Воскресение Христово (Пасха)

       Праздник Вход Господень в Иерусалим в народе называют Вербным Воскресением, потому что в этот праздник все люди идут в церковь с вербами. Ветки вербы, как и пальмовые ветки, которыми иудеи приветствовали Христа, символизировали победу жизни над смертью. Во время богослужения ветки вербы освящались святой водой и разносились по домам, как освященные. Народ освященной вербе придавал особую силу: ею крестьянин старался оградить себя и своих домашних от болезней. Ею же он старался предохранить свой домашний скот от всякого рода болезней, от порчи, от хищного зверя, от злых людей и злых духов. Когда в первый раз выгоняли скотину в поле, а это обычно бывало в день празднования Победоносца Георгия, крестьяне брали хранившуюся в продолжение года вербу, обмакивали её в святой воде и окропляли затем ею домашний скот, собранный во дворе. И с вербой в руках провожали скотину в поле на пастбище, а затем эту вербу втыкали в ворота или двери скотного хлева с тем, чтобы скот шел прямо домой, а также для того, чтобы предохранить его от всего плохого.

       ПасхуХристову раньше «шибко праздновали. Да и счас празднуют». В Чистый четверг перед Пасхой в ангарских деревнях всё чистили, мыли, скоблили пол. С материка в Селенгино привозили ветки пихты, прибивали в «красном углу». По избе разносился чудный аромат. «А Пасху-то стряпня! (…) И блины, и шаньги, всё, чё есть, пироги. Ягоды были, рыба была, всё и делали. Семья – стряпать надо». «В Заледеевой всегда Пасху праздновали, всегда. К Пасхе платье новое шили. Хоть из холшшовятины, покрасишь чем-нибудь, обошьёшь чем-нибудь, ленточкой какой. Стряпали паски из яичек, с молочного».

«В Пасху стреляли утром рано, как солнце всходит из-за горизонта. Выходили, смотрели на солнце и говорили:

– Вот солнце там скачет, радуется, играет.

И точно. Вроде оно как и шавелится солнце, вот и говорили, что солнушко радуется, играет, Бог радуется…»**

В Алёшкино «Паску встречают на угоре, ага. Стреляют, выйдут туда б у хают».** (Хивонея Павловна Усова, 1926 г.р.)

«Стреляли без дроби, холостым порохом. А с дробью нельзя стрелять: это ты расстреливаешь Иисуса Христа. А так на холостую, ну, однем порохом, это ты его уже встречаешь Иисуса Христа».

       Ангарцы, как и предки Колпаковой Натальи Максимовны, 1926 г. р. из Костино, верили, что в Пасху Бог спускается на землю: «У нас старики-то, бабушка с дедушкой, настряпают раньше. Поставят на стол шаньги, горяче ли, и стреляют, стреляют. Стреляют, что завтракать Боженька спускается, говорят. А на Вознесенье он, говорят, возносится».**

    Журавлёва Арина Иннокентьевна из Кежмы, 1910 г. р.: «Раньше молебен служили в церквах, народ ходил, Богу молился».**

В Заледеево также в «церкву» ходили через реку в деревню Чадобец. «Утром уже в церкву идут, а домашние дома остаются. В церкви освятишь [куличи] и домой несёшь. Придём как с пасхальной [молитвы] из церквы, и начинаем на стол ставить. Сразу яйцо, паску режут. А потом шаньги эти, пироги каки испекём. Ягодны пироги всяки – всё было. Грыбны пироги настряпают, из рыжиков. Красну рыбу добывали – это всё ведь было.

Первый день по гостям не ходили. А назавтра уже празднуют, сговариваются, собираются. Тут и гармошка, тут и пляска, тут и пенье. Пасху неделю праздновали, с воскресенья до воскресенья».**

       Когда наступал вечер, весь народ в Кежме выходил на угор. Девушки вплетали в волосы много разноцветных лент – это украшение называли «косник». Пели песни, плясали под гармошку. Молодежь играла в городки.

На Пасху и в Родительский день обязательно ходили на кладбище.

       Увеселениями молодёжи в Пасху были «качули» в виде доски, перекинутой через бревно (в отличие от висячих благовещенских качелей).

       Вспоминает Хивонея Павловна Усова, 1926 г. р.: «На Пасху-то качули же! (…) А там такие к о злы сделают большие и поперечину, и качают. Качамся целый день. Всю неделю качались мы на качулях. А нам чё, весело, хорошо».**

 

Вознесение

По народному преданию, сорок дней, с Воскресенья до Вознесенья, Спас ходит странником по земле, принимая разные образы, наблюдает за людьми, примечает, кто чего стоит.

