Разбойники Черного моря

В теплых водах Средиземного моря человечество сделало первые шаги в мореплавании. Сначала на бревнах и самодельных плотах люди пытались удалиться от берега. Шло время, появились лодки, выдолбленные из ствола дерева. Первые корабли плели из тростника — на таких судах плавали в Вавилонии и Египте.
Среди народов Древнего мира наибольших успехов достигли финикийцы. Многие тайны судостроения переняли у них греки, которые научились строить крепкие и надежные корабли. Греки часто сталкивались с племенами варваров, которые жили на окраинах изученного ими мира. Первыми кораблями варваров были лодки, сшитые из шкур животных. Во время войны с галлами армия Юлия Цезаря столкнулась с венетами, которые ходили по морю на кораблях, сделанных из дуба.

Поэт Древнего Рима Авиен, описывая жизнь древних британцев, рассказывает, что «не из сосны строят они корабли, не из клена и не из ели, но чудесным образом они делают корабли из сшитых шкур, и часто на таких судах из крепкой кожи переплывают они широкие моря».

Освоив окрестности Средиземноморья, греки «открыли» Черное море. Мореходы были поражены суровостью новых земель. Они двигались вдоль берегов и не отваживались уходить в открытое море, где их утлые суда топили частые штормы. Греков путали зимние бури и дикие племена, они назвали это море Понтом Аксинским — негостеприимным. Мореходы рассказывали на родине о плаваниях по Понту, лежащему столь же далеко от их дома, как и Геракловы столпы, — на самом краю обитаемой земли.
Древнегреческие историки Страбон и Ксенофонт пишут о племени фракийцев, которые занимались прибрежным разбоем. Они нападали на корабли, которые буря выбрасывала на их берег. Стремясь как можно быстрее разграбить судно, фракийцы из разных племен часто дрались между собой за добычу. В конце концов весь берег был разделен на участки между племенами.

Но фракийцы были не очень опасны для греческих мореходов. Собственных кораблей у них не было, и они сидели на берегу в ожидании очередной бури... В горах Крымского полуострова обитали племена тавров, которых называли одними из самых отчаянных разбойников Древнего мира. Штормы часто прибивали греческие корабли к их земле, которую они называли Тавридой. Ветры и течения разбивали суда в щепы о береговые скалы. Как и фракийцы, тавры спускались к воде и подбирали оставшееся добро. Но они не довольствовались ролью обычных «собирателей», поэтому строили лодки, на которых выходили в пиратские рейды.

У тавров не было вождей, они жили общиной. Мужчины охотились или нападали на греческие корабли, женщины занимались сбором съедобных корней и ягод и воспитанием детей. На вершине горы сидел наблюдатель, следивший, не приближается ли к Тавриде корабль. Торговый путь греков проходил вдоль крымского побережья от Херсонеса до Пантикапея. Тавры нападали на греков, внезапно появляясь из укромных бухточек. Одна из них, как сообщает Страбон, была «бухта с узким входом, возле которой преимущественно устраивали свои притоны тавры, скифское племя, нападавшее на тех, кто скрывался в эту бухту; называется она бухтою Символов». В наши дни это Балаклавская бухта близ Севастополя.

Во время сражения маленькие лодки тавров охватывали греческие корабли полукольцом. Высокие борта их ладей укрывали воинов от вражеских стрел. Подойдя вплотную, тавры перепрыгивали из лодок на палубу чужого корабля. Тех, кто сопротивлялся, убивали без всякой жалости. Пленников приносили в жертву Деве — богине, которой поклонялись тавры. Греки считали, что Дева — дочь Агамемнона Ифигения. Ее занесли в Тавриду боги, и здесь она стала верховной жрицей.

