II. Социальные отношения

О Солоне, его личности, законодательной и поэтической деятельности существует обширная и во многом поучительная литература. Мы не претендуем здесь на то, чтобы еще раз пересматривать данные источников по этим вопросам, вновь пытаться характеризовать древнего законодателя и поэта. Но для понимания особенностей социальной и политической борьбы последующего за реформами Солона периода совершенно необходимо использовать тот исключительно ценный исторический материал, который содержится в лирике конца VII — начала V в. до н. э., и прежде всего в стихотворениях самого реформатора. Мы должны попытаться выяснить на основании этого материала главные черты общества, вовлеченного в быстрый поток развития, претерпевающего разительные изменения в своей социально-экономической и политической структуре, в своей культурной жизни.

Но поэзию Солона не приходится рассматривать изолированно, так же как нельзя изучать историю Аттики вне связи с историей других областей Греции. Поэтому в дальнейшем следует сопоставить его высказывания, характеризующие обстановку в Аттике, с размышлениями, увещаниями и призывами других поэтов-лириков, в частности Феогнида.

174

Трудности датировки отдельных частей сборника элегий, которые были приписаны последнему, очень велики. В наиболее значительных работах, посвященных ему, современные исследователи идут разными путями: одни 28 приходят к скептическому выводу о невозможности определить первоначальное ядро, которое относится ко времени жизни древнего поэта, другие (Якоби, Каррьер)20 считают возможным выделить это ядро при помощи изучения истории текста в древности и использования ряда других признаков. Однако нельзя сказать, чтобы этот путь привел к желанной цели: наслоений так много, они так перемешались с элементами первоначального произведения, что вполне убедительно восстановить Ur-Theognis, с уверенностью сказать, что принадлежит Феогниду и что — позднейшим авторам, так же трудно, как решить подобную задачу по отношению к басням Эзопа, поэмам Гомера или многим произведениям древнеиндийской литературы. Это обстоятельство, конечно, затрудняет использование того ценного материала, который содержат элегии Феогнида, но оно не должно служить непреодолимой помехой для этого использования. Если даже мы далеко не всегда можем быть уверены, что данный стих действительно принадлежит мегарскому поэту, то все же (сходство в характеристике социальных и политических ^отношений и особенности моральных воззрений позволяет сопоставить этот не поддающийся точному разделению на разновременные части сборник с произведениями, несомненно дошедшими до пас от VII — VI вв.

От стихотворений других лириков, и прежде всего от Алкея, сохранились по большей части фрагменты, общий смысл которых часто восстанавливается с трудом и не одинаковым образом. Но и это не должно отталкивать от привлечения к сравнительному изучению их поэтических образов, их страстных откликов на кипевшую вокруг них жизнь с ее противоречиями и борьбой. Стараясь уловить сходство в произведениях различных представителей древнегреческой лирической поэзии, мы не должны

28 J. Kroll. Thcognis-Interprctationen.— «Philologus», Suppl., Bd. XXIX, II. I, стр. 269 сл.
29 F. Jacoby. Theognis.— «Sitzungsberichte der Berliner Akademie der Wissenschaften», Phil.-hist. Klasse, 1931, X, стр. 90 сл.; J. Carrière. Théognis de Mégare. Étude sur le Recueil élégiaque atlribué à ce poète. Paris, 1948, стр. 93 сл.

175

упускать из виду и различия во времени, внешних условиях и умонастроении ее творцов. Впрочем, для решения задачи, поставленной в настоящей главе, — характеристики общей обстановки, сложившейся в полисе VI в., и конкретизации представления об основных факторах социального развития — сходство имеет более существенное значение, чем различия.

