Мальчишки Латинской Америки

Элиодоро и Мануэль – ровесники. Только в тот ранний час, когда маленький юркий Элиодоро продает на перекрестке чилийской столицы газеты, Мануэль, независимо размахивая сумкой с учебниками и тетрадями, направляется в лицей. И то, что Мануэль размахивает сумкой, больше всего бесит продавца газет.

– Эге, длинноногий, – кричит Элиодоро с другой стороны улицы. – Всем известно, что у тебя мозги в сумке, – смотри, не растряси их.

Ни за что бы Элиодоро не признался, что всю жизнь мечтает о такой же сумке. Но мать у него давно умерла, отец погиб при обвале рудника, и мальчишка должен кормить себя сам. Он служил лифтером, чистил сапоги, нанимался к тележечникам развозить по домам овощи и молоко и считался самым ловким продавцом газет во всем Сант‑Яго. И всё время он видел перед собой парту, книгу и учителя, который открывает перед ним неведомые дали.

А пока он пользовался каждым случаем, чтобы вдоволь посмеяться над своим соседом, неповоротливым сыном кондитера. Мануэль был медлителен, но в долгу оставаться не любил. Заслышав насмешливый возглас Элиодоро, он останавливался и неторопливо отвечал:

– Подойди поближе, Газета, я у тебя на спине статью отщелкаю.

– Ты сперва переложи мозги обратно в колокольню, – не унимался Элиодоро, по прозвищу Газета, – а потом, так и быть, мы тебя научим статьи делать.

Уши Мануэля становились багровыми; прохожие от души смеялись.

– Да что ты умеешь делать? – огрызался Мануэль. – Дверцы такси туристам открывать…

– С лицеистов спесь сбивать, ослов различать, – не унимался Элиодоро и пускал вслед убегающему противнику придуманную им песенку:

Выходи на серенаду –

Жду под окнами лицея.

Я вот дам тебе по шее,

Что б запел и ты как надо!

Покончив с этим делом, Элиодоро возвращался к исполнению своих основных служебных обязанностей; его пронзительный голос заставлял шарахаться прохожих:

– Сеньор, – вот вам свежий номер газеты… Всего пять сентаво – и вы будете самым ученым человеком на свете! Послушайте, сеньор, вот вам «Эль Сигло». Надо же рассказать своим, что на рудниках обвал… Свежие новости! Потрясающие новости! Чудовищные новости!

Умаявшись за день, он забирался в подъезд с сорванцами, которые, как и он, продавали листки, еще издававшие острый запах краски. Все вместе они подсчитывали выручку, болтали о происшествиях дня, а потом поджидали у подъезда лицея мальчишек с черными кожаными сумками и забрасывали их обидными прозвищами, получая в ответ не менее хлесткие клички, а иногда и подзатыльники. Тогда разгорался бой прямо на мостовой.

Но однажды, когда маленькие газетчики собрались вступить в очередной бой с лицеистами… боя не получилось. Элиодоро показалось, что лицеистов уже кто‑то вздул раньше, и вздул основательно. Мануэль выслушал намек насчет содержимого своей сумки с угрюмым безразличием. Его сосед по парте, Луис, отчаянный драчун и забияка, даже не посмотрел на газетчиков, что‑то зло пробормотал и зашагал домой. Продавцы оторопели.

А дело было вот в чем.

В этот день к директору лицея приехали неожиданные гости: ответственный сотрудник министерства представил ему своего спутника – высокого подтянутого человека с пристальным и несколько тяжелым взглядом и твердо очерченным подбородком.

– Сэр Томас Колор, – сказал он коротко. – Ваш новый помощник и инструктор в области совершенной системы образования.

