Стефан Продев. О буквах 6 страница

Риму, укрепляющему свои и без того сильные, с точки зрения Византии, политические позиции, получающему династическое оправдание своему "праву" на объединение власти. Константинополь видел эти возможности. Поэтому, когда Цимисхий предлагает брак со своей племянницей Феофано, Оттон соглашается.

Брак наследника, Оттона II, был торжественно заключен в Риме 14 апреля 972 года. Прямая династическая связь Рима и Царьграда была установлена.

Можно только предполагать, какие политические планы вынашивала дипломатия Киевской Руси, князь Владимир, но мы знаем, что он сумел породниться с византийскими императорами. Царевна Анна, которую безуспешно сватал Оттон, стала супругой князя Владимира. Это был серьезный успех русской внешней политики. Но - родство опасное!

Свидетельства хронистов о том, что Анна построила на Руси много церквей, возможно, и справедливы, но мы очень мало знаем об Анне. Только то, что незадолго до Владимира на ее руку претендовал еще и болгарский царь Борис, которому также было отказано, и что братья Василий и Константин уговаривали сестру ехать на Русь: "Может быть обратит тобою бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны". Это две действительные причины этого политического брака. Возникает Анна и в "Корсунской легенде", мимоходом, так же как мимоходом отметил Летописец под 1011 годом ее смерть: "Преставилась Владимирова царица Анна". Однако, пожалуй, именно это отсутствие сведений дает нам возможность утверждать, что расчеты Константинополя на Анну не оправдались, а с ее смертью сошли в могилу и многие надежды Византии на "игемонию" на Руси. Утверждаю это именно потому, что о деятельности Анны на Руси нам ничего не известно. Это не парадокс.

Вернемся к системе политического брака, кровного породнения правящих династий, владетельных феодалов, высокопоставленных вельмож средневековья. Грекам, наследникам античности, хорошо было известно, что такое троянский конь. Такими "троянскими конями" и становились невесты из дворцов Царьграда. "Дары данайцев" соответственно воспитывались, получали нужное образование, у них вырабатывался круг представлений, соответствующих целям и интересам империи. Все это, конечно, очень упрощенная схема, но, не опираясь на нее, а только имея в виду, попытаемся представить себе, что представляла собою Анна, что могла вынести и принести на Русь греческая царевна из Константинополя.

У Константина VII Багрянородного был сын Роман, наследник и, по обычаю, соправитель. Отец, как было принято, женил его рано, и, разумеется, по своему выбору. Здесь ограничений не было: для багрянородного наследника все решала его "кровь". И Константин женил сына на дочери обыкновенного царьградского лавочника, трактирщика. Взял ее из-за совершенно исключительной красоты. Звали будущую императрицу Анастасо. При дворе ей дали другое имя: Феофано (явленная богом) - такой, значит, выбор, не земной. Это вторая, а точнее, первая, старшая Феофано в нашем рассказе. Феофано родила Роману Василия и Константина. Василий II и Константин VIII станут со временем императорами-соправителями. Василий жуткими казнями болгар заслужит страшное прозвище Болгаробойцы и с этим именем войдет в историю. Константин в историю не войдет. Хронисты Византии вспомнят об этом царе-соправителе, когда он умрет, и вспомнят как о развратнике, пьянице, человеке ничем всерьез не интересовавшемся, кроме ипподрома, лошадей и конских бегов, "ристалищ". Нам Константин вовсе неинтересен.

Когда Роману исполнился двадцать один год, он и его красавица жена - хронисты говорят, что прежде всего она, - стали думать о престоле. Отцу, императору Константину, шел пятьдесят пятый год, здоровье у него было отменное, и корона вполне могла миновать Романа, соправителя отца: у него подрастали наследники. Константин был отравлен. Яд ему дали в питье, а готовила это питье Феофано. Видимо, умело приготовила. Смерть свекра была быстрой и легкой. Роман стал императором. Но ему не пришлось долго править. Славный полководец Никифор Фока, одержавший несколько побед над арабами, отвоевавший у них Крит, триумфально возвращается в столицу. И у Никифора сразу устанавливаются довольно тесные отношения с Феофано. Впрочем, злые языки в столице поговаривали, что Никифор покорил ее сердце еще до своих побед над арабами... И царица приготовила мужу такой же напиток, которым не так давно напоила его отца. Императором становится Никифор Фока. Патриарх Полиевкт коронует его 16 августа 963 года в соборе святой Софии. Через месяц он же венчает Никифора и Феофано.

