Шорская народная песня 5 страница

Андрюша обнял дедушку за шею и что‑то шепнул ему на ухо.

– Ну, то‑то же, гляди… А то и я от вас отрекусь…

Чай дедушка пил долго, беспрерывно вытирал полотенцем огромную блестящую лысину и рассказывал Андрюше про зимний лес, про зверей и птиц, про страшные бураны и злые морозы.

– Вы, поди, тут за синиц да чечеток деньги платите? – уставился он на Андрюшу. – А ко мне они бесплатно являются. Как прижмет морозец, – они в сени, дверь открою – в избу летят… Махонькая такая пичуга, даже удивительно, как она нашу зиму переносит. Ну, чего бы кажется лучше – улетела в теплые страны, прожила там зиму, а весной – к нам. Нет, не хочет, словно бы и дороги туда не знает…

Много рассказывал дедушка в этот вечер о своей одинокой жизни в лесу. Андрюша сидел и, затаив дыхание, слушал. Ему казалось даже, что он видит, как хитрая лиса, крадучись, пробирается кустарниками в поисках добычи, видел, как по вечерам падают с деревьев черные косачи в мягкий снег, как, зарывшись, спят они всю долгую зимнюю ночь.

– Вот приедешь, мы с тобой подкараулим лесного петуха, – сказал дедушка, переворачивая чашку кверху дном.

– А как подкараулим?.. – затрепетал Андрюша.

– Ну, известно как… из ружья…

– А ты мне дашь стрельнуть?..

И дедушка обещал научить его стрелять из ружья, из настоящего большого ружья, о котором Андрюша не раз думал, как о чем‑то далеком и несбыточном.

Ночью, когда дедушка уже спал, мать подошла к Андрюшиной кровати, чтобы поправить одеяло. Андрюша быстро вскочил и обнял ее за шею.

– Фу! – напугал меня. Ты что это не спишь?

– Мама, ты только не шуми, дедушка услышит, – зашептал он. – Дай мне денег, очень‑очень нужно…

– Зачем тебе ночью деньги понадобились? – так же шопотом спросила мать. – Лыжи у тебя есть, коньки – тоже. Зачем тебе деньги?..

– Я, мамочка, хочу капканы купить, – с жаром сообщил Андрюша. – На каникулы к дедушке поеду, может зверя какого поймаю…

– Ох, ты, горе‑охотник!.. – вздохнула мать.

– Ну, дашь, мамочка? Мне ведь не на пустяки…

– Спи, сынок, завтра видно будет. – Она прикрыла Андрюшу и сама легла спать.

Андрюша еще долго вертелся и сон нескоро поборол его разгоряченное воображение.

 

* * *

 

В последние дни перед каникулами Андрюша не знал покоя ни днем, ни ночью. Ему нужно было хорошо закончить полугодие и подобрать все необходимое для поездки к дедушке.

После школы он торопливо бежал домой, наспех обедал и сейчас же садился за уроки. Если это был клубный день охотников, он успевал сбегать и туда на короткое время, а вернувшись снова брался за книги. Это было самое главное. Ему очень не хотелось, чтобы учитель, Николай Иванович, журил его за какую‑нибудь оплошность или неправильный ответ. Но все обошлось благополучно, и Андрюша, вернувшись домой, заявил матери:

– Теперь, на время, все книги в шкаф, завтра еду к дедушке…

– Как завтра? Через два дня Новый год, на площади елку зажгут. Разве можно уезжать в такое время?

– Можно, мама! И я завтра, с первой передачей, еду к дедушке – это решено… – по‑взрослому заявил Андрюша и стал собираться.

Но мать все‑таки задержала его до вечерней передачи. Она знала, что Андрюша проживет у дедушки с неделю, и нужно было приготовить многое.

Вечером Андрюша сел на передачу. Поезд шел с обыкновенной скоростью, но ему казалось, что он еле тянется, что долго стоит на станциях и, чего доброго, придется опоздать и явиться к дедушке только ночью. Он волновался, беспрерывно смотрел в окно и облегченно вздохнул, покидая вагон.

