2020-06-08
67
Когда встречаешь человека, из-за которого твое сердце начинает биться по-другому, танцуй с ним в этом ритме, пока длится песня.
Керк Дидрих
15 лет – столько мне было, когда я познакомилась с будущим мужем.
19 лет – в этом возрасте вышла замуж.
25 лет – столько мы прожили в браке, пока не развелись.
10 лет – я была одинока.
Друзья наперебой советовали мне зарегистрироваться на сайте знакомств, но я побаивалась этого способа, мечтая познакомиться и влюбиться каким-то более естественным образом.
А потом давняя подруга Кэрол пригласила меня на барбекю. Я оказалась в незнакомом окружении. Люди общались между собой. Я вышла на веранду, потом решила вернуться, но дверь неожиданно распахнулась, и я увидела высокого мужчину с выразительными карими глазами. Он смотрел прямо на меня.
– Похоже, нас не представили, – сказал он.
– Я – Нэнси, подруга Кэрол.
– А я – Тим, но, думаю, вы уже наслушались обо мне дурных историй.
Я сразу же поняла, что передо мной бывший муж золовки Кэрол. Она сохранила с ним хорошие отношения даже после развода. И я с удовольствием ответила абсолютно честно:
– О вас я слышала только хорошее.
Он улыбнулся, и мы расстались.
Несколько месяцев я вспоминала красивые глаза Тима. Снова и снова проигрывала в голове нашу маленькую беседу на веранде. Мне ужасно захотелось увидеть его опять.
Когда я позвонила Кэрол, чтобы поздравить ее с Рождеством, она сообщила, что Тим тоже вспоминал меня. На следующий день после того барбекю он позвонил Кэрол и сказал, что среди гостей увидел женщину, с которой хотел бы познакомиться поближе – и в точности описал меня!
– Прости, – сказала Кэрол, – но я не дала ему твой номер телефона. Он – бывший муж моей золовки. Как я буду смотреть ей в глаза, если сама сведу вас вместе.
Но на этом наша история не закончилась. В мае умерла мать Кэрол. Об этом она сообщила по электронной почте родным и друзьям. Прочитав письмо, я заметила в списке адресатов имя Тима и его электронный адрес и сохранила это письмо.
В следующие несколько дней я помогала Кэрол и была очень занята. Возможность встречи с Тимом волновала меня. Я тщательно продумала прическу и наряд, терзаясь стыдом за неподобающие мысли. Мать Кэрол была мне очень дорога! А я иду на ее похороны, надеясь встретить Тима. Отличная из меня подруга!
У входа в церковь я увидела его. Мы поздоровались. Он помнил мое имя! Больше в тот день мы не разговаривали.
Примерно через месяц я рассказала про Тима своей парикмахерше (разве не за этим мы к ним ходим?), и она посоветовала мне найти повод – и написать ему.
Я не была на «первом свидании» тридцать девять лет.
– Твоя судьба – в твоих руках, – сказала эта мудрая женщина.
Я как раз узнала, что дочь Тима ждет ребенка. Короткое письмо с добрыми пожеланиями будущему деду я писала два дня. Кнопку «отправить» нажимала с замиранием сердца. Неужели я действительно сделала это?!
На следующий день я получила ответ. «Даже не надеялся, что вы еще помните обо мне, – писал он. – У нас ни разу не было возможности толком поговорить. Я был очень рад получить ваше письмо. Не хотите ли встретиться как-нибудь? Если нет, я пойму».
Мы встретились в местном баре. Как же я нервничала! Я не была на «первом свидании» тридцать девять лет. Тим рассказал, что недавно купил лодку, а я всегда любила рыбачить. Мы отправились на рыбалку – и мне даже удалось поймать рыбу!
Сегодня я – самый счастливый человек на свете. Как подросток люблю мужчину, который любит меня. Все говорят, я наконец-то выбралась из скорлупы. Сияю и хихикаю. Я рада, что набралась смелости написать то письмо.
Нэнси Бофот
Пытка для интроверта
Поющий отпугивает свои болезни.
Мигель де Сервантес
Я— интроверт. Даже в детстве никогда не оставалась у подружек с ночевкой. Нет, не то чтобы я совсем ни с кем не дружила, но всегда предпочитала полежать на диване с хорошей книжкой.
С возрастом ничего не изменилось. Корпоративы, свадьбы, даже семейные праздники были для меня пыткой. Я радовалась, если все выходные могла провести дома в одиночестве (за исключением похода в церковь), но в глубине души понимала, что хотя бы минимально, но общаться нужно.