Первое, что замечает читатель при ознакомлении с греческой лирикой VI в.,— это та громадная роль, которую играет в греческом обществе богатство: на нем сосредоточены помыслы множества людей, отношение к нему оказывается решающим моментом для определения взглядов и нравственного характера того или иного лица,

«Никогда впоследствии власть денег не выступала в такой первобытно грубой и насильственной форме, как в этот период их юности», — писал Ф. Энгельс, имея в виду интересующую нас эпоху греческой истории 30. В этих словах Энгельса метко указана черта ранней эпохи истории Аттики. Конечно, в позднейшие периоды античности происходит дальнейшее развитие товарного производства, наблюдается еще более яркое проявление власти денег, но никогда, пожалуй, эта власть не производила такого сильного впечатления на умы людей, никогда это впечатление не было так связано с общими морально-философскими и религиозными воззрениями, как в VI в. до н. э.

Ф. Энгельс ставил своей задачей выяснить условия возникновения и сущность государства. Поэтому он намечает лишь главные моменты в социально-экономическом развитии афинского общества при переходе его от родового строя к классовому, при возникновении политической организации. Привлекая но возможности широкий круг источников, мы можем представить себе еще более конкрет· но эту «власть денег», ее отражение в сознании людей той эпохи. В этом отношении лирика является незаменимым, источником, и в то же время она может служить надежным критерием при оценке известий позднейших авторов.

Прежде всего, бросается в глаза обилие терминов, обозначающих богатство, жажду наживы, постоянные упоминания о стремлении людей к обладанию богатством, Όλβος, πολύς ολβος, πλούτος, άφθονος πλούτος, χρηματα,

Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства.—К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 21, стр. 110.

176

περιώσια χρήματα, κόρος, αφενός, κτέανον, φιλαργυρία, φιλοκτήμων (άνήρ), κέρδος, άβρα (παθειν)— это только в стихотворениях Солона. Остановимся на значении некоторых из них.

Значение ολβος, όλβιος подробно выяснено А. И. Доватуром 31. В то время как в Дельфах этому выражению придавали значение прочного счастья человека, распространяющегося даже на его потомство, в эпосе (чаще, чем в этом значении), у Геродота и, что особенно существенно, в стихотворениях Солона эти слова имеют более материальный смысл. Их содержание в общем совпадает с тем, которое вкладывает в понятие ολβος автор-лексикограф Гесихий 32.

Αφενός — слово поэтической речи 33. Περιώσιον у Гомера имеет иной смысл («безмерный», «чудовищный»), чем у лириков или у Фукидида, у которого этот термин играет большую роль 34. Κόρος означает пресыщение, но в эпосе это — пресыщение сном, любовью, горькими рыданиями 35, у Солона же это — пресыщение богатством, порождающее наглость 36. Κέρδος в эпосе также не имеет прямой связи с богатством или наживой 37 (за исключением прилагательного κερδαλεόφρων) 38 — и означает «польза», «совет», «хитрый замысел».

Через все творчество Солона проходит мысль о непреодолимом стремлении людей к богатству, невеселые размышления о последствиях, к которым приводит это стремление. Граждане послушны деньгам 39. Никто ни знает, что принесут они их владельцу (Sol., 1, 65—66). Разница между людьми лишь в степени этого стремления к богатству. И сам автор признается, что он желает, чтобы боги дали ему богатство (όλβον,— 1,3), что он стремится к деньгам, но только таким, которые дают боги, которые не приобретаются несправедливым путем (1, 7).

31 А. Доватур. Повествовательный и научный стиль Геродота, стр. 102 сл.
32 Hesych., s. v. όλβος πλούτος, χρήμα, τιμή, а прилагательное όλβιος означает πλούσιος, ευδαίμων ό διά του δλου βίου μακαριστός.
33 Il., I, 171; Od., XIV, 99.
34 Thuc., I, 22. 
35 Il., ΧΙIΙ, 636; Od., IV, 103.
36 Sol., 3, 34; 4, 6; 5, 9.
37 Il., XXIII, 709; Od., XXIII, 140; XVI, 311.
38 Il., I, 149.
39 Sol., 3, 6; впрочем, см. выше, стр. 121.

