Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик 19 страница

— Не делай этого, — сказал командиру Корабб. — Мы должны умереть сегодня ночью. Сражаясь во имя Дриджны…

— К Худу Дриджну! — захрипел Леом.

Л'орик уставился на него, словно увидел и понял в первый раз. — Момент, — произнес он.

— У нас нет даже момента!

— Леом Молотильщик, — прервал его маг, — ты заключил сделку с Королевой Снов. Опасная вещь. Эту богиню не интересует, где добро и где зло. Если у нее и было сердце, она давно его выбросила. Теперь ты вовлек в дело меня — ты использовал меня, и богиня, в свою очередь, сможет использовать меня. Я не…

— Врата, проклятие! Если есть возражения, Л'орик, выскажи их ЕЙ!

— Они все погибнут, — сказал Корабб, повернувшись к командиру спиной, — чтобы ты мог выжить.

— Чтобы МЫ ВСЕ могли выжить, Корабб! Другого пути нет — думаешь, малазане когда-либо отвяжутся от нас? Куда бы мы не сбежали? Я готов целовать пыльные пятки Худа за то, что еще не задействован Коготь. Я не хочу прожить остаток жизни, постоянно оглядываясь! Я был телохранителем, черт подери — это ее дело, не мое!

— Твои воины — они ждут, что ты умрешь с ними…

— Они ничего такого не ждут. Идиоты решили умереть. Во имя Дриджны. — Он насмешливо оскалился. — Ну, счастливый путь! Пусть умирают! Самое лучшее, что они захватят с собой половину армии Адъюнктессы! Вот тебе слава, Корабб! — Он подступил к помощнику, ткнув пальцем на дверь: — Хочешь соединиться с идиотами? Хочешь ощутить, как горят легкие, взрываются глаза и трещит кожа? Хочешь, чтобы кровь вскипела в венах?

— В сравнении с ЭТИМ, Леом Молотильщик, их смерть почетна.

Леом что-то буркнул и отвернулся. — Открой дверь — и не бойся, Л'орик, я не делал ей обещаний от твоего имени. Просто привел тебя сюда.

— Огонь за стенами Храма обрел жизнь, — ответил Верховный Маг. — Я могу не суметь.

— И твои шансы уменьшаются с каждым мигом, — зарычал Леом.

В его глазах плескалась паника. Корабб смотрел и поражался ощущению ее… неуместности. Здесь, на так хорошо знакомом лице. Казалось, он знает все его выражения. Гнев, холодная насмешка, презрение, отупение за прикрытыми веками — под действием паров дурханга. Каждое выражение… кроме одного. Паники.

Внутри него все рушилось. Корабб почувствовал, будто тонет. Погружается все глубже, хватает руками гаснущий, дальний свет.

Прошипев проклятие, Л'орик встал к алтарю. Его камни, казалось, светятся в полумраке — такие новые, необычные; мрамор, похоже, привезен с иного континента, подумал Корабб — он исчерчен прожилками и венами, которые как будто пульсируют. За алтарем был круглый бассейн. Его вода исходила паром. В прошлый раз бассейн прикрывали — он заметил медные панели, сложенные сейчас у стены.

Воздух над алтарем вскипел.

Она ждала на той стороне. Промельк, вроде бы отражение от глади бассейна; портал открылся, окружив алтарь, края разрыва поднялись, завились и закачались, словно занавеси. Л'орик прерывисто вздохнул, сражаясь с незримым весом. — Не смогу держать долго! Я вижу тебя, Королева!

Из портала раздался холодный, вялый голос: — Я не желаю твоего порабощения, Л'орик, сын Оссерка.

— Тогда чего ты желаешь?

Миг молчания. Портал задрожал. — Ша'ик мертва. Богини Вихря больше нет. Один вопрос, Леом Молотильщик. — Теперь в ее голосе появилось нечто новое, как будто ирония. — И'Гатан… то, чем вы его сделали… это ваше Откровение?

Воин пустыни скривился. — Ну, пожалуй. — Пожал плечами. — Не такое большое, как мы надеялись…

— Но, может быть, достаточное. Л'орик. Роль Ша'ик, Провидицы Дриджны, вакантна. Ее нужно занять…

— Зачем?

— Чтобы нечто иное, менее желательное, не надело ее мантию.

— А вероятность подобного?

— Это неизбежно.

Корабб смотрел на Верховного Мага и ощущал бег мыслей за его веками: загадки и предположения прояснились от слов богини. — Ты избрала кого-то, — сказал он наконец.

— Да.

— Кого-то, кого нужно… защитить.

— Да.

— Он в опасности?

— Весьма похоже, Л'орик. Воистину ты предвидел мое предложение. Торопись, мы можем опоздать.

— Согласен.

— Тогда выйди вперед. И другие. Не медлите — я с трудом удерживаю путь.

Душа Корабба стала грудой угольев. Он смотрел, как маг входит в портал и пропадает, становясь мутным, кружащимся пятном.

Леом снова глядел на него. Голос стал почти умоляющим: — Друг мой…

Корабб Бхилан Зену'алас покачал головой.

— Ты не слышал? Новая Ша'ик — другая Ша'ик…

— И ты найдешь для нее новую армию, Леом? Новых идиотов, чтобы вести на смерть? Нет, я с тобой покончил. Бери малазанскую ведьму и убирайся с глаз моих. Я решил умереть с избранными воинами.

Воробушек схватила Леома за руку: — Портал рушится!

Воитель, последний вождь Дриджны, повернулся и вместе с женщиной шагнул во врата. Через миг они распались. Никого.

