Изменения в аграрном законодательстве 1794-1799 гг

 

Термидорианский переворот обозначил начало нового этапа революции. Представители новой власти не были сторонниками радикализма в решении насущных проблем. Поэтому аграрное законодательство подверглось некоторым изменениям.

Изменениям подвергся закон 10 июня 1793 г., точнее, те его положения, которые резко расширяли возможности сельских общин вернуть захваченные у них земли, разрешали и поощряли раздел общинного земельного фонда. Формально закон 10 июня никогда не был отменен, но серией законодательных, административных и судебных актов действие указанных его положений, а отчасти и уже достигнутые на его основе результаты были резко ограничены. Во время якобинской диктатуры крестьяне широко использовали введенную законом процедуру арбитража, присваивая иногда целые фермы и имения, созданные в XVIII в. на бывших общинных и пустопорожних землях. Протесты старых собственников хлынули сразу же после падения якобинцев. Термидорианский Конвент и Директория отнеслись к ним с вниманием. 29 вантоза IV г. принудительный арбитраж был отменен. Декретом 7 брюмера III г. у коммун были отобраны леса, которыми они завладели согласно решениям арбитров. По закону 12 прериаля IV г. все собственники, пострадавшие от решений арбитров, получили право апелляции. 28 брюмера VII г. Конвент уже прямо предписал пересмотреть все арбитражные постановления. Требования о кассации хлынули потоком, и многие приговоры арбитров были отменены Кассационной палатой. Пересматривались и решения, вынесенные обычными судами (закон 19-20 жерминаля IX г. распространил на них положения закона 28 брюмера VII г.). Так была отнята у крестьян некоторая часть земель, отвоеванных ими у бывших сеньоров и буржуазии.

Особенно вызывающие споры были положения закона 10 июня, касавшиеся раздела общинных земель. Протесты против них были продиктованы различными хозяйственными интересами, но все они исходили от богатых. Закон 10 июня 1793 г., говорилось в петиции, посланной 27 плювиоза III г. из Авейрона, «кажется нам аморальным, он повлек за собой бесчисленные злоупотребления… руки, которые помогали богатому собственнику возделывать его поле, покинули его ради обработки полученных ничтожных долей… таким образом, имущество собственника останется необработанным, прекратится разведение овец…». Эта петиция явно отражала интересы здешних богатых скотоводов. И термидорианский Конвент, и собрания Директории не склонны были прислушаться к пожеланиям бедноты. Положения закона, относящиеся к разделу общинных земель, не были формально отменены, но фактически исполнение их стало невозможным. Принятое при Директории постановление 21 прериаля V г. приостановило все судебные процессы, связанные с разделом общинных земель, закрепив за владельцами участки, которые уже были в их руках. Закон 2 прериаля V г. запретил коммунам отчуждать или обменивать их земли; тем самым косвенно отменялось право на раздел, который мог рассматриваться как один из видов отчуждения. В конечном итоге старые разделы сохранили свою силу в тех случаях, когда коммуны сами от них не отказались. Но дальнейшая возможность для мелких крестьян получить парцеллу за счет общинного фонда (в местностях, где сохранялись пригодные для раздела угодья) была фактически ликвидирована.

Постепенно закрывался для крестьян, способных кое-что купить, доступ к землям национального фонда. До конца Директории порядок их отчуждения менялся три раза, в IV, V и VII гг. Эти перемены были не выгодны крестьянам. Всякие частные торги (а значит, и дробление земель) отпали; сама операция продажи стала проводиться не в центре дистрикта, а в департаментском центре; рассрочка платежей сократилась; в V г. последовало постановление, согласно которому половину цены полагалось платить звонкой монетой. Уже к этому году доля крестьян в торгах начала сильно падать, а после того как в VII г. была введена оплата купленной земли звонкой монетой в течение трех лет, крестьяне оказались почти полностью устраненными от торгов.

Изменению подверглось и проведенное до термидора радикальное преобразование дореволюционной системы поземельных повинностей, или рент, как они стали именоваться после отмены сеньориального строя. По букве дореволюционного права ренты вечно наследственных арендаторов не считались феодальными. Они не были отменены Конвентом, но должники получили право выкупать их. Теперь перед должниками открывалась перспектива, уплатив выкуп терявшими ценность ассигнатами, пополнить ряды мелких собственников-возделывателей, свободных от всяких обязательств по отношению к бывшим землевладельцам.

Не мог остаться без внимания и обострявший социальную напряженность закон о максимуме, так до конца и не решивший продовольственный вопрос. В декабре 1794 года он был отменен, но отмена максимума не спасала от голода, так как «Продолжали действовать причины, расшатывавшие устои экономической жизни…война, обесценивание бумажных денег».

Термидор дал сигнал к возобновлению попыток добиться пересмотра закона 17 июля 1793 г. о полной отмене феодальных повинностей. Конкретные предложения бывших собственников повинностей оставались те же, что и во II г., и будут упорно повторяться вплоть до 1830 г. - отделить в договоре об уступке земли за ренту символический ценз от основного платежа, отменив первый, но сохранив с правом выкупа второй.

Начиная с IV г. попытки пересмотреть закон следовали одна за другой, стремление отстоять частные интересы сочеталось в них с желанием поправить за счет крестьян государственные фи-нансы. 14 мессидора IV г. Директория предложила Совету пятисот заняться пересмотром законов 1792-1793 гг. Последовало предложение Ж.-Б. Трейара от 14 жерминаля V г., клонившееся к восстановлению рент, подтвержденных первоначальными титулами, т.е. к фактической отмене якобинского декрета. Проект не прошел. 4 термидора того же года родилось новое предложение - не отменить декрет, а истолковать в духе сохранения чисто поземельной части рент; оно было отослано в комиссию и там погребено. 11 прериаля VI г. последовала новая попытка добиться восстановления платежей, которые «ложное применение закона 17 июля 1793 г. отнесло к числу феодальных рент»; проект опять застрял в комиссии. Эти попытки продолжались и при Консульстве, Империи, наконец, в 1814-1815 гг., когда Реставрация принесла последнюю в истории Франции волну своеобразной сеньориальной реакции.

И все-таки пересмотреть или ограничительно истолковать знаменитый декрет якобинцев не удалось. Против него произносились речи, рождались проекты, но в каком-то звене законодательной машины эти проекты застревали и в итоге дело кончалось ничем. В Собраниях Директории, Консульства и Империи (даже в окружении вернувшихся Бурбонов) находилось достаточно трезвых голов, понимавших, что одно дело ущемить ту или иную группу крестьян, особенно бедноту, и совсем другое - посягнуть на кровный интерес всего крестьянства, на его только что завоеванную великими усилиями собственность. Революция глубочайшим образом укоренила антифеодальную традицию в психологии французского крестьянина.

Изменения в аграрном законодательстве 1794-1799 годов отражали намерения правительства сгладить тот радикализм, присутствовавший в якобинских декретах, так как он ущемлял интересы буржуазии, уже уставшей от революции и желавшей крепкой власти но не якобинской. Сельское население было в основном удовлетворено существующими законами. В крестьянах погас революционный дух после безвозмездного освобождения от всех феодальных повинностей. Крестьяне не желали возвращения старо порядка и восстановления королевской власти, с которой вернулись бы и привилегированные аристократы, но они не стремились к якобинской власти. состоятельных крестьян пугали слухи об аграрном законе, о желании неимущих учинить раздел земель, а к тому же еще они все (и малоимущие крестьяне в том числе) были католиками и хотели, чтобы священники по прежнему служили обедню, тогда как этих священников якобинские власти арестовывали и изгоняли, мешали им служить в церкви и даже закрывали последние. крестьянская масса отнюдь не была республиканской, но она не была и роялистской, а довольно таки индифферентной к форме правления, лишь бы не возвращался старый режим.

 

 

Заключение

 

В соответствии с поставленными задачами можно сделать следующие выводы. Положение крестьян до революции во французской деревне было достаточно тяжелым. Во французском сельском хозяйстве конца XVIII века все еще господствовали старые, полуфеодальныеотношения. Феодальные повинности, порой доходившие до абсурда, плотно опутывали основного производителя-крестьянина, лишали его инициативы и стимула к увеличению сельскохозяйственного производства. Налоги, которые платило только третье сословие, также тяжелым бременем давили на крестьянское хозяйство.

Сложившееся положение накаляло обстановку и в конечном счете вывело значительную массу крестьян под знамена революции. Перед учредительным собранием в 1789 году стоял один из важнейших вопросов революции - аграрный, который требовал радикальных изменений во всех сферах жизни французского общества. Пойдя на некоторые уступки (все феодальные повинности, вытекавшие из личной зависимости крестьянина, отменялись безвозмездно, упразднялись серваж и мэнморт, отменялись церковная десятина и плата за требы, отменялись дворянское право охоты и рыбной ловли, право содержания голубятен и кроличьих садков, упразднялись сеньориальные суды), депутаты учредительного собрания не решились окончательно покончить с остатками феодальных отношений в деревне, тем самым откладывая это на потом и еще более обостряя ситуацию.

Почти все действия жирондистов в аграрном вопросе не вышли за рамки проектов, а то что было сделано (невозделанные земли цивильного листа и, в частности, Версальский парк должны были сдаваться в аренду на год участками от 2 до 4 арпанов, отмена выкупа феодальных прав, за исключением тех случаев, когда предъявлялись «первоначальные» документы, обуславливавшие передачу земли определенными повинностями) не могло снять большой доли остроты нехватки земли крестьянам.

Действия монтаньяров с первого заседания конвента 3 июня 1793 г. носили радикальный характер. Приняв акты об отмене феодальных повинностей, уравнительном разделе общинных земель, льготах в распродаже национальных имуществ, якобинцы пошли навстречу насущным нуждам различных слоев деревни - от собственнических верхов крестьянства до деревенской бедноты. Это способствовало укреплению их позиций в решающий момент упрочения у власти и борьбы с «федералистским» восстанием летом 1793 г.