177

Не положено людям никакого предела в их стремлении приобретать богатства (1, 71). Те из нас, кто много уже имеет в жизни, жаждут приобрести вдвое больше (1,72сл.) 40. Надежда на великое богатство (πολυν ολβον) побуждает к действию тех, кто еще не имеет ничего (23, 14). И хотя никто не может унести с собой свое добро в Аид, все же люди пылко стремятся к большому богатству. Это богатство состоит в обладании серебром и золотом, приносящей богатый урожай пшеницы землей, конями и мулами, в возможности угождать «чреву, бокам и ногам» (14, 3 сл.). Бессмертные боги ниспослали людям стремление к корысти (1, 74). Поэт пишет о богатстве, которое послушно несправедливым делам (1, 12; ср. 3, 11). Жажда богатства и злонравие неразрывно соединены в представлении автора. Человек, любящий богатство (φιλοκτήμων), в то же время оказывается и зломыслящим (24, 21,— κακοφραδής). Богатство противопоставляется добродетели (4, 11).

С этим неустанным стремлением к богатству и власти связана и тревожная обстановка взаимного недоверия, ненависти, борьбы в полисе. Из-за этой вражды горячо любимый полис (πολυήρατον άστυ) гибнет в столкновениях, любезных сердцу тех, кто творит несправедливости (3, 21—22). Люди не щадят ни храмового, ни государственного достояния, идут на воровство и грабеж (3, 12 сл.; ср. 23, 13), не хранят священных основ Дике. Там, где царит беззаконие, «господствуют несогласия, раздоры и наглость» (3, 38; 1, 1G: ύβρεως εργα; 3, 36: ύπερηφανία), а из всего содержания лирики Солона видно, что до Эвномии еще далеко. Автор горячо призывает сограждан смирить гордое сердце, обуздать в себе корыстолюбие и высокомерие, которое сопутствует ему, но читатель чувствует, что призывы эти ос таются втуне. Обогащаются дурные люди, а добрые терпят нужду (4, 9 сл.). Нет ничего утешительного в том, что за нанесение обиды, по мнению автора, расплачиваются невинные дети или род обидчика (1, 31). У вождей демоса и у богатых разум несправедливый, надменный, жестокий (3, 7; 4, 7; 8, 6; 23, 15). Люди, гоняясь за деньгами,. совершают наглые и дерзкие дела (1, 11, — ύβρεως), а великая наглость родит множество обид (3, 8) 41. Но сама

40 Ср. Theogn., I, 227—232.
41 Эбелинг (H. Ebeling. Lexicon, II. Lipsiae,

178

эта наглость — результат пресыщения (благами) у тех людей, которые не обладают здоровым рассудком (5, 10). Высокомерие связано с корыстолюбием (4, 4).

И реформы законодателя не внесли успокоения в эту общественную среду, напоминающую взбудораженный улей: по-прежнему множество недовольных, по-прежнему проявляется гнев (23, 1(5), раздражение, на реформатора бросают косые взгляды и т. д.

В этой обстановке жадной погони за деньгами и властью развертывается ожесточенная социальная борьба. Силы, которые ведут эту борьбу, выступают в лирике Солона достаточно определенно. Их две: с одной стороны, богатые и знатные, те, кто располагал властью и поразительным богатством, «великие мужи» (10, 3), «более могущественные и превосходящие силой» (25, 4: оσοι δέ μείζους και βίαν άμείνονες), которые губят полис; с другой — демос. Солон сравнительно редко употребляет те социальные термины, которыми пестрят элегии Феогнида (см. ниже), но характеристика борющихся сторон у него очень яркая. Именно к первым относятся слова о людях с надменным разумом. Они пресыщены множеством богатств (4, 6), дающих возможность вести роскошную жизнь (14, 1 сл.). В их руках сила и деньги (5, 3; ср. 14, 7).

Труднее решить вопрос о том, кого разумеет Солон под демосом. Термин δήμος, как известно, многозначен 42.

У Геродота, например, он употребляется для обозначения: 1) народа в противоположность царю; 2) простого народа в противоположность высшим классам 43; 3) в политическом смысле — афинского народного собрания 44; 4) демократического государственного устройства; 5) единиц местного самоуправления — аттических демов 45.

