2020-04-07
89
Одинъ большой курганъ, названный въ писцовыхъ книгахъ начала ХVІІ ст. Великою Могилою и стоявшій на суходолѣ по направленію описаннаго всходнаго пути, идущаго къ селу Братневу, былъ разрытъ въ 1879 году. Въ немъ покоился остовъ, весь обернутый берестою, съ горшкомъ въ головахъ, на днѣ котораго вытиснена монограмма, указывающая на хорошую гончарную работу. Окружавшіе эту великую могилу малые курганы доставили при раскопкѣ нѣсколько вещицъ изъ женскаго убора, весьма обычныхъ во всѣхъ подмосковныхъ курганахъ: бронзовыя о семи лепесткахъ серьги, бусы сердоликовыя и стеклянныя, бронзовые браслеты изъ проволоки и т. п.
Нельзя сомнѣваться, что болѣе подробное разслѣдованіе кургановъ этой всходной мѣстности укажетъ и на время, когда они были насыпаны; но и безъ того можно съ достовѣрностью предполагать, что курганы должны относиться по крайней мѣрѣ къ X или къ началу XI столѣтія.
Кромѣ кургановъ, здѣсь же находимъ внизу Всходни близъ деревни Петровской древнее Городище на ручьѣ Ржавцѣ и рѣчкѣ Городенкѣ, впадающей во Всходню. Затѣмъ вверху Всходни, по писцовымъ книгамъ, гдѣ-то указывается пустошь Вышгородъ, своимъ именемъ удостовѣряющая, что существовалъ и Нижній городъ (упомянутое выше городище) и что оба города, быть можетъ, служили охраною для всего этого пути или же мѣстами защиты населенія отъ вражескихъ нашествій.
Значительная населенность этихъ всходныхъ къ Клязьмѣ мѣстъ, какой ни выше, ни ниже по Москвѣ-рѣкѣ не встрѣчается, можетъ указывать, что торговыя и промысловыя сношенія нашей древности уже намѣчали здѣсь мѣсто для знатнаго торговаго узла, связывавшаго торги Балтійскаго моря съ торгами моря Каспійскаго и Сурожскаго (Азовскаго), и мы не можемъ отказаться отъ предположенія, что здѣсь закладывалось основаніе для древнѣйшей Москвы-города. Сюда торговыя дороги шли не только отъ Смоленска, но и отъ Новгорода, черезъ древнѣйшій его Волокъ Ламскій, съ Волги по рѣкамъ Шошѣ и Ламѣ на вершину рѣки Рузы, впадающей въ Москву-рѣку. Ламскій Волокъ былъ древнѣйшею дорогою Новгородцевъ въ московскія мѣста и по большей части прозывался однимъ именемъ Волокъ. Для Новгородцевъ Серегерскимъ путемъ, т.-е. съ самаго своего верха, рѣка Волга была обычною дорогою къ далекому востоку. Но быть можетъ малыми караванами небезопасно было по ней странствовать, поэтому и Новгородцы должны были являться на Москворѣцкую Всходню, чтобы Клязьмою удобнѣе и безопаснѣе добраться до Волги Камскихъ Болгаръ, захватывая въ торговыя руки и самую долину Клязьмы. Во всякомъ случаѣ здѣшній путь былъ короче, чѣмъ по руслу Волги, не говоря о томъ, что Москвою-рѣкою Новгородцы должны были ходить и къ Рязанской Окѣ, и на Донъ.
Когда изъ вольныхъ плененныхъ земель образовались особыя княжескія или же городскія волости, то всѣ промысловые и торговые узлы народныхъ сношеній обложены были особою данью подъ видомъ мыта, т.-е. пошлиною за проѣздъ и проходъ какъ бы черезъ мостъ.
Можно полагать, что такая пошлина собиралась именно за доставляемыя путникамъ удобства для этого проѣзда.
У Всходнаго мѣста изъ Москвы-рѣки въ Клязьму повидимому также отъ давняго времени существовалъ мытъ. Важное промысловое значеніе этой мѣстности подтверждается свидѣтельствомъ XV и XVI вѣковъ о существованіи здѣсь мыта Бойницкаго, что у Спаса на Всходнѣ, принадлежавшаго городу Волоку Ламскому, тамошней волости Войничи [10]. Это любопытное свидѣтельство явно указываетъ на древнѣйшія связи Москворѣцкой Всходни съ торговою Новгородскою дорогою Ламскаго Волока. Сказаніе о родѣ Московскихъ бояръ Квашниныхъ даетъ нѣкоторыя поясненія этому обстоятельству.
