double arrow

Курсанты Черкасского пехотного училища

(Из материалов, подготовленных Артинским краеведом М.П. Мангилевым)

 

Среди документов обнаруживаю солдатское письмо-треугольник, пожелтевшее от времени. “21 мая 1944 года. Здравствуйте, дорогие родители...” - начинается письмо Бориса Алексеевича Кузнецова на родину - в деревню Мараканово отцу. Четырех сыновей отправил Алексей Гаврилович на фронт и только от младшего иногда приходят письма. В конце письма приписка: “Часто вижу Гришку Жиганова”.

Как оказалось позже, живет Григорий Романович Жиганов в 500 метрах, а понадобилась целая жизнь, чтобы нам встретиться. Слушаю воспоминания старого солдата, записываю имена десантников, форсировавших глубоководную реку Свирь и освободивших в жестоких боях территорию Карелии от захватчиков. Читаю Книгу памяти, изданную Советом ветеранов 99-й ГВДД. От председателя Совета Н.K. Акрытова узнаю место гибели и захоронения солдата Б.А. Кузнецова. В книге не упоминаются артинцы, но они воевали в дивизии и есть живые участники славного боевого пути гвардейской десантной дивизии. Так я познакомился с группой новобранцев 1925 года рождения, направленных из Артинского района в военные училища в феврале 1943 года. В училища призвали ребят с образованием 7 классов и выше.

Черкасское пехотное училище базировалось в Свердловске, напротив мясокомбината. В нем прошли боевую подготовку в 1943 году курсанты:

Василий Ильич Батюков, Василий Дмитриевич Туканов, Григорий Романович Жигалов, Анатолий Григорьевич Милютин, Федор Николаевич Бодунов, Александр Васильевич Улатов, Григорий Григорьевич Пинчук, Владимир Николаевич Красильников, Леонид Андреевич Плотников, Иван Дмитриевич Щапов, Василий Александрович Парамонов, Иван Александрович Саламатов, Виктор Михайлович Юрин, Анатолий Михайлович Козлов, Григорий Родионович Булатов, Владимир Алексеевич Буров, Иван Михайлович Баушев, Виктор Илларионович Боталов, Георгий Федорович Токарев, Михаил Федорович Елькин, Николай Николаевич Петухов, Кузьма Андреевич Берсенев, Петр Дмитриевич Тонкое, Михаил Павлович Гусев, Анатолий Васильевич Мурдасов, Николай Никитович Тонкое, Александр Васильевич Тонкое, Иван Ефимович Коротаев, Евстафий Васильевич Снегирев, Андрей Иванович Бабушкин, Михаил Ионович Колотое, Петр Иванович Брагин, Петр Матвеевич Вилисов, Василий Федорович Кротких, Иван Степанович Могильников, Александр Александрович Булатов, Митрофан Дмитриевич Алиев, Семен Евдокимов, Василий Дмитриевич Илькин, Иван Михайлович Батуев, Автоном Евграфьевич Могильников, Петр Федорович Бабушкин, Иван Петрович Меньшиков, Владимир Михайлович Шестаков, Алексей Никандрович Конев, Иван Ильич Ильин, Петр Иванович Чебыкин, Михаил Васильевич Чебыкин, Павел Иванович Чебыкин, Алексей Михайлович Михайлов, Закий Акмалович Авхадыев, Мубин Таипов, Суфиян Садринов.

Всем им предстояло стать десантниками - учили прыжкам с парашютом, стрельбе из любого вида оружия, ведению ночного боя, ориентированию на местности и в воздухе, ведению рукопашного боя, проникновению на охраняемые объекты, умению побеждать. Эта годичная школа выживания пригодилась десантникам в боях с финнами в болотистом краю Карелии. За форсирование р. Свирь дивизия стала именоваться гвардейской и на груди каждого солдата к значку парашютиста добавился гвардейский значок. “На фронте появились новые части - солдаты маленькие, злые и все в орденах. Этих остерегайтесь...” - сообщалось тогда в финской печати. За два месяца Карелия была освобождена, дивизия выведена на отдых и переформирование, затем новое задание.