У дедушки на пасеке Андрюша бывал не раз. Но это было летом. Он шел дорогой, замечал кусты, отдельные березы, болота, а сейчас – зима – везде дорога. Андрюша идет быстро на своих ходких лыжах и зорко вглядывается в следы разных зверей. Он чувствует себя охотником, за спиной, в сумке, кроме всего, что мать настряпала ему и дедушке, – пара капканов. Белое снежное покрывало исписано следами разных зверушек, как страницы книги. В этих записях – жизнь обитателей леса и полей. Андрюша открыл еще только первую страницу этой изумительной книги, он хотел прочесть ее, хотел понять…

Далеко за темной полосой леса догорало зимнее холодное солнце. В том лесу – пасека. Андрюша «нажимал», чтобы засветло попасть к дедушке.

А в полях тихо‑тихо, только лыжи шипят по нетронутому снегу да ветер посвистывает в ушах.

 

* * *

 

Дедушка был очень рад появлению внука.

– Вот спасибо, Андрейка, не забыл своего слова… Раздевайся, у меня тепло…

Андрюша нечаянно уронил сумку на пол, железный звон удивил дедушку.

– Ты чего это в мешок натолкал…

– Капканы там у меня… – с радостью сообщил Андрюша. – Вот бы их на ночь поставить, может какой зверь попал бы…

– Кто же ночью капканы ставит? – возразил дедушка. – С этим поспеем. Сейчас вот чаек закипит, и мы будем Новый год встречать… по‑своему, как лесные люди…

Чай пили с шаньгами и медом. Дедушка много рассказывал про повадки зверей и птиц; одни из них были страшные, другие боязливые, но выходило так, что все они, – и звери и птицы, – человеком покорены.

– Человек – хозяин над живностью, – говорил дедушка, – а у хорошего хозяина должен быть порядок во всем. Летом вот не положено стрелять ни птицу, ни зверя – птица детенышей выводит, а на звере к тому же шкурка негодящая. Все нужно делать в свое время…

Спать легли они на нарах, рядышком, и Андрюша долго вертелся с открытыми глазами. В рассказах дедушки было много мудреного, он старался проникнуть в их глубокий смысл, но ничего не решив, незаметно уснул.

…Жизнь на пасеке началась совсем не так, как предполагал Андрюша. Рано утром дедушка разбудил его.

– Ну, вставай, дружок, будем собираться. Пойдем поздравим с Новым годом лесных петухов да пеструшек…

Он снял со стены старую берданку, прочистил ее и посмотрел в ствол на огонек.

– Блестит, как новенькая. Ну, послужи еще, старуха, не осрами хозяина, – говорил дедушка, протирая затвор тряпкой. Потом извлек откуда‑то из‑под нар пару тетеревиных чучел, сшитых из черной материи, с красными ленточками вместо бровей и с белыми подхвостниками. – Чем не косачи?.. – сказал он, подавая чучела Андрюше.

– А их птицы не испугаются?..

– А чего им пугаться. На березе будут сидеть, как живые, ну, а те, настоящие, увидят их и прилетят…

Андрюша не совсем поверил, что те, настоящие, прилетят, но смолчал.

Еще было темно, когда они вышли из избушки, но звезды уже бледнели, приближался рассвет. Сначала они шли дорогой, потом свернули в поле к березовому околку. Там, над крутым логом, еще осенью дедушка построил хороший просторный балаган.

Андрюша поставил на невысокую березку над логом оба чучела, по всем правилам, как велел дедушка, забрались они потом в балаган, перешевелили солому, чтобы было теплее коленям, и затихли.

– Теперь ухо надо остро держать и глядеть в оба, – шопотом сказал дедушка, – скоро полетят. Тебе стрелять первому. Не боишься?..

Андрюшу трясла нервная дрожь. Как это у него получится? Первый раз из настоящего ружья! Этой зимой в школе он часто стрелял из «духовой» винтовочки дробинкой, считался метким стрелком среди ребят, но это совсем другое дело. Постепенно волнение улеглось, и когда рассветало и прилетели первые птицы, он был спокоен.

Две тетерки и один крупный черныш появились неожиданно на средней развесистой березе. Андрюша уже «посадил» было на мушку крайнюю тетерку, как почувствовал дедушкину руку. Дедушка молча направлял ствол берданки на черныша. Андрюша точно выцелил красавца и спустил боек. За клубом дыма он не видел, как падал с дерева косач, ломая сухие сучья, куда полетели тетерки.

– Ну, вот, поздравляю тебя с первой добычей, – сказал дедушка довольно громко. – Молодец!.. Папаша вернется с войны, ты ему помощником будешь…

Андрюша хотел выскочить, чтобы подобрать косача, посмотреть, какой он, но дедушка не пустил:

– Никуда не денется, сиди… А пеструшек стрелять не надо, они весной деток выведут, птицы‑то больше будет на пользу человеку…

В это утро они взяли трех косачей и, сняв чучела, вернулись на пасеку.

Андрюша весь трепетал от радости. Он то и дело начинал:

– Как я его взял на мушку…

– Да уж куда с добром ты его срезал, – перебивал дедушка. – Давай‑ка теребить черныша да обед будем готовить…

Андрюша перевязал веревочкой пару «своих» косачей и вынес на мороз.

«Домой‑то не с пустыми руками вернусь», – думал он.

Днем, не посоветовавшись с дедушкой, Андрюша поставил в кустах свои капканы, недалеко от избушки. Ему очень хотелось поймать лису – красную, огненную, но капканы простояли ночь, и не только лиса, даже мышка не попала в его ловушки. Он рассказал дедушке о своей неудаче и о том, что вычитал в книгах о капканном лове. Дедушка выслушал и, смеясь, сказал:

– В книгах‑то может и правильно написано, да ты сделал неправильно…

Дедушка ошпарил кипятком капканы, протер их какой‑то душистой травой досуха и отправился с Андрюшей в ближний ложок, заросший кустарником. Дедушка сам поставил капканы, присыпал снежком, сделал палочкой след через капканы и положил по косачиной обглоданной лапке. Отходя от капканов, он заровнял метелкой свои следы.

– Вот теперь посмотрим, какие такие они тут бродят…

Андрюша все старался запомнить, что и как делает дедушка. Он так верил в знания дедушки, что ночью не один раз просыпался и прислушивался, – не кричит ли попавший в капкан зверок?

Рано утром они снова посидели в скрадке, но добыли только пару косачей. Птица почему‑то не шла, и дедушка объяснял это перекочевкой косачей в другие лога. На обратном пути Андрюша забежал посмотреть капканы и вернулся в избушку с замерзшим в капкане горностаем.

– Ну, вот, видишь, значит зверок есть, только взять его надо умеючи… – сказал дедушка. – В этом деле большая аккуратность нужна…

Неделя пролетела для Андрюши незаметно, и как‑то вечером дедушка напомнил ему, что пора домой.

– Всех зверей не переловишь, а тебе уж время за книги…

Возвращаясь домой, Андрюша чувствовал тяжесть за своей спиной: там, в мешке, лежало пять косачей и четыре шкурки зверков.

Дома он все подробно рассказал матери о жизни на пасеке, охоте и, наконец, пожаловался:

– А лису так и не удалось поймать… Ходит кругом, а в капкан не попадает… Хитрая!.. Ну, подожди, дойдет и до тебя черед!..

Все шкурки он отнес в заготконтору, а с парой косачей явился в военный госпиталь. Сестре, встретившей его у двери, важно сказал:

– Я хочу видеть комиссара…

– Зачем тебе комиссар?

– Нужно и, пожалуйста, поскорее…

Когда комиссар вышел, он ему доложил просто:

– Товарищ комиссар, я сам на охоте добыл пять косачей. Пару вот отдаю раненым бойцам. Только, пожалуйста, покормите самых больных…

– Это очень хорошо, молодой человек. Как твоя фамилия?..

– Андрей Надымов… До свиданья, мне завтра в школу, надо подготовиться…

Уже от двери, на вопрос комиссара: «где учишься», – ответил:

– В девятой школе…

А утром, в школе, его плотным кольцом окружили ребята, поздравляли и с нетерпением ждали рассказов об охоте.

– Откуда вы знаете? – удивился Андрюша.

– Об этом весь город знает и что ты косачей в госпиталь отнес – известно. В газете напечатано, – заявили ребята почти в один голос.

Незаметно подошел учитель.

– Ну, здравствуй, охотник! – Андрюша застыдился и опустил глаза. – Тут ничего плохого нет и стыдиться нечего, – ободряюще сказал Николай Иванович. – Твой поступок благородный… Ну, а дальше как будем: учиться или охотиться?

– Учиться!.. – твердо ответил Андрюша, а про себя добавил: – И охотиться…

 

Илья Мухачев

СОБОЛИНАЯ ДОЛИНА

 

 

Дуй, не дуй, зима, ветрами–

Поведу я путь мой длинный…

Есть за белыми горами

Соболиная долина…

 

Человек туда дорогу

Не торил еще по лесу,

По кремнистому отрогу,

По гранитному отвесу.

 

Ну, так что же! Не впервые

Мне по горным белым гривам

Сквозь бураны снеговые

Пробираться над обрывом…

 

И опять я, как бывало,

Одолев горы вершину,

Опущусь по снежным скалам

В соболиную долину.

 

А когда весна лесная

Отбушует водопольем,

В дар тебе, страна родная,

Принесу меха собольи.

 

 

Леонид Попов

В ДАЛЕКОЙ ТАЙГЕ

 

           1. СТАРИК ВАСИЛИЙ              

 

Прошлой осенью старик Василий, знатный охотник нашего колхоза, отправляясь в далекую Нюйскую тайгу на промысел, взял с собой молодого парня Уйбааскы.

Парню никогда раньше не приходилось бывать далеко в тайге, все больше промышлял возле родного улуса, – понятно, с каким волнением и с какими надеждами он собирался в этот ответственный и далекий поход.

Ну, а старику Василию – это давно знакомое дело. Собирается он медленно, но уж ничего не забудет, что пригодится в тайге. Аккуратно уложит все необходимое на нарточках, осмотрит, закурит прогорелую трубочку и зашагает размеренным, неторопливым шагом к намеченной цели.

В этом году старику Василию исполнилось 69 лет, из них 55 лет он занимается охотой. В погоне за зверем он прошел вдоль и поперек густые леса, бесконечные реки и долины, топкие болота и голубые озера Нюйской тайги. На своем веку он добыл медведей, волков, лосей и диких оленей в четыре раза больше своего возраста; в два с лишним раза больше – лисиц, соболей и росомахи, а белок столько, что и сосчитать не может.

Несмотря на свой возраст, старик Василий еще здоров, бодр, проворен и в далеких переходах как будто вовсе не утомляется. Не всякий молодой может потягаться с ним в выносливости.

Уйбааскы шел в первый раз в далекий путь, и старик не хотел его утомлять, делал все неторопливо, чтобы тот приглядывался и запоминал все необходимое в нелегком труде охотника.

 

           2. БЕЛАЯ ПАЛАТКА              

 

Вершины высоких гор, постепенно снижаясь, исчезают в чаще леса. Вокруг – угрюмая, нетронутая тайга, вековечные деревья, нагромождения бурелома. С гор, как белые веревки, легли русла речек, прорезывающих тайгу. Это истоки реки Нюи, изобилующей разнообразным зверем. Здесь нет человеческого жилья, безлюдье и покой. Лишь изредка тишину нарушает вой голодного волка или рев рассерженного медведя… На берегу маленькой безымянной речки, словно лебедь, белеет палатка охотников. В посветлевшем небе гаснут звезды, а на востоке разгорается заря. В палатке спят головами в противоположные стороны старик Василий и Уйбааскы. Старик кашлянул, повернулся с боку на бок и открыл глаза. Он полежал с минуту, потом быстро сбросил с себя оленью доху и заячье одеяло, сел и тронул рукой Уйбааскы.

– Пора вставать, друг!..

Уйбааскы вскочил и быстро стал одеваться, чтобы старик не сказал, что он ленив. Он вытащил обувь из‑под медвежьей шкуры, служившей им постелью, и, пока обувался, старик уже был на ногах.

– Если торбаза класть под постель, – сказал он, словно про себя, – то они всегда будут теплыми и сухими…

Старик двигался медленно, а все у него выходило быстро, и Уйбааскы никак не мог поспеть за ним. Не успел он прибрать постель, а у старика уже запылала маленькая железная печка и на ней стоял почерневший от времени чайник с широким дном. Палатка быстро наполнилась теплом.

Пока пили чай, в тайге стало совсем светло. Покормив собаку, старик закурил, осмотрел ружье, потер его и, взяв своего четвероного друга на веревку, вышел из палатки.

– Ну, Уйбааскы, пойдем разведаем, какой зверь живет в этих местах… – и спокойно зашагал в тайгу, зорко поглядывая по сторонам.

Тяжелый, мокрый снег начал валить медленно и густо…

 

           3. МЯГКОЕ ЗОЛОТО              

 

Снег вскоре перестал. Земля побелела, словно ее накрыли белым заячьим одеялом. Шедший впереди старик Василий вдруг остановился. Указательным пальцем он показал на чьи‑то следы.

– Что это такое? – спросил Уйбааскы.

Собака Моойтурук с визгом стала нюхать снег, махать хвостом, готовая вырваться и пуститься по следам зверя.

– Это следы бурундука… – разочарованно сказал Уйбааскы.

– Тише, – шепнул старик и посмотрел на Уйбааскы ясными веселыми глазами. – Тише, друг…

«Чему он радуется, ведь это всего только следы бурундука?»– думал Уйбааскы. Старик тронулся вперед. Вглядываясь в следы, Уйбааскы замечает, что они несравненно крупнее, чем у бурундука, да и шаг пошире.

«Что же это за зверок?» – думает он, шагая вслед за стариком.

Вскоре белка с пронзительным чоканьем поднялась вверх по дереву. Уйбааскы схватил свою тозовку и кинулся к дереву, на котором обнаружила себя белка. Старик остановил его.

– Постой, друг, белку после. Пойдем по следам нашего «Дружка»…

– Какого «Дружка»? – спросил Уйбааскы, но старик не ответил. Вообще он заметил, что старик, как только прибыли в тайгу, стал разговаривать с ним на каком‑то непонятном языке. Человека он называл черным, а топор – черным дятлом. Уйбааскы горел нетерпением скорее узнать, что это за зверь, по следу которого они идут, а старик молчал. Наконец, он остановился и подозвал юношу к себе.

– Уйбааскы, – сказал он тихо, – тебе придется вернуться к нашей палатке. Принеси длинную сеть с колокольчиками, захвати и провизии на день. Видимо, придется ночевать. Меня найдешь по следу…

Сказав это, он важно зашагал дальше в тайгу.

Вернувшись к палатке, Уйбааскы захватил заказанные стариком вещи, провизию и по своим следам пошел догонять старика. Он шел быстро, продирался сквозь чащобу, перелазил через бурелом и думал:

«А что будет, если из‑под бурелома выскочит грозный медведь?» – у Уйбааскы мурашки забегали по спине и на лбу выступил холодный пот. Часто оглядываясь, он ускорил шаги. Вышел к речке и вскоре совсем забыл о страшном хозяине тайги. Земля была белая и небо белое. От этой белизны ломило глаза. Итти было легко и сердце радостно билось. Какое доброе утро! Воздух свежий и кажется густым, как напиток. Спой Уйбааскы об этой прекрасной погоде, о первом своем выходе в тайгу. Пусть с тобой споет этот густой лес, пусть с тобой споют птицы, имеющие крылья, и звери, имеющие ноги.

И Уйбааскы запел тихо, чтобы не особенно тревожить спокойную тайгу:

 

– Вы, волки, не войте,

И, медведи, не рычите;

Подняв выше ушки,

Зайчишки, скачите…

Быстрые куропатки,

Мелькайте белизной;

Трескучие кедровки,

Не шумите надо мной!..

 

Уйбааскы перешел речку и углубился в чащу леса. Вскоре на него напахнуло дымком, он раздвинул густые ветки и увидел старика. У толстого поваленного дерева горел маленький костерок, заложив руки за спину, старик курил трубку и смотрел вдаль. Моойтурук первый услышал приближение Уйбааскы и радостно взвизгнул. Старик обернулся:

– А‑а, пришел!.. У молодого ноги быстрые, не то что у нас, стариков… – сказал он, принимая от Уйбааскы сеть.

Моойтурук с радостью заиграл возле Уйбааскы. Трудно найти на свете такое животное, которое так бы крепко привязывалось к человеку, как собака, разделяло с ним радость и горе в длительных таежных походах.

– Ну, как, дедушка, не потерял след зверка? – спросил Уйбааскьг.

– Пропал зверек… улетел…

– Разве этот зверок имеет крылья? – не поняв шутки, удивился Уйбааскы.

– Милый мой, неужели же ты думаешь, что я могу потерять след зверя? Никуда зверь от нас не уйдет. Здесь он… Потеплиться ушел…

Старик наполнил чайник снегом и повесил над костром.

– А что значит, дедушка, «потеплиться»?..

– Значит – в нору ушел, замерз маленько, пошел погреться. Но от нас «Дружок» не уйдет…

– Что такое «Дружок»?

– Это мягкое золото… Все сразу, Уйбааскы, узнать нельзя; намучишься – всему научишься.

Чай пили молча. Старик о чем‑то думал, неторопливо тянул чай из чашки и глядел вдаль. Уйбааскы не хотел ему мешать. После чая старик сказал:

– Надо разобрать игрушки «Дружка», да пора развешивать… Вещи, сынок, оставь здесь, собаку тоже привяжи…

Уйбааскы опять не понял, что это значит, и стал следить за тем, что делал старик.

Старик взял сеть с колокольчиками, топор и направился к поваленным деревьям, сучья которых торчали во все стороны, как ветвистые рога лося. Уйбааскы тихо поплелся сзади. Зверь, которого они следили с утра, прошел здесь быстрыми прыжками, проскочил сквозь дупло и дальше его след совершенно терялся.

– Вот под этим бугорком находится его кора, – сказал старик Василий, заметив беспокойный взгляд Уйбааскы.

– Но ведь да мог выйти обратно… – возразил Уйбааскы.

– Нет, выйти ему нельзя, я выход закрыл.

Приглядевшись, Уйбааскы увидел нору, а у выхода была воткнута палочка.

– Теперь дадим нашему «Дружку» поиграть колокольчиками…

Старик взял топор, приготовил несколько палок и воткнул их вокруг норы. Потом накинул на палки сеть с привязанными к ней колокольчиками, привязал, a нижнюю часть затоптал в снег. Получилась изгородь из сети, при малейшем прикосновении к которой колокольчики начинали звенеть. Осмотрев все, старик склонился к норе, вынул палочку, закрывавшую выход, и сказал:

– Ну, «Дружок», выходи, дверь твоя открыта, поиграй колокольчиками, они так славно звенят!..

У костра старик закурил трубку и долго рассказывал Уйбааскы о повадках зверей и птиц, о нелегком труде, об удачах и неудачах охотников. Казалось, нет ничего неясного и неизвестного для старика. Жизнь тайги он знал так же хорошо, как жизнь своего улуса.

– Надо все примечать, Уйбааскы, если хочешь…

Нервный звон колокольчиков прервал рассказ старика. Он быстро вскочил, схватил свою тозовку и без лишнего шума направился к сети. Уйбааскы кинулся за стариком. У костра остался только один Моойтурук, он был привязан, прыгал и лаял от досады.

Внутри сети метался маленький черный зверок, не больше рукавицы из медвежьей шкуры. Уйбааскы даже был разочарован: из‑за такого маленького зверка столько хлопот! Зверок кидался на сеть и тут же отскакивал, колокольчики заливались беспрерывно. Но почему он не скрывается в норе? Нет, он достаточно упрям, во что бы то ни стало ему хочется вырваться на свободу, только вот эта сеть!

Старик прицелился и выстрелил. Маленький черный зверок припал к земле. Уйбааскы проскочил за сеть, схватил зверя за обе передние лапки, но он был еще жив и обнажил белые острые зубы. От испуга Уйбааскы бросил его на снег и прижал ногой. Зверок издал свистящий звук и перестал дышать.

Старик поднял зверка и, как бы лаская, погладил по спине.

– Какая же у тебя, «Дружок», блестящая шерстка! И нежная, как лебяжий пух. Вот это и есть мягкое золото, Уйбааскы. Это – соболь, самый дорогой зверок нашей тайги. Такие – не часто встречаются. Запомни это, Уйбааскы, крепко запомни все, как мы его следили, как добывали. Иному охотнику во всю зиму не удается поймать такого красавца!..

 

           4. «СЛАБЕНЬКИЙ ТЫ ОКАЗАЛСЯ СТРЕЛОК»              

 

На второй день после славной охоты на соболя охотникам не повезло. Они обошли несколько десятков километров по тайге и все впустую. Но старик не унывал.

– Ничего, Уйбааскы, от неудачи не следует вешать головы. Мы взяли неудачное направление. В этом году белка в теле, она шла по вершинам деревьев и должно быть спустилась где‑то в середине тайги. Так бывает. Сытая белка, питающаяся орехами, идет по вершинам, а тощая, питающаяся грибами, живет вот в таких местах, около речек… – рассказывал старик, медленно шагая вперед.

Уйбааскы так устал, что еле волочил ноги и ни одним словом не обмолвился на рассуждения старика. А старик, шел ровно, словно не чувствовал никакой усталости.

– Далеко отсюда до палатки? – спросил Уйбааскы упавшим голосом.

– Далековато, милый! Как можно так устать, тебе, молодому? Ой‑ой‑ой! – удивляется старик. – Я в твои годы был резвый, как олень…

Он остановился и показал Уйбааскы свежий след белки.

– Это утренние следы. Белка шла за кормом – шаги узкие, четкие. Кто может сказать, где она теперь?

Как только перешли речку, Моойтурук побежал вперед, принюхиваясь к снегу и посматривая на деревья. Старик остановился.

– Подойди‑ка сюда, милок, смотри – белка возвращается к гнезду. Ноги разбрасывает, часто взбирается на деревья, чтобы спутать следы. Ну‑ка, приглядывайся, куда она укрылась…

В это время Моойтурук громко залаял.

– Ну, беги, Уйбааскы, собака подняла белку на дерево. Я потом подойду, – сказал старик.

Уйбааскы сразу забыл об усталости и побежал на зов собаки. Моойтурук лежал у толстого высокого дерева и смотрел вверх, как бы говоря: «Там она»… Белка поднялась еще выше и скрылась между ветвей. Уйбааскы, с тозовкой наготове, стал поджидать, зорко приглядываясь к каждому сучку. Но белки не было видно. От долгого напряжения горели глаза и болела шея.

 

Белочка, белочка.

Острые ушки.

Веселые глазки,

Проворные лапки,–

Спустись пониже,

Покажись на миг…

 

Так Уйбааскы уговаривал белку, но она затаилась и не хотела показываться. Уйбааскы несколько отошел от дерева и увидел, что белка, сложив хвост в кольцо, притаилась на самой вершине дерева. Она с чем‑то возилась и, казалось, совсем не обращала внимания на охотника. Уйбааскы выстрелил. Белка вся выпрямилась, начала падать, но зацепилась задней лапой за длинный сук и так повисла в воздухе; пушистый хвост ее свисал к спине. Уйбааскы не знал, что делать, а Моойтурук царапал когтями ствол дерева и раскатисто лаял. Вскоре подошел старик Василий. Три белки уже висели у него на поясе.

– Ну, как твои дела? – спросил он, будто не замечая волнения Уйбааскы.

– Плохо, одну стрелил и та зацепилась… – Уйбааскы показал на висевшую белку.

– Эка беда! Неужели ты не можешь ее достать? – старик прицелился и выстрелил. Пуля отбила сучок, и белка мягким комочком упала на снег. Он поднял ее и осмотрел.

– Слабенький же ты, оказывается, стрелок… – проговорил он. – Ну зачем же белку стрелять в грудь? Обычно целятся в голову. Напрасно попортил дорогую шкурку. А белка хорошая, пушистая… – Он раздвинул большими пальцами шерсть на спине и несколько раз дунул. – Первосортная белка…

Уже в сумерках они добрались до палатки. Разжигая костер, старик говорил:

– Ну и денек нам выдался! Только четырех белок добыли. Если так будем и дальше добывать, то и договорную пушнину не сможем сдать. Не похвалят нас наши колхозники. Другие охотники вдвое – втрое перешагнут нашу добычу, имя наше доброе зачернится… Как думаешь?

– Что ж, белок нет, а то и мы бы…

– Не в этом дело, друг… Раньше, в старое время, охотник уходил в тайгу бог знает как и добывал пушнину, а теперь нас снаряжают лучше некуда. Значит, на нас надеются, от нас ждут хорошей добычи. А зверь есть, только мы должны найти его пути‑тропинки. Главное в охоте – уменье найти зверя… Ведь и мы‑то не последние охотники. Не надо вешать головы. Сегодня плохо, завтра будет лучше!..

Над костром зафыркал чайник…

 

           5. «ТЫ СТАНЕШЬ ХОЗЯИНОМ ЭТОЙ ТАЙГИ»          

 

Сегодня Уйбааскы проснулся поздно. Старик уже растопил железную печку, на раскаленной сковородке шипели румяные оладьи. Их запах сладко щекотал ноздри Уйбааскы и ему казалось, что он давно‑давно не ел оладий. Старик сидел возле печки и точил свой охотничий нож с двухсторонним лезвием. Он услышал, что Уйбааскы проснулся, и спросил:

– Выспался, сынок?

– Еще бы!.. Почему вы не разбудили меня раньше?

– Чтобы ты хорошенько выспался. Ведь и охотник должен иметь однодневный отдых… Вот оладьи готовы, теперь вставай…

Уйбааскы стал одеваться и, наблюдая за стариком, спросил:

– А вы, кажется, куда‑то собираетесь?

– Да, нет… Хотел с Моойтуруком поблизости побродить…

«А нож точит. Значит, на медведя собирается, – подумал Уйбааскы. – Меня не хочет взять, за мальчишку считает»…

И ему вспомнился недавний поход. За ночь выпал глубокий снег, а к утру ударил мороз. Они встали на лыжи, подбитые камысом, и пошли проверить ход белки в междуречье. Они быстро спустились по крутояру к оврагу и сразу очутились на междуречье. Следов белок нигде не было видно. С восточной стороны клубился густой туман.

– Что это? – спросил удивленный Уйбааскы.

Старик схватил его за руку и потянул к дереву.

– Это стадо диких оленей, – прошептал он, но видно олени услышали голос Уйбааскы и быстро понеслись по оврагу, будто ветром угоняло серое облако.

Уйбааскы толком не разглядел ни одного животного и спросил: