Влияние марксизма на русскую философию

Отсутствие четких ответов на многие насущные вопросы конца XIX-начала XX веков было вполне закономерно, поскольку с точки зрения набиравшего тогда популярность марксизма – иррационализм и религия оказались не способны решить материальную проблему, руководствуясь нематериальными, абстрактными понятиями.

В конце XIX века именно в марксизме многим виделась некая окончательная истина. Так, из начальной народнической утопии социализм трансформировался в идеологию. Вместе с этим, русский народ в тот исторический период, применял на практике чуждые для своего мироощущения марксистские идеи.

Безусловно, такие работы Ленина как «Материализм и эмпириокритицизм», «Философские тетради», «Государство и революция» существенно дополнили и обогатили марксистскую теорию, однако в них не рассматривалась гносеологическая и онтологическая проблематика.

Своеобразной альтернативой русскому марксизму стало философско-политическое движение - евразийство. Оно зародилось в русской эмигрантской среде (в Болгарии, в 1921 году).

Представители евразийства (Трубецкой, Савицкий, Флоровский) выступали за отказ от европейской интеграции России в пользу интеграции с центральноазиатскими странами.
В этом плане евразийство представляло собой альтернативу западничеству (шире – тенденциям либерализма). Однако идеи евразийцев были практически забыты уже ко второй половине XX века.

Возрождение же этих идей связано с именем Л. Н. Гумилёва (1912-1992). Именно Гумилев, основываясь на концепции евразийства, разрабатывает свою концепцию этногенеза в книгах «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и «От Руси к России». Однако концепция Гумилева во многом не совпадала с идеями классического евразийства – он не касался их политических взглядов и, несмотря на то, что критиковал Запад, критика его не касалась ни идей либерализма, ни рыночной экономики. Тем не менее, благодаря именно Гумилеву идеи евразийцев стали получать популярность к концу XX века.

Несомненным превосходством русской философской мысли XX века является пластичное соединение академической традиции и жизненно-практического философствования.

Из многочисленных трудов Плеханова прежде всего выделяются следующие: «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895), «Основные вопросы марксизма» (1907), «Materialism militans» (1908–1910), «История русской общественной мысли» (1914), оставшаяся незавершенной.

Освещая мировоззрение Плеханова, необходимо подчеркнуть, что он был сторонником не просто материалистического, а монистического понимания истории. В соответствии с этой позицией производил монистическую корректировку идеи Маркса об определяющей роли экономических отношений в пользу выделения «основания», или субстрата этих отношений в виде географической среды. Географическая среда, определяя характер производительных сил, создает объективные предпосылки для скачкообразного развития социальной «надстройки». Отношение между «основанием», т. е. базисом и надстройкой Плеханов выразил в виде так называемой пятичленки:

«1) состояние производительных сил;

2) обусловленные им экономические отношения;

3) социально-политический строй, выросший на данной экономической „основе“;

4) определяемая частью непосредственно экономикой, а частью всем выросшим на ней социально-политическим строем психика общественного человека;

5) различные идеологии, отражающие в себе свойства этой психики».

Плеханову казалось, что эта «монистическая формула» не только «чужда эклектизма», но и «насквозь пропитана материализмом». Однако тут он впадал в заблуждение, путая монизм с иерархизмом. «Русский марксист» не замечал, что в его схеме идеология детерминирована отнюдь не экономикой, а психикой, на манер того, как это было в субъективной социологии Лаврова и Михайловского.

В соответствии со своим убеждением, что «наиболее последовательные и наиболее глубокие мыслители всегда склонялись к монизму», Плеханов проводил монистический принцип и в диалектическом материализме. Здесь он в качестве «исходного начала», или субстанции, принимал материю, наделенную такими атрибутами, как протяженность (объект) и мышление (субъект). Так он приходил к спинозизму, полагая, что и классики марксизма «в материалистический период своего развития никогда не покидали точку зрения Спинозы». Органичным дополнением спинозизма ему представлялась гносеология Канта. Поэтому в теории познания он совершал дуализацию материи на «вещь в себе» и «чувственные впечатления», или «иероглифы». Соответственного Плеханов, «вместе с Кантом», заявлял, что материя сама по себе, в качестве субстанции, нам «совершенно неизвестна». На его взгляд, это вообще «гносеологический предрассудок идеализма» — желать знать то, что такое материя помимо наших ощущений. «Вид объекта зависит от организации субъекта», — гласил основной постулат «иероглифического материализма», из которого явствовало, что под влиянием кантианства Плеханов несомненно редуцировал диалектический материализм до уровня простого сенсуализма. В этом опять-таки сказалось его родство с народнической философией. Ленин, безусловно, был далек от всякого преувеличения, когда утверждал, что «Плеханов сделал явную ошибку при изложении материализма».

Не менее упрощенно понимал Плеханов и диалектический метод, который свел к совершенно прозаической схеме «скачкообразного», «революционного» развития. При всем своем литературном таланте, он, к сожалению, не обладал достаточно глубокой философской интуицией, чтобы внести нечто новое в методологию марксизма; его уделом всегда оставалось ортодоксальное начетничество, заменявшее ему творчество

Заключение.

Философия всеединства внесла весомый вклад в развитие мировой философской мысли. Она способствовала преодолению односторонности, неполноты как материалистических, так и идеалистических систем классической философии, противопоставив им учение о целостности, органичности бытия, его несводимости к материальной или духовной основе.

Если мы теперь возьмёмся кратко сформулировать общие формальные особенности русской философии, то можно выделить такие пункты:

1. Русской философии, в отличие от европейской, и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям и определениям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности.

 2. Русская философия неразрывно связана с действительной жизнью, поэтому она часто является в виде публицистики, которая берет начало в общем духе времени, со всеми его положительными и отрицательными сторонами, со всеми его радостями и страданиями, со всем его порядком и хаосом. Поэтому среди русских очень мало философов parexellence: они есть, они гениальны, но зачастую их приходится искать среди фельетонистов, литературных критиков и теоретиков отдельных партий.

3. В связи с этой «живостью» русской философской мысли находится тот факт, что художественная литература является кладезем самобытной русской философии.

Литература.