Оставшиеся в ЧПУ курсанты в ежедневной учебе постигали военное ремесло. Сданы экзамены в объеме знаний сержантов

Июль 1943 года. На Курском плацдарме нависла угроза окружения советских войск и прорыва фронта. По приказу Верховного Главнокомандующего курсанты пятнадцати училищ в срочном порядке получают новенькую форму, грузятся в вагоны и отправляются безостановочно на фронт. Остановка была лишь однажды на 10 минут в районе Казани. Подана команда съесть кашу и выпить кружку чая на столах, накрытых здесь же, на перроне вдоль всего состава, и снова в путь.

Перед Москвой движение замедлилось. Начало августа. Утро. Светает. В Электростали люди спешат на работу, останавливаются и, вытирая слезы, слушают как поют юные солдаты -мальчики, уезжающие на фронт:

- Прощай, любимый город,

Уходим завтра в море.

И ранней порой мелькнет за кормой.

Знакомый платок голубой...

Многим из них оставалось жить лишь несколько дней....

В.М. Юрин вспоминает: “На станции Козельск поступает команда выгружаться, строиться. Прибывший офицер отобрал 380 курсантов, указал, куда нам следует прибыть пешком за 120 км., и уехал на мотоцикле. Добирались кто как смог. Кто шел пешком, кто на попутной машине. Я и В.Д. Туканов заскочили в проезжающий грузовик. Хорошо едем. В кузове ящики, один сломан, проверили, что в нем - 10- килограммовые банки с тушенкой. Одну положили в вещмешок Васе, а мыло сложили мне. Спрыгнули. В следующую машину спортсмен Василий заскочил, а я сплоховал, и дороги наши разошлись на десяток лет. Пришлось идти пешком. К вечеру набрел на таких же солдат, жгут костер и пекут картошку, угостили меня. Один из солдат сходил на поле боя и принес немецкий ручной пулемет с патронами. Так мы вооружились. Из курсантов сформировали стрелковый батальон, прошли недельный курс молодого бойца и первый наш бой был за город Карачаев. В зоне наступления - противотанковые рвы. На танках удалось проскочить через траншеи, заполненные телами расстрелянных жителей, так и получилось, что мертвые помогли освободить город. После первого боя в батальоне осталась одна треть состава, но этот костяк, как заговоренный, выживал и в последующих боях, пережил семь пополнений и четырех командиров батальона. На слух знали, куда упадет снаряд. Глаз в пути постоянно высматривал, где можно спрятаться в случае опасности. Слух был настолько натренирован, что, идя с книгами из библиотеки домой уже после демобилизации, упал в грязный кювет, услышав гудение проводов.

Однажды, продвигаясь по заданию вдоль опушки леса, услышал свое имя, зовет боец, подхожу: “Ты звал?” В ответ: “Он звал”- и показывает на раненого на телеге. Узнаю земляка Е.В. Снегирева. На голой окровавленной груди рой мух, Евстафий потерял сознание.

До санчасти 1,5 км. и нужно преодолеть открытое поле, солдат боится. Вырвал у него вожжи, прогнал полем до леса, а солдатик бегом за повозкой. В лесу передал лошадь и наказал: «Не доставишь раненого - семь шкур спущу». Снова были бои, ранение, лечение в госпитале, инвалидность, пенсия 30 руб. Как фронтовик, был принят на подготовительные курсы, зачислен в институт на технический факультет, после расформирования которого перешел на строительный. Стипендия 60 руб., начинаются экзамены, а мне пора ложиться в госпиталь, взял академический отпуск поправить здоровье. В центре картографии предложили сделать перевод немецких секретных карт, за что хорошо платили. Днем учеба, ночью переводы”.

