Англо-американское переводоведение: противопоставление «осваивающего» и «отчуждающего» перевода

Ведущей тенденцией перевода в Европе и в США на протяжении всего XX -ого столетия стал перевод осваивающий, смысловой, естественный, т.е. такой, который должен прочитываться «легко», производить впечатление оригинального произведения. Ведь буквальный перевод нарушает читательский «горизонт ожидания», вносит ощущение «чужести». Представление об «осваивающем переводе» возникло в рамках лингвистической теории
Ю.А. Найды (динамическая эквивалентность). Как известно, американский теоретик перевода последовательно провозглашает приоритет содержания по отношению к форме.

В последнее время в англо-американском переводоведении усиливается интерес к «отчуждающему» переводу, переводу, призванному выявить непривычность формы, синтаксиса, образного мышления переводного текста. Перевод рассматривается как способ и средство ввести читателя в чуждый ему мир. Такая установка связана в первую очередь с немецкой традицией переводческой мысли – с именами Гёте (1768-1831), Шлейермахера (1768-1834), Гельдерлина (1770-1843), Георге (1868-1933), Вальтера Биньямина (1892-1940).

Большой интерес у современных переводоведов в последнее время вызывает, ставшее во многом классическим, эссе Вальтера Биньямина «Задача переводчика», где в качестве одного из требований «хорошего» перевода декларируется принцип точного копирования синтаксиса оригинала произведения.

Биньямин исходит из того, что перевод предназначен собственно не для «обычного» читателя. Цель перевода состоит в том, чтобы выявить специфику языка перевода. Если для Найды «дух» произведения заключается в смысле, то по Биньямину, он кроется в синтаксической структуре, т.е. в форме. Сегодняшних исследователей переводоведения привлекает своеобразие и непохожесть чужого языка и мышления, что, конечно же, отражается и на синтаксическом уровне. Современные исследователи в большей степени чем когда-либо, озабочены отношениями автор- переводчик- читатель, осознанием и сохранением индивидуального своеобразия каждого из участников этой нередко непростой коммуникативной цепочки.

Среди наиболее влиятельных исследователей, которые полемизируют сегодня с концепцией и практикой «естественного», «смыслового» перевода, следует назвать Дж. Стайнера (Steiner G. After Babel: Aspects of language and translation.-Z.: Oxford Univ. press, 1976.), Л. Венути (Venuti Z. The translator's Invisibility: A history of translation), Д. Робинсона (Robinson D. The Translator' Turn. – Baltimore. – The John's Hopkins Univ. Press, 1991).

Признавая всю непохожесть подходов, предложенных этими авторами, можно заметить, что все они оспаривают статус и задачи переводчика в современном мире, оспаривают сложившееся веками представление о переводчике как о прозрачном стекле между культурами, о том, что переводчик выступает в качестве транслятора, ничего не привносящего «от себя», что каждый переводчик «подавляет» себя в переводе.

Венути и Стайнер обвиняет «естественный» перевод в культурном нарциссизме, в том, что подобного рода перевод в некотором смысле бесполезен, поскольку в центре внимания такого перевода – не чужая культура, не чужое своеобразие, а своё собственное (в лучшем случае) представление (часто очень поверхностное) о том, какой должна быть «чужая» культура.

Д. Робинсон полемизирует и с отчуждающим, и с осваивающим переводом. Робинсон отмечает, что в области переводоведения наблюдается неразрешимый (может быть, пока?) разрыв между теорией и практикой перевода. Робинсон предлагает рассматривать переводчика как личность творческую, мыслящую т.е признать то, что любой переводчик, выполняя любой перевод, привносит- хочет он этого или нет- в произведение что-то и от себя.