2020-06-10
77
Строительство нового прекрасного храма, дожившего до наших дней, иногда связывают с деяниями Петра Великого. Расселив на Новой Басманной в Капитановой слободе своих офицеров, он, по легенде, собственноручно начертил проект их приходской Петропавловской церкви. Контраст между храмами Старой и Новой Басманной оказался слишком велик, и тогда старобасманцы решили тоже построить себе великолепную церковь. К тому же их храм, пострадавший во время пожара 1737 года, когда выгорела Старая Басманная, уже был ветх и тесен для разросшегося прихода.
И в 1745 году, в правление Елизаветы Петровны, священники и прихожане Никитского храма подали прошение о разборке старого и о построении на его месте нового, более просторного храма с тем же посвящением на средства местных купцов. Просьба была удовлетворена, и вместе с тем вышло разрешение освятить второй придел в честь Рождества Иоанна Предтечи по именинам одного из храмоздателей - Ивана Рыбникова. Строить храм, к счастью для прихожан, поручили князю Дмитрию Васильевичу Ухтомскому, лучшему московскому архитектору эпохи елизаветинского барокко, именем которого при советской власти спасали от сноса храмы, приписав их его авторству, как например, замосквореченский храм Климента Римского. (Отметим, что некоторые считают архитекторами Никитской церкви А. Евлашева или К. Бланка.)
Уже в 1751 году новая церковь была освящена. По приделу она осталась известной как храм Никиты Мученика, но ее главный престол был по-прежнему освящен в честь Владимирской иконы Божией Матери. Ухтомский сотворил настоящее чудо. Он бережно отнеся к наследию старины: вместо того, чтобы разобрать старый храм, мастер не тронул древние стены, а перестроил их в трапезную с двумя приделами. С востока он на одной оси построил храм, а с запада - нарядную ярусную колокольню, так что храм вышел традиционно «кораблем», как это было принято с петровской эпохи. Колокольня завершена небольшим изящным шпилем. Храм кажется огненным от контраста белоснежного декора красных стен и сверкающей позолоты куполов. Он стал жемчужиной редчайшего в Москве елизаветинского барокко, но в то же время выглядит совсем по-московски «пряничным».
Никитский храм стал, бесспорно, лучшим московским произведением Ухтомского, хотя этот замечательный архитектор сделал Москве еще много хорошего. Он принадлежал к обедневшему, но славному и древнему княжескому роду, происходившему от самого Рюрика и князя Всеволода, сына Юрия Долгорукого, а фамилия была получена от Ухтомской волости, что на реке Ухтоме. Родиной архитектора было село Семеновское Ярославской губернии - то самое Пошехонье, которое Салтыков-Щедрин аллегорически описал как символ духовного и материального убожества, мелочности, скудости. Однако именно отсюда вышел лучший мастер самого роскошного архитектурного стиля. Учился он в знаменитой Школе математических и навигационных наук, что тогда находилась в Сухаревой башне, и затем был отдан в команду архитектора И.В. Мичурина, возводившего по проекту Растрелли киевскую церковь Андрея Первозванного. Командами назывались ученические школы при маститом архитекторе, которые создавались по указу Петра I для обучения на практике: учащиеся должны были помогать учителю на стройках и набираться опыта.
В 1745 году, когда начала строиться Никитская церковь, Ухтомский создал свою команду, и на ее базе - собственную архитектурную школу в Охотном ряду. Это была первая в России школа, где началось профессиональное архитектурное образование, поскольку строительная практика сочеталась с теоретическими занятиями и углубленным изучением архитектурной теории по античным трактатам. В то же время Ухтомский с учениками (а среди них были М. Казаков, А. Евлашев, И. Старов) вел огромную практическую работу, например по обмерам и укреплению зданий Московского Кремля. Сам он был очень плодовитым архитектором, возводивший символы старой Москвы. В 1755 году именно он перестроил здание Главной аптеки на Красной площади для открытия в нем на первых порах Московского университета. Он же построил знаменитый Кузнецкий мост через Неглинку, так как прежний деревянный затопляло в паводки, и предложил разместить там первый в Москве деловой купеческий центр в едином архитектурном ансамбле.
Пожар 1812 года почти не тронул Никитский храм и прилегающую застройку. К тому времени СтараяБасманная превратилась в столь аристократический уголок Москвы, что ее иногда сравнивали с Арбатом и Пречистенкой. На «барской улице» селились и многие знаменитости. Все они были прихожанами церкви Никиты Мученика, которая процветала и славилась именами тех, кто молился под ее сводами.
Летом 1905 года в храме случился пожар от непогашенного кадила, как сообщали газеты, и тогда сгорел чтимый образ святого Василия Блаженного - словно в знак грядущих испытаний. А вход в церковь осенял Иверский образ Божией Матери.