Директор лицея знал, откуда приехал этот помощник. Президент (а президентом в то время в Чили был небезызвестный лиса и карьерист Гонсалес Видела) чересчур часто посматривал в сторону большой северной державы, военные круги которой вдруг проявили необычайную любовь к чилийским школьникам. Военные инструкторы приезжали без погон и мундиров, они привозили с собой дипломы учителей и довольно хорошо говорили по‑испански. Всё это директор лицея знал, но рекомендация приезжего показалась ему чрезмерно бестактной.

– Сеньору Томасу Колору, – любезно сказал директор, – надеюсь, понравится наш маленький коллектив. Сеньору Томасу Колору будет особенно приятно работать в нашем коллективе, узнав, что мы всячески поддерживаем и развиваем чилийскую систему образования и воспитания юношества, которая завоевала себе славу одной из совершенных систем.

Посмотрев в немигающие глаза нового помощника, директор лицея предложил ему познакомиться с воспитанниками.

По традиции, во время занятий все двери классных помещений были отворены. Подходя к одному из них, директор лицея и его спутник услышали звонкий голос ученика, отвечающего заданный урок:

– Так шли по нашей земле искатель наживы Франсиско Писарро и его люди. Их было сто тридцать человек, а индейцев, которые несли груз, было десять тысяч. Тяжел был их груз. А они всё шли и шли. И с ними шел индеец Фелипильо. Он служил переводчиком у людей Писарро, но он не предался врагам. И он завел их в засаду..

– Достаточно, мальчик! – раздался голос незнакомого человека.

Мануэль (это он отвечал урок) оборвал речь на полуслове. В класс вошел Томас Колор в сопровождении директора.

Лицеисты встали. Новый инструктор не торопился здороваться. Он переводил взгляд с одного лица на другое и, наконец, медлительным кивком ответил на приветствие учителя.

– Ваш новый наставник, – сухо сказал директор. – Сеньор Колор. Я надеюсь, дети, вы окажетесь достойными воспитанниками нашего учебного заведения в глазах своего нового наставника. Мы не будем мешать вашему знакомству, – добавил он, обращаясь к учителю истории.

Наставник и воспитанники остались наедине. Мальчики всё еще стояли. Томас Колор медленно осмотрел все лица и обратился к Мануэлю:

– Твое имя?

Мальчик растерялся и с запинкой сказал:

– Мануэль Эстиха.

– Отвечать надо так, – поправил его наставник: – «Лицеист Мануэль». Попробуй еще раз, только быстрее и громче. Твое имя?

– Лицеист Мануэль!

– А твоего соседа? – он перевел свой тяжелый взгляд на Луиса.

Тот, состроив приятелям рожицу, пискнул:

– Лицеист Луис!

Томас Колор плотно сжал губы и протянул руку к барельефу с изображением мадонны, вылепленному на стене, повыше грифельной доски.

– Перед лицом святыни, – сказал он почти молитвенно, – мы не смеем паясничать.

В серых глазах наставника блеснул огонек, но голос его был попрежнему возвышенным:

– Любой грех требует искупления. Вы должны извинить своего наставника, мои милые друзья, если он сочтет ваши гримасы за надругательство над святынями и в следующий раз предложит вам простоять урок у доски… с мешком камней Ты согласен со мною, лицеист Луис?

Такого школа еще не знала. Простоять? С мешком камней? Класс загудел, но учитель сделал вид, что ничего не заметил.

– Ты отвечал урок по истории, лицеист Мануэль?

– Да, сеньор наставник.

– Кажется, тебе понравился подвиг индейца Фелипильо?

– Понравился, сеньор наставник.

– И вам всем тоже?

Класс нестройно ответил:

– Да.

Томас Колор опять устремился к барельефу. Мануэль захлопал глазами: как будто он правильно отвечал урок.

– А что бы сделал ты, лицеист Мануэль, – со вздохом спросил Томас Колор, – если бы я попросил тебя сейчас провести меня через Анды и доверился бы тебе, твоему слову, твоей честности?

Мануэль молчал.

– Можно я скажу, сеньор наставник? – решил выручить приятеля Луис.