Оно разсказываетъ, что къ в. к. Ивану Даниловичу Калитѣ, по его вызову, пріѣхалъ служить одинъ изъ знатныхъ Кіевскихъ вельможъ, Родіонъ Нестеровичъ, съ сыномъ Иваномъ и съ цѣлымъ полкомъ дружины въ числѣ 1700 человѣкъ. Вел. князь принялъ его съ радостью, посадилъ его на первое мѣсто въ своемъ боярствѣ Москвы и отдалъ ему въ вотчину половину Волока Ламскаго; другая половина принадлежала Новгородцамъ. Черезъ годъ бояринъ Родіонъ оттягалъ и эту другую половину, выславъ оттуда и Новгородскаго посадника. Тогда Великій князь отдалъ ему въ область, во владѣніе всѣ села вокругъ рѣки Восходни на 15 верстахъ [11].
Это пространство въ точности обозначаетъ весь путь Всходни до волока или перевала въ Клязьму подъ теперешнимъ селомъ Черкизовымъ, на Петербургскомъ шоссе. Становится очень понятнымъ, почему Войницкой мытъ у Спаса на Всходнѣ тянулъ къ Волоколамску. Сынъ Родіона, Иванъ Родіоновичъ, умеръ въ 1390 г. въ монашествѣ и погребенъ въ монастырѣ у Спаса на Всходнѣ.
Итакъ, въ незапамятное для письменной исторіи время, верстахъ въ 20 отъ теперешней Москвы, отъ западныхъ путей въ эту сторону создавалось гнѣздо промысла и торга, гдѣ впослѣдствіи могь возникнуть и тотъ самый городъ, который мы именуемъ Москвою.
Выборъ мѣста вполнѣ зависѣлъ отъ топографическихъ удобствъ, при помощи которыхъ именно здѣсь было возможнѣе, чѣмъ гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ, перебраться съ одной дороги на другую по самому ближайшему пути.
И надо сказать, что если бы и на этомъ Всходничьемъ мѣстѣ разселился со временемъ большой городъ, то Москва, быть можетъ, представила бы еще больше мѣстной красоты и различныхъ удобствъ для городского населенія.
Но исторія присудила быть Москвѣ въ той же окрестности, но на другомъ мѣстѣ, какъ и по какимь причинамъ, — это необходимо раскроется впослѣдствіи при болѣе внимательной разработкѣ промышленныхъ и торговыхъ отношеній разныхъ областей древней Русн.
Мы упомянули, что потокъ Москвы-рѣки, протекая отъ вершины, особенно отъ Можайска, почти по прямому направленію на востокъ, отъ самаго города Москвы сразу поворачиваетъ къ юго-востоку и въ томъ направленіи течетъ до впаденія въ Оку.
Снизу, отъ области верхняго Дона и верхней Оки, т.-е. отъ Рязанской и Сѣверской области, этотъ потокъ Москвы-рѣки также служитъ прямою дорогою къ древнему Великому Ростову и вообще въ Суздальскую землю и опять необходимымъ переваломъ въ долину Клязьмы. По крайней мѣрѣ этою дорогою ходили въ Суздаль и Владиміръ не только изъ Чернигова, но и изъ Кіева. Стало быть этотъ путь, хотя отчасти и обходимый, все-таки былъ удобнѣе и выгоднѣе другихъ. Оттого и Рязанцы, путешествуя во Владиміръ, всегда дѣлали круговой обходъ на Москву, какъ и Владимірцы, идя на Рязань. А съ Донской области и изъ древней Тмутаракани къ Новгороду, какъ равно и къ Балтійскому морю именно черезъ Москву былъ самый прямой путь, извѣстный торговымъ людямъ отъ глубокой древности. Вообще промысловое движеніе и снизу Москвы-рѣки, отъ юга, было столько же значительно, какъ и отъ ея вершинъ, отъ запада и сѣвера.
И здѣсь низовые люди у Москвы же, желая идти къ Ростову или къ Болгарской Волгѣ, должны были переваливатъ на Клязьму, но по другому ближайшему для нихъ мѣсту, именно по рѣкѣ Яузѣ. Конечно, имъ не зачѣмъ было ходитъ на 20 верстъ дальше до западной Восходни, если здѣсь встрѣчался болѣе близкій переволокъ, такая же Яузская Восходня.
Имя рѣки Яузы въ древнемъ топографическомъ языкѣ въ извѣстномъ смыслѣ можетъ означать то же, что означаютъ имена Вязьма, Вязема, Вяземка, Вазуза, Вязь, Уза, т.-е. вообще вязь или связь, со-юзъ одной мѣстности съ другою, или вѣрнѣе одного пути съ другимъ, хотя бы и по очень узкому потоку, какой на самомъ дѣлѣ представляетъ потокъ Яузы.