Рассказывает А.И. Бабушкин: "Я на попутной машине добрался к ночи в населенный пункт, в темноте слышал, прокричали: “Тонков”. Утром, когда прибыли курсанты Тонковы, сказал им, что слышал ночью их фамилию. Оказалось, что в части служит связист Тонков, который утром уехал по заданию. Снова на попутной машине догнали ездового Тонкова Никиту - отца Коли и дядю Саши. Командир разрешил родственникам остаться в их части". Через пять дней командир рангом выше выпроводил ребят. По дороге на фронт Тонковы были приняты в артиллерийскую батарею. Разведчик Тонков А.В. захоронен в Латвии. Тонков Н.Н. вернулся с Победой, живет в Первоуральске. Бабушкин Андрей Иванович с 9 сентября 1943 года считается убитым. Пуля попала в глаз и вышла за ухом. Домой ушла похоронка. А в это время в госпитале Андрея подлечили и направили продолжать службу в трудармии, после очередного осложнения инвалидом вернулся домой в Сухановку, где и живет по сей день.

Оставшиеся курсанты ЧПУ продолжали учебу, получили младшие офицерские звания и были направлены в воинские подразделения. Один из них, З.А. Авхадыев, направлен на третий Белорусский фронт. Свой первый бой во главе расчета с противо-танковыми ружьями принял против немецких танков. Вместо пехотинцев заняли оборону. Связист установил телефон. Командир роты запросил обстановку, а ситуация была такова - по полю двигались в их сторону колонны танков. Авхадыев дал координаты и получил приказ зарыться. Артиллерия поработала отлично, но и своих засыпала. Один солдат погиб, остальных откопали. На груди Закия Акмалевича появился первый орден. О каждом курсанте Черкасского пехотного можно писать повесть, они были самыми грамотными людьми, составляли золотой фонд нашего района. Война распорядилась их судьбами. Многие остались на полях сражений. Домой вернулись израненные, покалеченные физически и морально. Жизнь и после войны не баловала фронтовиков, но они жили и работали, показывая пример стойкости духа, нравственности, и за это им низкий поклон от всех нас.

 

Матери войны

Как надо любить свою семью, свою Родину, чтобы онемевшая от безжалостных ударов войны нежная душа женщины превратилась в стальной клинок, не знающий устали и пощады в достижении победы над врагами. Современным женщинам, особенно девушкам, трудно сегодня это понять, как можно в голоде и холоде, полностью презрев личные интересы, желания и мечты о беззаботной благополучной жизни, работать сутками на всех «мужских работах».

Все жили ожиданием весточки со всех фронтов: «Жив, здоров, чего и вам желаю». И не было выше счастья и дороже простых слов. Глаза у матерей загорались каким-то особым светом и смотрели как бы внутрь себя, полные тихого счастья и удовлетворения. А все вокруг вдруг притихали и смотрели на счастливицу, получившую весточку с фронта, глазами, старались не спугнуть эту редкую минуту.

А еще радовались, глядя на своих 12-15-летних мальчишек, работающих на тракторах, комбайнах, в цехах завода, звали их и в шутку и всерьез не Ваня, а Иван Васильевич: «А как вы думаете, Иван Васильевич, это будет правильно?»

Да, - уверенно отвечал Иван Васильевич, стоящий у станка на подставке, потому как не дотягивался, и чувствовал себя мужчиной, и уже не позволял себе никаких вольностей.

Женщин-бойцов было большинство. Но были и другие. Когда весь ужас войны обрушился на хрупкие плечи, которые всегда оберегал любящий мужчина, их душа дрогнула и сжалась от боли и неуверенности за будущее своей семьи. Муж ушел на войну, а она, не умеющая самостоятельно принимать решения и просто жить без посторонней помощи, должна была, кроме свалившихся на ее плечи забот о семье, отправлять в горнило войны своих взрослых детей одного за другим. Она не имела специальности и никогда нигде не работала до войны, кроме домашнего хозяйства. Она умела быть прекрасной хозяйкой, любящей матерью, для которой весь смысл жизни заключался в ее боготворимой ею семье. Потеряв все это, она плакала всеми днями и ночами. Война отнимала у такой женщины все. Такой была мать моего друга Геннадия Гребнева. Вряд ли многие в Артях знают Гребневский переулок, где до войны на углу, на нижней стороне улицы Ленина и этого переулка жили две семьи Гребневых. Это семья Ивана Ивановича, его жены Зои и двух их детей - Михаила и Геннадия. А в самом переулке стоял флигелек, где жили старики Гребневы. Иван Иванович работал бухгалтером на Артинском, тогда косном, Заводе. Был самодеятельным артистом в нашем рабочем клубе, играл, между прочим, героев-любовников. В него нельзя было не влюбиться. Жена его Зоя была, конечно, беззаветно влюблена в него, боготворила его и очень уважала. Зоя любила и сыновей - Мишу и Геннадия - и дня не могла прожить без них. Они ей платили такой же любовью и послушанием. Она думала: так и будет всегда.

