Как охарактеризован в романе Бессонов?

Кадровый военный, крупный военачаль­ник; он замкнут, молчалив, ре­зок, требователен, очень офици­ален. Все это оправданно, ведь он командующий армией. На нем лежит тяжелейшая ответ­ственность: он распоряжается тысячами и десятками тысяч до­веренных ему жизней. Сила и власть — наиболее заметные чер­ты характера Бессонова. Он без колебаний применяет свою власть и осуществляет свои пра­ва в полном их объеме, но вместе с тем генерал Бессонов органи­чески не терпит внешних прояв­лений чинопочитания и подобо­страстия. Преданность долгу, жесткая требовательность к под­чиненным и беспощадность к себе сочетаются в Бессонове с глубоким вниманием к нрав­ственной стороне человеческого поведения на войне и в мирной жизни.

За внешней сухостью, бес­страстностью Бессонова скрыва­ется натура не только глубоко интеллектуальная, но и глубоко эмоциональная. Да и жестокость его, суровость и беспощадная требовательность — не от внут­ренней силы личности, открытой для всего доброго, а от горького и жестокого военного опыта, и в первую очередь — опыта сорок первого года.

Образ Бессонова — полковод­ческое искусство, сила его духа и характер — дает читателям яркое представление о славной плеяде советских военачальников, внес­ших такой огромный вклад в по­беду над врагом.

 Переживал ли Бессонов, когда гибли люди, выполняя его приказы?

Конечно же, Бессонов страдал от того, что за каждое принятое им решение приходилось платить кровью. Обычно Бессонов считал, что командир не вправе давать волю личным настроениям, не должен видеть в непосредствен­ной близости мельчайшие под­робности боя, страдания, кровь, смерть людей, выполняющих его приказания. Он был уверен, что «...непосредственные, субъек­тивные впечатления расслабля­юще въедаются в душу, рождают жалость, сомнения в нем, заня­том по долгу своему общим ходом операции, в иных масштабах и

полной мере отвечающем за ее судьбу. Страдание, мужество, гибель нескольких людей в од­ном окопе, в одной траншее, в одной батарее могли стать нас­только трагически невыноси­мыми, что после этого оказа­лось бы в нечеловеческих силах твердо отдавать новые приказы, управлять людьми, обязанными выполнять его распоряжения и волю».

Почему все-таки Бессонов изменил свое­му правилу не бывать на поле боя? Какая же картина предстала перед ним?

 Бессонов настойчиво и терпеливо ждал момента, когда можно будет на­нести фашистам ответный, ре­шающий удар. И вот, когда этот момент наступил, Бессонов впервые испытал чувство облег­чения: его армия преследовала и уничтожала отступающего про­тивника, стараясь отомстить за погибшую дивизию Деева. Вот тогда-то, поддавшись порыву чувств, он решил пройти по мес­там вчерашних боев, отыскать хоть кого-нибудь из тех, кого он видел перед этим кровавым сра­жением.

В трагически ошеломляющей тишине переднего края откры­лись полностью глубина и слож­ность его душевного состояния.

Уцелел единственный в бата­рее расчет Уханова.

 «Из пулеметного гнез­да белыми привидениями поды­мались двое, с головы до ног кос­матые от снега. Обмороженные лица их были затянуты сплошь в стеклянный лед подшлемников, а из подшлемников — глаза, вос­паленные морозом и ветром, в густых кругах изморози».

«Оба они оторопело встали перед Бессоновым, почти неот­личимые друг от друга, в толстых и жестяных от снега и инея ши­нелях; а закостенелые в твердую форму рукавицы их неуверенно ползли к шапкам.

Все это не позволило на этот раз сдержать Бессонову поток чувств, идущих из самого сердца.

— Спасибо вам! Спасибо вам от меня... Как ваши фамилии, хочу узнать!

Через силу, глуховато сказал: "Дайте два ордена Красного Знамени". Шагнул к этим дво­им, окаменевшим, вложил им в несгибающиеся рукавицы орде­на и, отвернувшись, вдруг скры­вая нахмуренными бровями сладкую и горькую муку, сжав­шую грудь, передернувшую его лицо, захромал по траншее, не оглядываясь... Он не умел быть чувствительным и не умел пла­кать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности, потому что жи­вые люди, здесь, в окопах, вы­полняя отданный им, Бессоно­вым, приказ — драться в любом положении до последнего пат­рона, и они дрались и умирали здесь с надеждой, не дожив лишь нескольких часов до нача­ла контрудара.

"Все, что могу, все, что могу, — повторял он про себя. — А что я могу сделать для них, кроме этого спасибо?"»

Человек — вели­чайшая ценность данного мира, а его мужество и свобода — это из­бавление от страха, от зла, кото­рые убивают веру и надежду и разъединяют людей.

В такие моменты, как показал Бондарев, от слез людских стано­вится горячим снег...