Все вершилось очень по-византийски. Никифор давно рвался к трону, но и в зените славы, опираясь на большое войско, он далеко не был уверен, что овладеет также и престолом. Никифор уверял своих противников и друзей, что ему тягостна его суетная слава, что единственная его мечта - уйти в монастырь. Совсем не ел мяса, постился, распахнув одежды, показывал друзьям грубую власяницу на теле, которой-де он, исполняя монашеский обет, истязает плоть...

Продолжим. Феофано оказалась более любвеобильна, чем это мог предположить ее второй супруг. В столице появился блистательный воин, умелый и удачливый военачальник, жестокий и, как мы увидим, по-византийски коварный, магистр Иоанн Цимисхий. Он только что успешно подавил мятеж феодалов, стремившихся сбросить Никифора с трона. Заметим, что это были вельможи из того же рода, что и Никифор, - Фоки. Но разгромил мятежников Иоанн отнюдь не ради царствующего императора. Отравить Никифора, скорее всего, и не пытались. Память о смерти Константина и Романа была свежа, Никифор мнителен и конечно же не доверял ни своим поварам, ни тем более своей супруге. Быт свой он обставил массой предосторожностей. На ночь оставался в укрепленном дворце, где спал в одиночестве на втором этаже. В первом этаже размещалась личная охрана, и в спальню наверх вел единственный ход через помещение караула.

И случилось так, что в глухую зимнюю ночь из окна второго этажа кто-то на крепкой веревке спустил корзину. В полной тишине нескольких вооруженных втянули наверх. Это был Цимисхий и его ближайшие друзья. Когда заговорщики пробрались в темную спальню, их охватил ужас: теплился очаг, но императора на постели не было. Решив, что заговор открыт, что они попали в ловушку, заговорщики растерялись. То ли попытаться пробиться мечами через охрану, то ли выбрасываться в окна... Но тут кто-то в неверном свете очага увидел Никифора. Фока спал на медвежьей шкуре близ огня. Императора разбудили пинком. Последнее, что он увидел в своей жизни, - это свое императорское кресло, на котором сидел Цимисхий. Один из мятежников прижал Никифора к полу, другой с маху отрубил ему голову. За окнами уже слышался шум, и тогда заговорщики выставили отрубленную голову в оконном проеме. Сбегавшиеся ко дворцу, увидев ее и лихорадочно сообразив что-то, разбегались еще быстрее, понимая, что поправить уже ничего не удастся, а следует поскорее подумать о себе...

Наутро 11 декабря 969 года Иоанн, Феофано и те, кто только что убивал Фоку, торжественно, с большой свитой прибыли в храм святой Софии. Цимисхий потребовал, чтобы патриарх немедленно венчал его короной Византийской империи. Феофано стояла рядом. Легко представить себе, чего ждала эта женщина, цинично и тонко рассчитавшая свои действия, но того, что произошло здесь, в храме, она не ожидала и не предвидела.

Услышав требование Цимисхия, патриарх Полиевкт - как-никак глава церкви - возмутился: "Венчать на царство? У тебя кровь на руках еще не обсохла, а ты, убийца, входишь в божий храм!.."

Иоанн пожал плечами: "Убивал не я" - и тут же указал на друзей, стоявших рядом с ним. "И вообще, - добавил Иоанн, - все было сделано по приказу императрицы". Такого предательства тем, кто только что рисковал жизнью ради Цимисхия, не могло привидеться и в самых страшных снах. Мы не знаем, как они вели себя в этот момент. Скорее всего, просто стояли молча, растерянные, негодующие, потерявшие дар и слова и мысли.