Тавры убивали пленных ударом огромной дубины. Потом у трупов отрезали головы и насаживали их на шесты, которые втыкали у входа в хижины. Чем больше шестов стояло у дверей дома тавра, тем больше он почитался и уважался в племени. Нередко и среди тавров происходили стычки из-за добычи. Случалось, что после неудачного похода тавры нападали на сородичей.
Недалеко от земель тавров греки построили селение, которое вскоре разрослось и стало называться городом Херсонесом. Тавры не раз пытались им овладеть, но всякий раз встречали вооруженный отпор. К тому же в гавани всегда стояло несколько военных кораблей. Греки возвели вокруг Херсонеса прочные стены, и малочисленные отряды тавров терпели неудачи.

Греческие переселенцы прибывали в Северное Причерноморье на торговых, транспортных и военных кораблях. Местные жители чаще всего не видели подобных судов и не умели ими пользоваться, но в других местах морское дело было достаточно развито, и сами греки считали эти варварские племена опытными моряками. Скифы плавали вдоль побережья, а мелководный залив Сиваш преодолевали на лодках, сшитых из звериных шкур.

Скифы, познакомившись с кораблями греков, сами стали строить легкие суда, на которых грабили чужеземцев. Корабли их имели любопытную особенность: верхние части бортов располагались близко друг к другу, а корпус книзу расширялся. Во время шторма борт наращивался досками, образуя крышу, защищавшую судно от волн. Острые и изогнутые обводы корпуса позволяли судну приставать к берегу как кормой, так и носом. Греки называли такие корабли камарами.

Греческие города-государства воевали не только с угрюмыми скифами, но и друг с другом. Моряки с острова Лесбос во главе с тираном Милета Гистием перекрыли пролив Боспор Фракийский и захватывали в районе Византия в 494-493 годах до н. э. идущие из Понта торговые суда. Пропускали они лишь те суда, которые соглашались платить им дань.
Свою жизнь греки не представляли без моря. Великий философ Сократ писал: «Мы живем лишь на небольшой части земли от Фасиса (река Рион) до Геракловых столбов, расположившись вокруг моря, как муравьи или лягушки вокруг болота». Греки считали, что смерть находится совсем рядом с человеком — не далее, чем море за обшивкой судна. Однажды скифский мудрец Анахарсис, путешествуя на корабле, спросил у моряка, насколько толсты доски, из которых сделано судно. Тот ответил, что они толщиной в четыре пальца. «Вот и мы, — вздохнув, сказал мудрец, — на столько же отстоим от смерти».

В VШ-VI веках до н. э. началась Великая Греческая колонизация. Греки отправлялись в далекие походы, целью которых были не только торговые связи, но и пиратские разбои. Отважные и предприимчивые греческие мореходы на собственный страх и риск снаряжали корабли, набирали команды и отплывали в поисках добычи и наживы. Когда представлялся случай, они нападали на другие корабли, захватывая груз и обращая в рабство команду, грабили плохо защищенные прибрежные селения. А если сил на грабеж не хватало, начинали торговать.

Свидетельства подобных походов начинаются с гомеровских поэм и древнегреческих мифов. Поход Язона и аргонавтов в Колхиду за золотым руном — самый яркий пример удачного пиратского плавания. А сколько разбоев описано в «Одиссее»!
В 467 году до н. э. афинский стратег Аристид организовал военную экспедицию в Понт.

Другой стратег — Перикл — во главе большой эскадры триер в 437 году до н. э. отправился в Черное море, чтобы показать мощь своего флота и утвердить афинское влияние. Плутарх пишет: «Перикл, вступив в Понт с большим и прекрасно снаряженным флотом, для эллинских городов выполнил все, о чем они просили, и вообще отнесся благосклонно, а окружающим варварским племенам показал величину могущества афинян, бесстрашие и смелость, с какой они плавали, куда хотели и подчиняли себе все моря».
Во время Пелопоннесской войны 431— 404 годов до н. э. в узком месте пролива Босфор, у Христополя, афиняне взимали с каждого входящего и выходящего из Понта корабля десятипроцентную пошлину от перевозимого груза. Это был настоящий грабеж!