– Доброе слово всегда угодно всевышнему. Так что бы ты сделал, обратись я к тебе с такой просьбой?

– Если бы вы попросили..

– Да, да.

– …и я знал, что вы идете к нам с недобрыми целями, я тоже заманил бы вас в засаду.

Раздался смех.

– Смейтесь, смейтесь, маленькие грешники! – с воодушевлением протянул наставник. – Смейтесь над тем, что первобытный дикарь попрал свою честь и свое слово, смейтесь над тем, что дух его ожил в вашем соученике и протянул к нам свои руки, обагренные предательством.

– Предательством? – у Мануэля задрожали губы, и он жалобно сказал; – Сеньор наставник. Фелипильо не предал… Он любил свой народ… Он завел в засаду завоевателей… Фелипильо – наш герой.

– Лицеист Мануэль, – раздельно произнес Томас Колор, – ты живешь в городе, который заложил испанский офицер Педро де Вальдивия.[14] Испанцы принесли индейцам высокую культуру. Франсиско Писарро стоит выше Фелипильо.

У лицеистов затекли ноги. Сеньор наставник, видимо, забыл, что подростки стоят уже около получаса. Он медленно шел по проходу между партами и остановился возле лицеиста с худеньким, бледным лицом:

– Как тебя зовут?

Тот ответил, слегка заикаясь:

– Л… лицеист Эмилио.

– Кто твой отец, лицеист Эмилио?

– Трамвайщик.

– Что ты делаешь по воскресеньям?

– Гуляю с сес… сестренкой, сеньор н… наставник.

– А ты, лицеист Мануэль?

– Я разношу с матерью выстиранное белье, сеньор наставник.

– Лицеист Луис?

– Играю в Боливара,[15] сеньор наставник. А еще – в пять сентаво.

Наставник покачал головой:

– Неразумно, неразумно, – он обратился ко всему классу. – Мы с вами сделаем иначе. Передайте родителям, что я прошу отпустить вас со мною за город в воскресенье.

– А что мы будем д… делать? – спросил Эмилио.

– О, мы весело проведем время, – загадочно сказал наставник. – Вы научитесь маршировать. Будущие солдаты должны иметь хорошую выправку. Вы хотите быть солдатами?

Лицеисты переглянулись.

– Мы хотим быть солдатами, – быстро сказал Луис, – но я‑то к Викториано хотим быть путешественниками.

Когда звонок возвестил о перерыве, лицеисты еще стояли в напряженных позах.

Наставник вышел, и Луис шумно вздохнул:

– Ну и сеньор Колор! Да ты просто сеньор Доллар!

Лицеисты зло перешептывались. Когда после занятий в класс вошел директор, его встретила напряженная тишина.

– Мальчики, – сказал он с грустью, – сеньор Колор вами недоволен. Вы вели себя вызывающе.

Директор оглядел знакомые лица своих питомцев и сказал:

– Новый наставник желает вам только добра. – Он помолчал и спросил; – Ты всегда лучше всех, Мануэль, отвечал по истории. Чего ты не знал?

Мануэль встал и прерывистым голосом объяснил:

– Я сказал… что Фелипильо – герой… А он сказал… что Фелипильо – предатель..

– Ты не понял мысли сеньора наставника, – мягко заметил директор. – Он не мог так сказать. Тот, кто помогает уничтожить врага своего народа, не может быть предателем.

Ребята молчали.

– Фелипильо был герой, – еще тише сказал директор. – В этом ты прав, мой мальчик. Но сеньора наставника нужно слушаться.

После занятий директор пригласил нового помощника к себе в кабинет и попросил поделиться впечатлениями первого дня, проведенного в лицее.

Томас Колор бесстрастно ответил:

– Чилийская система образования не имеет себе равных… при том условии, что у вас никогда не будет сильной армии.

– Но на нас, кажется, никто не собирается нападать, – вежливо заметил директор.

– У вас есть свои обязательства перед партнерами, – отрезал новый помощник.

Директор не собирался говорить о политике. Он задал наставнику несколько малозначительных вопросов, а в конце беседы спросил:

– Я слышал, вы намечаете воскресную прогулку с лицеистами?

– Поход, – уточнил Томас Колор. – С полной солдатской выкладкой. Рюкзаки мы набьем камнями.

– Мальчики устанут, – нерешительно сказал директор. – А многие из них помогают родителям по хозяйству..

– Вы запрещаете? – холодно бросил инструктор.

Директор не выдержал его взгляда. За инструктором стоят влиятельные лица. Директор уже старый человек, у него большая семья, и работа не валяется под ногами. А принципы? Да, за принципы воспитания юношества он боролся всю жизнь и будет бороться и впредь. Но сейчас он уступит. Только на этот раз. Один раз. В сущности, речь идет о безобидной прогулке.

– Загородная прогулка с наставником, – произнес он вслух, – всегда полезна питомцам лицея.

– Поход, – твердо сказал Томас Колор.

Последнее слово осталось за ним.

Так же, как лицеисты, директор возвращался домой в подавленном настроении. Он встретил юркого мальчугана, который всегда предупредительно протягивал ему вечернюю газету и тщательно отсчитывал сдачу. Директор давно уже собирался заговорить с ним, но маленький продавец исчезал за спинами прохожих так же быстро, как появлялся. Директор думал, что он исчезнет и на этот раз, но именно сегодня мальчуган остановился, как бы желая что‑то сказать.

– Что тебе, мой верный рыцарь? – шутливо спросил директор.

– Меня зовут Элиодоро! – вдруг выпалил мальчишка и тряхнул вихрами. – Элиодоро, сеньор учитель.

– Значит, ты меня знаешь? – удивленно сказал директор лицея.

– Я давно вас знаю, сеньор учитель. Я живу на одной площадке с Мануэлем. Он мне рассказывал про вас. И Луис тоже. Я знаю, какой вы добрый, сеньор учитель. А у меня никого нет.

– Тебе нужен совет, мальчик?

– Да, сеньор учитель.

– Тогда пойдем ко мне домой.

Элиодоро засопел и топнул ногой:

– Извините меня, сеньор учитель, – упрямо сказал он. – У меня всего одна рубашка и одни штаны, и они порядком истрепаны. Мать меня учила, что в чужой дом идут переодевшись. А мне не во что. Лучше пойдемте ко мне, сеньор учитель.

Директор положил свою большую руку на плечо Элиодоро:

– Будь по‑твоему.

И они зашагали вместе – маленький продавец газет и директор лицея.

– Сейчас вы всё узнаете, сеньор учитель. – говорил Элиодоро. – Пройдите вот сюда… Только не оступитесь. Отсчитайте шесть ступенек – седьмой нет. Домовладелец у нас скупой дьявол. Простите, я во‑обще‑то не ругаюсь. Нам вот сюда… нет, не в дверь… А в эту щель, что рядом с дверью.

В крошечной клетушке на кипах газет, разложенных вдоль стен, сидели маленькие газетчики. Их было шестеро. Газеты составляли всю меблировку этой комнатки, которая была, по существу, продолжением лестничной площадки и лишь отделялась от нее дощатой перегородкой, выстроенной, как подумал директор, ребячьими руками.

– Вот наш дом, – важно сказал Элиодоро и галантно добавил, – располагайтесь с удобствами, сеньор учитель.

