Песня «Вниз по матушке по Волге» и ее инсценировка

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДРАМЫ

 

В составе всех известных нам «разбойничьих» пьес имеется песня «Вниз по матушке по Волге». В одних она играет определяющую композиционную роль, в других, где превалируют моменты романические, роль песни сведена к эпизоду, однако и здесь она оказывает известное воздействие на развитие действия. В этом ее принципиальное отличие от других песен, вошедших в драму и играющих главным образом развлекательную роль (песни во время пирушек) или сопровождающих и комментирующих отдельные действия (похороны разбойников, отъезды атамана, выход героини и т. д.).

Это заставляет рассматривать тексты разбойничьих драм как варианты, генетически связанные с песней «Вниз по матушке по Волге».

Инсценировка песни «Вниз по матушке по Волге» явилась тем зерном, из которого выросла и развилась народная драма «Лодка», вся дальнейшая история которой связана с театром и литературой XIX в.

В песеннике Н.М. Лопатина¹² текст песни «Вниз по матушке по Волге» снабжен следующим примечанием: «Старинная волжская песня. Ее поют часто и солдаты. При начале этой песни запевало изображает атамана шайки, а кто-нибудь из хора, обыкновенно с басистым голосом, есаула. Исполнению песни предшествует диалог между атаманом и есаулом о местности, представлявшейся им при плавании». Примерно в таком же виде зафиксировали игру в «Лодку» и более ранние свидетельства. Мы уже цитировали воспоминания А.Е. Измайлова. К тем же ранним годам (1814—1819) относятся и воспоминания моего прадеда В.Ф. Крупянского. По возвращении русских войск из Парижа полк, в котором служил В.Ф. Крупян-ский, был расквартирован в Верхнеднепровском уезде Екатеринославской губ. В один из зимних вечеров (как можно полагать, это были рождественские святки 1815 г.) В.Ф. Крупянский проездом остановился у одного из местных помещиков, который решил развлечь своих гостей. «В одно мгновение, — пишет В. Ф. Крупянский, —... явились песенники с запевалами, свистками, трещотками, точно в каком-нибудь эскадроне или роте... Песенники составили картину, сели в лодку, запели «Вниз по матушке по Волге». Тут один краснобай из песенников отличался, играя роль разбойничьего атамана, удивительный был бы актер»¹³.

Несколько позже А.С. Грибоедов в очерке «Загородная поездка» пишет о виденной им инсценировке песни «Вниз по матушке по Волге»: «Молодые певцы присели на дерн и дружно грянули в ладоши, подражая мерным ударам весел; двое на ногах оставались: атаман и есаул. Былые времена! Как живо воскрешает вас в моей памяти эта народная игра...»¹⁴ Редактор произведений А.С. Грибоедова И.А. Шляпкин комментирует это сообщение: «Это целое мимическое представление — поход Разина по Волге — давалось обыкновенно зимою. Я, уроженец местности, близкой к Парголову (близ Петербурга), помню, как мужики, одетые в красные рубахи, с косами за поясом садились на полу по двое, как бы в лодке, и, мерно ударяя в ладоши, пели песни, а между тем атаман и есаул вели разговор о местностях, якобы представлявшихся им при плавании, и о добыче. Теперь это совершенно исчезло»¹⁵. К сожалению, в этих сведениях нет текста песни, и мы не можем сказать, какой первоначальный вариант лег в основу народной инсценировки.

Песня «Вниз по матушке по Волге» возникла, по предположению исследователей¹⁶, во второй половине XVIII в. в городской купеческой среде, в подражание «Разбойничьей» песне (о Разине) с использованием ее зачина. Наиболее ранние публикации ее — в песенниках XVIII в. Чулкова и Прача-Львова.

И.Н. Розанов в статье «Песни о гостином сыне¹⁷ рассматривает эволюцию этой песни. Первоначально возникшая в среде купечества, песня «Вниз по матушке по Волге», по его утверждению, постепенно приспосабливалась к другой среде. Уже в Глазуновском песеннике конца XVIII в. (1799 г.) опущены характерные детали, указывающие на принадлежность «хозяина» лодки к купечеству («На картузе козыречек, сам отецкий он сыночек»), не упоминается о дочке хозяина подворья. В последующих песенниках выветривание сословно-купеческих черт идет дальше, главным образом по линии сокращения описания наряда хозяина лодки (например, песенник Гурьянова, 1835 г.). С течением времени песня приобрела массовый характер и встречается в большом числе песенников XIX и XX вв. В инсценировке при значительной устойчивости словесного текста песня подверглась коренному переосмыслению. Разбойничья трактовка сюжета, изображение хозяина лодки разбойником, раскрывается прежде всего в мимической игре. Традиционность этой игры отмечена почти всеми собирателями: очерчивается круг, атаман и есаул стоят, гребцы рассаживаются по местам и подражают гребле. Эта сцена сложилась под несомненным воздействием традиционного разбойничьего фольклора, в частности песен о Степане Разине. Например, в песнях о «сынке» Разин предчувствует гибель своего сына и спешит к нему на помощь:

Как на утренней заре, вдоль по Каме по реке,

Вдоль по Каме по реке легка лодочка идет.

В лодочке гребцов, ровно двести молодцов.

Сосреди лодки хозяин, Сенька Разин атаман...¹⁸

Еще ближе к игре в «Лодку» описание разбойничьей лодки - в безымянной молодецкой песне о девице на разбойничьем судне¹⁹.

Мимическое представление песни «Вниз по матушке по Волге», по-видимому, еще в ранних текстах осмыслялось как поход Разина по Волге (на это указывают А.С. Грибоедов, И.А. Шляпкин, Е.Т. Соловьев). В записи Е.Т. Соловьева (№ 1) на вопрос хозяина дома к атаману, кто он, атаман отвечает: «Я Стенька Разин!» Диалог атамана с есаулом, прерывающий пение, еще более подчеркивает разбойничью трактовку сюжета:

Атаман: Что там видишь?

Есаул: Черни.

Атаман: Какие там черти?

Я сам знаю, что в водах черти,

В горах черви,

В лесах сучки,

В городах полицейские крючки,

Хочут нас, добрых молодцов, ловить,

В железо ковать

И в каторжные работы отсылать²⁰.

Любопытную аналогию мы встречаем в одном из официальных документов XVII в., отрывок из которого приведен Н. Аристовым. Стрелец Бугаев «жаловался, что от бояр и немцев стрельцам нигде житья нет, отнимают у них жалованье, бьют на тяжелой работе: «На Москве бояре, в Азове немцы, в земле черви, в воде черти!»»²¹ Употребление этой формулы в официальной бумаге, несомненно, указывает на ее широкое распространение и дает некоторые основания предполагать существование, быть может, уже в XVII в. самостоятельной драматической сценки между атаманом и есаулом. Однако судить о характере и содержании этого представления весьма трудно. Гипотеза, выдвинутая В.Н. Всеволодским-Гернгроссом²² о существовании в XVII в., а может быть и в конце XVI в., «Лодки» как инсценировки разбойничьей песни, более старой, чем песня «Вниз по матушке по Волге», мне кажется необоснованной. Возникает вопрос, почему же текст, легший в основу инсценировки, не удержан ни одной из известных нам записей, в то время как песня «Вниз по матушке по Волге» сохраняется устойчиво во всех текстах. Предполагаю, что игра в «Лодку» связана непосредственно с текстом песни «Вниз по матушке по Волге» и возникла не ранее середины XVIII в.

По типу представления песенная инсценировка «Лодки» родственна традиционным играм-хороводам типа «Игумен», «В жену и мужа», «В коням» и т. д. Имеется любопытное указание, правда единичное, что песня «Вниз по матушке по Волге» разыгрывалась как хороводная: хор подражал движению весел руками, на мгновение размыкая цепь хоровода. В хоре были и девушки, есаул был буффом, отпускавшим разные шуточки и комментировавшим выбор атаманом «девицы». В финале атаман и девица внутри хора плясали русскую под гармонь²³. Если подобное использование песни «Вниз по матушке по Волге» как хороводной явление единичное и позднейшее, то все же оно говорит о художественной природе драмы «Лодка», созданной по типу народных игрищ.

Изменение функций, переключение произведения из одной жанровой категории в другую, в связи с чем зачастую качественно изменяется само произведение, — явление в фольклоре нередкое. Можно указать и на пьесу «Маврух» (запись Н.Е. Ончукова в 1905—1907 гг.). В основе это пародия на церковное отпевание, по форме и приемам аналогичная шутовскому «отпеванию» покойника в сценках, разыгрываемых ряжеными и имеющих глубокую народную традицию. Эта сцена осложнилась привлечением аналогичной по теме песни-баллады «Смерть и погребение Мальбрука», что превратило ее в более разработанное сюжетно сценическое представление. Таким образом, и здесь мы встречаемся с игровым использованием балладной по содержанию песни.