Это интересно!

Доподлинно неизвестно, кому первому в голову пришла идея построить корабль из досок. Хотя, например, Плиний Старший в своей «Естественной истории» разложил все по полочкам. «На корабле в Грецию прибыл впервые из Египта Данай; до того люди плавали на плотах, изобретенных в Красном море царем Эрифрой для плавания между островами». Античному историку известно, кто придумал разные предметы, необходимые для мореходства- «Направлять путь по звездам при мореплавании первыми стали финикияне; весло изобрели копы, а довели его до надлежащей ширины платеи; паруса придумал Икар, мачту и рею — Дедал; судно для перевозки конницы первыми построили самосцы и афинянин Перикл; корабль же со сплошной палубой — фасосцы. Ростру (таран) пристроил впервые к носу корабля сын Тиррена, Пизей; якорь изобрел Эвпалам, а двузубым сделал его Анахарсис; абордажные крюки и «руки» изобрел афинянин Перикл; руль изобрел Трифис. Первое морское сражение дал Минос.

Перстень Поликрата

Остров Самос лежит у берегов Ионии напротив города Милета. Его омывают воды теплого Эгейского моря. Только опытные кормчие могут провести торговые корабли в гавань Самоса в лабиринте больших и маленьких островов.
По всей Греции распространяется молва о чудесах тирана Поликрата, правящего на острове. Нигде в пределах Ойкумены нет такого величественного храма богини Геры, как на Самосе. Нигде корабли так хорошо не защищены от штормов и зимних бурь — гавань Самоса оберегает крепкий волнолом в триста локтей длиной. А еще говорят, что, когда Поликрату потребовалось провести в город водопровод, он не стал строить обводных каналов, а прорубил насквозь гору, устроив в ней тоннель длиной в тысячу шагов.

Богатства всех земель, лежащих вокруг Самоса, стекались к Поликрату. Правитель не гнушался снаряжать эскадры быстроходных кораблей, которые грабили прибрежные города, нападали на торговые суда. Ему платили дань все, кто проплывал мимо острова или останавливался на ночлег в чудесной гавани. Поликрат был властителем Эгейского моря.

...Много лет назад, когда Поликрат еще не стал тираном Самоса, он был простым пиратом. Родился Поликрат в Афинах. Его отец Эак промышлял морским разбоем и часто выходил в море на поиски добычи. Когда мальчик подрос, Эак стал брать его с собой. Трудная морская жизнь закалила юношу, он стал крепким и ловким. Именно ему Эак передал свое искусство морехода.

Когда отец умер, Поликрату было шестнадцать лет. Несколько лет он пиратствовал на море, наводя ужас на торговые флотилии. Но этот промысел не всегда давал кусок хлеба. Корабль Поликрата бесцельно блуждал по морю месяцами, не встречая желанной добычи.
Отдыхая после очередного неудачного похода, Поликрат решил обосноваться на берегу. Он открыл лавку бронзовых изделий в Афинах. Но торговля была лишь ширмой для предприимчивого разбойника. Основной своей базой он избрал остров Самос. За короткий срок Поликрат построил мощный флот, с которым совершил дерзкий набег на Египет. Правитель «страны Хапи» Амасис счел благоразумным заключить с греческим пиратом союз. Тем он избавил свои прибрежные селения от разорения.

Шли годы. Государство Поликрата на острове Самос богатело, сотни кораблей составляли военный флот тирана. Поликрат, осознавая свою мощь, решился на смелый шаг — напасть на Милет, самый богатый и укрепленный город античного мира.
На подходе к Милету его триеры встретились с кораблями острова Лесбос, который был союзником милетцев. Без страха Поликрат направил свое судно на флагманский корабль лесбосцев и сцепился с ним в абордажном бою. С мечом в одной руке и факелом в другой он ворвался на палубу вражеской триеры и поджег ее. Среди лесбосцев началась паника. Они не ожидали, что их лучший корабль будет захвачен так легко. Пираты догоняли триеры противника и безжалостно топили их. Дым и зарево от горящих кораблей Лесбоса видели в осажденном Милете. Дух защитников города был сломлен. Своего военного флота, который мог бы противостоять Поликрату, у милетцев не имелось. После непродолжительной осады город сдался и несколько дней пираты грабили город, а уходя, подожгли его.

Поликрата опасались даже правители таких сильных государств, как Персия и Финикия. Его прозвали Счастливым — за то, что любые его военные походы были удачными. Египетский царь Амасис завидовал славе Поликрата. Но он помнил о набеге пиратских орд на его страну и старался поддерживать с тираном дружеские отношения. Однажды он посоветовал Поликрату принести в жертву богам самое драгоценное, что у него есть. Тогда удача и слава никогда не минуют самосского тирана. Поликрат велел бросить в море перстень с изумрудом. Но через несколько дней рыбаки поймали рыбу, в желудке которой обнаружили царский перстень. Поликрат понял, что боги не приняли его дар. Разгневавшись, он решил поквитаться с Амасисом, который надоумил его принести перстень в жертву.

Корабли Поликрата отправились в Египет, а сам тиран предался увеселениям, чтобы поскорее забыть о суровом выборе богов. Но матросы взбунтовались. Они отказались идти на Египет и повернули корабли обратно.
Поликрат на нескольких триерах вышел в море навстречу самосскому флоту. Но удача была не на его стороне. Через несколько часов после начала боя он желал уже не наказания бунтовщиков, а собственного спасения.

С остатками флота Поликрат вернулся на остров. В голове его созрел коварный план. Его воины привели всех женщин и детей Самоса на самый большой корабль тирана. Поликрат приказал запереть их в трюм, а сам, схватив факел, вышел на палубу.
Когда корабли мятежников вошли в гавань, Поликрат трижды взмахнул факелом и объявил, что сожжет заложников, если кто-то попытается убить его. У многих мятежников на корабле тирана оказались жены и дети, и они отступили.
Но это было лишь передышкой для Поликрата. Мятежники очень кстати вспомнили, что совсем недавно тиран оскорбил спартанцев, перехватив льняной панцирь — подарок Амасиса. Чуть позже в его руки попала и прекрасная чаша для смешения вина с водой, которую Спарта послала в дар лидийскому царю Крезу.
Главари бунтовщиков отправились в Спарту и вернулись с подмогой. Огромная армия осадила Астипалейский холм, на котором был выстроен дворец Поликрата. Но недаром тиран так долго возводил замок — его стены выдержали яростные штурмы спартанцев. Озлобленные неудачей, пришельцы разграбили Самос и окрестные острова и вернулись домой.

Звезда Поликрата закатывалась. Только глупец мог теперь называть его Счастливым. От него отвернулись многие из его друзей. Набирала силу Персия. Флот Поликрата мешал ей господствовать во всем Восточном Средиземноморье. Персидский правитель Камбис подослал к тирану своего приближенного Орета, наместника в Сардахе. Перс уговорил Поликрата составить заговор против Камбиса и приехать в Сардах для обсуждения плана. Но там Поликрата схватили прямо на пристани.
...На холме близ Сардаха воины Орета соорудили огромный деревянный крест. На нем распяли Поликрата. Много дней и ночей бывший тиран, мучаясь от зноя днем и от холода ночью, томимый жаждой и голодом, висел на том кресте. Чтобы продлить страдания Счастливого Поликрата, Орет приказал смачивать его губы водой.
Посмотреть на казнь Поликрата пришли многие жители Сардаха и соседних городов. Ни у кого он не вызывал сострадания -- слишком много горя людям причинил самый знаменитый пират античного мира.

Это интересно!

Боевые корабли греков имели на носу таран, обитый медными листами, которым пробивали днище вражеского судна. Греки первыми стали строить корабли с несколькими рядами весел. Однорядное судно называлось униремой, двурядное — диремой. Основным кораблем античности называют трирему — трехрядное судно. Его изобрели в VIII веке до н.э. в Коринфе.

 

Эвмел Боспорский

Пираты настолько досаждали торговым кораблям, что против них порой приходилось бросать все военные силы государства. Нередко цари Древнего мира сами вставали во главе армии, чтобы искоренить пиратство.
Одним из таких решительных правителей был боспорский царь Эвмел. Его государство считалось сильным и могущественным. На западе боспорские земли простираются до Феодосии, на востоке — до Фанагории. Знатный милетец Археанакт основал в 480 году до н.э. город Пантикапей, который и стал столицей нового царства. Название греческому городу дали соседи-скифы, на их языке оно означало «рыбный путь».

Эвмел Боспорский старался жить в мире и согласии с соседями. Это во многом объяснялось тем, что власть в государстве он захватил незаконно: добиваясь трона, он умертвил всех своих родственников. Чтобы задобрить народ, Эвмел снизил налоги, но этого было явно недостаточно для оправдания своих злодеяний в глазах простых людей. Тогда он решил начать войну с пиратами, которые подрывали экономику Боспорского царства.
Пантикапей в те годы был крупным торговым центром, боспорские купцы посылали корабли в Афины, к южным берегам Понта. Но местные варварские племена, не желавшие мириться с чужестранцами, нападали на проходящие вдоль их берегов суда и беспощадно грабили. У варваров были целые флотилии лодок и кораблей.

Правители греческих городов на колхидском побережье и в Крыму, которые часто страдали от набегов пиратов, просили Эвмела о помощи. Боспорский царь организовал большую морскую экспедицию.
В 306 году до н.э. флот Эвмела очистил от пиратов таврическое побережье от Феодосии до Херсонеса. Множество пиратов были убиты, их лодки сожжены, а деревни сровняли с землей. Купцы, чьи корабли ходили вдоль крымских берегов, вздохнули с облегчением. Теперь можно было не дрожать за сохранность своих товаров, отправляя судно в дальнее плавание. Но Эвмел не остановился на этом и решил разгромить поселения пиратов на колхидском берегу. Там разбойничали племена ахеев и гениохов, в море они выходили на легких и маневренных лодках — камарах. Когда ахеи и гениохи возвращались в родные места, они переносили камары на своих плечах. Жили они в лесах, а когда наступало время плавания, снова несли лодки к берегу.

Вожди пиратов, напуганные решительными действиями Эвмела, сочли за лучшее действовать сообща. Решающее сражение между боспорцами и варварами произошло у города Горгиппия. Пираты были разбиты наголову.
Эвмел правил всего шесть лет, но оставил по себе добрую память, уничтожив почти всех пиратов в Черном море. Ранняя смерть Эвмела — он заразился малярией и умер — помешала ему завершить свои начинания.

Это интересно!

Как правило, судно ходило в море около пятидесяти лет, хотя бывали случаи, когда военный корабль оставался в строю до восьмидесяти. Удивительная долговечность — если помнить, что корабли в ту пору были деревянными.

Месть Цезаря

Зимой 76 года до н. э. нз Никомедии вышло торговое судно. Груз его был обычным — вино, оливковое масло, зерно. Капитан корабля надеялся выручить на Родосе, куда и направлялось судно, хорошие деньги. На корабле был всего один пассажир, но он щедро заплатил капитану, прибавив, что, если корабль быстро дойдет до Родоса, он удвоит цену.
Пассажир, молодой римский патриций, все время читал книги, декламировал стихи. Казалось, происходящее на палубе ничуть не волнует его. Это был будущий правитель Рима Гай Юлий Цезарь.

В иллирийских водах на корабль напали пираты. Четыре быстроходные пиратские триеры направились наперерез никомедийскому судну. Когда они появились из-за мыса, о бегстве не могло быть и речи. На палубу посыпались вооруженные люди. Спустившись в трюм и найдя там вино, они разразились восторженными криками. С матросами поступили жестоко — их связали попарно, спина к спине, и кинули за борт. Несколько человек попытались оказать сопротивление и тут же были убиты.

Когда разбойники добрались до кормы, они буквально оторопели. Молодой римлянин как ни в чем не бывало что-то записывал на дощечке, а перед ним на коленях стояли слуги. Врач патриция объяснил пиратам, что это Цезарь.
Имя римлянина ни о чем не говорило разбойникам. Но они поняли одно — за этого человека можно получить большой выкуп. В те времена разбойники предпочитали не убивать свои жертвы сразу, а требовать за них золото, если, конечно, у тех это золото было.

Пираты назначили выкуп за пленника в десять талантов. Но надменный Цезарь объявил им, что его голова стоит не меньше пятидесяти талантов. В те времена это было целое состояние.
Разбойники разрешили Цезарю послать нескольких слуг за деньгами, а самого патриция вместе с лекарем отправили на уединенный остров, который был базой для пиратских походов. Так будущий властитель Рима оказался в плену у иллирийских морских разбойников. Гордость Цезаря была задета. С детства он не привык терпеть унижения и замыслил жестоко отомстить пиратам, как только получит свободу.

Тридцать восемь дней провел Юлий Цезарь в плену. Все это время он вел себя на острове как хозяин — ходил где вздумается и делал что захочет, и никто не смел ему перечить. Цезарь ехал на Родос в школу красноречия Аполлония Молона, поэтому все заготовленные для философов речи пришлось выслушивать разбойникам. Посадив перед собой пиратов, Цезарь громовым голосом призывал их восстановить в Риме власть народных трибунов, рассказывал о величии собственного рода.
Если разбойники недостаточно громко выражали свое восхищение, Цезарь, не стесняясь, называл их неучами и варварами, заслуживающими веревки. Пираты терпеливо все сносили, ожидая, когда же прибудет корабль с обещанными деньгами. Когда, наконец, возвратились слуги Цезаря с выкупом, пираты вздохнули с облегчением.

Прибыв в Милет, Цезарь не стал откладывать дело в долгий ящик, немедленно снарядил корабли и вернулся на пиратский остров, чтобы поквитаться с разбойниками. А в пиратском логове вовсю шел праздник. Иллирийцы, все еще не веря, что стали обладателями таких огромных денег, разожгли на берегу костер и пировали. Многие разбойники уже напились до беспамятства и лежали прямо на песке.
Когда на берег с кораблей стали соскакивать вооруженные римляне во главе с Цезарем, разбойники не поверили своим глазам. Схватка была недолгой. Цезарь нашел на острове сокровища, награбленные разбойниками за несколько лет.

Когда римская флотилия вернулась в Милет, жители города с восторгом встретили Цезаря. Иллирийцы достаточно потрепали торговый флот Милета, капитаны боялись выходить в море без сильной охраны. И вот пришел Цезарь, который одним ударом очистил прибрежные воды от иллирийцев.
Цезарь велел распять разбойников на крестах, которые вкопали на морском берегу. Патриций медленно обошел длинный ряд крестов, взглянул в лицо каждому пирату. Затем остановился и сказал:
"Там, на острове, вы смеялись надо мной. Теперь настал мой черед смеяться. Вы еще не поняли, насколько могуч Рим. Я сделаю все, чтобы римляне были самой великой нацией в мире".

Наступала новая эпоха, когда пираты Средиземного моря уже не могли чувствовать себя безнаказанно. Им противостояли уже не отдельные мелкие государства Малой Азии, Греции и Италии, а великий и мощный Рим. Цезарь сдержал свое слово.

Это интересно!

Действиями гребцов на корабле руководил гортатор, а ритм гребле задавал флейтист. Чтобы настроиться на нужный ритм, гребцы нередко затягивали рабочую песню:

Эйя, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я!