Тут начались тревожные события на востоке страны, финская война, и женщина всем своим нутром почувствовала угрозу своей счастливой безмятежной жизни. Так оно и случилось. 1941-й черным горем обрушился на страну, в том числе и на семью Гребневых. Ушел на фронт Иван Иванович и его старший сын Миша, а затем и Геннадий. Одна за другой стали приходить похоронки, и все Гребневы погибли на фронтах Отечественной войны. Зоя не смогла оправиться от этих жестоких ударов проклятой войны и все плакала. И, как свеча, постепенно истаяла и умерла от горя. Она умела быть только любящей женой и матерью, но, увы, не бойцом за свое счастье. Она также пала от войны, как ее жертва. И еще неизвестно, чей путь был горше к концу человеческой жизни: солдата на фронте или ее Скорбный путь. Почти все женщины Артей, зажав себе сердце в кулак, волокли на себе заботы семьи. Они, умаявшись на работе, были добытчиками пропитания для семьи, дров, корма для домашнего скота, без которого и есть-то было нечего.

Такой женщиной была моя теща Федорова Екатерина Матвеевна. Она еще до войны потеряла мужа и осталась с двумя детьми на руках. Жила семья тогда в городе Калинине, ныне Твери. Сыну Толе было 9, а дочери Зое - 5 лет. Жила трудно, учила детей, бралась за любую работу, чтобы заработать. Да и в юности жила в крестьянской семье, умела и могла делать все. Постепенно у нее сложился характер борца с расчетом только на себя. Когда грянула война, Толя ушел на фронт, а Зоя еще училась в школе. Екатерина Матвеевна не один месяц проработала землекопом на строительстве оборонительных сооружений на дальних подступах к Москве. За два-три дня до оккупации города немцами, бросив квартиру и все имущество, бежали в деревню к родственникам. Обратно вернулись лишь после освобождения Калинина. Дом сгорел, и ничего не осталось.

А в деревне, оккупированной немцами, жизнь была не только тяжелой, но и опасной. Но выжили благодаря необычайному мужеству и находчивости Екатерины Матвеевны. Пришла похоронка. "Толя пал смертью храбрых при освобождении Калининской области. Сколько надо было душевных сил пережить такой удар! Она человек благородный, предельно честный и необычайно добрый. Я ее всегда любил и уважал, как свою маму. Она приехала к нам после рождения нашего с Зоей сына Саши и оставшуюся жизнь жила в нашей семье. Это она вынянчила и практически воспитала всех троих наших детей, давая нам работать в школе. Это она готовила всю еду и вела все домашнее хозяйство. Мы были за ней, как за каменной стеной. Прожила она 99 лет и 9 месяцев. Мы всегда с благодарностью вспоминаем ее и сегодня чуть ли не по каждому поводу. Добрым словом вспоминают ее и наши соседи.

Бойцом и организатором высокого класса была и моя мама - Юрина Анна Захаровна. Она до войны была домашней хозяйкой. Отец ушел на фронт, а она начала работать учителем русского языка в школе. Затем ее назначили уполномоченным по приему эвакуированных из г. Ленинграда, инспектором бюро по выдаче хлебных и продовольственных карточек. Затем была назначена в райфинотдел, переведена инспектором по выдаче госпособий. Исходила весь район. Ее знали в каждой деревне. Бывает, и понегодует на что-нибудь, а то и поплачет, чтобы никто не видел, даже мы, и снова вперед. Ее вспоминают до сих пор все, кто с ней работал, добрым, словом. Затем на фронт ушел я, а вскоре в летное училище был направлен мой брат Валентин. Судьба миловала нашу семью. Отец в 45-м вернулся домой, я вернулся инвалидом войны в 44-м году, а вот Валентину не повезло. Облучился при испытании водородной бомбы и преждевременно умер от радиации.

