Плюралистическая теория М.М. Ковалевского

В конце XIX в. в русской позитивистской социологии довольно отчетливо выявилась ограниченность биологического и психологического редукционизма, малая эффективность географического детерминизма. Было очевидно, что при решении сложных социологических проблем необходимо учитывать не один какой-либо момент, а всю совокупность и взаимодействие социальных факторов и элементов. Так в русской социологии выдвинулся плюралистический подход к обществу. Наиболее полное завершение и теоретическое оправдание он получил в работах М.М. Ковалевского, который видел в нем средство синтезировать на позитивистской основе положительные моменты всех существующих течений. Это была эклектическая позиция.

Максим Максимович Ковалевский (1851-1916) является крупнейшим русским буржуазным социологом, историком, этнографом и правоведом[548].

Непосредственно к социологической тематике относятся следующие работы Ковалевского: «Современные социологи» (1905), «Очерк развития социологических учений» (1906), «Социология» в двух томах (1910), «Современные французские социологи» (1913), «Происхождение семьи, рода, племени, собственности, государства и религии» (1914)[549].

Однако было бы неверно ограничивать социологическое наследие Ковалевского указанными работами, оставляя в стороне многотомные исследования, такие, например, как «Экономический

214

 

рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» (т.1, 1898; т.2, 1901; т.3, 1903) или «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму» в трех томах (1906). В этих и в других исторических монографиях на широком фактическом материале прослеживается динамика общества, его движущие силы, основные закономерности. Исторические исследования Ковалевского и его социологические идеи сливаются вместе, при этом в его монографиях по истории, этнографии или правоведению часто ведущим является социологический аспект анализа. Происходит процесс взаимоперехода истории и социологии, этнографии и социологии[550].

Г.В. Плеханов относил Ковалевского к числу людей, сделавших своими трудами существенный вклад в общественную науку; он принадлежит, писал Плеханов, к кругу «очень немногих русских авторов, сочинения которых могут быть признаны серьезными социологическими исследованиями»[551].

В социологии Ковалевский уделял наибольшее внимание: 1) связи социологии с историческими науками; 2) сравнительно-историческому методу исследования, 3) многофакторной основе общества; 4) социальным закономерностям и прогрессу, а также широкому кругу проблем, относящихся к происхождению главных социальных институтов («генетическая социология»).

Социология Ковалевского сложилась под воздействием многих идейных течений. Прекрасно зная социологическую мысль Запада и России, имея личные контакты с известными социологами, активно участвуя в работе социологических организаций и журналов, Ковалевский был в курсе всей социологической жизни.

В 70-х годах во Франции, где тогда жил Ковалевский, произошло его широкое знакомство с философией Конта, начатое еще в годы студенчества[552]. Большую роль в этом сыграла дружба с русскими" социологами Г.Н. Вырубовым и Е.В. Де Роберти, которые активно проповедовали позитивизм во Франции. Лич-

215

 

ные встречи со Спенсером еще более укрепили в Ковалевском позитивистскую методологию.

Через все годы Ковалевский пронес верность идеям классического позитивизма. Называя Копта «отцом социологии», ее «творцом», он считал, что вопросы, которые ныне выдвигает социология, «в зародыше или уже в более или менее развитом виде могут быть найдены еще у Конта»[553]. Наряду с Контом к «духовным отцам» XIX в. Ковалевский относил Спенсера. Ковалевского привлекал в позитивизме его подход к развитию общества как к закономерному процессу, идея социального прогресса, контовский принцип «консенсуса».

Встреча Ковалевского с Марксом и знакомство с его учением наложили заметный отпечаток на его социологию. Несмотря на различие политических и философских воззрений, Ковалевский отмечал, что общение с Марксом определило до некоторой степени направление его научной деятельности[554]. Это сказалось в первую очередь на внимании Ковалевского к экономическому развитию общества. Влияние Маркса проявилось также в исследовании коллективных форм собственности сельской общины.

