Тексты первоначальной редакции

К первоначальной редакции драмы мы относим, помимо текстов драматизированной песни, и те более осложненные варианты, в которых песня «Вниз по матушке по Волге» играет стержневую, организующую роль34. В такой редакции «Лодка» бытовала в XIX в. наряду с ее осложненными версиями и испытала ряд влияний.

Нам представляется, что первоначальное осложнение песенного сюжета было вызвано приурочением игры в «Лодку», как и других пьес, к святкам³⁵. Так, в ряде текстов первоначальной редакции представление открывается вступительной песней, играющей роль зачина:

Ты позволь, позволь, хозяин,

В нову горенку зайти,

Слово вымолвити...

и сопровождается предложением хозяину дома посмотреть представление. Такой же характер носит и концовка пьесы. Конец песни — причаливание лодки к Аленину подворью — подвергся в драме переосмыслению соответственно общей разбойничьей трактовке сюжета в целом. Со словами:

Приворачивай, ребята,

Ко крутому бережечку...

разбойничья ватага пристает к берегу для «наживы»:

Атаман: Что, братец, видишь?

Есаул: Близ берега село.

Атаман: Ты знаешь, что нам под бока подвело!

Пригряньте-ка, ребята, по крутому бережочку.

Обычно за этим следует заключительный, чрезвычайно устойчивый эпизод. Он сформировался под воздействием старинной (XVII в.) разбойничьей песни об усах36. В ряде вариантов первоначальной редакции «Лодки» содержатся элементы сюжета этой песни: 1) нападение на богатого помещика; 2) ограбление его; 3) предложение жечь, палить богатого помещика; вошел в драму и припев песни об усах. Особенно ясна связь драмы с песней об усах в варианте Виноградова (№ 8): со словами «Эй, усы, вот усы! Атаманские усы» разбойники врываются к помещику и после недолгих переговоров грабят его; представление заканчивается при общем крике: «Жги, коли богатого помещика!» В близких к виноградовскому тексту петербургских вариантах (№ 2, 5) социальная острота пьесы смягчена: в роли «помещика» выступает хозяин дома, где происходит представление.

По приказу есаула:

Пить, кутить, жечь, палить, ломать, ковырять.

Бери нашего хозяина на ура!

подымают хозяина дома на руки, качают и поют:

Ты наш хозяин, мы тебя любим,

Вечного друга,

Вечный друг, вековечный друг.

Сколько будет попить, погулять, повеселиться?

(Ончуков, стр. 98)

Хозяин обещает им водки.

Такое же обращение к хозяину-«помещику» в варианте Е.Т. Соловьева: ««Качать его!» — раздается приказание атамана. Хозяина качают. «Подавай деньги!» Хозяин дает серебряные монеты или кредитку. Его перестают качать. После этого всех играющих угощают»37. Это чествование хозяина в конце пьесы вытекает, по-видимому, из приурочения народного представления ко времени святок.

Разбойничья трактовка песенного сюжета, насыщенность его уже с самого начала социальным содержанием сделали возможным включение в пьесу близких по содержанию и духу мотивов как из традиционного фольклора, так и из литературных источников.

Песенный сюжет осложняется прежде всего включением близких по содержанию песен: «Ты, детинушка, сиротинушка», «Нас не мал кружок собрался» (мотив «рыболовства» на сухом берегу), «Ты возойди-ка, взойди, туча грозная» и т. д. Они сразу настраивали зрителя на определенный лад и раскрывали образ массового героя — удалую разбойничью ватагу.

На дальнейшее сюжетное развитие пьесы вступительная песня не влияет; действие движет основная песня — «Вниз по матушке по Волге». Исполнение ее, как отмечалось, сопровождается мимической игрой и прерывается диалогом между атаманом и есаулом. В ряде вариантов в драматическое действие органически вплетается новый эпизод—встреча с «неизвестным» (егерем, фельдфебелем, Иваном Пятаковым, Гришкой Бобром и др.), его рассказы о своей жизни, принятие его в шайку. Монолог «неизвестного» представляет собой переделку «Братьев разбойников» Пушкина, на что указывал ряд исследователей (Н.Н. Виноградов, Н.П. Андреев, Б.В. Варнеке и др.).

Диалог атамана с есаулом, эпизод с «неизвестным» разрывают песню «Вниз по матушке по Волге» на две части: конец песни, как уже говорилось, переосмыслен в большинстве вариантов как нападение разбойничьей шайки на богатого помещика.

Антипомещичья направленность пьесы, особенно ярко выразившаяся в ее кульминационном пункте — ограблении помещика, привела в ряде вариантов к контаминации с чрезвычайно популярными в народе сатирическими пьесами, высмеивающими бар: «Барин и староста», «Мнимый барин», где под видом простеца мужик высказывает барину много горьких истин (см. варианты «Лодки» заонежский — № 24 и саратовский — № 11).

Среди текстов первоначальной редакции несколько особняком стоят варианты, сложившиеся в 90-х годах прошлого века (см. № 26—28, 34). Сюжет осложняется появлением женского персонажа, упоминаемого в песне. При словах:

Тут Дуняша (заменяет Алену) выходила,

Стакан водки выносила,

Атаману подносила

выходит девица и подносит атаману стакан водки. Атаман просит поцеловать его, но девица не соглашается. Шайка кидает девицу за борт лодки и на радостях запевает песню.

Любопытен калининский вариант (№ 26): после выхода Дуняши с графином водки появляется атаман и говорит:

Подарим, подарим Волгу-матушку

Не золотой казной, а красной девицей,

Красной девицей-полюбовницей,

Атаманскую всю разбойницу.

Разбойники бросают девушку в Волгу (на пол). Все вскакивают с места и поют: «Что ж вы, черти, приуныли...» — конечное четверостишие стихотворения Д.Н. Садовникова «Из-за острова на стрежень».

В народные массы проникло также и стихотворение на тот же сюжет Пушкина из цикла песен о «Стеньке Разине»: «Как по Волге реке, по широкой, выплывала востроносая лодка». В 90-х годах и особенно с начала 900-х годов оно постоянно встречается в песенниках с волжской и разбойничьей тематикой («Молодой матрос», 1901 г., и др.); проникло оно и в лубок под заголовком: «Песня о Стеньке Разине. Записанная А.С. Пушкиным» («Хромолитография». М., 1901). Его влияние я усматриваю в приведенном из «Черного Ворона» обращении атамана к Волге:

Подарим, подарим Волгу-матушку

Не золотой казной, а красной девицей...

Стихотворный размер этого отрывка (белый стих, каким написано и стихотворение Пушкина), декламационное, а не песенное исполнение указывают на влияние именно этого стихотворения.

Мы видим, каким сложным и разнообразным влиянием подвергалась народная драма «Лодка» уже в первоначальной своей редакции. Процесс ее развития органичен: осложнение первичного сюжета идет не путем механических контаминации, а через живое, творческое усвоение сходных элементов.