Патриарх понял: перед ним император и следует делать так, как угодно ему. Полиевкт прошел сугубую школу монашеского послушания и придворных интриг, он нашел выход немедленно. Весь свой гнев! патриарх обрушил на только что преданных Цимисхием друзей. Потребовал изгнания обоих. Цимисхий промолчал: грешниками распоряжается церковь. Потребовал изгнания Феофано. Цимисхий не возражал - тоже дело патриарха. Полиевкт потребовал, чтобы Феофано сослали как можно дальше, на какой-нибудь пустынный остров. И тут промолчал Цимисхий: пусть будет по его святой воле.

Феофано действительно сослали, правда не на пустынный остров, а в дальний монастырь, куда-то в Армению. Она еще вернется в столицу, но в нашей теме Феофано-старшая больше не нужна. Перед отъездом она повидалась с сыном Василием, который, по обычаю, стал соправителем Иоанна, столь молниеносно надевшего венец римских царей. Сын - будущий Василий II, при котором Русь примет крещение. Мать на прощание отлупила его по щекам.

Полиевкт надел на голову Цимисхия корону, которой недавно венчал Никифора, прочел положенные молитвы, узаконил обрядом новую власть.

Итак, царствует Иоанн, совсем по-евангельски - не успел пропеть петух, - отрекшийся от друзей, от женщины, с которой, казалось бы, накрепко связан не только кровавым убийством. В Константинополе такое вряд ли кого удивило.

Вот теперь нам станет до конца понятен отказ бесстрашного Святослава от поединка с Цимисхием: ни на йоту не верил князь в честность этого поединка, ясна и отповедь его римскому кесарю. Князь-воин разбирался в придворных "тайнах" Византии, хорошо знал своего врага, не случайно так презрительно напомнил ему про те "многие способы смерти", которые Цимисхий умел избирать для других.

Для самого Иоанна способ был избран традиционный, "семейный". Не зря мать лупила по щекам четырнадцатилетнего Василия. Как только он достиг совершеннолетия, Цимисхий получил яд в чаше вина. Яд, видимо (Феофано в ссылке), был другой, похуже. Дед и отец Василия умирали без мучений, Цимисхий же покрылся страшными и болезненными язвами, умирал тяжело.

Вот очень краткое и упрощенное изложение только одной линии придворной жизни империи. Дворцовая хроника Византии страшна и корыстна, ее политика себялюбива и коварна, ее церковь цинична и полна интриг.

Для нашего рассказа - это введение в ту придворную и семейную обстановку, в которой воспитывались будущие невесты византийского двора, будущая княгиня киевская Анна.

Она родилась 13 марта 963 года. За два дня до убийства ее отца.

Мы знаем, что Анну с детства должны были готовить к политическому браку и знаем, как осуществлялись такие браки. На какую роль предназначал Константинополь Анну, мы можем представить не по ее судьбе, о которой, повторим, почти ничего не знаем, а по судьбе той племянницы Цимисхия, которая стала женой Оттона II. Самое интересное здесь - воспитание сына, Оттона III, который осиротел и стал "императором" в четыре года. Регентом при нем была мать, Феофано, племянница Иоанна Цимисхия, императрица Священной Римской империи. Византийка воспитала его религиозным фанатиком. Временами юный Оттон, уже ставший императором без кавычек (Феофано умерла в 991 году), он предается мрачному, в духе византийской аскезы, истязанию тела, "плоти", совершает покаянные паломничества в аббатства. Он всемерно укрепляет церковь и, проводя традиционную германскую политику подчинения славянства, вооруженной рукой добивается от польского короля Болеслава учреждения в Польше римских епископий, особое внимание обращает на религиозные вопросы. Из польских земель Оттон III направился в Ахен, чтобы поклониться там праху Карла Великого. В древнем соборе Ахена царственный паломник залез прямо в склеп и, порывшись, извлек из праха реликвию - зуб Карла...

Конечно же он мечтал о создании мировой империи, "реновации" великого Рима в христианском облике. В этой политике Оттон III опирался прежде всего на западную церковь, на папу Сильвестра II, старшего друга и опору надежную, но видел и "византийское наследство". При дворе Оттона во всем примером был Константинополь. Церемониал двора - совершенно византийский. Оттон III, как и императоры второго Рима, всерьез именовал себя царем царей. При дворе зазвучали византийские титулы, появились византийские чины и византийская иерархия. Какого-то доверенного епископа, немца Бернварда, титуловали уже по-гречески: примискринием.