Ковалевский, испытывая воздействие материалистического понимания истории, но был далек от постижения истинного смысла марксизма. Он пытался растворить его в контизме, как якобы наиболее универсальной системе, соединить положения Маркса с воззрениями Конта и Спенсера. Ковалевский усматривал главную заслугу Конта в утверждении взаимодействия психологических и материальных причин. Марксизм же сводился им к учению о влиянии экономики на жизнь общества, к выведению всех общественных явлений исключительно из экономических процессов. Благодаря такой интерпретации марксизм оказался у Ковалевского одним из моментов более широкого учения Конта[555].

Немалое распространение среди российской либеральной интеллигенции конца XIX в. имели идеи Г. Шмоллера, Л. Брентано и Б. Гильдебранда. Восприятие Ковалевским катедер-социализма стало возможным из-за сходства их классовой направленности. Русский либеральный историк взял из их учения целый ряд положений, в первую очередь осуждение классовой борьбы как средства решения социальных проблем. Борьба заменяется гармонией труда и капитала. Ковалевскому было близко и утверждение о внесословном характере буржуазного государства и власти, их способности разрешить все конфликты мирным путем. С этим связана одна из центральных категорий социологии Ковалев-

216

 

ского — понятие прогресса как расширения солидарности и роста «замиренной сферы».

Обращение Ковалевского к отдельным наукам ради социологического изучения общества сказалось на понимании самого предмета социологии. Социология для Ковалевского «является синтезом результатов, полученных конкретными: общественными науками». Сравнительная история права, история учреждений, этнография доставляют социологии огромный материал для ее общих построений[556].

Частные науки (история, этнография, право и др.), по мнению Ковалевского, способны дать лишь эмпирические обобщения. В отличие от них социология отвлекается от случайных событий и указывает общую тенденцию, ее основная цель — «раскрыть причину покоя и движения человеческого общества, устойчивости и развития порядка в разные эпохи в их преемственной и причинной связи между собой»[557].

Предмет социологии, как его давал Ковалевский, почти тождествен с контовским определением. Если для французского позитивиста социология есть наука о порядке и прогрессе человеческого общества, то у Ковалевского это наука о его организации и эволюции. Различие в определениях вызвано стремлением русского социолога найти более широкие понятия, которые включали бы в себя представление о порядке и прогрессе.

В классификации наук Ковалевский помещает социологию вслед за биологией и психологией, как это делало большинство позитивистов. Биология, считал Ковалевский, должна уступить социологии вопросы, связанные с социальной жизнью животных, а из психологии необходимо взять проблемы, относящиеся к коллективной, или социальной, психологии. В его социологии происходило сложное переплетение экономических, биологических и психологических факторов.

Ковалевский придавал большое значение сравнительно-историческому методу (он называл его историко-сравнительным), считая его наиболее научным, способным открыть законы социального движения, наметить основные этапы развития общества[558].

Сравнительно-исторический метод, по мнению Ковалевского, требует выделять у различных народов определенные группы, сходные по своим политическим, юридическим, историческим и т.п. процессам. Он позволяет устанавливать факт прохождения различными народами и государствами одинаковых стадий разви-

217

 

тия, поэтому объектом наблюдения должны быть не отдельные исторические явления, а «эволюции форм общественной жизни всего человечества»[559].

Сравнительно-исторический метод основывался на признании единства и целостности человеческого общества, на существовании исторической закономерности, которую он призван обнаружить. Вместе с тем у Ковалевского не было научного критерия при группировке общественных явлений и определения сходных ступеней, которые проходит все человечество. Главным признаком становилось внешнее сходство, а не материальная основа — способ производства. Поэтому Ковалевский не мог определить, относятся ли сравниваемые им факты из истории двух народов к одной ступени развития или нет.

Сравнительно-исторический метод сам по себе еще не гарантирует успех исследования, для этого необходимо, считал Ковалевский, брать общество в связи всех его сторон, необходимо строить сравнение на предельно широком материале. Большая ошибка Конта, отмечал Ковалевский, в невыполнении им этого положения, в ограничении сферы исследования римско-католическим миром. Не менее важно учитывать выводы других наук с целью проверки данных, полученных сравнительно-историческим методом.

Обращение Ковалевского к сравнительно-историческому методу даже при его относительной узости имело положительное значение. Сам русский социолог видел основную ценность такого метода не в открытии новых фактов, а в научном объяснении уже имеющихся, в возможности «постепенного восхождения до общих мировых причин развития» социальных явлений. В действительности же сравнительно-исторический метод как раз и не позволял исследователю познать глубинные причины изменений. Но рассматриваемый им метод имел и позитивную сторону: соединив исторический подход с принципом сравнения, он позволял делать выводы о генетическом родстве явлений, воспроизводить тенденцию и устойчивые моменты развития, намечать общий путь движения. В сегодняшних исторических работах также применяется сравнительно-исторический метод, однако не в качестве главного, а вспомогательного средства наряду с другими способами изучения культуры и различных социальных институтов[560].

Занимаясь монографическими исследованиями истории отдельных стран, историей экономического и политического развития Западной Европы, Ковалевский справедливо отмечал огромную сложность, многоплановость и взаимодействие социаль-

218

 

ного развития. Любое социальное явление выступает не только как следствие предшествующих событий, но и как причина других явлений, потому он требовал и от социологии, призванной постичь столь сложный организм, как общество, наиболее полного учета всех связей и факторов. Приписывая марксизму экономическую односторонность, Ковалевский считал, что он, а точнее — экономический материализм, не мог дать действительно научный подход к обществу, составить о нем верное представление. Не удовлетворяли Ковалевского также психологический редукционизм и вообще теории, ориентирующиеся на какой-либо один фактор — биологический, географический и др.[561]

Чтобы избежать односторонности существующих социологических учений и получить истинный взгляд на общество, по мнению Ковалевского, нужно синтезировать положительное в подходе к обществу, взятое у различных социологических школ. Такую задачу и пытался решить Ковалевский с помощью принципа плюрализма.

Свой принцип плюрализма русский социолог мыслил как продолжение идеи Конта о всеобщей взаимосвязи общественных явлений. В различные эпохи, считал Ковалевский, могут выдвигаться и временно занимать ведущее положение отдельные факторы, которые он рассматривает как объективные причины закономерно развивающегося общества. Ковалевский никогда не отказывался от признания объективного характера социальных К причин, он всегда был принципиальным противником субъективизма в социологии[562].

В «Очерке истории развития социологии», написанном в конце жизни (1914), отчетливо проступает тенденция, связанная с переходом от плюрализма к идеалистическому монизму. Первопричиной оказывается рост знаний, который ведет к техническому развитию, что в свою очередь приводит к новому положению масс и в конечном счете к эволюции всего общества. Ковалевский писал в названном очерке: «Успехи техники, вызванные ростом знания... очевидно, рано или поздно ведут к освобождению народных масс от тех, кто монополизирует в своих руках орудия производства. А это равносильно переменам и в обмене, и в распределении и сказывается также и на демократизации государственных порядков»[563].

219

 

Наряду с утверждением принципа множественности факторов Ковалевский признавал в каждой отдельной сфере общества единственную главную причину изменения, присущую только определенной области социальной жизни

В подавляющем большинстве своих работ Ковалевский высказывал положение о том, что «главным двигателем экономической эволюции является рост населения»[564]. На всем протяжении истории человечества можно наблюдать, отмечал Ковалевский, зависимость экономического развития от биосоциального фактора. В первобытном обществе переход от рыболовства и охоты к земледелию и скотоводству совершался под влиянием увеличения населения. Рост густоты населения был определяющей причиной замены непроизводительного рабского труда более производительным — крепостным[565].

Ведущей силой политических изменений Ковалевский признавал сдвиги в области экономики. Это обеспечивало плодотворный выход в исследовании политической истории общества. Не менее плодотворным был и подход Ковалевского к рассмотрению политических доктрин и общественной мысли в зависимости от политической практики. Ковалевский стихийно применил здесь материалистический принцип о первичности общественного бытия и вторичности сознания.

Во многих исследованиях, особенно в последние годы, Ковалевский пытался объяснить все явления путем анализа их происхождения. Подобный генетический метод, примененный в социологии, и дал то, что Ковалевский называл «генетической социологией», которая занимается проблемами образования основных общественных институтов. Наиболее подробно было рассмотрено им происхождение семьи, собственности и государства.

Историзм в изучении семьи, попытка проследить смену ее форм позволили Ковалевскому встать на прогрессивные позиции. Ф. Энгельс при подготовке четвертого издания книги «Происхождение семьи, частной собственности и государства» внес в нее ряд изменений и дополнений, особенно в главу о семье, используя материалы исследования Ковалевского. Для Ковалевского «семьи матриархальные, патриархальные и индивидуальные представляют собою три различные фазы одного и того же процесса развития»[566]. Историзм внес в генетическую социологию Ковалевского значительную диалектическую струю. Эволюцию семьи Ковалевский прослеживает с группового брака и господства материнского права. Для Ковалевского матри-

220

 

архат не этап движения первобытного строя, а только форма семьи, что значительно сужало его подход к матриархату. Отсюда и ограничение матриархата лишь исчислением родства. Заслуга Ковалевского заключалась в утверждении важности изучения матриархата.

Переход от матриархата к патриархату совершался, по мнению Ковалевского, в результате увеличения плотности населения, которое вело к нехватке пищи. Голод заставлял осваивать новые пространства, приводил к расселению. Из общего матриархального ствола отходили ветви, которые постепенно утрачивали сознание своего общего происхождения. Родственники жены — ее братья — перестают оказывать ей покровительство, поэтому муж представляется ей единственной опорой. Устанавливается власть мужа над женой и над детьми. В этом объяснении Ковалевского видно его обращение к двум факторам: биосоциальному — рост народонаселения — и психологическому — осознание женщиной своей беззащитности. В действительности переход к патриархату был связан с развитием производительных сил и повышением производительности труда, с иным разделением труда между мужчиной и женщиной. Труд женщины ограничивался работой по дому. Главным участником общественного производства стал мужчина, владелец увеличившихся богатств. Он был заинтересован, чтобы богатства переходили исключительно к его детям[567].

Важной стороной социологической концепции Ковалевского явилось его положение об историческом характере частной собственности, которое было объективно направлено против буржуазных теорий, провозглашавших вечность частной собственности. Свои взгляды на общину и общинную собственность как предшествующую частной собственности Ковалевский отстаивал в полемике, явной или скрытой, с народниками, с русской государственной школой в истории, а также с западноевропейской буржуазной историографией.

Ковалевский связывал наличие общественной собственности в первобытном обществе с коллективным характером труда. Энгельс отмечал как значительную научную заслугу Ковалевского то, что он доказывал широкое, если не повсеместное, распространение патриархальной домашней общины. После открытия Ковалевского «речь идет уже больше не о том, как это было в споре между Маурером и Вайцем, — общая или частная собственность на землю, а о том, какова была форма общей собственности»[568]. Ковалевский отмечал две ее формы — домашняя общинная собственность и сельская общинная собственность — «аграрный коммунизм». Энгельс был согласен с подобным делением.

Ковалевский видел основные причины распада общины в возрастании населения, в развитии социальных противоречий под

221

 

влиянием роста, с одной стороны, бедности, с другой — богатства, а также в укреплении индивидуалистических инстинктов. При анализе проблемы уничтожения сельской общины, очевидцем чего был Ковалевский в России, русский ученый значительно отходит от своих биосоциальных и психологических объяснений, считая, что «источник движения, приведший к распадению сельской общины, приходится искать в причинах социального порядка»[569].

По мнению Ковалевского, на определенном этапе исторического развития на смену общественной собственности пришло частное владение, которое рассматривается как результат присвоения продуктов личного труда, так называемое «трудовое начало», в то же время он считает, что стремление к частной собственности заложено в психике человека. Ковалевский отмечал, что оба эти момента существовали и действовали одновременно. Вместе с тем в последние годы при объяснении генезиса частной собственности он был склонен отдавать предпочтение психологическим мотивам[570]. Ковалевский никогда не понимал подлинных источников ее образования, не связывал их с изменившимся отношением производства и обмена, с повышением производительности труда.

Проблема государства, в том числе его происхождение, заняло значительное место в социологии Ковалевского. В предреволюционный период и особенно в годы реакции, последовавшей за поражением революции 1905 г., идеологи либеральной буржуазии усиленно опровергали марксистское учение о государстве как особой политической организации господствующего класса, как аппарате диктатуры этого класса.

Ковалевский утверждал, что государство есть расширение пределов «замиренной сферы[571]. Вначале «замиренной сферой являлся род, а еще в более отдаленную эпоху — союзы», созданные для защиты людей, происходящих от общего родоначальника. «Государство возникает тогда, когда большее или меньшее число таких союзов, из которых каждый представляет замиренную среду, согласится поставить выборного вождя»[572]. Пример тому, считал Ковалевский, славянский князь, стоящий во главе дружины. Он обеспечивает внутреннее спокойствие постепенным распространением на подвластных ему лиц охраны, какой пользовался собственный двор.

222

 

Такое решение проблемы государства предопределяли по крайней мере два обстоятельства. 1. К разработке происхождения государства Ковалевский обратился главным образом после поражения революции, которое наглядно показало значение государства, владеющего огромной силой подавления. Русский буржуазный интеллигент оказался в растерянности перед этой грозной и враждебной силой. Отсюда — фактическое ее отрицание. На место насилия ставится миротворчество. 2. Либеральная буржуазия стремилась к политической власти, но боялась выступления масс больше, чем реакции, отсюда — проповедь мира между борющимися классами России. В социологии Ковалевского данные моменты преломились в виде тезиса о расширении «замиренной сферы» с помощью государства. Это и определило отзыв о Ковалевском В.И. Ленина, который причислил его к идеологам, давным-давно стоящим «уже одной ногой в реакционном лагере»[573].

Государство возникло, согласно Ковалевскому, под воздействием психологического фактора, психологической склонности людей признавать над собой власть тех, кто яко6ы наделен магической силой, кто мог заклинаниями управлять природой. Позднее царской власти стали приписывать божественное происхождение. С этой же особенностью психики человека связана и роль выдающихся личностей в создании государства. Сильная личность, благодаря «гипнотическому влиянию» на народ, который жаждал вождя, оказывается творцом государства, она собирает вокруг себя разрозненные и враждебные роды и племена, расширяя «замиренную сферу».

В соответствии со своим принципом плюрализма Ковалевский не отрицал роли экономического фактора в образовании государства. Наследственная власть — один из важных моментов процесса складывания государства — стала возможной при наличии накопления богатства в одних руках. Однако экономический фактор только был назван Ковалевским в числе прочих, значение его в создании государства не являлось определяющим.

Для Ковалевского генезис государства и генезис классов лежали в различных плоскостях, соприкасающихся между собой. Социальная дифференциация, по мнению Ковалевского, зависит от разделения труда, которое в свою очередь вызвано ростом плотности населения. Следовательно, причина образования сословий и классов — экономический и биологический факторы. В то время как главная причина возникновения государства, по его мнению, — психологический фактор.

Наиболее отчетливо существо своей социологической концепции Ковалевский выразил в понятии социального прогресса. Ковалевский рассматривал прогресс как основной закон социальной

223

 

раз повторяя: «без идея прогресса не может быть и социологии»[574].

Содержание прогресса он отождествлял с расширении сферы солидарности, понимая солидарность не только в психологическом плане, нов виде роста объединения, людей, их социального единства. Прогресс «раскрывает законы, управляющие ростом человеческой солидарности», — писал Ковалевский[575]. Взгляд Ковалевского на прогресс консервативен, в его основе лежит принцип примирения противоречий в обществе.

Формирование мировоззрения Ковалевского совпало с широкой полосой буржуазных реформ 60-70-х годов. Реформы в области управления и местного самоуправления, реформы судебные, военные, школьные и т.п. сделали значительный шаг па пути разрушения старых сословных преград. Все это вполне могло породить у либерально настроенного молодого ученого иллюзию прогресса как движения в сторону всесословности, некоего замирения, разрешения социальных противоречий мирным путем.

Воззрения Ковалевского на социальный прогресс складывались под значительным влиянием идей историка Д.И. Каченовского о росте замирения как главном признаке прогресса, теории взаимности Прудона и социальной динамики Конта[576]. Выбор и интерпретация указанных идейных источников определялись не филиацией идей, а социальной обстановкой, сложившейся в России в годы формирования мировоззрения Ковалевского.