И первый же рассмеялся. Потом он представил своих друзей, пересыпая речь острыми словечками:

– Это Виктор. Отчаянный лентяй У него всегда самая маленькая выручка. Поклонись сеньору учителю, Виктор. Вот Хосе‑маленький, а вот Хосе‑большой. Тот, что маленький, насвистит вам любую песню. Хосе‑большой свистеть не может, но зато мяукает, как пума, и ревет, как мул. Он и птицу любую изобразит. Вот он какой. А Тобиас у нас знает названия всех деревьев. Только денег на этом не заработаешь. Вот он и продает с нами газеты. Тот, что со шрамом, – Эрнесто. Это его в шахте придавило. Он отцу завтрак принес. Он выжил, а отец… А это Фернандо. Он у нас сенатор. В самом деле. Его тетка замужем за сенатором, а Фернандо выставила на улицу… Теперь вы всех знаете, сеньор учитель.

И продавцы газет поведали директору о своей обиде. Каждое утро они получали в типографиях пачки отпечатанных газет, и через десяток минут весь Сант‑Яго уже знал свежие новости. Они выкликали их так громко, что даже заспанные сеньориты подбегали к окнам. Никто не мог пожаловаться, что они плохо кричат. И газеты они распродавали быстрее всех остальных мальчишек на свете.

Но только что их собрал какой‑то важный сеньор и заявил, что продавать газеты будут теперь не все. Продавать газеты будут только те, кто научится правильно их продавать. Они спросили, что значит «правильно». И вот тут началась чертовщина…

Мальчишки заголосили, перебивая друг друга.

Оказалось, что одни газеты надо было выкликать сильнее, а другие слабее. Те, которые прохожие любили меньше, надо было предлагать погромче, а которые раскупались вовсю, – засовывать в глубину сумки. Газету «Эль Сигло», которую особенно любили рабочие, мальчикам посоветовали оставлять под самый конец. И статьи ее не выкликать. А больше всего хвалить президента Гонсалеса Виделу и ни в коем случае не ругать. Ругать можно только коммунистов и профсоюзных лидеров, этих можно ругать сколько угодно. Так им сказали. И еще велели кричать насчет опасности войны. А кто так продавать газеты не согласен, пусть убирается на все четыре стороны, безработных сорванцов в Сант‑Яго сколько угодно, хоть всю Мапочо[16] ими пруди. Так и сказал главный хозяин.

– Значит, вы поняли, чего от вас хотят? – спросил директор лицея.

Элиодоро ответил за товарищей:

– Поняли, но работать так не будем, – и с гордостью добавил: – Мы чилийцы, сеньор учитель, и отцы у нас были рабочие.

– Но ведь вы останетесь без куска хлеба, – раздумчиво сказал директор и вздрогнул: это как раз то самое, что помешало ему высказать новому инструктору всю правду.

– Нет, мы не останемся без куска хлеба, – сказал Элиодоро. – Мы кое‑что придумали. Но только нас очень мало, чтобы сделать то, что мы придумали. Вот если бы ваши… если бы вы…

Элиодоро вдруг смутился и замолчал. За него продолжал Тобиас:

– Вы уж нас извините, сеньор… Мы и сами могли сговориться с лицеистами. Но у нас с ними война.

– Говорите прямо, что вы задумали, – спросил директор.

И он увидел, как встал с газет Тобиас и поспешно вскочил самый ленивый из них, Виктор, а за ними поднялись Хосе‑большой и Хосе‑маленький, и Эрнесто, и Фернандо. И это были уже не сорванцы, дерущиеся на мостовой, а маленькие чилийские граждане:

– Сеньор президент и сеньоры министры, – сказал Элиодоро, – должны вспомнить, что в Сант‑Яго живет много мальчишек.

* * *

Над чилийской столицей взошло солнце. Его первые лучи, сверкнувшие из‑за серебристой каймы Анд, равнодушно скользнули по водам Мапочо, заставили светиться белые и розовые башенки домов и вдруг оживили высокую гору камня и зелени, словно перенесенную какой‑то могучей рукой на абсолютно плоскую подошву Сант‑Яго.