Наконец, Оттон отправил в Константинополь посольство: просил Василия II дать ему в жены какую-нибудь царевну.

Рассказ наш, конечно, поверхностен. В политике, а главное, в сложной жизни Европы все это можно счесть мелочами, может быть и не заслуживающими внимания. В общем историческом процессе, в становлении феодализма, завоевательных походов и жесткого внедрения христианства - идейной основы нарождающегося феодального строя - все это конечно же несущественно. Но история - это деятельность людей, и в каждом человеке, в каждой судьбе видна та эпоха, в которой живет и действует каждый - князь и смерд, воин и торговец, ремесленник и священник, дочь трактирщика.

Конечно же "троянские кони" Царьграда - не те юные и не очень юные девы, которых отправляли за море. Но и дары данайцев, троянский конь, был опасен теми, кто сидел внутри его, - воинами. Ни Феофано, которая в конце концов умерла, когда Оттону только пошел двенадцатый год, ни Анна в своем киевском тереме никак практически не могли влиять на государственную политику. Дело было не в них. И наш летописный рассказ-жалоба Анны: "Заживо хоронят" - близок к истине. В Киев, мы знаем, в эти первые дни крещения, в первые годы христианизации прибыли корсунские священники, вывезенные Владимиром из взятого им города, и "царевнины". Последние - в штате свадебного поезда Анны, вместе с ее двором - это и был византийский штаб на Руси, опорный пост империи в Киеве. И подобрано было окружение княгини обдуманно, оно и должно было обеспечить религиозное и политическое господство ромеев на Руси.

Владимир, его двор, дружина и бояре и старцы градские прекрасно понимали это. И как бы ни относился этот, правящий, Киев к христианству, какими бы ни были оттенки этого отношения, политическим целям Византии Русь противостояла достаточно сплоченно.

Позднее, с учреждением греческой митрополии, при митрополитах, греках почти без исключения, при нормах византийского канонического права, когда церковь принимала и перерабатывала канонический круг византийского права, ее культовую практику, - и тогда в вопросах влияния на русскую политику Византия не смогла добиться ничего, что шло бы вразрез интересам Руси.

Пришло и то время, когда греческая церковь смогла сохраниться только благодаря поддержке восточнохристианских церквей: болгарской, сербской и в первую очередь русской церкви. Русское государство и русская церковь щедро оказывали эту помощь греческой церкви BI пору турецкого господства.

Крещение Руси, брак Владимира с Анной - акты, продуманные всесторонне и в деталях. Частные, непервостепенно важные моменты событий тех лет попадают на страницы русских летописей, выявляя события огромного, мирового значения. Само имя, которое получает в крещении князь Владимир - Василий (оно употреблялось только в государственных актах и только в них имело значение), - имя правящего императора Византии. И переводится оно - Василий - василевс - повелитель.

Каждая деталь, сохраненная для нас Летописцем, попала на листы "Повести", чтобы показать, что и частные события декларируют факт мирового значения: в Восточной Европе сложилось могучее славянское государство, прочное не только силой князя, не только единством власти и веры, а глубокими внутренними связями, общностью языка, культуры, общностью судеб, единством народным.

"Империя Рюриковичей" (слова принадлежат К. Марксу). Маркс выделяет империю Оттона и Киевскую Русь в Европе, эпоху Владимира Святославича он называет "кульминационным пунктом" державы Рюриковичей.

"Империя Рюриковичей"

В конце X века Киевская Русь - государство, объединившее прежние племенные союзы восточных славян. Оно занимает огромную территорию - от Ладоги и Онеги на севере до устья Дуная и Таманского полуострова на юге. Достаточно рассмотреть карту Восточной Европы, чтобы увидеть органичную естественность слияния племен, населяющих земли русской равнины в единый государственный организм. Походы Игоря, от Константинополя и до берегов Каспия, походы Святослава от Волги до Дуная создали ко времени княжения Владимира державу, которую К. Маркс сопоставит в истории средневековой Европы с империей Карла Великого^*.