Честь и хвала ныне живым и покойным матерям войны, наша любовь и глубокое уважение в Международный день матери да и во все времена во веки веков.

Жил такой парень

 

Осенью 1937 года я начал учиться в 5 классе Артинской средней школы № 1. Где-то в октябре мне классная руководительница посадила за парту мальчишку и сказала: «Он исключен из школы № 2 за плохое поведение на уроке. Не знаю, кто кого у вас будет воспитывать». Это был Анатолий Милютин, как потом выяснилось, безвинно попавший в хулиганы, так как, совершенно не имея слуха и обладая зычным голосом, на уроке пения «уводил» весь класс с мелодии во время хорового пения, чем и вызывал постоянное раздражение учителя пения, которая думала, что он это делает нарочно. Мы с ним скоро подружились. Он был сирота и воспитывался вместе с братом Георгием в многодетной семье Буровой Варвары Алексеевны, которая воспитывала детей одна, без мужа. Жили в Серебровке. Толя часто бывал в нашей семье. Так мы с ним и просидели за одной партой почти все школьные годы.

Вместе вступили в комсомол. Все яснее стал прорисовываться в Толе характер лидера. Он чувствовал себя уверенно и среди ребят пользовался уважением. И совершенно не случайно вскоре стал секретарем школьной комсомольской организации.

Наш класс был сборный — состоял из поселковских и деревенских ребят. В то время средняя школа в районе была лишь в поселке. Я всегда с благодарностью вспоминаю наших мудрых учителей, которые не навязывали безапеляционного своего видения проблемы, мира, а постоянно понуждали нас к дискуссии, поиску истины, хотя сами были очень молоды. Вспоминаю, как-то на уроке литературы при изучении «Евгения Онегина» А. С. Пушкина при обсуждении образа Евгения разгорелся спор. Наша учительница Вахрушева Анна Ивановна пыталась вмешаться. Но спор шел настолько жарко и заинтересованно, что выступающие соскакивали с мест и громко заявляли о своем мнении. Анна Ивановна попыталась вставить свое официальное мнение, на что выступающий Толя ей сказал: «А Вы, Анна Ивановна, садитесь и не мешайте искать истину!». Это было сказано таким властным тоном, что учительница опешила и послушно села на свое учительское место. В классе наступила тишина от неожиданности ситуации. Потом Анна Ивановна тихо сказала: «Спасибо, ребята, за урок». А Толя, до ужаса смущенный, попросил прощения за резкость. Он был увлекающийся до самозабвения, и делал все от души, без задней мысли, иногда и бестактно, за что потом сильно переживал.

Так мы духовно и физически взрослели и учились иметь свое мнение по каждой проблеме и отстаивать его.

Война стояла на пороге. Мы все ушли в лыжный спорт, плавание, стрельбу, военную подготовку. Изучали трактор, химическую и санитарную подготовку. Школьный комсомол жестко спрашивал с каждого комсомольца за учебу, дисциплину. Класс практически учился на «хорошо» по всем предметам. Комитет комсомола значил в жизни ребят в школе не меньше педсовета. В воздухе стояла тревога, и все говорило о близкой войне. Мы учились все брать на себя, не уходить от трудностей и не жаловаться на них. Учились обходиться своими силами.

И ВОТ ОНО ГОРЕ — 41-Й! Толя с комитетом комсомола помогает Василию Захаровичу Разумкову, директору школы, мобилизовать ребят на уборку хлеба, картофеля в колхозах района, и мы сами работали в колхозе все лето по осень. Вот мы уже и в 10-м классе. Кончился 1942-й год, и мы решили вместо 10-го идти на фронт.
Подали заявления в РК ВЛКСМ о призыве в армию, где нам сказали: «Ждите, когда потребуется — позовем». Взрослые мужчины района почти все были уже на фронте, и мы оставались как бы старшими, что воспитало в нас чувство ответственности за семью, страну, за дела в школе, в подшефном колхозе «2-я Пятилетка». И мы считали, что наше место тоже на фронте, если мы патриоты, а не трусы и подонки. Это чувство личной ответственности Толя, да и все мы пронесли через всю жизнь. Так потом и жили по принципу: «А кто, если не я?».

В феврале 1943-го исполнили нашу просьбу, и все мы, юноши 1925 года нашей школы, да и всего района, с незаконченным средним образованием были направлены в эвакуированное из города Черкассы пехотное училище, которое тогда дислоцировалось в городе Свердловске. Хотя никто и не знал в училище о прежней комсомольской работе Толи, но его на комсомольском собрании роты интуитивно избрали секретарем комсомольской организации роты. Чувство самодисциплины, приобретенное в школе, помогло нам быстро адаптироваться к жизни училища. Толя остался верен себе. Со всей страстью и прямотой обвинило на партийно-комсомольском собрании училища старшину роты в краже мыла. Это не принято в армии, и на него зашикали офицеры батальона. Но генерал-майор Кокарев, начальник училища, поддержал Толю и не дал его в обиду. Однако когда из училища отправляли в воздушно-десантные войска два батальона из семи, Толю «ушли» в первую очередь, так и разошлись наши с Толей фронтовые дороги. Десантники еще стояли в Монино и Акрихине под Москвой, а мы уже в июле 43-го сражались на Курской дуге.

Но мы с ним связи не теряли. И шли наши письма трудно с Брянского и 2-го Белорусского фронтов на Кольский перешеек, где воевал тогда Толя, где и был ранен. Затем был ранен я, и писали мы друг другу из санбатов и госпиталей. Толя поправился раньше и был направлен в контрразведку Беломорского военного округа, а в 1944-м в августе был демобилизован и приехал домой.

Кончилась война, и Толю направили на работу в облбытпром Свердловской области. А я тогда уже учился в индустриальном институте города Свердловска, и спали мы с ним на одной кровати в институтском общежитии. Жилья у Толи не было, кроме кабинета, в котором он работал, иногда и спал. Толя разъезжал по предприятиям облбытпрома по всей области, был и в Артях. Секретарь райкома партии Карягин приметил его и пригласил на работу в родной район. Вскоре Толя был избран первым секретарем Артинского райкома комсомола. Затем вернулся и я с учебы в индустриальном со второго курса стройфака в академический отпуск, и стал работать инспектором отдела культуры райисполкома. Однако оба мы снова работали с молодежью.

Мы, да и не только мы, а очень многие фронтовики решили учиться и получить специальность. Нам тогда было все по плечу. Толя поступил в Московский университет и успешно закончил юридический факультет по специальности «международное право». Ну а я закончил Свердловский институт иностранных языков, учась заочно. И тогда мы вместе решали все жизненные вопросы. Оба мы обзавелись семьями, только я раньше, а он позднее. Толя был направлен на работу в парткабинет комитета госбезопасности страны, а позднее на оперативную работу в отдел науки, где и работал до пенсии.

Толя, еще будучи студентом, считал своим долгом помочь брату. Он привез Георгия в Москву, определил его в вечернюю школу. Затем Георгий поступил на физический факультет Московского университета и получил редкую специальность — акустика. Работал с НИИ и заводами над проблемой снижения уровня шумов при движении подводных лодок в подводном положении.

Сегодня, увы, ни Толи, ни Георгия нет в живых. Но осталась Толина жена Лилия Николаевна — преподаватель кафедры русского языка Московского университета, его дочь Наташа — оба с мужем журналисты, и любимейший внук Антон. И осталась глубокая память о Толе в сердцах его друзей и товарищей.

Толя, как и все фронтовики, походившие рядом со смертью, был очень добр к людям.

Как вы видите, вся жизнь моего незабвенного друга Толи является ярчайшим примером служения Родине и своему народу. Он был компанейским парнем, очень доступным и справедливым. Он никогда и нигде не
посрамил ни школы №1, где учился, ни земли артинской, которую очень и
очень любил. Пусть юноши, обдумывающие дальнейшее житье, возьмут с
него пример и сделают свою судьбу сами. Как он.






Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: