Из града Китеж в Амстердам

 

Есть еще один момент, тоже пусть косвенно, но связанный со свободой, – отношение к своему дому в частности и к Родине вообще.

Когда я впервые приехал в Голландию в 1987 году, я был очень увлечен идеей истории и судьбы. И в каждом доме, в котором мне довелось побывать в тот первый свой приезд, я приступал к хозяину или к хозяйке, ко всем их гостям с одним и тем же вопросом:

– Скажите, в чем смысл голландской истории? Как вы понимаете судьбу Нидерландов?

И каждый раз ответ был один и тот же:

– Не понимаем вопроса.

– Ну как же! Вы же помните ваше замечательное героическое прошлое? Величие вашей истории – слава, glory! Ведь отблеск этой славы должен хоть как‑то наложить печать на потомков.

– Ну что вы! – звучало в ответ. – Надо ли это все вспоминать? Или вы хотите нас укорить?

И так повторялось много раз.

Ответ на мой вопрос пришел неожиданно. В одном из тех домов, что любуются своим отражением в канале, хозяйка, выслушав меня, задумалась, а потом сказала:

– Послушайте, нас не занимает такая история. Вся наша история заключается в наших натюрмортах.

И это правда. Голландской натюрморт – вот настоящая тайна голландской истории.

Недавно в Нидерландах проводился социальный опрос: насколько ты ценишь свою Родину, Отечество? В конечном счете, вопрос ставился напрямую: ты готов умереть за свое Отечество? Вопрос этот скорее риторический для человека, который родился в Советском Союзе. Наш ответ заложен в плакате, хорошо известном со времени Второй мировой войны, – «Родина‑мать зовет!». Я не скажу, что в России все просто с этим делом. Давно отошли времена, когда можно было утверждать, что русский человек без колебаний выберет смерть героя. Но идея, что Родина – это то, за что положено отдавать жизнь, для русского очевидна.

Результат опроса в Голландии никого особенно не потряс: увы, не нашлось ни одного героя, который был готов «живот свой положить» за Родину, за Отечество!

Да есть ли здесь Отечество? Как бы там ни было с Родиной в России, каково бы ни было к ней отношение, никто не сомневается в реальности ее бытия. Она – есть. В Голландии о Родине говорить не принято. Эта тема не является табу, но она решается иным образом. Родина здесь не есть государство, за которое следует умереть.

Родина есть дом, куда можно вернуться.

 

* * *

 

Дом – важнейшая тема голландских художников. Взгляните на «Улочку» Вермеера или на родственную ей улочку Питера де Хоха. Под ногами у вас окажется чистенько вымытая кирпичная мостовая, а над головой небо в облаках, как и положено голландскому небу. Щетки, которыми служанки навели чистоту перед домом, уже отставлены в сторону, но непременно присутствуют на картинах, как и сами служанки – без них, кажется, любая картина дома неполна. А вот уютный дом, запечатленный Эмануэлем де Витте[25]. Длинная анфилада комнат с солнечными бликами на полу. Служанка в последней комнате распахнула окно и занялась уборкой. Хозяйка, отражаясь в зеркале, склонилась к клавесину, извлекая ноты. Смотрите на этот дом, и к вам придет чувство покоя и безмятежности.

Кстати, этот же художник рисовал «Рыбный рынок»[26], и, если взглянуть на дату написания этой безмятежной картины, выясняется, что написана она в страшный Год катастрофы[27]. Идет война, царит паника, а чем заняты художники? Рисуют дом и рынок. Ах, какая там рыба! Лицо хозяйки, правда, несколько растерянно, поскольку, похоже, почтенные бюргеры не собираются ничего у нее покупать. Однако какая там война? Здесь ее не видно. Значит, правда, если и существует история для голландца, то она не является историей политических событий.

 

* * *

 

Если вы бывали в аэропорте Схипхол, вы непременно обращали внимание на многочисленных встречающих. Они ждут своих родных и друзей – непременно с остроумными плакатами и морем эмоций. По их приготовлениям и радости можно подумать, что те, кого они встречают, возвращаются не после двухнедельного отпуска, а из экспедиции на Северный полюс.

Да нет, расставание, возможно, было весьма коротким, но! – голландец возвращается домой. В свой чистый уютный дом. Вот в этом и совершается акт любви к Родине. Вот это, несомненно, и есть великое достижение голландской культуры. Дом, в который можно возвращаться.

 

* * *

 

Я убежден, что есть и у русских это устремление к родному очагу. Только находится дом наш зачастую «не дома», а где‑нибудь в граде Китеже. Существует древнерусская легенда о городе сказочной красоты, который ушел под воду со всеми своими обитателями в тот момент, когда татаро‑монголы, завоеватели Руси, были готовы к осаде Китежа. И все были спасены. Словно накрыла мощная рука Божия град Китеж, чтобы стал тот невидимым для врага. Эту легенду о рае под водой вспомнили в начале XX века художники и композиторы, они видели в русской истории судьбу, в Китеже – символ чистоты и покоя. Стал Китеж мечтой об идеальном доме, русской утопией. Видимо, не может человек жить без дома, где тепло и уютно. И если в этой жизни дом оказался неродным, не греющим, то мы перенесем его в Китеж – там будет стоять он навеки. Писатель Андрей Платонов как‑то заметил, что русский человек настолько любопытен к жизни будущего века, что готов утопиться, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на ту жизнь, которой нет места на нашей земле.

 

Восток и Запад

 

Я говорил тут о демократии, но если сравнивать глобально Восток и Запад (именно Восток, а не Россию), я бы рискнул предположить, пусть парадоксально, что на Западе больше демократии, а на Востоке больше свободы. На Востоке сильнее традиция. Я не имею в виду под традицией патриархальные устои, когда ужин всегда в одно и то же время, я имею в виду традицию внутреннюю, которая предполагает, что человек делает усилие, чтобы жить, чтобы жизнь состоялась.

На Востоке есть два важных момента. Первый – человеческая жизнь, человеческая судьба воспринимается как путь. Это выражается в прохождении каких‑то этапов, в том, что от человека вовсе не ждут «все и сразу». На Западе предполагается, что главную роль играет знание, которое передается из одной головы в другую (что на самом деле не так, потому что знание должно родиться, и рождается оно не в голове, а в личности) – знание передано, процесс закончен, акт совершен. Однако путь не закончен никогда, даже после смерти, ведь недаром мы молимся об упокоении усопших.

И второй момент – это молчание. Из молчания рождается слово, из молчания рождается мысль… все великое, по сути, рождается из молчания. И Восток о молчании знает гораздо больше.

И это, прежде всего, христианская традиция – исихазм, традиция безмолвия, из которого и рождается молитва.

Молчание, как я понимаю, так же важно в других восточных традициях – даосизме, суфизме. Восток знает, как работать с молчанием.

Еще на Востоке есть один важный принцип воспитания – ученик и учитель. Там даже есть такая пословица – «учитель приходит тогда, когда ученик рождается». И это тоже важно в нашем разговоре о свободе: свободе надо не столько научить, сколько к свободе надо подготовить. Я говорил об усилии и везении – так вот, надо знать, как это усилие делать. Но далеко не каждый способен стать учеником, особенно на Западе. Потому что западный способ жить – это решать проблемы. Восточный – идти. Россия, возможно, где‑то посередине? У меня складывается такое впечатление, что у России сейчас слишком много проблем, чтобы ей быть Востоком.

 

«Революция, ты научила нас»

 

Мне недавно задали вопрос: революция – это способ получить свободу или потерять?

С одной стороны, человек имеет право высказываться, если ему что‑то не нравится в действии власти, и протестовать. С другой – все революции в результате приводят к трагедии. Попытка скачка, прыжка, игра массами порождает еще большее зло.

Думаю, для начала надо понять, что такое революция по сути. Если «эволюция» – это постепенное развитие, в том числе раскрытие человеческого потенциала, то «революция» – это скачок, резкий переход к чему‑то новому. В том числе – к новому ритму жизни, к новым возможностям, «к новому счастью». А возможен ли скачок к «новому счастью»? Не стоит забывать одну вещь, о которой писал Достоевский в «Записках из подполья», – всегда найдется кто‑то, кто скажет: «А я не хочу быть счастливым». А революция, в общем, занимается тем, что «делает счастливыми» всех, кто согласен. А кто не согласен, тех она, уж извините, вынуждена уничтожить. Стоит ли этого такая свобода?

Но, на мой взгляд, идеальная революция возможна. Это переход от старого к новому внутри себя. Это внутренняя революция, которая должна иметь место в каждом из нас. Вот что должно произойти прежде, чем мы выйдем на площадь. И если человек начнет с себя, он и внешнее увидит в другом свете. Он увидит, что, чтобы что‑то изменить, нужно это полюбить!

Невероятно сложно полюбить то, что нам кажется несправедливым, жестоким или ужасным. Но зато это – переход к творчеству. В истории была единственная идеальная революция – это пришествие Христа. Он изменил мир, любя его. Но он пришел не для того, чтобы воцарилась справедливость, а для того, чтобы человек почувствовал любовь.

Христос – это Любовь, которая преображает старое в новое, рождает новое.

 

* * *

 

В свободе, связанной с политикой, мы все время, к сожалению, примеряем на себя чужую свободу. А найти, открыть свою свободу – это очень сложно. На это уходит в лучшем случае полжизни. Да нет – вся жизнь на это уходит! И у нас не так много времени.