^* (Marx К., Engels F. Collected Works. М., 1986, vol. 15, p. 75-76.)

По мысли Маркса, империя Карла Великого предшествует образованию Франции, Германии и Италии, "империя Рюриковичей" - Польши, Литвы, Московского государства и Турции.

Киевская Русь объединила восточное славянство так, что даже в последующей феодальной раздробленности пусть в малой степени, но сохранялись и экономические и культурные связи и - в полном объеме - историческая память, предания прошлого, язык, общность духовной жизни и сознание общности территориальной, которое позволило еще в период татаро-монгольского ига начать медленное, но неуклонное собирание русских земель.

По небыстрым равнинным рекам Древней Руси шли важные пути торгового транзита Европы и Азии: знаменитый "путь из Варяг в Греки" и Волжский путь. На реках возникали города. Реки надолго останутся основными путями всяких передвижений на Руси. Зимой на санях, обозами, летом на ладьях, расшивах, стругах, шитиках, белянах, вверх и вниз, на веслах и под парусами, и тяжелой бурлацкой бечевой... По рекам пойдет крестьянский мир осваивать бескрайние леса севера, по рекам двинутся отряды землепроходцев, перевалят "Камень" - Уральский хребет, дойдут до Тихого океана.

За век до княжения Владимира, в 60-70-е годы IX века, Аб уль Касим Убайдаллах ибн Абдаллах, более известный под именем Ибн Хордадбех, в "Книге путей и государств" писал о торговых караванах, о купцах русских "от царя славян, называемого князем", которых и тогда знали по всему Каспию. Он отмечает их дорогие товары, очень ценимые на Востоке меха бобра и черных лис. "Иногда же, - пишет Хордадбех, - привозят они свои товары на верблюдах в Багдад..." Арабский же автор Ибн-Масуди утверждает, что по Черному морю, тогда его звали Русским, "никто, кроме Руси, не плавает". Если это и преувеличение, то в целом торговля здесь практически монополизирована. Русских купцов-воинов или воинов-купцов (в те времена эти понятия были трудно различимы, - караваны нуждались в охране, на чашах купеческих весов постоянно лежал меч) знали и на суровом холодном Готланде, и в знойной Армении, и в оазисах Согдианы, и на берегу Влтавы, под стенами пражского Вышеграда...

На Волге, в Итиле, русская купеческая колония занимала едва не полгорода, подворье монастыря святого Мамонта в Царьграде - "русское подворье". С Востока шли шелка и парчи, золото и медь, красители, пряности, благовония, таинственные лекарства Азии, множество предметов тогдашней тяжелой и яркой роскоши. Это товары богачей, товары знати. На Восток и Юг везли серебро и меха, воск и мед, соль и оружие (уже в те давние времена оно было предметом торговли). Караванами вели скованную "челядь" - рабов, захваченных стремительными налетами то ли боярских дружин, то ли варягов, то ли купеческих отрядов.

Ибн-Даст пишет о славянах, что они богаты, что у них множество городов, что золотые браслеты у них постоянно носят не только женщины, но и мужчины, а на женах надеты, добавляет Ибн-Даст, еще и золотые цепи, бусы из драгоценных камней. В их домашней утвари дорогие ковры, византийские шелка и бархаты, парча и сафьян.

Речь, конечно, шла не о смердах-пахарях, а о тех, кого эти смерды кормили, о тех, кому в дань ли, за купу ли - в кабальный счет займа несли те самые меха, от которых приходили в восторг на рынках Царьграда и Хивы. Но здесь зоркая купеческая оценка Ибн-Даста верна. Не ошибался он и относительно множества городов.

В конце X века городов, административных, ремесленных, торговых и оборонительных центров насчитывается 25. Через сто лет их уже 90 - рост огромный, и рост этот - показатель очень быстрого социально-экономического развития.