Парк Санта‑Лючия представляет удивительную загадку для геологов. Горная порода этого парка‑холма ничего общего не имеет с горным хребтом, окружающим Сант‑Яго. Можно только предполагать, сколь велика была сила стихии, перебросившей через венец хребтов или извлекшей из глубинных недр бесформенные скалы Санта‑Лючии, которым город и обязан своим возникновением. Да, не будь этих скал, возможно, не было бы и города. Здесь укрепился со своими воинами испанский авантюрист Педро де Вальдивия: высокие скалы позволяли с удобством обстреливать нападающих индейцев. А спустя три века чилийские архитекторы, строители и садоводы выбили в скалах ступени и гроты, заставили здесь расти цветы и эвкалипты, кудрявые чилийские дубы и светящиеся красными ягодами золотистые перцовые деревья; прорубили русла ручьев и позволили пенистым струям низвергаться с высоты скал могучими водопадами. Над городом под тенью седых Анд вырос чудесный сад, ставший любимым местом отдыха жителей Сант‑Яго.

И в это раннее воскресное утро сотни горожан целыми семьями устремились к Санта‑Лючии.

Сюда же направлялся и сеньор Томас Колор. Он назначил в Санта‑Лючии встречу лицеистам, которые должны были явиться послушными и усмиренными, с рюкзаками в руках. Да, да, они явятся послушными и усмиренными. Томас Колор не потратил впустую этой недели.

«Чудаковатый народ – эти архитекторы. Понастроили гроты, статуи, водопады и думают, что это вершина современной техники. Нет, Вальдивия смотрел дальше вас: он создал здесь крепость. Крепость, форты, пушки – вот что нужно сейчас миру».

Томас Колор медленно поднимался пологой тропкой к вершине холма. Сверху на него смотрел испанский завоеватель; статуя казалась быстро плывущей в легких, полупрозрачных облаках.

Наконец он увидел лицеистов. Они стояли на утрамбованной площадке перед статуей Вальдивии, и при виде их в глазах Томаса Колора заблестел огонёк удовольствия. Они пришли с рюкзаками. Пришли все до единого. Даже этот заика Эмилио, твердивший, что ему нужно гулять с сестрою. Только их слишком много для одного класса. Рядом – незнакомые лица.

Томас Колор достал из нагрудного кармана сюртука аккуратно сложенный вдвое список класса. Пусть будущие солдаты привыкают к перекличке.

– Лицеист Артуро!

Самый высокий из лицеистов коротко ответил:

– Здесь, сеньор наставник!

Он сделал неуловимое движение, и в его руках оказалось легкое полотнище, извлеченное из рюкзака. Наставник покосился на полотнище и продолжал выкликать:

– Лицеист Мануэль!

Мануэль отозвался, но с рюкзаком провозился несколько дольше. Тем временем Луис помог Артуро расправить полотнище, и наставник, случайно подняв голову, увидел слова:.

«Мы вам не солдаты!»

Он решил, что ему приснилось. Но рядом алели слова, возникшие на полотнище Мануэля.

«Мы не пойдем рыть окопы!»

Томас Колор оставался бесстрастным, и голос его был, как всегда, четок и выразителен. Он выкликал имена лицеистов Карлоса, Луиса, Эмилио, и в ответ ему появлялись поднятые юными руками полотнища…

«Франсиско Писарро не выше Фелипильо!»

«Фелипильо – герой, а не предатель. Будем как Фелипильо!»

«Мы хотим учиться, а не воевать!»

Томас Колор всё называл имена лицеистов; за их спинами поднимали свои стяги маленькие продавцы газет. Засветилось лицо Элиодоро, когда над головою его поплыла надпись: «Мы будем кричать правду!»

Хосе‑маленький и Хосе‑большой несли другой стяг: «Мальчишки Сант‑Яго не будут разносить газеты поджигателей войны!»

Эрнесто держал плакат со словами: «Мой отец погиб в шахте. Клянусь его памятью, ни одного слова – против рабочей газеты!»