Такъ рѣка, а по ней и городъ Вязьма Смоленская, текущая отъ верхней Угры въ верхній Днѣпръ, связывала путь изъ Днѣпра въ долину Оки посредствомъ Угры. Вблизи этой Вязьмы къ сѣверу течетъ и Вазуза, связывавшая вершину Днѣпра съ Волгою. Въ свой чередъ та же Вазуза связывала съ Волгою и пути Московской стороны. Въ нее впадаетъ рѣка Гжатъ, въ которую отъ сѣвера течетъ рѣка Яуза, соединяющая пути съ вершинами Москвы-рѣки и рѣки Рузы. Другая Яуза въ Клинскомъ уѣздѣ, Московской губ., течетъ отъ востока въ рѣку Ламу, а отъ ея истоковъ къ западу течетъ третья Яуза, впадающая въ 7 верстахъ отъ города Клина къ сѣверу въ рѣку Сестру, Волжскій притокъ, гдѣ былъ проектированъ каналъ для соединенія Волги съ Москвою-рѣкою посредствомъ соединенія рр. Сестры и Истры. Эти послѣднія двѣ Яузы имѣютъ теченіе одна на западъ, другая на востокъ на одной широтѣ градуса.
Должно упомянуть, что въ третью Яузу отъ юга течетъ р. Вязь, впадающая въ нее неподалеку на западъ отъ с. Ямуги и берущая свое начало у д. Негодяевой отъ истоковъ второй Яузы, что идетъ въ Ламу [12]. Звенигородская Москва-рѣка, принимая въ себя съ правой стороны рѣку Вяземку, соединялась этою рѣкою съ областью подмосковной Пахры черезъ рѣчку Бутынку и Десну. Вязовенка-рѣка между Можайскомъ и Борисъ-городкомъ, у котораго она впадаетъ въ Протву, связываетъ путь отъ Можайской Москвы-рѣки съ Окою, куда течетъ Протва. Въ Можайскомъ уѣздѣ упоминается также рѣчка Яуза, на которой въ 1631 г. существовалъ погостъ Спаса. Упоминается рѣка Явза и въ Гдовскомъ уѣздѣ Псковской области (1623 г.).
Такимъ образомъ, всѣ эти и подобныя имена, а въ томъ числѣ и имя Яузы обозначали связь древнихъ путей. Надо замѣтить, что именно рѣки Яузы за 1000 лѣтъ тому находились въ глухихъ, непроходимыхъ болотахъ и лѣсахъ, остатки которыхъ и доселѣ еще совсѣмъ не истреблены и покрываютъ Клинскій уѣздъ въ значительной силѣ. Рѣчной потокъ въ непроходимомъ лѣсусамъ собою долженъ былъ представлять своего рода узилище, узкій, тѣсный проходъ, отъ чего имя Яуза могло обозначать также и узину пути, при чемъ первая буква составляла только приставку, дававшую извѣстный, но намъ пока невѣдомый смыслъ слову Уза. Простое имя Уза, Узкая, также нерѣдко встрѣчается въ топографическомъ языкѣ [13].
Что же касается приставки Я, то ея присутствіе встрѣчается явственно во многихъ словахъ, каковы: языкъ, яремъ, якорь, ягода, яблоко, ястребъ и пр., а также и въ топографическихъ именахъ, наприм.: я-горбы, я-жолобицы, я-гость, я-звоны, я-козина, я-сивцова, я-осма и т. п.
Какъ бы ни было, но имя Яузы очень древнее имя [14] и родственное вообще нашему древнему топографическому языку, въ которомъ и понятіе о тѣсномъ рѣчномъ пути точно также выразилось въ словахъ Тѣснь, Тосна, Тесна и, наконецъ, Цна, рѣка извѣстная и въ Мещерской сторонѣ, и на западѣ въ коренной русской Славянщинѣ, въ Минской губерніи. Вообще топографическій языкъ богатъ указаніями на характеристику древнихъ рѣчныхъ путей относительно удобства или затрудненій въ проѣздѣ по извѣстнымъ мѣстностямъ.