В основном же Русь - и тогда, и на века вперед - страна земледельческая. Пашня и луга, хлебные нивы, отвоеванные у леса, и скотоводство - основа жизни славянства. Охота, рыболовство, бортничество, как ни много значили они и в жизни и в торговле, все же вторичны. Зерно же с Днепра идет на вывоз в I веке через греческие города-государства на Черном море, в Крыму. Поселения смердов-общинников достаточно автономны. Система натурального хозяйствования обеспечивает, по сути, все потребности крестьянского мира. И нужное миру ремесло постепенно развивается не только в городе, но и в деревне. Оно простое - кузнечное, кожевенное, гончарное и т. д. Сперва обеспечивает потребности недальней округи, а затем, с развитием рынка, вступает в конкуренцию с профессиональным ремеслом городов. И города на Руси развиваются быстро, потому что они прежде всего центры ремесла и торговли. "Гардарики" - страна городов, называют Русь варяги. Со становлением христианства города превращаются в центры профессиональной культуры, ранее существовавшей в фольклорных формах в той земледельческой среде, которая создала образы былинных богатырей Ильи Муромца и пахаря Микулы Селяниновича и скоморошьи игрища, вытесывала идолов, рубила амбары и бани, терема и городские башни. Умелые мастера ковали шлемы и кольчуги, отливали и чеканили изящные украшения. Струя культуры Византии, родственных культур западного славянства, северное влияние попадают на плодородную почву. Отсюда стремительный, в первые же десятилетия после крещения, взлет письменной литературы - "книжности", каменного зодчества, искусства фрески, иконописи, миниатюры, развитие искусств прикладных: литья, ковки, чеканки, финифти.

Это период быстрого темпа развития экономики, всего народного хозяйства, всей культуры. Его не объяснить только влиянием христианства, с которым на Русь пришли многие мировоззренческие и культурные ценности, его не объяснить и только той культурной почвой, на которую были перенесены, "трансплантированы", по выражению Д. С. Лихачева, эти ценности. Дело в особенностях именно этого короткого, но чрезвычайно плодотворного периода развития государства. Интересы верхов общества и его низов в это время не знали тех резких противоречий, которые феодальное развитие вскоре обнажит. Еще не так много смердов попало в кабалу, стало холопами. Еще не так много должников-закупов, которым грозит эта кабала. Резко слабеет авторитет общинного устройства. Смерд-земледелец, порвавший с общиной, пока без труда находит место в городе, в его большом и растущем хозяйстве, строительстве, в рядах княжьих дружин. Именно в этот период решается огромной важности задача защиты Руси от набегов степных кочевников. За ордами печенегов следуют торки, за торками половцы, надолго ставшие опасным и воинственным соседом Руси.

По южной окраине государства создается в конце X века полоса защитных городов-крепостей. Это требует немалых средств и людей, тех, которые заселят эту приграничную полосу. Кабальному холопу не оборонить Русь. Города и земли по Роси, Сейму заселяются свободными людьми, они и пахари, они и воины - княжеское ополчение, прикрывающее Русь от конных набегов "степи". "Богатырские заставы" не эпическая гипербола народных сказов, а реальность древней жизни Руси, ее быт.

В это время государственная власть ведет массовое переселение, переводит на южные пахотные земли новоселов с севера Руси. Миграция населения имела множественные последствия и в социальной и в культурной сфере.

Общенациональными являются в это время задачи обороны и задачи расширения земель, обеспечения устройства торговых путей и связанные с ними задачи развития ремесел. Дани и натуральные повинности, установленные Ольгой и Владимиром, осознаются как всеобщая государственная потребность и необходимость.

Мир, община еще продолжает играть важную роль в принятии решений, касающихся его судеб: административных вопросов, практики сбора и распределения даней и налогов, взыскания "продаж"-штрафов в пользу князя за различные преступления. В городах князь и его бояре, земельные собственники и "старцы градские" вынуждены прислушиваться к голосу веча. А на вечевых площадях звучат требования городских трудовых низов, и слушает их боярство, князь со вниманием.

Основную массу населения составляют на Руси земледельцы, и многое в их жизни, в их труде определило особенности развития русского феодализма. Его становление проходило менее интенсивно, чем на Западе. Медленнее рос и не в таких резких формах проявлялся феодальный гнет. Жесткое прикрепление крестьян к земле заняло на Руси, как мы знаем, несколько веков. Огромные свободные просторы долго сдерживали крайности крепостничества. Земли было достаточно, и холоп мог заставить барина столкнуться с такой первой, начальной, но действенной формой социального протеста, как бегство. И на Руси, бывало, селениями снимались с мест, уходили на вольные "черные" земли... Так начиналась колонизация русского севера и Сибири, где крестьянство вовсе не узнало крепостного права. Крестьянский мир, случалось, умел уходить от боярской и помещичьей и прочей кабалы быстрее, чем она этот мир нагоняла.

