Некоторые основные черты экономики и социальных отношений в Аттике VI В. До Н. Э

I. Экономическое развитие Аттики

Выше мы пытались определить в общих чертах территорию трех областей Аттики VI в. до н. э. и наметить существо и особенности партий этого времени. Понятно, что сказанного по этому вопросу недостаточно, что значение политических группировок будет рисоваться не вполне отчетливо, если мы не попытаемся установить главные социальные противоречия эпохи, придающие ей специфический отпечаток, если не постараемся выяснить хотя бы некоторые основные моменты в характере экономического развития Аттики, отчасти обусловливавшие, отчасти усиливавшие эти противоречия.

Для понимания общих условий труда населения Аттики имеет значение та картина, которую набрасывает Солон в своем первом стихотворении 1. Он проводит мысль (о ней будет сказано подробнее ниже — см. стр. 159 ch.) о стремлении людей к корысти, об их деятельности, направленной к получению прибыли, и о том, что в этих стремлениях и этой деятельности нет ни предела, ни таких результатов, которые можно было бы предвидеть. Часть произведения, предшествующая характеристике различ-

1 R. Lattimore. The First Elegy of Solon.— AJPh, LXVIII, 1947. Автор дает подробный разбор элегии, хотя и с иной точки зрения, чем в настоящей работе; ср. также W. Jäger. Paideia. Die Formung des griechischen Menschen, I. Berlin und Leipzig, 1934, стр. 193, особенно стр. 198—200. Йегер рассматривает элегию с точки зрения ее морально-философского содержания и как выражение «ионического» или «аттического» духа, вне связи с социальной историей эпохи.

159

ных занятий, посвящена развитию мысли о неизбежности возмездия тем, кто творит обиды в своих усилиях приобрести богатство (1, стк. 7—32). Но это положение приводит автора к выводу, отличающемуся глубоким пессимизмом: все люди, как добрые, так и плохие, тешатся пустыми надеждами, пока не случится с ними что-либо дурное (1, стк. 33—36). Непосредственным введением к перечислению занятий служат строки о неимущем, которого угнетают «труды бедности» и которому все же кажется, что он сможет приобрести большие деньги (1, стк. 41—42). И эти мечты бедняка рассматриваются автором под тем же углом зрения, что и надежды тяжелого больного на выздоровление или представление труса о себе как о храбреце (1, стк. 37—40). Через заключительную часть стихотворения (1, стк. 63—76) проходит мысль о бессилии людей предвидеть плоды своей деятельности, об их беспредельной жажде наживы и о губительном возмездии, посылаемом им Зевсом. Таким образом, содержание произведения до некоторой степени противоречиво: с одной стороны, перед нами идея возмездия за несправедливости, за обиды, с другой — мысль о великой жестокой пагубе (ατη), которая может постигнуть каждого, как доброго, так и злого. Образ Аты, как и многие другие представления и эпитеты у Солона, тот же, что и в эпосе, где Ата — великая дочь Зевса, губительная, всех вводящая в заблуждение2. Интересующая нас характеристика занятий людей является иллюстрацией не первой, но второй мысли.

Каждый усердно трудится по-разному, каждый, даже бедняк, мечтает о богатстве, но человек не может знать, достигнет ли он поставленной цели, и боги иной раз посылают удачу вовсе не заслуживающему ее. Пути, на которых стараются достичь этой удачи, Солон указывает такие: морские путешествия, земледелие, мастерство обработки драгоценных металлов, ремесло поэта, профессия предсказателя и деятельность врача. Понятно, что поэт называет лишь немногие из существовавших профессий—те, на примере которых он может проиллюстрировать свою мысль3. Все же некоторые детали этого перечисле-

2 Ср. Sol., 1, 68; 1,75; 3,35; II., II, 111; VIII, 237; XIX, 91 и др.
3 Sol., 1,43—62; ср. с многочисленными ремеслами, упоминаемыми в «Илиаде» и «Одиссее»; E. Buchholz. Die homerischen Realien, Bd· II. Leipzig, 1881, стр. 188 сл.