Можно ли в стихотворениях Солона отождествлять демос с теми, о ком говорит поэт, рисуя известную картину полного порабощения бедняков (3,23)? Многие из них идут на чужую сторону, проданные в рабство, влача позорные

1880, s. v. ύ'βρις) так определяет содержание этого понятия у Гомера: superbia sive iniuria cum coiitumelia et petulaiitia coniuncta. Это определение подходит и для содержания данного термина у Солона.
42 E. Powell. A Lexicon to Herodotus, s. v.
43 Her., I, 93; I, 196.
44 Her., V, 06; V, 69; VI, 104 и др.
45 Her., I, 60; V, 69; V, 74 и др.

179

цепи (24,3 сл.). Мать — черная Земля, прежде рабыня — ныне свободна. Солон вернул в родные Афины многих проданных на чужбину, бежавших от долгового рабства (24,9 сл.) и забывших родную речь. Он освободил также в Аттике находившихся в позорном рабстве и трепетавших перед своими господами. При ближайшем рассмотрении приходится ответить отрицательно на поставленный выше вопрос.

Слово «демос» мы встречаем в произведениях Солона 9 раз, прилагательное δημόσιος — 2 раза. Присмотримся, в какой связи употребляется этот термин. В одном из фрагментов (5, 1 сл.) говорится о том, что Солон предоставил демосу достаточно прав (γέρας), не отнимая у него почета, но и не давая лишнего. Демосу здесь противопоставляются те, кто владеет силой и поразительным богатством. Далее следует известное сравнение позиции автора с тем, кто своим могучим щитом прикрывает и тех и других, не давая ни той, ни другой стороне несправедливой победы (5, 5—6), кто, как столб на спорном поле, стоит на меже (25,8—9). Ту же противоположность между демосом и мужами, губящими город, мы находим и в 10, 3 — 4.

Солон ставил себе в заслугу, что он сдержал демос, чего не сделал бы другой на его месте (24, 22; 45, 6). Положение демоса сильно улучшилось благодаря деятельности Солона (25, 1 сл., упрек в неуместности стремлений демоса?). Демос имеет вождей, которые заслуживают, с точки зрения поэта, сурового порицания. Солон в сильных выражениях клеймит хозяйничанье этих вождей, их наглость (υβρις), ненасытную жажду богатства, несправедливые деяния, в результате чего всему государству грозит неизбежное бедствие, злое рабство, междоусобная брань, которая погубит много юных жизней. Далее автор прибавляет: «подобное зло творится в демосе». Обычный перевод этого выражения (έν δήμο>) — «в родной земле» 46. Но противопоставление (μεν.....δέ) скорее относится не к словам έν δήμο) и γη αλλοδαπή, а к словам έν δήμω и τών δέ πενιχρών 47. Таким образом, в состав демоса не входят эти

46 Аристотель. Афинская полития, пер. С. И. Радцига. М., 1937, стр. 168; I. М. Linforth. Solon the Athenian. Berkley, 1919, стр 143 (см. Sol. 3, 23 сл.).
47 Cp. E. Meyer. Geschichte des Altertums, Bd. III, стр. 595, прим. 1.

180

бедняки, проданные в рабство в чужую землю или же изнывавшие под игом рабства на родине (24, 14). Демос — свободные граждане, не принадлежавшие к высшему классу,— очевидно, в значительной мере городское население. Раздоры и столкновения происходят, по словам Солона, на улицах «мпоголюбимого города» (3,21—22). К этому демосу обращены и горькие упреки автора по поводу того, что неразумие граждан дало возможность тирану захватить власть (10, 3—4).

Мы не должны представлять себе демос VI в. до н. э. как массу обнищавших, задавленных нуждой и произволом знати людей. Трудно думать, что эта масса бедняков, только что освободившаяся от рабства или от тяжелой зависимости, дружно и упорно требовала бы самых радикальных реформ — передела земли и уничтожения долгов, которых, кстати сказать, и тиран, якобы поддерживаемый этой массой (Plut., Sol., 13), так и не провел. Нельзя предполагать, что уже в этот ранний период имущественная дифференциация привела к наличию таких партий, как всемогущая знать, обладавшая легендарными богатствами, и неимущий πλήθος, подобный πλήθος`у IV в.

Мы не можем не прийти к мысли, что демос и в это время не стоял на самой низкой ступени в современном ему обществе, что подобно тому, как в V в., в период его господства, знатные роды продолжали находиться на исторической авансцене, а много ниже демоса, с точки зрения государственного и частного права, стояли метеки и рабы, так и в VI в., помимо демоса, вступившего в борьбу с аристократией, можно обнаружить другой слой населения, находившийся в гораздо худшем положении, чем масса афинского гражданства. В Аттике раннего периода это были зависимые люди, стоявшие на грани рабства, те бедняки (πενιχροί), жалкое положение которых так живо изобразил Солон.

Там, где Солон выходит за рамки города и говорит о положении «Черной земли» (24, 5), перед нами не борьба партий, но угнетение имущими беспомощных бедняков.

В третьей элегии Солона (Эвномия) и в фрагменте 24-ом речь идет о двоякого рода явлениях. Во-первых, говорится о том, что происходит в городе. Действующие лица — демос или «горожане», их вожди. Обстановка в

181

городе напряженная: демосу грозит порабощение48, междоусобная война, в которой может погибнуть много юных жизней 49. Во-вторых, поэт касается положения бедняков, проданных в рабство «в позорных оковах» или находящихся в рабском состоянии у себя дома 50. Различие в том, что в 3-й элегии изображается невыносимое положение в государстве и указывается выход из него — Эвномия (господство права), а в 24-ом фрагменте поэт оглядывается на то, что он совершил, и обрисовывает свою трудную позицию между борющимися сторонами (24, 27: он подобен волку, окруженному многими псами).

Можно ли предполагать, что большая часть крестьянства превратилась в эту полностью экспроприированную массу должников, продававших своих детей в рабство и самих превращавшихся в рабов, что, «кроме разоряемых, порабощаемых и порабощенных крестьян, существовала все более уменьшавшаяся прослойка свободных крестьян, владевших еще своим наделом» 51? Можно ли думать, что только сисахфия Солона создала слой средних (или мелких) землевладельцев, «становящихся с этого времени социальной опорой афинского полиса» 52? Но ведь эти свободные крестьяне (даже и после реформ Солона) должны были быть озабочены лишь тем, как бы удержаться на своем наделе, как бы не поддаться гнетущей силе ростовщиков-землевладельцев. Где же было им думать об участии в политической жизни, о борьбе против всемогущей знати?

Положение освобожденных от рабства не могло измениться в такой мере к лучшему в течение нескольких десятилетий после выступления Солона, так как знать продолжала занимать господствующее положение, продолжала сохранять многие свои привилегии. Иначе говоря, демос состоял не столько из бедных и находившихся еще недавно в полной зависимости от знати земледельцев, вроде того, о котором говорится в «Афинской политии»

48 δουλοσύνη — в политическом смысле во всех трех случаях, когда употреблено это слово: 3, 18; 8, 4; 10, 4; ср. δουλοσύνη в таком же смысле у Геродота: Her., I, 129; 164; IX, 90 и др.
49 Sol., 3, 5—22; 24, 18—27; особенно ср. 3, 20 и 24, 25.
50 Sol., 3, 23—25, здесь текст обрывается; 24, 3—17.
51 К. М. Колобова и Л. М. Глускина. Очерки истории древней Греции. Л., 1958, стр. 115 (курсив мой.— К.З.).
52 В. С. Сергеев. История древней Греции, стр. 169.

182

(16, 6) и который, обрабатывая каменистую почву своего участка, получал от него только «горе и муки», или из батраков, но скорее преимущественно из городского населения, хотя отнюдь не из «городского пролетариата» 53, а из торговцев, ремесленников различных категорий и различного имущественного положения, составлявших заметную часть населения Афин, а также из землевладельцев хоры, не принадлежавших к знати, но и не входивших в категорию πενιχροί.

Собственно, для вывода относительно численности должников-землевладельцев у нас нет твердой основы. Правда, Солон говорит, что «Мать-Черная Земля» была рабыней прежде, ныне же свободная, что он снял с нее долговые камни, поставленные во многих местах (24, 6: όρους άνεΐλον πολλαχη πεπηγότας), что он вернул на родину многих (πολλούς) проданных в рабство должников и пр., но этого, как нам кажется, недостаточно, чтобы сделать вывод о порабощении большей части сельского населения, о его чуть ли не поголовном разорении. Ведь перед нами поэтическое произведение со всеми присущими ему средствами художественной изобразительности, притом появившееся в разгар политической борьбы и проникнутое горячим убеждением в правильности позиции автора. К характеристике положения той или иной из противных сторон приходится подходить очень осторожно, не считать заранее, что она полностью соответствует действительности.

Далее. Слова πολλάχη или πολλοί еще не дают нам права рисовать ту картину беспощадного разорения крестьянства, какую мы находим в некоторых исторических работах нового времени. Можно было бы сказать, что приведенная фраза относительно долговых камней (οροι) подходила бы и к характеристике положения в IV в. (от которого до нас дошло больше 200 долговых камней, составлявших, конечно, только часть тех, которые были поставлены 54). Однако и для этого времени у нас нет данных, чтобы говорить о полном разорении (не говоря уже о порабощении) земледельцев. Да и вообще для предположения о том, что процесс экспроприации земли у крестьян дважды происходил (с решающим результатом) в одной

53 F. Cornelius. Dio Tyrannis..., стр. 16.
54 См. М. I. Finley. Studies in Land and Credit in Ancient Athens. New Brunswick — New Jersey, 1951. стр. 182.

183

стране на протяжении всего только двух веков, едва ли есть достаточное основание. Это не значит, что следует отвергнуть сообщения источников относительно древнеаттического долгового рабства: они заслуживают самого тщательного рассмотрения (см. ниже).

Возвращаясь к вопросу о демосе, мы должны отметить характерную черту в изображении Солона: поэт подчеркивает активность, настойчивые стремления демоса. Он говорит, что другой не сдержал бы его (24, 22; 25, 6), очевидно, имея в виду возможность возникновения тирании. Солон считает, что он предоставил демосу такой почет, какой следует, что если демос получит слишком много, то это приведет к плохим последствиям (5, 7 сл.), что из-за неразумия демоса (10, 3—4) ему грозит рабство под властью одного человека. Но демос действует несамостоятельно: во главе его стоят вожди (3, 7; 5, 6), стремящиеся к личным выгодам и обогащению и, очевидно, увлекающие демос своей демагогией (3, 5—6).

Таким образом, в произведениях, написанных одним из главных деятелей эпохи и восстанавливающих перед нашими глазами волнующую картину острых противоречий общества, ищущего на различных путях разрешения этих противоречий, выступают два момента: 1) демос противостоит знати, он требует улучшения своей участи; 2) демос стремится добиться этого, не выдвигая вождей из своей среды, но идя за теми вождями, несомненно из эвпатридов, которые подают ему надежду на осуществление его упований, хотя в действительности думают о достижении личной власти, об успехе в борьбе с другими вождями. Категорическое утверждение Сили, что классовая борьба не дает ключа к политической истории архаических Афин55, противоречит данным источников: на самом деле в произведениях лирических поэтов и даже в той части рассказа Геродота, где он пишет о событиях VI в., живо чувствуется атмосфера ожесточенной классовой борьбы, результат длительной практики произвола и угнетения, накопившегося озлобления и страстного желания улучшить свое положение. Не следует только усматривать классовые противоречия там, где их в действительности не было: в соперничестве вождей родов, выходивших из той же самой, классово однородной среды. Эти противоречия были