Затормозить деятельность коры головного мозга – одна из целей «лагерной» системы. Администрация лагеря, подавляя деятельность ума у заключенного стремилась добиться такого его состояния, при котором он никаких поступков не совершал, исходя их собственного желания. Заключенный с точки зрения администрации должен был целиком и полностью переключиться на существующий в лагере регламент. Когда вставать и ложится спасть, когда работать и когда отдыхать – все определяет администрация.
Как писал Бруно Беттельхейм, заключенные наказывались даже, если смотрели куда-либо по собственному желанию. Когда человек отвыкал от того, чтобы самостоятельно принимать какие-то ни было решения, он превращался в автомат, без раздумий выполняющий приказы.
Люди, превращающиеся в подобные автоматы, уже ничего не делали, исходя из собственных побуждений. Они «полностью подчинялись обстановке и прекращали любые попытки изменить свою жизнь и свое окружение». Время, в которое они прекращали действовать, исходя из собственных побуждений, совпадало по времени, «с тем, что они переставали поднимать ноги при ходьбе – получалась характерная шаркающая походка. Наконец, они переставали смотреть вокруг, и вскоре наступала смерть».
Администрация лагеря стремилась навязать узнику позицию, при которой он замечал бы только то, что желательно администрации. Наблюдение за происходящим «исходя из своих внутренних побуждений» было запрещено под страхом смерти. Видеть и анализировать происходящее в лагере было опасно, но «совершенно необходимо для выживания».
Человек может сопротивляться воздействию до тех пор, пока у него есть возможность самостоятельно мыслить, принимать решения, трезво оценивать свои поступки. Если же деятельности ума угасает, то информация, внедряемая средой в человека, уже не встречает преграды. Человек начинает слепо перенимать навязываемые ему модели поведения. Бруно Беттельхейм писал, что некоторые узники со временем даже перенимали идеологию СС [хотя по идее, они должны были быть не согласны с идеологией СС, ведь СС искалечила их жизнь].
Бруно Б. писал, что заключенным запрещалась каким-то бы то ни было образом реагировать на происходящее. Например, если рядом надсмотрщики били кого-то, другим узником запрещался даже поворот головы. Человека целенаправленно отучали от способности приниматься самостоятельные решения.
Если человек отказывается упражняться в способность приниматься самостоятельные решения, то эта способность у него начинает атрофироваться. В результате человек становится открытым для того, чтобы принять навязанные ему извне модели поведения без критического осмысления. Там, где нет критического восприятия навязываемых моделей поведения, навязываемые модели поведения начинают восприниматься человеком как собственные.
В этом смысле можно сослаться на воспоминания Олега Волкова, жившего в условиях тотального давления. Проведя несколько лет в Соловецком концентрационном лагере, он понял, что правда жизни вовсе не такова, какой она виделась читателями официальных газет.
«Суждения, точь-в-точь воспроизводящие расхожие пропагандистские доводы газетных передовиц» он слышал после своего освобождения из уст людей, бывших знатоками в своей специальности. «И это далеко не всегда было перестраховкой, осторожностью, а отражением внушенного долголетним вдалбливанием, кулаком вколоченного признания справедливости строя и его основ. Не то чтобы люди произносили верноподданные тирады для вездесущих соглядатаев и мнящихся повсюду подслушивающих устройств: начисто отвыкнув от критического осмысления, они автоматически уверовали в повторяемое бессчетно»[6].