160

нпя представляют интерес. Солон говорит об опасных странствованиях по морю, волнуемому бурными ветрами; вероятно, он имеет в виду и торговлю, когда моряк — в то же время и купец (έμπορος), но, может быть, не только этот случай, а и другие, например, перевозку клади и пр. В описании морского дела выступает момент риска и неверности прибыли, которой жаждет моряк, подвергая свою жизнь опасности. В профессии земледельца подчеркивается другое: тяжесть его труда, несмотря на обычные и для Солона эпитеты земли (πιων, πυροφόρος и др.). Как слуга (λατρεύει) должен земледелец весь год, работая кривым плугом, очищать землю 4.

Поэтически обрисованы другие специальности — «дары Афины и многоискусного Гефеста» 5, т. е. тонкое уменье работы с золотом и серебром, создающее «чудесные произведения», мастерство поэта, знающего «размер прелестного искусства», и предсказателя, способного издалека увидеть грозящее человеку зло. Но и его искусство обманчиво: никакое гадание по полету птиц, никакие жертвы не могут спасти человека от злой судьбы (1,стк. 55—56). Также и труд врача не всегда увенчивается успехом, и здесь нет ничего верного: из малого недомогания развивается великая болезнь, которую не могут исцелить никакие лекарства, и, наоборот, иногда тяжелобольной выздоравливает от простого прикосновения руки. Таким образом, все занятия, часто связанные с риском для жизни, с тяжелым физическим трудом или требующие специальных знаний и навыков, не представляют какой-то прочной опоры в жизни. И эта мысль делается понятной, если мы вспомним состояние Греции в то время. Солон писал тогда, когда традиционные, казалось бы, прочно налаженные отношения стали быстро разлагаться, когда представителям привычных профессий пришлось столкнуться с новыми условиями, когда исконные формы натурального хозяйства стали до некоторой степени изменяться в результате распространения денежного обращения и развития обмена, когда и традиционные основы мировоззрения, давно

4 А. Доватур. Повествовательный и научный стиль Геродота, стр. 62. Трудно только согласиться с утверждением автора, что в этом стихе Солона содержится указание на арендаторов — гектеморов в изображении 5Αθ. π., 2, 2.
6 Od., VI, 232 сл.; XXIII, 160—161.

161

сложившиеся взгляды на человека и окружающий его мир начали подвергаться все более острой критике.

Общефилософские идеи Солона, как и других поэтов VII—VI вв. до н. э., в значительной мере формировались под впечатлением общественно-экономической и политической действительности этого времени. Зрелище стихийной игры сил, непонятных человеку; но имевших решающее значение для его благополучия и даже жизни, впечатление от быстрого накопления неслыханных богатств, делавших баловня богов вершителем судеб государства, и от внезапного сокрушительного падения людей, пользовавшихся властью и богатством и, казалось бы, обладавших всеми условиями для счастья, не могло не оказать воздействия на умонастроение современников. Последние легко могли прийти к мысли о том, что несчастье и возмездие постигают не только виновных, но и невинных, что не человеческие усилия, но Мойра определяет жизненный путь и успех человека, что она может послать удачу дурному и привести к гибели стремящегося к улучшению своей участи6. Общее сознание неустойчивости положения, возможности и близости крупных перемен в политической и социально-экономической области находили свое выражение не только в изображении тревожного состояния полиса, в поэтическом раздумье об его судьбах, но и в размышлениях о плодах настойчивого и разумного труда людей, об их усилиях взобраться на вершину материального благополучия и о частой неудаче этих попыток.

Социально-политическая борьба в Аттике VI в. теснейшим образом связана с переменами в сфере экономики. Это не значит, что мы можем преувеличивать масштабы этих перемен и представлять их себе по образцу экономических переворотов нового времени.

В этом отношении заслуживает внимания и в настоящее время характеристика «социальных и политических изменений, промышленности и денежного хозяйства, демоса и гражданства», которую дал Э. Мейер 7. Знакомясь с пей, читатель замечает своеобразное сочетание верных наблюдений и выводов и привнесенных в глубокую древность понятий и противоречий, присущих обществу нового времени. Мы не будем еще раз говорить о том, о чем писали у

6 Ср. Theogn., I, 373.
7 E. Meyer. Geschichte des Altertums, Bd. Ill, стр. 504.