Каждое воскресенье я ходила в церковь и вместе со всеми пела гимны, но очень тихо, почти беззвучно. Хотя петь люблю и делаю это неплохо. Но однажды я закрыла глаза и запела в полный голос, вспоминая, как девочкой сидела здесь вместе с мамой и бабушкой. Я вспомнила, как смотрела на хористов и мечтала вырасти и присоединиться к ним.
В тот день, когда я уже выходила из церкви, пожилой джентльмен, который иногда играл на трубе, догнал меня и коснулся локтя:
– Вы должны петь в хоре! Приходите в среду на репетицию.
Но я не пошла.
В воскресенье все повторилось. Я снова пела в голос – и на сей раз женщина, сидевшая передо мной, повернулась и сказала:
– У вас – прекрасный голос. Вы должны петь в хоре.
Покраснев от смущения, я ее поблагодарила. И решила-таки попробовать. Но в день моей первой репетиции я долго сидела в машине, сомневаясь, стоит ли начинать. Когда я все-таки вошла в церковь, репетиция шла полным ходом. Я чудовищно опоздала из-за своей нерешительности и теперь стояла и таращилась, не зная, куда деться, пока на меня не обратили внимание.
– Добро пожаловать, – сказал регент[44]. – Мы рады, что вы пришли. Что вы хотите спеть?
Первая репетиция оказалась трудной. Я оказалась в окружении людей, значительно более грамотных в музыкальном отношении. Я же с трудом читала по нотам.
Когда все кончилось, я сбежала, едва кивнув на прощание регенту. Вернуться мне было страшно. Я надеялась, что мне станет легче, когда я привыкну и познакомлюсь с другими участниками хора.
Но легче не стало – прошло довольно много времени. Во время первой службы я страшно нервничала: куда идти, где остановиться, где повернуться, встать и сесть. Однако гимн прозвучал на удивление хорошо. Моих мелких ошибок никто не заметил, хотя я страшно устала от переживаний. То же самое повторилось и на второй службе. И еще несколько недель. И несколько месяцев.
Приближалось Рождество, нужно было выучить много новой музыки. Я почти ни с кем не познакомилась. Мы улыбались и обменивались парой слов, но времени было так мало, а репетиции – такими напряженными, что поговорить не удавалось.
Как-то я умудрилась пережить Рождество, и тут мы начали учить музыку к Пасхе. Учить пришлось еще больше! Но музыка была прекрасна, и мне нравилось петь.
Однажды я решила не убегать сразу после репетиции, а подождать других хористов. Оказалась, одна приятная дама жила совсем недалеко от меня, и мы разговорились по дороге. Она рассказала о перенесенной недавно операции и о том, что у нее вот-вот родится первый внук.
Я пришла домой с улыбкой на лице, счастливая от того, что у меня случился такой душевный разговор. Оттого – что скоро Пасха. Что я делаю что-то прекрасное. И что я не позволила тревогам и застенчивости заглушить мой голос, который и правда очень красивый.
Кэти Дрю
Страшно!
Я понял, что смелость – это не отсутствие страха, а победа над ним. Смел не тот, кто не боится, а тот, кто победил свой страх.
Нельсон Мандела
Мы вшестером, болтая и смеясь, шли по тропе к Семи священным озерам на восточном побережье гавайского острова Мауи через городок Хана. За нашими спинами журчал небольшой водопад, стекавший с горы. Двухмильная[45] тропа вела через бамбуковый лес. Несколько раз мы переходили небольшие ручьи и думали, как здорово освежиться в прохладной воде. Ключи и бумажники лежали в герметичных пакетах, а под шортами и футболками скрывались купальные костюмы.
Когда мы подошли к последнему водопаду, его высота меня поразила. Я увидела, как некоторые смельчаки отважно прыгают с этого водопада прямо в озерцо. Казалось, они летят до воды целую вечность.
– Мы же не будем прыгать, верно? – спросила я у Джерри, организовавшего этот поход.
– Не волнуйся, – сказал он. – Мы прыгнем оттуда, – и указал на узкую площадку примерно в десяти футах[46] ниже нас.
Все спустились, а я задержалась, оглядываясь в поисках пути к отступлению. Впрочем, оставаться в одиночестве мне не хотелось. А еще я была в неудобной обуви. Ноги у меня слабоваты, и я не представляла, как спущусь по склону в скользких резиновых шлепанцах – или босиком, спотыкаясь на острых сучках и камнях.
Спутники мои друг за другом спустились на уступ и прыгнули. Остались лишь Джерри и я. Он помог спуститься на уступ, а там я приникла к скале и приготовилась расстаться с жизнью. Казалось, подо мной добрая сотня футов[47]. Страх парализовал меня.
Четверо наших друзей кричали снизу:
– Это не страшно! А вода просто фантастическая!
Я не могла двинуться с места. Джерри начал терять терпение.
– Поторопись, – ворчал он. – Муравьи меня уже закусали!
Муравьи? Я их даже не заметила. Я – трусиха по натуре, а тут защитный механизм сработал в полную силу. Все могло пойти не так: я поскользнусь и разобью голову; я сломаю ногу о подводные камни; утону; я упаду кому-то на голову. Список был бесконечен и страшен. Почему простое для других мучительно тяжело для меня? Я устала до смерти – и решила сдаться.
Я объявила:
– Если я погибну, значит, так тому и быть.
И прыгнула.
Холодная вода обожгла разгоряченное тело. Мне показалось, под водой я пробыла целую вечность. Но, вынырнув, я пришла в восторг. Я сделала это!
Друзья приветствовали меня, самое страшное осталось позади. По скользким камням мы по очереди перебрались в следующее озеро, а потом в следующее. Мы плавали, скользили, помогали друг другу выбираться на большие, сухие валуны, чтобы отдохнуть и погреться, а потом снова ныряли в воду.
Почему простое для других мучительно тяжело для меня?
Настоящая идиллия. Я часто думаю, сколь многого лишилась бы, если бы не прыгнула в тот день. Это воспоминание помогает мне и теперь, когда я начинаю бояться того, чего не делала раньше. И неважно, физическая или ментальная проблема стоит передо мной. Теперь я готова к любому новому опыту. Я знаю, если мне будет страшно – я все равно прыгну.
Дженнифер Критс
Теперь ты сама
В глубине души мы понимаем, что оборотная сторона любого страха – это свобода.
Мари Фергюсон
Я сидела за рулем отцовской машины и пыталась справиться с паникой.
– Ты и без того долго откладывала, – сказал отец, пристегивая ремень безопасности.
Много лет он безропотно возил меня на работу и с работы. Он знал: я боюсь водить машину, и никогда не давил. И, честно говоря, эти поездки нравились нам обоим.
Почему же папа передумал?
Мне стало так тяжело, что я с трудом дышала. На улице было прохладно, но я обливалась потом.
– Я не могу, – пробормотала я.
– Конечно, можешь. – Отец положил руку мне на плечо. – Ты умеешь водить. Просто сделай глубокий вдох и трогайся. Я – с тобой.
Он улыбнулся и подмигнул.
Я кивнула, сделала глубокий вдох и завела машину. С парковки мне выехать удалось, и вот я уже на улице.
– Вот видишь, – похвалил меня папа. – Ты едешь. Это – как велосипед. Однажды научившись, уже не разучишься.
Я поверить не могла. Я действительно ехала! Я не сидела за рулем с экзамена в старших классах. Я даже не понимала, почему так боялась этого – и тут я увидела сбитый кем-то дорожный знак. Мысли об ужасных автокатастрофах овладели моим разумом. Я изо всех сил вцепилась в руль и постаралась отключиться от этих страшных картин.
– Вспомни, как ты училась кататься на велосипеде, – папин голос пробился через стену паники. – Ты падала. Ты даже в изгороди въезжала.
Он щелкнул пальцами, и я тут же все вспомнила. На моих ногах до сих пор остались шрамы.
– Ты очень хотела научиться ездить на велосипеде. А я сказал тебе, что ты можешь сделать все, чего захочешь. И ты сразу же покатила по улице. – Папа рассмеялся, но тут же закашлялся.
Мы остановились на светофоре, и я мельком взглянула на отца.
– Ты все еще кашляешь?
Он отмахнулся:
– Просто в горле запершило.
Папа кинул в рот мятную конфетку, включил радио и принялся подпевать.
Я и заметить не успела, как мы уже приехали домой – живые и здоровые. К сожалению, не могу того же сказать об изгороди: пытаясь припарковаться на дорожке, я все же въехала в нее.
– Папа, – спросила я, когда он уже поднялся на крыльцо, – почему ты решил учить меня водить машину?
Папа тяжело вздохнул и признался:
– Не хотел тебя волновать, но у меня беда со зрением. Порой в глазах двоится. Это я сбил тот дорожный знак, когда ехал за тобой.
Я постаралась не выдать испуга.
– Теперь все в порядке, – успокоил меня отец. – Наверное, давление подскочило. Я подвезу тебя в понедельник – хотя бы ради этой несчастной изгороди. А теперь пойдем готовить ужин.
Увы, это была наша последняя поездка. Дело оказалось не в давлении. Рак легких дал метастазы в мозг. С тех пор я постоянно вожу машину.
Я благодарна папе за напоминание: я могу сделать все, что захочу, даже преодолеть парализующий страх перед вождением. Каждый раз, садясь за руль, я слышу, как отец подпевает радио, и чувствую его теплую руку на плече.
Тэмми Николь Гловер