Процесс сложен и далеко не однозначен. Ему нельзя "поставить оценку", положительную ли, отрицательную ли. Он и замедлил темп социально-экономического развития, но он же во многом объяснит нам высоту духовной и нравственной жизни Руси, патриархального мира, связанного с простыми ценностями бытия, суть глубинного понимания человека и человечества, которое выразилось в русской народной и затем в русской национальной культуре, искусстве, литературе.

Киевский период - не начало Русского государства, не начало русской культуры. Ему предшествуют несколько веков распада первобытнообщинных связей, демократии "вооруженного народа". Но киевский период - один из важнейших, он определил место Руси - России в мировой истории.

В этот период происходит и принятие христианства, религии, долгие века определявшей мировоззрение, культурные и нравственные нормы наших предков. России выпал трудный и медленный путь развития. Страшный удар татаро-монголов надолго приостановил его, порвал многие корни того, что было посеяно в Древней Руси. В XIII веке Русь прикрывала Европу, и развитие западной культуры, цивилизации, промышленное ее развитие оплачены кровью, лившейся на русских полях, долгим-долгим ханским игом. Русь осталась страной крестьянской по преимуществу, медленного развития ремесла, промышленности, страной земледельцев, напрочно привязанных к земле не столько крепостным правом, сколько самим образом жизни, самой землей.

Историческая роль Руси - в подвиге освоения громадных пространств севера, Сибири, Дальнего Востока, задача, которая решалась русским народом на протяжении десяти последующих веков.

"Узнал я истинного бога"

Владимир Святославич Великий, князь киевский, "робичич" - фигура сложная, и, прежде чем понять некоторые действия этого "христианского государя", недавно окрещенного язычника, следует попытаться представить, насколько христианским был этот государь в действительности ("Повесть", мы помним, создает весьма благочестивый образ просветившегося крещением князя).

Мы уже писали о том, как разнообразны были религиозные представления язычества на Руси. Приведем еще два примера из тех, что оказались в поле зрения Летописца. Для него, христианина, это та теневая сторона жизни, интерес к которой просто не соответствует задаче его труда, но тем не менее, рассказывая о событиях, которые для него являются достойными памяти потомства, он не раз сталкивается с верованиями славянства и волей-неволей дает им оценку. Уже рассказывая о расселении славян, летопись отметила, что их племена "имели свои обычаи и законы своих отцов".

Обычаи разнились, разнились и "законы".

Рассказ о гибели вещего Олега конечно же легендарен, но основа легенды - столкновение двух различных языческих систем верований - реальна. Олег, летопись подчеркивает это, - "вещий". То есть он - провидец, предсказатель будущего, и если он князь, а не жрец, то легенда наделяет его важнейшей жреческой функцией: предсказанием будущего. И вот варяжский конунг, правящий на Руси, Олег, сталкивается со славянским кудесником. Олегу предсказана смерть от любимого коня. Князь поверил предсказанию, оставил коня, сказав: "Никогда не сяду на него и не увижу его больше". Спустя несколько лет он поинтересовался судьбой коня. Конюх ответил, что конь умер. И Олег посмеялся над предсказанием: "Все то ложь, конь умер, а я жив". Поехал глянуть на его кости. Увидел их, еще раз посмеялся над ошибкой кудесника, наступил на череп коня: "От этого ли черепа смерть мне принять?" Тут из черепа выползла змея, ужалила князя. "От того разболелся и умер он" (912 г.).

Вещий варяг не может предугадать собственной смерти, Он насмехается над кудесником, который действительно провидит грядущее, и - наказан. Сбывается пророчество славянского волхва: его вера, "закон его отцов" истинен, варяжские верования - ложны. Насмешка над "законом отцов" - а летописный Олег дважды посмеялся над предсказанием кудесника - карается смертью.