По Яузѣ, по восточной дорогѣ отъ Москвы, поднимались или опять также восходили вверхъ по теченію этой рѣки глухимъ лѣсомъ (Сокольники, Лосинный Островъ) до села Танинскаго и далѣе до самой вершины Яузы, затѣмъ слѣдовалъ переволокъ у теперешняго села Большихъ Мытищъ на село Большево и древнее Городище, находящееся уже на Клязьмѣ. Или по другому направленію отъ вершины Яузы по болотамъ Лосиннаго Острова, которыя и теперь даютъ превосходную воду всей Москвѣ, а за 1000 лѣтъ назадъ могли заключать въ себѣ цѣлое значительное озеро, еще болѣе способное для пути. Здѣсь у переволока въ свое время явились также свои Мытищи, которыя въ XV стол. прямо и называются Яузскимъ Мытищемъ въ значеніи цѣлаго округа мѣстности [15]. Множественное Мытищи можетъ указывать на два упомянутыя направленія дороги къ Клязьмѣ. Въ Татарскую эпоху здѣсь явились и Баскаки, какъ именовалось одно здѣшнее уже несуществующее селеніе на той сторонѣ Клязьмы. Присутствіе Баскаковъ еще болѣе удостовѣряетъ о промысловой значительности этого мѣста. Возникновеніе этого Яузскаго пути можно относить къ глубокой древности. Должно предполагать, что когда еще не было города-первое здѣшнее поселеніе гнѣздилось около устья Яузы, гдѣ луговая мѣстность (занятая нынѣ Воспитательнымъ домомъ) еще въ XV стол. именуется Пристанищемъ [16], а по ту сторону Яузы на горахъ упоминается существовавшее гдѣ-то Городище[17]. На этой сторонѣ рѣки береговая высота, господствующая надъ луговиною и доселѣ носитъ имя Гостиной горы (Никола Воробино), служившей, быть можетъ, поселеніемъ для торговыхъ пріѣзжихъ гостей. Впослѣдствіи, когда образовалось Суздальское княжество и его сношенія и связи съ Кіевомъ и Черниговомъ стали усложняться, особенно при Суздальскомъ в. князѣ Юріи Долгорукомъ, эта мѣстность получила, кромѣ торговаго, и политическое, то-есть, въ сущности, стратегическое значеніе, какъ первая открытая дверь въ Суздальскую область, которую необходимо было укрѣпить для всякой опасности въ междукняжескихъ отношеніяхъ.
Вотъ почему существовавшая здѣсь, вблизи упомянутаго Пристанища, на Кремлевской горѣ,Княжеская усадьба подъ именемъ Москвы или Кучкова, вскорѣ устроивается городомъ, который былъ срублена въ 1156 году, именно въ то время, когда на Клязьмѣ основалось Андреемъ Боголюбскимъ новое княжество Владимірское.
Для новаго княжества такой городокъ былъ необходимъ: онъ служилъ сторожевою защитою со стороны входа въ Суздальскую область, и отъ Смоленска, и отъ Новгорода, и отъ Сѣверскихъ, а слѣд. и отъ Кіевскихъ, и отъ Рязанскихъ князей. Москва, такимъ образомъ, въ качествѣ города является крѣпкими воротами Владимірскаго ккяжества на самой проѣзжей дорогѣ. Какъ княжескій городъ она прямая дочь Владиміра, какъ и Владиміръ былъ прямой сынъ Суздаля и внукъ Великаго Ростова. Таково было историческое родство и преемство этихъ городовъ, оставившихъ впослѣдствіи все свое богатое историческое наслѣдство одной Москвѣ.
Начало и судьбы Города Москвы принадлежатъ уже исторіи лѣтописной. Мы въ этомъ изысканіи о первомъ ея поселеніи или о первомъ ея селѣ пытались только собрать указанія, гдѣ въ дѣйствительности возрождалось это поселеніе въ незапамятныя для исторіи времена. Какъ видѣли, оно гнѣздилось на перекрестномъ очень бойкомъ пути всѣхъ внутреннихъ, такъ сказать, серединныхъ сношеній древняго Зальсскаго населенія Русской Земли, — у перевала изъ рѣчной долины Москвы-рѣки въ рѣчную же долину рѣки Клязьмы, вблизи двухъ небольшихъ рѣкъ: Восходни, нынѣ именуемой Сходнею, и Яузы, вершины которыхъ достигали этого перевала и потому служили самою удобною дорогою въ лѣсныхъ непроходимыхъ дебряхъ, съ одной стороны отъ Западныхъ торговыхъ путей, съ другой-отъ торговаго Юга. Политическія причины уже лѣтописной междукняжеской исторіи указали мѣсто теперешнему городу Москвѣ у воротъ не отъ Запада, у древней Восходни, а отъ Юга къ упомянутому перевалу, вблизи устья Яузы. Отъ этого Юга берега Москвы рѣки, въ дальномъ и близкомъ отъ нихъ разстояніи, точно такъ же, какъ и у Восходни, были сравнительно густо населены, на что указываютъ многочисленные курганы, разсѣянные въ мѣстностяхъ селъ Царицына, Борисова, Братѣева, Сабурова, Котлы и др.
II
СКАЗАНІЯ О НАЧАЛѢ МОСКВЫ-ГОРОДА
Когда и какъ исперва произошло начало Москвы, когда и какъ она зародилась на своемъ мѣстѣ, объ этомъ книжные люди стали гадать и разсуждать только съ той поры, когда Москва явилась сильною и славною, царствующимъ великимъ городомъ, крѣпкимъ и могущественнымъ государствомъ, когда у книжныхъ людей, изъ сознанiя этого могущества, сами собою стали возникать вопросы и запросы, какъ это случилось, что Москва-городъ стала царствомъ— государствомъ?
Такимъ именно вопросомъ начинается одно изъ сказаній о ея началѣ, болѣе другихъ сохраняющее въ себѣ несомнѣнные слѣды народныхъ эпическихъ преданій.
Отвѣтомъ на этотъ вопросъ, конечно, могли появиться только одни неученыя и, такъ сказать, деревенскія гаданія по смутнымъ преданіямъ, или же, съ другой стороны, ученыя измышленія по источникамъ старой книжности. Такъ и исполнилось.
И не въ одной Москвѣ зарождался этотъ любопытный вопросъ. Едва ли не съ большимъ вниманіемъ старались разрѣшить его и западные книжные люди, у которыхъ имя Москвы стало разноситься съ нескрываемымъ любопытствомъ еще со временъ Флорентинскаго собора (1439 г.), на которомъ Европа впервые узнала, что на далекомъ глухомъ Сѣверѣ существуетъ непобѣдимая Православная сила, именуемая Москвою. Съ того времени начались и ученыя толкованія, откуда происходитъ самое имя этой невѣдомой дотолѣ Московіи. Писавшій о Москвѣ въ тридцатыхъ годахъ ХVІ ст. ученый историкъ Павелъ Іовій обратился за этимъ толкованіемъ даже и къ древнему Птолемею и писалъ между прочимъ: «Думаю, что Птолемей подъ своими Модоками (Амадоками) разумѣлъ Москвитянъ, коихъ названіе заимствовано отъ рѣки Москвы, протекающей чрезъ столичный городъ того же имени».
Наши московскія доморощенныя гаданія о происхожденіи города Москвы ограничивались очень скромньми домыслами и простыми здравыми соображеніями, согласно указаніямъ лѣтописи, существенная черта которой описанiе лѣтъ всегда служила образцомъ и для составленія произвольныхъ полусказочныхъ вставокъ. Такъ самое скромное домышленіе присвоило основаніе города Москвы древнему Олегу, несомнѣнно, руководясь лѣтописнымъ свидѣтельствомъ, что Олегъ, устроившись въ Кіевѣ, нача городы ставити и устави дани Словеномъ, Кривичемъ и Мери. Если Олегъ уставлялъ дани Мерянамъ и городы сооружалъ, то въ области Мери (Ростовъ, Суздаль) онъ долженъ былъ изъ Кіева проходить мимо Москвы и очень немудрено, что могь на такомъ выгодномъ для селитьбы мѣстѣ выстроить небольшой городокъ, если такой городокъ не существовалъ еще и до временъ Олега. И вотъ въ позднѣйшихъ лѣтописныхъ записяхъ появляется вставка: «Олегъ же нача грады ставити многіе и прииде на рѣку глаголемую Москву, въ нея же прилежатъ рѣки Неглинная и Яуза, и постави градъ не малъ и прозва его Москва и посади на княженіе сродниковъ своихъ».
Впрочемъ, съ такимъ же вѣроятіемъ можно было постройку города Москвы присвоить и Святославу, который ходилъ на Оку и на Волгу и затѣмъ побѣдилъ Вятичей, жившихъ на Окѣ; но о Святославѣ начальный лѣтописецъ не сказывалъ, что онъ городы ставилъ. Объ Олегѣ же догадка впослѣдствіи пополнилась новымъ свидѣтельствомъ, что древній князь, построивъ Москву, посадилъ въ ней княжить своего сродника, князя Юрія Владиміровича. Здѣсь выразилась еще неученая деревенская простота въ составленіи догадокъ, далекихъ еще отъ явнаго вымысла. Она не въ силахъ была удалиться отъ лѣтописной правды и позволила себѣ только нарушить эту правду невѣрнымъ, но весьма существеннымъ показаніемъ о князѣ Юрьѣ, все-таки прямомъ основателѣ города Москвы. Въ народной памяти хронологія отсутствуетъ.
Въ томъ же родѣ были обработаны и ходившія въ Москвѣ народныя преданія, перепутавшія событія и имена въ одну связь особаго сказанія, о которомъ упомянуто выше.
Но вскорѣ къ деревенской простотѣ собственно Московскихъ гаданій пришла на помощь Кіевская, то-есть въ сущности Польская историческая ученость въ лицѣ Ѳеодосія Софоновича, составившаго въ 1672 г. цѣлую » Хронику зъ Лѣтописцевъ стародавныхъ, зъ Нестора Печерскаго и иншихъ, также зъ хроникъ Польскихъ о Русіи, отколь Русь ночалася», а вмѣстѣ съ тѣмъ и особую статью «Отколь Москва взяла свое названіе». Потомъ въ лицѣ Иннокентія Гизеля, повидимому, сократившаго это сочиненіе въ своемъ знаменитомъ Синопсисѣ или «Краткомъ (собраніи) описаніи о началѣ Словенскаго народа» съ нѣкоторыми своими прибавками въ томъ же родѣ [18]; затѣмъ и въ лицѣ дьякона Холопьяго на Мологѣ монастыря, Тимоѳея Каменевича-Рвовскаго 1684–1699 гг., который хотя и былъ Москвичемъ, но по прозванію, несомнѣнно, принадлежалъ къ ученымъ Кіева; который поэтому въ сочинительствѣ, какъ и когда произошли Словены и Руссы, превзошелъ своихъ ученыхъ братій богатствомъ фантазіи и необыкновенною смѣлостью вымысла. Конечно, его трудъ былъ только сборникомъ тѣхъ литературныхъ измышленій, какія въ то время появлялись въ Кіевскихъ школахъ по указанію и подъ вліяніемъ Польской учености.