Фернандо, «сенатор» Фернандо обращался к правительству: «Сеньор президент! Сеньоры министры! Если вы за мир, – мы с вами. Если вы за войну, – мы против вас. Нас больше. Нас десять тысяч мальчишек в одном Сант‑Яго!»

…И в ту секунду, как Томас Колор закончил перекличку своих мнимых солдат и собирался начать проповедь, они развернули свои стяги и направились вниз, прыгая по извилистым тропам и увлекая за собою всех гуляющих. Их было несколько десятков, смелых и дерзких мальчишек, а когда они спустились к подножью холма, колонна стала вдвое длиннее и внизу ее ждала еще ватага мальчишек – лицеистов из соседних школ, разносчиков сочных пирожков, чистильщиков сапог, мойщиков посуды, мусорщиков, лифтеров. И все они зашагали по главной улице столицы, что называлась по имени Бернардо О`Хиггинса[17], а вдогонку им несся со скоростью, неожиданной для своих лет, инструктор новейшей системы образования. Завидев на углу двух карабинеров, он обратился к ним начальственным тоном:

– Задержать этих оборванцев!

– Переговорите с нашим офицером, сеньор, – блестя улыбкой, отозвался один из карабинеров.

Офицер выслушал Колора, пожал плечами:

– Мы не воюем с мальчишками… пока они соблюдают порядок. Лучшее, что мы можем сделать, – закрыть глаза.

К Томасу Колору подошел директор лицея.

– Удалось ли вам провести поход? – вежливо спросил директор. Колор подал директору список, который только что оглашал:

– Вот этим… место на улице. Они не будут заниматься в лицее.

Директор бегло просмотрел список:

– Мануэль Эстиха… Луис… Это всё способные лицеисты. Пока директором буду я, они не уйдут из лицея.

И вот тогда Томас Колор открыл свое лицо:

– Сожалею, но в таком случае вам придется уйти вместе с ними.

Директор улыбнулся:

– Может быть, но и вам‑то натянули нос… и еще как!

Брови Колора взлетели вверх: и это изъясняется директор лицея, тонкий стилист, знаток всех европейских языков…

Директор, подметив растерянность на всегда бесстрастном лице Томаса Колора, засмеялся еще громче и повторил:

– Натянули вам нос!

И прищелкнул от удовольствия пальцами.

А колонна росла, как снежный ком. Она дошла до президентского дворца и на балкон вышел – правда, не президент, нет! – но сеньор министр. Он приветственно взмахнул шляпой и заулыбался.

– Маленькие патриоты, – громко начал он.

– Вы за что? – крикнул Луис. – За войну или за мир?..

– Вы за что? – подхватила колонна. – Вы за что?

– Дети Чили, – произнес министр…

– Вы за что? – упорно повторяла колонна мальчишек.

– Я за мир! – вскричал министр. – А теперь…

Но прежде чем он успел продолжить, колонна перестроилась и зашагала обратно, к Санта‑Лючии. Мануэль и Элиодоро шагали рядом, плечом к плечу. Люди, простые рабочие люди, собравшиеся у холмистого парка в воскресный день, награждали мальчишек приветственными возгласами и бросали в колонну цветы, яркие бумажные ленты. И директор лицея сошел на мостовую и занял свое место в колонне.

А когда эти простые и замечательные мальчишки Латинской Америки завидели сеньора Томаса Колора, кто‑то из них задорно крикнул:

– Что, научились мы маршировать, сеньор наставник?

Мануэль что‑то шепнул своему соседу Элиодоро, ребята весело перемигнулись и, смотря в лицо сеньору наставнику, запели:

Выходи на серенаду –

Жду под окнами лицея.

Мы дадим тебе по шее,

Что б запел и ты как надо!

Говорят, что Томас Колор на серенаду не вышел. Ему пришлось отбыть из Сант‑Яго, так и не доказав превосходства своей системы образования.

Микола Нагнибеда

Дочь героя