекает ученое монашество, а иконописцы тоже часто входят именно в это сословие, или по крайней мере заказчики могли быть из этого ученого монашества, расцветает удивительным цветом жанр житийной иконы, вот эта любовь к повествованиям.

При митрополите Макарии сводятся летописи в единый летописный свод и, кстати, он же и иллюстрируется. Т.е. это великие такие деяния культурного значения, которые показывают какой-то новый поворот в культуре. И книжность возрастает, и интерес к житиям, к повествованиям, к своим святым, которые, может быть, не всегда почитались во всех княжествах, а только где-то в отдельных княжествах.

Выделяются общерусские святые. В частности, Владимир, Борис и Глеб. Скажем, Борис и Глеб всегда почитались в Москве, несмотря на то, что они в Киеве погибли, но они были связаны с Ростовом, с Муромом, т.е. со средней Русью. Поэтому они почитались. Но здесь вот, на этой иконе они объединены с Владимиром, именно уже как бы показав вот эти христианские истоки Руси. Тем более мы помним, что в середине XV в. русская церковь де-факто отделяется от константинопольской, а де-юре она получает патриаршество именно в XVI в. Правда, уже к концу, во времена царя Федора Иоанновича, при содействии Бориса Годунова, тогда еще советника царя.

Но тем не менее это тоже очень интересно, это тоже такой плод, завершение вот этой столетней борьбы за самостоятельность церкви. Причем житийные иконы появляются не только по отношению к святым, но, скажем, к Богородице. Вот «Рождество Богородицы» с клеймами середины XVI в., где рассказана вся история Богородицы, причем с такими эпизодами, которые раньше, может быть, встречались иногда только в росписи, а в иконах не встречались: ласкание Богородицы, не только приведение Богородицы в храм, но и благословение, научение и т.д. Т.е. это очень показательные вещи. Как бы жанр иконы начинает развиваться, канон расширяется. То, что мы называем каноном, т.е. какие-то образцы появляются новые, и т.д.

Конечно, стоит отметить, что XVI в. – это время появления портрета. В конце XVI в. появляется парсуна. Она расцветает, конечно, больше в XVII в., в начале, в середине, но появляется интерес опять же к портрету. Сначала своеобразный. Мы смотрим на икону, которая является надгробным образом великого князя Василия Ивановича, Василия III, где изображен Василий Великий. Правда, при последней расчистке иконы оказалось, что это Василий Парийский, который менее у нас известен, поэтому при поновлении написали «Василий Великий». И в монашеских одеждах, потому что была такая традиция – принимать на смертном одре схиму, великий князь Василий. Два Василия. Как к этому отнестись, мы не знаем, но тем не менее появляется вот такой надгробный образ.

Мы видим, что великий князь тоже с нимбом. Была такая традиция еще в Византии – царских особ рисовать с нимбами, не потому что они были святы сами по себе, а потому что их царство, их сан, их место во Вселенной как главы государства свято. Мы помним идею симфонии, мы помним идею зеркальности царств небесного и земного – все это пришло к нам из Византии. И здесь мы впервые видим на иконе. Есть, например, изображения, но они тоже несколько более поздние, хотя были и до этого такие изображения, на фресках княжеской усыпальницы в Архангельском соборе. Там все, кто там представлены, с нимбами, хотя, может быть, всего 5 % из них канонизированы, если не меньше. Ну, на фреске – это на фреске, а тут икона.

В иконе появляется портрет, т.е. реальное историческое лицо, которому здесь воздается вот такая честь, почти равная со святителем Василием. Это явно поворот какой-то. Т.е. расширение канона происходит не только в смысле нарративном, повествовательном, но и в каком-то другом смысле. И мы потом увидим, в какую сторону, собственно говоря, меняется канон. Это первая треть XVI в., но уже такие странности появляются по отношению к иконописи.

Шатровые храмы

Точно так же мы видим и изменение образа храма. Появляются шатровые храмы. Это не первый храм, сейчас доказано, что первый храм был построен в селе Остров в 20-е годы, но один из первых храмов – Вознесения в Коломенском. Во всяком случае, самый известный, наверное, храм. Он построен в 1533 году по заказу как раз Василия III в честь будущего наследника, Ивана IV Грозного.

Откуда пришли эти шатры, долго спорили. Сейчас уже доказано, что это опять же влияние итальянцев, что именно итальянцы принесли эту форму к нам. Хотя шатровые храмы были и в деревянном зодчестве, они могли и оттуда тоже это взять. Ну, может быть, вот такое соединение Востока и Запада, деревянных традиций, каменных традиций – все здесь переплелось. Но действительно, это век такой, век, в котором очень много соединяется.

Тот же царствующий уже Иван IV – по его приказу ставится на Красной площади собор, который сегодня всеми считается просто эталоном древнерусского храма. А для того времени это было диво дивное, потому что здесь и восточные элементы, и западные элементы. Есть мнение, что, поскольку это поставлено уже в 50-х годах XVI в., после взятия Казани, что здесь, во всяком случае, в формах куполов, повторены какие-то формы разрушенной Иваном Грозным в Казани мечети. Но сегодня доказано историками, что это тоже строили итальянцы. Вот видите, такой удивительный век, где все переплелось – восток и запад, новое и старое, каноническое и неканоническое.