А эта ученость, разыскивая и объясняя, откуда взялась Москва-народъ, очень усердно и съ обширною начитанностью (у Стрыйковскаго) толковала, еще съ конца XVI ст., что «Мосохъ или Мезехъ, шестой сынъ Іафетовъ, внукъ Ноевъ, есть отецъ и прародитель всѣхъ народовъ Московскихъ, Россійскихъ, Польскихъ, Волынскихъ, Чешскихъ, Мазовецкихъ, Болгарскихъ, Сербскихъ, Карватскихъ, и всѣхъ, елико есть Славенскій языкъ; что у Моисея Мосохъ, Московскихъ народовъ праотецъ, знаменуется (упоминается) такожде и у Іосифа Флавія въ Древностяхъ; что ни отъ рѣки, ни отъ града Москвы Москва именованіе получила, но рѣка и градъ отъ народа Московскаго имя воспріяли; что имя сіе: Мосохъ, Мокусъ, Моска, Моски, Москорумъ, Московитарумъ, Модокорумъ и проч. всѣ древніе историки, Еврейскіе, Халдейскіе, Греческіе и Латинскіе и новѣйшіе Мосоха, Москвы праотца и областей того имени, во многихъ мѣстахъ непрестанно и явно поминаютъ; что третій братъ Леха и Чеха, Русъ, истинный наслѣдникъ Мосоховъ отъ Іафета, великія и пространныя полуночныя и восточныя и къ полудню страны размножилъ и населиль народами Русскими…» и такъ далѣе.
Передъ такою ученостыо о чемъ возможно было помышлять Московскимъ простымъ книжнымъ людямъ, начитанность которыхъ ограничивалась церковными только книгами и боязнью прикоснуться къ писаніямъ внѣшнихъ для Церкви мудрецовъ.
И вотъ ученица Польской учености, знаменитая для Москвы Кіевская ученость, заполонившая Москву и ея деревенское невѣжество ученымъ ужасающимъ Славянскимъ языкомъ, обстоятельно и взаправду стала толковать о происхожденіи Москвы-народа и имени Москвы-города, а также и всѣхъ Славянъ прямо отъ праотца Мосоха.
Поэтому въ Синопсисѣ Гизеля были отдѣлены особыя главы «0 Мосоху прародители Словено-Россійскомъ и о племени его» и другая «0 нарѣчіи Москвы, народа и Царственнаго Града», — въ которой «Нарѣчіе это Москва, отъ имени праотца Мосоха исшедшее, аще оно искони вѣстно древнимъ лѣтописцемъ: бѣ, обаче на мнозѣ и въ молчаніи пребываше», — но впослѣдствіи «величествомъ славы престола княженія отъ Владиміра града пренесеннаго, Богоспасаемый градъ Москва прославися и прародительное въ немъ имя Мосоха въ народѣ Россійскомъ отновися».
Воспитанникъ Кіевской ученостн, упомянутый дьяконъ Каменевичъ-Рвовскій, пошелъ далѣе и разсказываетъ слѣдующее:
Мы приводимъ въ подлинникѣ его сказаніе, какъ образецъ литературной работы, водворенной въ Москвѣ Кіевскою ученостію:
«Пріиде же Мосохъ Іафетовичъ, шестый сынъ Іафетовъ, господарь нашъ и князь первый, въ страну Скиоскую великую и Землю нашу сію, такъ предъименуемую, на мѣста селенія сего Московьскаго, на ней же землѣ мы нынѣ жительствуемъ.
«И тогда же той Мосохъ князь Іафетовичъ сотворилъ убо себѣ и всему роду своему, иже суть съ нимъ пришедшему, первобытную селитву свою и основаніе начальное жительства своего, — патріархъ бо онъ бывъ первый той и отецъ нашъ, князь великій Мосохъ Іафетовичъ, и господарь всѣмъ намъ.
«Начатъ же селиться на семъ предъизбранномъ и предлюбезномъ его и пренадвысочайшемъ и всепрекрасномъ мѣстѣ своемъ Московскомъ, надъ двѣма рѣкама, на немъ же и нынѣ есть мѣстѣ всепреславномъ, святый и предцарствующій и славою предъименитою предъвозсіятельствующій и предпреименованный всепревеликій градъ Москва по имени рѣки тоя Москвы, подъ нимъ сущія и текущія, стоитъ. Сію же рѣку тогда сущую безъимениту бывшую отъ исперва, онъ Мосохъ князь, во пришествіи своемъ къ ней и поселеніи прекрасномъ и излюбленномъ, преименовалъ ю Мосохъ князь по имени своему, самаго себя и жены своея княгини прекрасныя и предлюбезныя, нарицаемыя Квы. И тако по сложенію общекупному именъ ихъ, князя нашего Моса и княгини его Квы красныя преднаречеся тогда рѣка та до нихъ самихъ изначала безъименитая предбывшая, Москва рѣка прозваніемъ ихъ и отъ тогда, даже убо и до днесь тако зовома она есть. Вторую же меншую рѣку, впадшую и текущую въ ту же въ Москву рѣку, преименовалъ ю Мосохъ вмѣсто чадородій своихъ честныхъ, сына своего первороднаго, именуемаго сице Я, именемъ и прозваніемъ своимъ такъ зовома Я, тогда же съ нимъ предприбывшаго, и во имя дщери своея Вузы прекрасныя и прелюбезныя, тако предзовомыя, съ нимъ же тогда предприбывшія. И тако же назва ю, рѣку ту безъименитую вторымъ прозваніемъ, и тѣхъ же дѣтей своихъ общекупнымъ ихъ именованіемъ Явуза рѣка. И та рѣка Явуза, даже и до нынѣ такожде звашеся.
«И созда же тогда Мосохъ князь и градецъ себѣ малый надъ предвысоцѣй горѣ той, надъ устіи Явузы рѣки, на мѣстѣ ономъ первоприбытномъ своемъ имено Московскомъ, идѣже и днесь стоитъ на горѣ оной церковь каменная святаго и великаго мученика Никиты, бѣсовъ мучителя и отъ вѣрныхъ человѣковъ тѣхъпрогонителя, иже которіи отъ оныхъ зло страждутъ и имя мученика святое призываютъ съ вѣрою…
«Сей же Мосохъ князь Московскій бысть и началородный намъ и первый отецъ не токмо же Скиѳо-Москво-Славено-Россійскимъ людемъ, но и всѣмъ нашимъ своесроднымъ государствамъ премногимъ и народамъ и землямъ и племенамъ и колѣнамъ Скиѳьскимъ…»
Разыскивалъ о происхожденіи имени Москвы и ученѣйшій академикъ нѣмецъ Байеръ. Не зная русскаго языка, онъ толковалъ, что имя Москвы происходитъ отъ мужского монастыря — Моsсоі отъ Мus (мужъ) и Мusіс (мужикъ) (Кар. II, пр. 301). Кромѣ того, Татищевъ утверждалъ, что «имя Москва есть Сарматское, значитъ крутящаяся или искривленная, отъ того, что теченіемъ весьма излучины дѣлаетъ, да и внутрь Москвы ихъ нескудно» (Исторіи Россійской кн. 2, стр. 478).
Приведенныя наивныя сказки о Мосохѣ, составляющія полную характеристику Кіевской исторической учености, были приняты Москвичами съ тѣмъ довѣріемъ, какое внушала имъ эта почтенная ученость и въ особенности ея печатная книга (Синопсисъ), почему и были внесены въ разные лѣтописные сборники, какъ начало древнѣйшпхъ лѣтъ Руси. Однако неученые и невѣжественные Москвичи, какъ ихъ чествуютъ и упрекаютъ Мосохомъ иные историки, и тогда уже почитали все это вздорною ложью. Въ одномъ лѣтописномъ сборникѣ конца XVII ст., принадлежащемъ нашей библіотекѣ, есть небольшое разсужденіе по этому предмету, озаглавленное такъ: «Написаніе бысть о Мосохѣ Аѳетовѣ сынѣ«. Авторъ затѣмъ говоритъ: «Бысть о семъ сумнѣніе, како положилъ (и напечаталъ) Иннокентій (Гизель) въ Печерской обители въ Кіевѣ въ лѣто 7182 (1674). Ничто же о семъ разумѣющимъ книжное писаніе требно и полезно есть, но ложь обрѣтеся въ писаніи его… Это у него въ лѣтописцѣ напечатано не противъ божественнаго писанія и старыхъ древнихъ лѣтописцевъ, своимъ изволомъ, къ похвалѣ Мосоха и Москвѣ рѣцѣ. Буди то отъ его (Мосоха) родовъ вся Словенская и Русская (земля) распространилася, нѣсть сіе полезно и не праведно… А о селъ Мосохѣ ничто же бысть въ писаніи… ни о части его въ Русійсскіе Земли… о семъ въ писаніи въ Словенскихъ и Греческихъ лѣтописцехъ не бысть написано до 182 года» (т.-е. до перваго изданія Синопсиса).
