Понятие фикции в теории советского права

Следует отметить, что отношение к фикции как особому юридическому приему со стороны ученых на протяжении длительного периода времени не было однозначным. М. Бартошек рассматривает fictio как специальное техническое средство, которое обеспечивало совершенствование римского частного права*(302).

В правовой науке советского периода фикция рассматривалась только как прием законодательной техники, присущий в основном буржуазному праву. В советском праве преобладала уверенность в наличии абсолютных, идеальных законов, и сама мысль о существовании в этом праве фикций - антиподов закона - не допускалась.

Изданные в указанный период словари определяли фикцию следующим образом: выдумка, вымысел, несуществующее, ложное; вымысел, выдумка, вымышленное положение; построение, не соответствующее действительности, но используемое как действительное с какой-либо целью. Любопытно сравнить эти понятия с определением фикции в словаре Брокгауза и Ефрона: "Представления и понятия, с которыми мы оперируем таким образом, как если бы им соответствовало в действительности то, чего на самом деле не существует, - приписываем, например, предмету качество, которого он в действительности не имеет, ставим лицо в положение, которого оно не занимает в действительности, распространяем на него последствия этого положения"*(303).

Ученые же определяли фикцию лишь как прием, употребляемый в объективном праве и юриспруденции и состоящий в признании существующим несуществующего и обратно. По мнению некоторых из них, юридическая фикция есть закрепленное в правовых актах и используемое в юридической практике нормативное предписание в виде специфического (приема), выражающегося в провозглашении существующим факта или обстоятельства, в действительности не имеющего места.

В.К. Бабаев считал, что правовая фикция - "применяемый в праве технико-юридический прием, которым несуществующее положение (отношение) объявляется существующим и приобретает обязательный характер в силу закрепления его в правовой норме"*(304). На уровне бытия права в виде предписания, норм следует выделять также и фиктивные нормы, положения. Как отмечает В.К. Бабаев, "фикции как технико-правовой прием необходимо отличать от фиктивности самого права"*(305). По мнению В.И. Каминской, "как условное принятие за истину, так и заведомая ложность принимаемого за истину положения представляют собой в юридической фикции только внешнюю форму, в которую облекается создание новой правовой нормы. Ложь юридической фикции, несмотря на всю ее очевидность, не проникает в ее содержание, она относится к ее оболочке. На самом же деле юридическая фикция представляет собой по своему содержанию просто норму права, регулирующую отношения объективной действительности..."*(306).

Фиктивными часто называют нормы, практически не действующие, не реализующиеся. На определенном пространственно-временном отрезке эти нормы, получившие закрепление в законодательстве, не реализуются в силу обстоятельств различного характера. Их можно назвать полуфикциями, фикциями с потенциалом. Это не сущее может стать сущим в иных условиях, обстоятельствах или по отношению к другому субъектно-объектному составу. На уровне практическом, к которому помимо нормотворческой практики относится и практика реализации норм права, фиктивное также находит свое проявление. Фикции бытуют во многих сферах жизнедеятельности общества.

Фальсификации, инсценировки, фиктивные состояния и явления, фиктивные сделки - довольно распространенные явления в юридическом быту*(307).

В теории советского права поднимался вопрос о соотношении фикций и презумпций. Актуален он и в рамках нашего исследования. Фикция практически всегда неопровержима. По-видимому, можно полагать, что это одно из наиболее существенных отличий фикций от презумпций. Основным критерием отличия фикций от презумпций называют заведомую неистинность фикции, в отличие от вероятностной истинности презумпции. Но заведомо неистинные положения могут нести ту или иную долю вероятности, а некоторые презумпции могут быть или маловероятными, или даже фиктивными. Например, такой фиктивной презумпцией является презумпция знания закона. Определенную долю фиктивности содержит и презумпция невиновности. Презумпция по своей природе - обобщение индуктивного характера, основанное на устойчивости, обычности процессов, явлений, предметов, отношений*(308). Именно поэтому отдельные авторы не проводят различий между фикцией и презумпцией. Так, Л.Д. Кокорев именует фикцию презумпцией: "Примером уголовно-правовой презумпции могут быть правила, устанавливающие давность привлечения к уголовной ответственности и давность исполнения обвинительного приговора. Согласно этой презумпции, если истекли определенные давностные сроки, то лицо, совершившее преступление, рассматривается как не представляющее общественной опасности. Причем вывод этот не подлежит опровержению"*(309).