Вот свидетельства: «В Паску он спускается же на землю, собирает все грехи (…), записывает себе в книгу. По земле ходит. А потом возлетает в Вознесениев день, всё увозит. И начинат: кто в рай, кто в ад попадёт»**; «Вот на Пасху Восподь-батюшка спускатся на землю. Старики-то рассказывали… Он не кажному покажется. Он ходит по земле, всё слушает, кто как живёт. А в Вознесеньев день мы провожаем его на небо. Восподь-батюшка на небеса, он уже всё наслушался, пошёл на небеса».**

       Аксёново. «Вознесениев день у нас в Аксёновой -то престольный праздник. Это ж праздник большой. Утром убираемся. Все уж настряпаются, всё уж. К обеду уж столы накрываем в избе там или в ограде ли, собираем народ, гуляем. Вечером уж, как солнце закатыватся, мужики выходят с ружьями на берег и начинают стрелять, чертей отпугивать. Стреляют, восславляют Воспода Бога. Всё уже, вся деревня выходит на берег. Провожаем Воспода Бога на небеса. Пляски, все танцуют, все довольнёхоньки!».**

Дворец. Престольный праздник деревни Дворец – Вознесение. В это время уже начинают готовить поля к пашне, семена отбирают, а в Вознесенье отдыхают. Настряпают к празднику всего, как к Пасхе, за исключением куличей. С утра все в церковь едут, потом собираются на угоре над рекой – «кто на гармошке играт, кто песни поёт, кто пляшет». Вечером мужчины три раза стреляли в воздух, провожая Христа.

Паново. В православных праздниках ангарцев было немало языческого. «В Вознесениев день, я помню, мы ездили на остров, на Курейный (это около Паново), и вот нас всё заставляли старшие-то чащ у сухую тащить (вот эти сосны, засохли которые, чащ а называли у нас), и вот их ставили на угоре, а потом снизу поджигали, и вот такие костры были могутные, браво! И народ весь-весь собирался, весь».**

На Вознесение вечером костры жгли, заряжали порохом сучковатые чурки и поджигали их – получался своеобразный фейерверк. Считалось, что этим люди отпугивали чертей, помогали Богу вознестись на небо.

 

Троица

  Троица – это слово отражает важнейший догмат христианства. Эти три Личности, три Ипостаси Бога – Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух. Троица отмечалась на «сёмой» неделе – в воскресенье после Пасхи. В первый день празднуется Святая Троица, на второй – Духов день.

  В России День Святой Троицы всегда не просто любили, но и считали каким-то очень родным и радостным. Сразу после праздничного богослужения радость выплёскивалась за стены храмов – в леса, в поля, к речке: народ гулял. Троицын день был ещё и праздником общения, объединения радостью. В Троицу преимущественная роль принадлежала девушкам. Празднество проходило вокруг наряженной, как женщина, берёзки. Наряжали её в девичье платье, приплетали к ней из кудели косу, украшали бусами.

В нашей местности Троица отмечалась с широким ангарским размахом три дня. Работы в поле закончены, и есть какое-то время отдохнуть. К Троице распускались деревья, зеленела трава согласно присказке: «Троица, Троица, земля травой покроется». В каждом селении были свои традиции празднования Троицы.

         Аксёново. В Троицу у каждого дома под окошком ставили берёзку (палисадников тогда не было), на неё вешали ленты, платки цветные. Примечательно, что в Аксёново берёзку не рубили, а с корнем вырывали и у дома вкапывали. Ходили кругом берёзки, пели старинные песни. После праздника берёзки не топили в реке, а оставляли в земле: которая примется – растёт, и берёзки, вырастая, украшали деревню.

Климино. В Климино на Троицу компаниями большими гуляли. Погуляют, на луг пойдут.

       Фролово. Рассказывает Торгашина Екатерина Александровна, 1932 г. р.: «А бярёзки ставят, а на бярёзках полушалки всяки висят – о-о-о! Весь народ, весь народ вот выходил на бярёзу! (…) На лугу всё мы делали. Огонь ж е гли. Красиво, красиво! Всё горело ажно».**

       Яркино. Летом ходили в лес за берёзкой ко дню Троицы. Устанавливали её во дворе, украшали, чем могли, – лентами, платками, игрушками из бумаги. Собирались на берегу, где на костре варили кашу и яйца. Накрывали под берёзками столы. Это называлось «куфариться», т. е. угощаться. На лугу проводились соревнования в силе и ловкости, устраивались качели, шла азартная игра в городки, лапту, одинаково резвились и дети, и взрослые. Разносились звуки балалайки, гармошки, мандолины. С детских лет яркинцам прививалась любовь к доброй русской песне и залихватской пляске. Детские впечатления о традиционных праздниках сохранила Галина Александровна Кулакова, 1944 г. р.: «Троицу раньше весело отмечали. Берёзы, берёзы, вырубали берёзы, у каждого дома ставили три берёзки к воротам, вот по всёй деревне, везде чтоб берёзы были».

  В Монастыре (с. Кашиношиверское) пол в домах с вечера устилали цветами, под нарядной берёзкой у окошка ставили стол с угощениями. «На Троицу, ой, по деревне песняка давали, пляска под балалайку – только шум шумел!». Молодые парни и девушки водили хороводы, играли в лапту, в «колокольцы» (ангарская разновидность горелок), пели песни. Подростки с азартом играли в бабки. А молодые женатые пары и пожилые «гуляли», т. е. переходили из дома в дом, в каждом было организовано застолье с закусками, вином и брагой. Троица праздновалась по два-три дня, а то и неделю.

