Столкновения из-за неподеленных территорий и богатства

После 1991 года на Северном Кавказе был по меньшей мере один территориальный спор11, переросший в вооруженный конфликт. В 1992 году произошли столкновения между ингушами и осетинами из-за Пригородного района. Продолжавшиеся шесть дней бои из-за ингушских земель, переданных в 1944 году осетинам, привели к гибели нескольких сот людей и появлению нескольких десятков тысяч внутренне перемещенных лиц (главным образом — ингушей). Потери и урон осетин были в несколько раз меньше12.

Необходимо подчеркнуть, что вопрос о возвращении Пригородного района был для ингушей жизненно важен. Они даже решили отделиться от объявившей независимость Чечении и остаться в составе Российской Федерации. Однако, воплотить в жизнь свою мечту ингуши так и не сумели.

После вспышки насилия 31 октября 1992 года, когда Россия продемонстрировала, что поддерживает осетин, ингуши потеряли всякую надежду вернуть свои земли путем лоббирования этого вопроса в Москве, если только ситуация в России не изменится. Кроме того, они поняли, какая роль досталась им в этом конфликте. Как подтвердил позже бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, насилию дали ход с прицелом на Чечению. Легко было предположить, что чеченцы не останутся в стороне от конфликта, и это послужило бы оправданием для нападения на де-факто независимую Чечени13. Официальный Грозный осмотрительно воздержался от вмешательства в конфликт, и спор о Пригородном районе так и остался нерешенным до сих пор.

Карачаевцы и балкарцы, не имеющие с Чеченией ни общих границ, ни кровной связи, избежали столь драматического развития событий. Однако мрачные перспективы войны на этнической почве просматриваются и в Карачаево-Черкесии, и в Кабардино-Балкарии. Причины для нее немного отличны от причины конфликта между ингушами и осетинами, но тоже связаны с территориальными спорами. Доктор З. Беслени объясняет их так: «Главный источник глубоких этнополитических расколов и социальных беспорядков на Северо-Западном Кавказе — советская политика разделения наций и принуждения их после этого жить в рамках одного административного образования с другими, этнически никак не связанными с ними национальными группами»14. Это можно сказать не только о карачаевцах и балкарцах, которые сознают свое кровное родство, говорят на одном языке и хотят жить в рамках одного административного образования, но и о черкесах. Этот народ разделен административными границами трех республик и не желает делить политическую власть с карачаевцами и балкарцами.

Напряженность в отношениях между нациями, живущими в границах одной республики, имеет не только территориальные, но и экономические причины. Балкарцы15, так же как и другие народы, стремятся иметь своих представителей по крайней мере на республиканском уровне, чтобы обеспечить себе доступ к федеральному финансированию, считающемуся главным источником доходов для всего региона.

Северный Кавказ печально известен своей зависимостью от постоянных денежных трансферов из Центра. Согласно официальным данным, национальные республики дотируются больше чем на 50%, и, это, как считают многие исследователи, помогает держать ситуацию под контролем. Эксперт по проблемам Кавказа А. Малашенко дает следующие оценки: «…почти 90% доходной части бюджетов Ингушетии и Чечении составляют прямые субсидии из Москвы; для Дагестана эта цифра составляет 78%; для Карачаево-Черкесии — 76% и для Северной Осетии — 60%» 16. Показатели безработицы тоже взлетают до небес, демонстрируя важность поддержки со стороны Центра. Все приведенные выше цифры также помогают представить себе, насколько различные кланы и этнические группы заинтересованы во власти, превратившейся в яблоко раздора. Согласно российской официальной статистике, уровень безработицы в Ингушетии достигает 50,3%, а в Чечении — 33,9%, в то время как средний показатель по России составляет приблизительно 10% 17. Неофициальные цифры намного выше — по данным Дж. Данлопа и Р. Менона, около 70% для Чечении. Приблизительно половина всех компаний в Чечении и Ингушетии находятся на грани банкротства, а средняя величина заработной платы на государственной службе, где работают примерно 20% от общего числа занятых, составляет около 10 тыс. рублей в месяц — ниже чем где бы то ни было еще в России.

Таким образом, если ранжировать 88 регионов России по показателю уровня жизни, то, по оценке Данлопа и Менона, «Северный Кавказ окажется в самом низу списка»19. Тяжесть проблемы усугубляется высокой долей молодых людей в населении региона (т.н. «молодежный пузырь») и огромным разрывом между спросом на рабочие места и их наличием. Средний возраст безработных в этих республиках — 22—25 лет, в то время как по России в целом он составляет 34—35 лет.

Все сказанное выше также вполне согласуется с теорией человеческих потребностей. Эта теория выделяет определенные базисные потребности, без удовлетворения которых человек не может жить и благополучно удовлетворять потребности более высокого уровня. Если базисные потребности не удовлетворяются, люди вполне способны прибегнуть к насилию, особенно, если определенные лица или группы не видят никакого другого способа добиться удовлетворения своих потребностей20. «Если каких-то людей охватывает общее для всех них чувство, что они лишены экономических возможностей или политических преимуществ, которыми пользуются другие группы, — они обычно испытывают горечь и обиду и становятся склонны к насилию в политике»21.

Однако на Северном Кавказе этот фактор сглаживается теневой экономикой и традиционно сильной поддержкой внутри семей. Как отмечал профессор Ульяновского государственного университета Арбахан Магомедов, официальная статистика не отражает реального положения дел: «Огромную роль в жизни республики играет широко развитая теневая экономика, и произведенный там доход почти никогда не отражается в официальных финансовых документах»22.

Другими словами, на Кавказе бедность никогда не заставила бы людей взяться за оружие, но справедливости ради нужно признать, что для некоторых колеблющихся людей экономические факторы иногда могут оказаться решающими. Также очевидно, что в глазах большинства жителей Северного Кавказа Россия утратила роль посредника и верховного арбитра. Политический истеблишмент (особенно у малых народов) не считает, что Москва способна обеспечить справедливый механизм раздела власти. Кроме того, простые люди не доверяют и судебной системе и предпочитают решать свои проблемы другими средствами. Тем из них, кто сильнее всех отчаялся, приходится браться за оружие. Особенно привлекателен этот выбор для молодежи.