В начале XX века в Никитском храме служил знаменитый протодиакон Михаил Холмогоров, чей необыкновенный бас собиралась слушать вся Москва. В поклонниках у него была Нежданова. Скульптор Меркуров лепил его голову, художник Павел Корин запечатлел его в портрете к картине «Уходящая Русь» а Михаил Нестеров - в картине «На Руси» в центральном образе московского царя. Он окончил филармонию с золотой медалью, ждали, что он будет артистом, но мать отсоветовала ему идти на сцену: «Куда тебе, Миша, в артисты, с твоей-то простотой? Заклюют тебя за кулисами. Иди уж ты в диаконы - послужи Господу». Когда он служил диаконом в Никитском храме, его приглашал к себе Зимин, владелец известной частной оперы, спеть у него пушкинского Пимена, уговаривая: «Ведь Пимен-то лицо духовное!».
Его называли вторым Шаляпиным. Только если Шаляпин был прежде всего артист, то «Холмогоров был весь молитва», как вспоминал один его современник, рассказывая, что «Верую» он пел лучше Шаляпина. «Когда он возглашал: “Им же вся быша”, делалось страшно. Казалось, что молящимся открывается тайна творения». Его величественный образ напоминал апостолов в «Тайной вечере» Леонардо да Винчи. Во время ареста патриарха Тихона Холмогоров дал слабинку и присоединился к «живой церкви», но скоро покаялся и был лично прощен святителем Тихоном. В марте 1925 года отец Михаил участвовал в панихиде по усопшему патриарху в соборе Донского монастыря. А на своей квартире, в доме причта на Старой Басманной, № 14, он устраивал домашние музыкальные вечера, на которые приходили почитатели его певческого дара. Среди них были великий химик Н.Д. Зелинский и дирижер Н.С. Голованов, а однажды дом посетил митрополит Дмитровский Трифон (Туркестанов), который когда-то рукополагал Холмогорова в сан диакона.
В 1929 году он оставил Москву и вернулся только в 1943 году, но уже в другой храм - апостола Филиппа на Арбате, где служил до кончины, последовавшей в 1951 году. Но перед тем он принял участие в торжественной интронизации патриарха Алексия (Симанского) в Богоявленском соборе, возгласив ему многолетие.
Никитский храм тоже остался верным святому патриарху Тихону и Православной Церкви. Этим он привлек к себе множество прихожан из других районов Москвы, чьи приходские церкви захватили обновленцы. Храм держался стойко во многом благодаря его последнему настоятелю протоиерею Иоанну. Служба здесь по-прежнему велась по каноническому уставу, хотя власти не раз покушались и на настоятеля, и на храм - таких в Москве оставалось немного.
В 1930-х годах вся правая сторона Старой Басманной, уже носившей имя Карла Маркса, была предназначена к сносу с целью расширения улицы, а на участке, где стоял храм, собирались строить Дом Советов Бауманского района. В марте 1933 года президиум Моссовета принял решение: «церковь так называемого Никиты» закрыть и снести. Сохранились тяжелые воспоминания о закрытии храма, явственно напоминающие известную историческую сцену времен Ивана Грозного. Когда протоиерей Иоанн завершал литургию, в храм вошли вооруженные сотрудники НКВД, сорвали с него облачение и поволокли к выходу. Отец Иоанн хотел благословить паству, но его столкнули с солеи. Тогда он обратился к царским вратам, троекратно перекрестился и сам направился к выходу. Немногие прихожане, кто был тогда в храме, оцепенели от ужаса. На паперти отец Иоанн хотел обернуться, чтобы еще раз осенить себя крестным знамением, но его штыками вытолкали из храма. Не оставляли и мирян: 17 февраля 1938 года на Бутовском полигоне был расстрелян мученик Василий Иванов, староста Никитской церкви, не побоявшийся заявить на допросе о своих православных и монархических убеждениях.
Храм был разграблен и разорен (хотя есть предание, что священники успели спрятать святыни в особый тайник), но не снесен: то, что случилось дальше, иначе как чудом, назвать нельзя. Президиум Моссовета изменил свое решение, вероятно потому, что сектор науки Наркомпросса, пытавшийся спасти Никитский храм от сноса, предложил использовать для «нужд города» соседнюю церковь Вознесения на Гороховом поле, так как она не имела столь ценного стильного убранства. Уже летом 1933 года власти отказались от сноса Никиты Мученика, но факт его ценного убранства при этом проигнорировали, рекомендовав передать его здание Лесотехническому институту. И про Дом Советов на этом месте тоже почему-то забыли. Барочное убранство было уничтожено, демидовская ограда частично разобрана, но здание церкви уцелело.
Оно побывало учебным залом районной бригады ПВО, складом министерства культуры СССР, общежитием и прочими службами для «нужд города», и даже получило частичную реставрации как памятник, состоящий на государственной охране, пока в наши недавние дни его не вернули Церкви.
В июле 1997 года Святейший Патриарх Алексий II совершил его освящение. И ныне этот сверкающий позолотой, огненный храм в белокаменных узорах напоминает изящный, но величественный корабль, плывущий по историческим водам Старой Басманной.