       В Бидее в Заговенье (канун многодневного поста) берёзки топили. Выезжали на середину реки и топили «вот с этими с цветками, с ленточками». (Варвара Харитоновна Жмурова, 1920 г. р.)

В Кежме «утром рано ходили вырубали берёзку, ставили её на крест, на подставочку, наряжали её браво. Тогда были бравые шали. Да и сейчас они у некоторых есть. Нарядим её, поставим, всё. И вот где-то часов в одиннадцать, в двенадцать собираются. Собирается весь народ к этой берёзке, вся деревня. Хороводы водили, игры! Столы накрываем. Столы с досок сделаем. Длинные-длинные! Лавки сделаем. Кто чего из дома несёт! Водим хороводы с этой берёзкой где-то до двенадцати ночи. В двенадцать ночи берём лодки, раздеваем её – и поехали мы её топить. Вывозили на средину Ангары и отпускали её с Богом с песнями, обпевали всюю. И пускаешь её с Богом по Ангаре… Её так и понесло, а сами плывём за ней. А песни пели – ой! Поёшь:

Ай да берёзка, белый ствол,

Зеленей, зеленей ты листвой.

Вот так мы пели.

А теперь, берёзка, скажу ей «Прощай!»,

Ты по нас берёзка больше не скучай.

 Ай да берёзка, белый ствол,

 Зеленей, зеленей ты листвой.

Песня длинная. Я пошто-то сразу плачу».

В начале XX века в селениях Приангарья совмещались разные поселенческие традиции. В Троицу вырубалось несколько березок. Одна компания украшала деревце большими платками («кат е тками»), цветами, лентами, бусами – «корельками», а другая надевала на березку женскую одежду. По свидетельству А. Макаренко, в Приангарье бытовало название берёзки «гостейка», которое может указывать на восприятие ряженой березки «как персонажа пришлого, принадлежащего к «чужому миру». Девицы Кежемской и Пинчугской волостей Енисейского уезда наряжали «гостейку» (берёзку), приносимую из рощи, в «самолучшо» девичье платье, приплетали к ней из кудели косу, украшали «королькам» (бусами). Днем гуляли с «гостейкой», нося её по улицам селений с пением хороводных песен; а вечером ставили её в «подклет» или в «анбар» (амбар) у одной из своих подруг, где берёзка в полном одеянии сохранялась до Троицы». Елена Гавриловна Верхотурова, 1915 г. р., рассказала о содержании праздника Троицы в деревне Рожково, куда берёзки доставляли с другого берега реки: «В Троицу наряжали две березки: мужчину и женщину. Это делали на том берегу Ангары. Потом их перевозили в деревню. Ехали на лодках с крестами и наряженными березками. Пели молитвы: «Троица, Троица троесущная…». …А посреди улицы ставили столы. На них иконы, разные кушанья, вино. От столов подальше, около часовни, ставят эти чучела. Они стоят, как святые». Известно, что река в народной культуре воспринимается как граница между реальным и «иным» мирами.

В Заимке в женскую одежду наряжали всего одно деревце, которое традиционно символизировала девушку. На родство берёзки и девушки указывают песни, по которым девушка является «берёзкиной сестрицей»: «…Захотел парень жениться / На душе красной девице, / На берёзкиной сестрице». Еще одна ипостась антропоморфного образа: березка – девушка брачного возраста, готовящаяся выйти замуж. В конце праздника обрядовой расправой над берёзкой нередко становилось её утопление. Это жертва, приносимая воде или отправляемая в иной мир по воде. В этом обрядовом финале прослеживается связь со стихией воды и «иным» миром.

Итак, в нашем регионе не существовало общей традиции антропоморфного украшения берез и единого значения обряда. В разных местностях семантика образа берез следующая: выходцы из «иного» мира, березка – девушка старшей молодежной группы и березка-невеста.

 

Летние праздники

        

       Фролово. На праздник Ивана-«купальника» на высоком угоре жгли большие костры, перескакивали через огонь. («Ой, народу, народу было!»)

       Петров день ( Петры и Павлы, Петровки, Праздник солнца). 29 июня (12 июля) – верхушка лета. В праздновании нашли отражение не столько христианские легенды об апостолах Петре и Павле, сколько древние мифы, связанные с поклонением солнцу. Это день окончания «купальских празднований» и начала летних свадеб, прощание с весной, первая прополка и подготовка к сенокосу. Петров день отмечался два-три дня.

       Если праздник не приходился в постный день, ангарские девицы, разделившись на «рошши», в сопровождении парней уходили на озеро, реку или в лес варить яйца, «разговляться скоромной едой» и веселиться вволю. На следующий день «улошно» (уличное) веселье возобновляется с усиленным темпом, к концу дня «гудение» (пение) «хороводиц», смех, шутки, «чиликанье» гармошки смешивается с характерными речитативами песен молодых, переходящих от соседа к соседу в избу на праздничное угощение.