Другие авторы подчеркивают связь фикций и презумпций с юридическими фактами или причисляют их к своеобразным юридическим фактам. Так, В.Б. Исаков отмечает: "Юридическая фикция позволяет существенно упростить структуру фактического состава, способствует экономии в правовом регулировании общественных отношений"*(310).

Современные правоведы рассматривают фикцию в качестве приема законодательной техники*(311). В действительности же существует и фикция - антипод закона, искажающая содержание закона. Эта сторона понятия юридической фикции совершенно не разработана в правовой науке, находится вне сферы внимания ученых и практиков, хотя ее понятие, содержание, социально-политическая сущность, истоки, формы проявления, последствия и иные аспекты требуют всестороннего и глубокого изучения. Лишь в последнее время ученые стали обращать внимание на проблемы коллизий и противоречий в праве, которые тесно примыкают к проблеме фикции как антиподу закона. Более того, в обыденном знании населения о праве второе содержание фикции употребляется чаще, чем первое. В качестве примера можно процитировать известного журналиста-правоведа О.Г. Чайковскую: "У нашего судебного процесса обвинительный уклон, так сложилось десятилетиями; равенство сторон - это фикция, адвокат, как правило, говорил (да и сейчас, бывает, говорит) в пустоту". Как видно, в реальной жизни понятие фикции - антипода закона встречается и употребляется чаще, нежели понятие фикции - приема законодательной техники*(312).

С учетом сказанного, правовую фикцию можно определить как прием законодательной техники, состоящий в признании существующим несуществующего и обратно, а также свойство нормы права не соответствовать потребностям общества в процессе правотворческой или правоприменительной деятельности.

В основе той и другой фикции лежат философские категории "истины" или "заблуждения", а дискуссия о том, обладает ли норма права истинностью, продолжается не одно столетие и далека еще от своего завершения. Большинство современных российских правоведов полагают, что истинность в полной мере присуща нормам права*(313).

Весьма широк и круг авторов, которые считают, что к нормам права нельзя применять критерии "истина" и "заблуждение", так как они мало что дают для оценки норм права как регуляторов общественных отношений*(314).

Существует и еще одно направление дискуссии - признание норм права частью социально-правовой практики, объективной реальностью, которая сама является критерием истинности научных знаний, заложенных в норме права, а потому выступать относительно самой себя критерием истинности не может*(315).

Что же касается фикций, имманентных закону, то их основная функция состоит в рациональном регулировании общественных отношений в случаях, когда обычные нормы по каким-либо причинам не в состоянии этого сделать.

Именно данный вид фикций можно отнести к "живым" нормам права, о которых говорил Савиньи, т.е. к нормам, которые действуют реально. О таких нормах ведет речь В.Г. Румянцева в одном из положений автореферата "Социологическая юриспруденция в творчестве Р. фон Иеринга, С.А. Муромцева, Е. Эрлиха, Р. Паунда". В частности, она отмечает: "На основе наблюдения, как право производится в действиях конкретных людей, учеными выделяются "живые" нормы, способные регулировать отношения в социуме, и бессильные, не правовые - "мертвые". Мысль о движении права, другими словами, признается существенной и необходимой. Право должно стать стабильным, и в то же время оно не может стоять на месте"*(316).

Противоположностью "мертвых", "недействующих", "бумажных" норм, которые препятствуют, затормаживают установление правопорядка, выступает "живое" право, отвечающее требованиям справедливости, способное урегулировать отношения в социуме*(317).