Однако дальнейший ход революционных событий поставил перед якобинской властью чрезвычайно трудные, не разрешимые в рамках опоры на все крестьянство проблемы. Наибольшую последовательность якобинцы проявили в решении вопроса о ликвидации остатков сеньориального порядка. Несколькими ударами между июлем 1793 и маем 1794 г. революционное правительство разрубило гордиев узел. Всякая повинность, запятнанная малейшими следами феодализма, признавалась узурпацией и уничтожалась. Крестьянин-держатель, собственник под феодальными вывесками, окончательно превратился в свободного собственника своей земли. В результате якобинская власть посягнула на интересы не только бывших дворян, но и значительного слоя буржуазии старого типа. Все это отвечало стремлениям собственнического крестьянства, включая его верхние слои, и, очевидно, должно было обеспечить якобинцам его прочную поддержку.

Имущие слои крестьянства ни в коем случае не хотели возврата к феодальным порядкам и упорно противились попыткам урезать ликвидацию феодальных прав, встречая здесь полную поддержку революционной власти. Но они не хотели и продолжения революции. Отныне революционный потенциал богатых и зажиточных слоев крестьянства был окончательно исчерпан - они хотели спокойно реализовать завоеванное.

Как никогда остро вставал продовольственный вопрос. Удовлетворение, хотя бы частичное, пожеланий неимущих и малоимущих слоев крестьянства было невозможным без того или иного посягательства на интересы сельской и городской буржуазии.

В целом ряде вопросов якобинцы смогли пойти навстречу этим требованиям. Прежде всего - в продовольственном вопросе, где давление сельских низов совпадало с мощным потоком требований городских санкюлотов (система максимума, реквизиции, борьба со спекуляцией). Отчасти якобинцы поддержали и уравнительные пожелания деревень, которые в известной мере перекликались с их собственными устремлениями. Поддержали и в официальных речах и декларациях, и своими заботами о проведении в жизнь законов о разделе общинных земель и дроблении национальных имуществ.

Все это вело к дальнейшему углублению борьбы; внутренняя противо-речивость якобинской политики действовала в том же направлении. Уступки деревенским (и городским) низам - прежде всего максимум, ограничение свободы буржуазного накопления - встретили недовольство и сопротивление всей имущей и продающей части крестьянства. Она становилась силой не просто равнодушной, но прямо враждебной всей той системе революционного порядка управления, которая была установлена якобинцами. Лишь беднота, до поры до времени малоимущие середняки, неземледельческая часть крестьян могли составить в деревне массовую базу якобинского режима.

Однако уже к концу весны - началу лета 1794 г. эта опора ослабевала, расслаивалась. Якобинская власть не могла занять определенную позицию по отношению к шедшей в деревне сложной борьбе интересов. Она не поддержала решительно бедноту в ее борьбе за хлеб против крупных фермеров и богатых «пахарей». Не пошли монтаньяры и на сколько-нибудь радикальное удовлетворение на деле земельных притязаний бедноты. Все это порождало в среде бедноты настроения разочарования, равнодушия к судьбе революционного порядка управления. Ущемив средних крестьян политикой «нивелирования продовольствия», якобинцы в то же время не пошли в достаточной мере им навстречу в земельном вопросе. В итоге позиции якобинской диктатуры в сельской массе слабели, усиливалось влияние всех тех слоев деревни, которые были решительно настроены против якобинского режима.

После падения якобинской диктатуры аграрный вопрос не стоял больше так остро. Однако имели место безуспешные попытки отменить некоторые якобинские преобразования, касательно феодальных привилегий. Отмена максимума, рассматриваемая советскими учеными как реакционная мера, по сути являлась необходимой для развития рынка.

Происходившее до революции внедрение капиталистических отношений на основе крупной земельной собственности продолжалось в новых, созданных революцией условиях. Некоторые крупные землевладельцы из бывших дворян обратились к ведению собственного хозяйства, нанимая рабочих и используя передовые методы земледелия. Во время революции некоторые крупные фермы, располагавшиеся на бывших церковных или на эмигрантских землях, были раздроблены, поскольку это позволяли местные условия, при продаже национальных имуществ. Фермеры, бравшие до революции на откуп феодальные повинности или десятины, лишились этих источников дохода. Но в целом крупное фермерство в итоге революции укрепилось, прежде всего в главном районе его распространения - Парижском бассейне.

Одним из главных результатов Французской революции было расширение и укрепление крестьянской земельной собственности и хозяйства. Освободившийся от бремени сеньориального строя крестьянин стал основной фигурой сельскохозяйственного производства в большей части Франции. Наличие мощного мелкотоварного крестьянского сектора было одной из важнейших особенностей экономической эволюции и социальной структуры страны (оно наложило глубокую печать и на ее политическую историю).

Таким образом за время революции (1789-1799 годы) аграрное законодательство Франции изменилось до неузнаваемости. Были упразднены феодальные отношения, не имевшие возможности развиваться далее. Аграрные законы принимались в условиях социальной напряженности как в деревне так и в городе, поэтому правительства, не решавшиеся пойти на те или иные радикальные меры в решении насущных проблем, быстро лишались поддержки населения и в конечном счете власти. Новое аграрное законодательство Франции, хотя и формировалось в таких нестабильных условиях, решило основные проблемы крестьянства.