Ковалевский считал важнейшим социальным законом закон «роста человеческой солидарности». Именно закон солидарности, а не закон трех стадий Конта, по его мнению, наиболее универсален и относится к обществу в целом. Конт дает лишь закон развития знаний. Ковалевский не отрицал их влияния на изменение структуры общества, он был только против утверждения о прямой зависимости экономики и политики от религии и философии.

В обществе, пишет Ковалевский, происходит непрерывный прогресс. Вначале на низшей ступени находился круг людей, соединенных общей задачей — сохранить жизнь и продолжить род. Эта «замиренная среда» противостоит всему враждебному миру. Затем она постепенно расширяется, несколько объединений сливаются в одно на основании договора или путем завоевания. Такие союзы вели к увеличению плотности населения и вызывали интенсификацию труда, что достигается путем его разделения. «Оно (разделение — И.Л. ) в свою очередь упрочивает зависимость отдельных групп друг от друга и является фактором даль-

224

 

нейшего развития солидарности и расширения круга объединенных его союзов»[577].

Подобное представление об историческом прогрессе, рассмотрение его вне социальной борьбы, противоречило действительному ходу истории, которую Ковалевский прекрасно знал. Но Ковалевский считал солидарность нормой, а классовую борьбу — отклонением от нее. Прогресс, по Ковалевскому, идет в сторону замены жесточайших социальных битв гармонией и дружбой людей. Даже между трудом и капиталом «разобщенность не растет, а уменьшается», причина тому — развитие «внутреннего сознания солидарности граждан одного государства»[578].

Действительно, капитализм привел к ослаблению социальной замкнутости по сравнению с феодальной разобщенностью каст и сословий. Но относительно простой переход из класса в класс, процесс «размывания» среднего класса ведет не к гармонии интересов, а к большей дифференциации и усилению борьбы. Противопоставляя марксистское учение о классовой борьбе буржуазной теории солидарности, В.И. Ленин писал: «Первое учение — материалистично, второе — идеалистично. Первое — революционное, второе — реформистское. Первое обосновывает тактику пролетариата в современных капиталистических странах. Второе — тактику буржуазии»[579].

Ковалевский признавал, что революция есть движение вперед, но... «в противоестественной форме». В отличие от прогресса, утверждал он, революция не есть историческая необходимость она возникает как результат ошибок правительства, поскольку нормальный исторический процесс подразумевает соответствие всех сторон общества — некую гармонию, то революция и появляется, когда такое соответствие нарушено.

Ошибки правительства, по Ковалевскому, могут быть двоякого рода: задерживающие естественное развитие общества и насильственно ускоряющие его. Столыпинскую аграрную реформу, которая вела к ускоренному распаду общины, Ковалевский называл «аграрной революцией», подчеркивал ее насильственный характер. Ковалевский выступал не за сохранение общины, а за ее постепенную естественную трансформацию.

Представление о социальном прогрессе Ковалевский связывал с существованием исторической закономерности: социальный прогресс является выражением господствующей в истории закономерности, строгой последовательности, которая проходит через всю жизнь общества, а не является результатом случайного воле-

225

 

изъявления. «Общественные феномены управляются известными законами. Они не являются продуктами свободного выбора»[580].

Исследования Ковалевского — и исторические и социологические — проникнуты мыслью, что все народы «проходят одинаковые стадии развития»[581]. Прогресс представлялся ему в виде последовательной смены определенных общественных и политических состояний. Вначале существовал родовой быт, который в дальнейшем заменяется феодальным и затем капиталистическим бытом «гражданского равенства». «Я полагаю, — писал он, — что достаточно ссылки на факты тождества физической и психической природы людей и на возможность развития их способностей под влиянием приспособления или воспитания, чтобы объяснить причину, по которой на значительных расстояниях, временных и пространственных, могут повторяться, если не те же, то однохарактерные общественные явления»[582].

Социологическая теория М.М. Ковалевского — явление сложное и многообразное, органически слитое с его историческими исследованиями. Ковалевский следовал линии классического позитивизма, в то же время он испытывал значительное влияние отдельных идей К. Маркса, что в целом придает его концепции противоречивый характер. В своих политических выводах он часто придерживался консервативной и даже реакционной позиции, которая нашла свое отражение в его отрицании классовой борьбы и революции.

226

 

Глава 8