Самый Синопсисъ здѣсь названъ Полъскимъ Лѣтописцемъ весьма справедливо, потому что онъ составленъ главнымъ образомъ изъ Польскихъ источниковъ, особенно изъ Стрыйковскаго. И все-таки за эту Кіевопольскую ученость всегда укоряли и до сихъ поръ укоряютъ старую Москву, указывая на Синопсисъ, какъ на образецъ Московскаго ученаго невѣжества [19].
А деревенская простодушная Москва ни въ чемъ подобномъ и не была повинна. Она гадала объ Олегѣ, но не забывала и настоящей правды о князѣ Юріи Владиміровичѣ.
По всему вѣроятію подъ вліяніемъ той же пришлой учености, пребывавшей, какъ извѣстно, и на Крутицахъ, сочинено было другое сказаніе объ основаніи города Москвы, по которому это основаніе приписывается князю Данилу Ивановичу.
«Въ лѣто 6714 (1206 г.) князь великій Данило Ивановичь. послѣ Рюрика короля Римскаго 14 лѣто пришелъ изъ Великаго Новгорода въ Суздаль, и въ Суздалѣ родился ему сынъ князь Георгій и во имя его созда и нарече градъ Юрьевъ Польскій и въ томъ градѣ церковь велѣнную созда во имя св. Георгія каменную на рѣзи отъ подошвы и до верху. И по созданіи того храма поѣхалъ князь Данила Ивановичь изыскивати мѣста, гдѣ ему создати градъ престольный къ Великому Княженію своему и взялъ съ собою нѣкоего гречина именемъ Василья, мудра и знаюша зѣло и вѣдающа чему и впредь быти. И въѣхалъ съ нимъ въ островъ (лѣсъ) теменъ, непроходимъ зѣло, въ немъ же бѣ болото велико и топко и посредѣ того острова и болота узрѣлъ князь Великій Данила Ивановичь звѣря превелика и пречудна, троеглава и красна зѣло… и вопросиша Василія гречанина, что есть видѣніе сіе пречуднаго звѣря? И сказа ему Василіи гречинъ: Великій княже! на семъ мѣстѣ созиждется градъ превеликъ и распространится царствіе треугольное и въ немъ умножатся различныхъ ордъ люди… Это прообразуетъ звѣря сего треглаваго, различные на немъ цвѣта, то есть отъ всѣхъ странъ учнутъ въ немъ люди жити… Князь же Данила Ивановичь въ томъ острову наѣхалъ посредѣ болота островецъ малъ, а на немъ поставлена хижіна мала, а живетъ въ ней пустынникъ, а имя ему Букалъ и потому хижина словетъ Букалова, а нынѣ на томъ мѣстѣ царскій дворъ [20]. И послѣ того князь Данило Ивановичь съ тѣмъ же гречиномъ Василіи спустя 4 дни наѣхалъ горы (крутицы), а въ горахъ тѣхъ стоитъ хижина мала, и въ хой хижинѣ (хизинѣ) живетъ человѣкъ римлянинъ имя ему Подонъ… Возлюби, Князь Великій мѣсто сіе, восхотѣ домъ себѣ устроити… Той же Подонъ исполненъ Духа Святаго и рече говоритъ: Княже! не подобаетъ тебѣ здѣсь вселиться, то мѣсто Домъ Божій: здѣсь созиждутъ Храмъ Божій и пребудутъ архіереи Бога Вышняго служители. Князь же Данило Ивановичь въ шестое лѣто на хизинѣ Букаловѣ заложи градъ и нарече имя ему Москва, а въ седьмое лѣто на горахъ Подонскихъ на хижинѣ Подоновѣ заложи церковь Всемилостиваго Спаса и устрои ю свѣтолѣпну. И въ 9 лѣто родися у него два сына князь Алексѣй и князь Петръ. Онъ же князь великій Данило Ивановичь вельми любя сына Алексѣя Даниловича, во имя его созда градъ къ Сѣверу и нарече имя ему Олексинъ и тамя обрете въ островѣ мужа именемъ Сара земли Иверскія свята и благоговѣйна зѣло и на его хижинѣ заложи градъ Олексинъ (сравн. Кар. II, пр. 301). И по девятомъ лѣтѣ приде изъ Грекъ Епископъ Варламъ къ князю Данилу Ивановичу и многія чудотворны мощи съ собою принесе; и князь Данило Ивановичь принялъ его съ великою честію и любовію и повелѣ ему освятити храмъ на горахъ Подонскихъ и да ему область Крутицкую и нарекома его владыкою Сарскимъ и Подонскимъ: тако нарекошася Крутицы».