162

нас неоднократно, — о модернизации экономики ранней Греции в целом (развитая индустрия, фабричный способ производства, определение местных рыночных цен конъюнктурой на мировом рынке и пр.). Для последующего изложения важно указать на некоторые более частные явления и способ их объяснения автором.

Задолженность едва ли была лишь или даже главным образом результатом развития товарного производства и денежного хозяйства 8. Суровое долговое право существовало в Аттике и раньше, как оно существовало у народов, относительно которых не может быть и речи о «фабричном» производстве и развитом денежном хозяйстве0. Кредитор продавал должника на чужбину, как думает Э. Мейер, потому, что имел в распоряжении в большом количестве рабочую силу. Но источники не содержат данных о большом притоке рабов в Аттику в VI в. и их широком использовании в хозяйстве, а наличие местных рабочих из крестьян, задолжавших землевладельцу, трудно примирить с утверждением относительно развития денежного хозяйства и индустрии; оно указывает скорее на неразвитость экономики, чем на ее прогресс.

Торговля могла быть средством обогащения, но опять-таки и это обстоятельство говорит о недостаточном развитии товарного производства, так как только при большой разнице в ценах товаров на разных рынках, иногда даже не очень удаленных друг от друга, возможно было получать крупную прибыль. Э. Мейер толкует также чересчур широко слова Солона (Sol., 23, 20—21) в том смысле, что масса народа требовала раздела земли и ликвидации крупных имений 10. В общем же цельная и яркая характеристика Э. Мейера мало содействует пониманию специфики экономического развития Греции в рассматриваемый период.

VI век или даже середина этого столетия являются, по мнению некоторых исследователей, гранью в экономической

8 E. Meyer. Geschichte des Altertums, 13d. III, стр. 593. Э. Мейер, правда, замечает (стр. 594), что не было недостатка в насильственных актах, несправедливых судебных приговорах и пр., но все же главным фактором в процессе разорения крестьян, арендаторов и т. д. в его изложении является экономический переворот (там же).
9 A. H. Post. Grundriss der ethnologischen Jurisprudenz, Bd. I. Oldenburg u. Leipzig, 1894, стр. 363 сл.; Bd. II, 1895, стр. 559 сл.
10 E. Meyer. Geschichte des Altertums, Bd. III, стр. 603.

163

истории античного мира. Хайхельхайм, например, полагает, что после 560 г. перед нами раскрывается новая картина п. Большая утонченность (Verfeinerung), дифференциация и индивидуализация, заметные уже раньше в некоторых странах с особо благоприятными условиями, получают сильное распространение как фактор постепенной, хотя и непредвиденной, но решающей интенсификации хозяйственной структуры. И если автор на первое место выдвигает роль отдельных деятелей — приблизительно одновременное появление таких личностей, как Писистрат, Крез, Амасис, Аркесилай, Клисфен, Поликрат, Кир, Дарий, Эзра и Неемия, — все же из дальнейшего изложения можно понять, что VI век был, по его мнению, временем возникновения новых экономических форм эллинского полисного стиля, который в Vb. получил уже только окончательное развитие.

Понятно, что принимать такую дату, как около 560 г., для всего огромного и бесконечно разнообразного грековарварского мира едва ли возможно. Думается, что для отдельных стран этого мира начало нового этапа экономического развития было различно. Вспомним, например, реорганизацию Персидского государства при Дарии в конце VI в. или судьбы Междуречья в конце VII — начале VI в. Реформы Дария знаменуют существенные изменения в экономической структуре великой Персидской державы. С другой стороны, частноправовые документы позднеассирийской, нововавилонской и персидской эпох позволяют констатировать непрерывное существование весьма сходных социально-экономических явлений на протяжении двух столетий. Также и для Египта указанную грань приходится искать раньше, уже в VII в., в связи с концом ассирийского господства и установлением власти Саисской династии.

Даже для Греции в целом 560 г. едва ли может считаться началом новой хозяйственной эпохи (ср. положение Коринфа, Эгины, Спарты и др.). Да и относительно Афин эта дата подтверждается главным образом применительно к развитию торговли, ремесла и денежного обращения. Таким образом, в определении Хайхельхаймом грани рассматриваемого им периода можно усмотреть чересчур