Никого и ничего, кроме необычного кругового вихря, пославшего маленькие смерчи по плиткам пола.

Корабб моргнул и огляделся. Снаружи храма как будто умирал мир. Он вопил, и тембр этого вопля все повышался. "Нет… это не предсмертный крик. Что-то другое…"

Услышав звук более близкий — возню в коридоре — Корабб вытянул саблю. Подошел к завесе. Откинул полотнище кончиком клинка.

И увидел детей. Скорчившихся, жалких. Десять, пятнадцать — нет, шестнадцать. Грязные мордашки, распахнутые глаза. Все смотрят на него. — О боги, — прошептал он. — Они забыли вас.

"Все они. Каждый из них".

Он вложил оружие в ножны и сделал шаг. — Все хорошо. Мы найдем комнату, да? И подождем там.

"Что-то еще…" Грохот, гибель зданий, полыхающие стены огня, вой ветров. "Вот что снаружи, во внешнем мире, это… о духи, Дриджна…"

Снаружи все нарастали крики рождающегося Откровения.

 

* * *

 

— Там! — показал Горлорез.

Сержант Бальзам заморгал — жара и копоть превратили глаза в мутные стекляшки — и едва смог различить десяток человек, вышедших на улицу. — Кто?

— Малазане, — ответил Горлорез.

Сзади раздалось: — Отлично. Еще порция выпечки. Что за ночка…

— Когда я приказал молчать, Наоборот, я приказал молчать, а не наоборот. Давайте пойдем к ним. Может, они не так потерялись, как мы.

— Ну да? Смотрите, кто их ведет! Та пьяница, как ее имя? Похоже, ищет дорогу в кабак.

— Я не шучу, Наоборот! Еще слово — и я тебя проткну!

 

* * *

 

Широкая лапа Урба крепко схватила ее за локоть, развернула; Хеллиан увидела бредущий к ним взвод. — Слава богам, — прохрипела она, — они знают, куда идти…

К ней на полусогнутых подошел сержант, дальхонезец, с перемазанным глиной лицом. — Я Бальзам, сказал он. — Куда бы вы ни шли, мы за вами!

Хеллиан оскалилась: — Отлично. Только прибрели и уже на готовенькое!

— Ты нас выведешь?

— Да. Вниз по улице.

— Почему туда?

— Да потому что там нет огня, дальхонезская крыса! — Она махнула рукой своим солдатам и двинулась. Впереди что — то виднелось. Какой-то громадный, закопченный купол. Сейчас вокруг были храмы, с раскрытыми, хлопающими на дьявольски горячем ветру дверями. Оставшиеся на ней одежки задымились, на ткань присели сверкающие искры. Она ощутила вонь собственных горящих волос.

Рядом появился солдат. В руках он держал по ножу. — Не надо проклинать сержанта Бальзама, женщина. Он провел нас через всё.

— Как тебя звать?

— Горлорез…

— Мило. Иди-ка и перережь горло. Себе. Никто ни через чего не прошел, проклятый идиот. А теперь, ежели у тебя под рубахой не спрятана бутыль холодного вина — иди надоедай другим.

— Пьяной ты была милее, — ответил солдат и отошел.

"Ну, все милые, когда пьяны".

 

* * *

 

В конце разрушенного здания левую ногу Хрома захватила трещина в камне. Его вопли могли поспорить с ревом ветра. Корд, Шип и другие из ашокского взвода помогли вынуть ногу, но сразу стало ясно, что она сломана.

Впереди была площадь, что-то вроде рынка, а за ним, за высокими стенами, стоял купольный храм. Остатки позолоты дождем осыпались с боков купола. По улице полз дым, отчего храм казался летящим по вонючему, слабо светящемуся воздуху. Смычок приказал сомкнуться.

— Мы идем в тот храм, — сказал он. — Похоже, это не поможет. Проклятая буря приближается. Никогда ее на себе не испытывал, и хотел бы, чтобы не пришлось. Но, — запнулся он и плюнул, — ничего другого придумать не могу.

— Сержант, — нахмурился Флакон, — в храме что-то чувствуется. Живое.

— Ладно, нам придется сражаться за место для смерти. Чудно. Может, их там достаточно, чтобы нас быстро перебили. Тоже неплохо.

"Нет, сержант. Никаких врагов. Но это не важно".

— Ладно, давайте попробуем перейти площадь.

Кажется, просто — но они выбились из сил, а кружащий над открытым пространством ветер обжигающе горяч. Никакого укрытия от стен. Флакон понимал, что они могут не дойти. Колючий жар щипал ему глаза, песком влезал в горло при каждом мучительном вздохе. Сквозь туман и боль он заметил кого-то справа. Люди выбегали из дыма: десять, пятнадцать, многие дюжины, некоторые объяты пламенем, у других в руках копья.

— Сержант!

— Боги!

Атакующие воины. Здесь, на площади, в этом… пекле. Объятые огнем падали, хватались руками за лицо, извивались… но другие продолжали наступать.

— Стройся! — заревел Смычок. — Отступаем к стене храма!

Флакон смотрел на накатившую толпу. "Строиться? Отступать, обороняться? Зачем все это…"

Рядом показался один из солдат Корда, показал что-то жестом. — Ты! Ты маг?

Флакон кивнул.

— Я Эброн — нужно взять ублюдков магией — оружия нет…

— Понятно. Делай, что можешь — я поддержу.

Трое пехотинцев, все женщины — Острячка, Поденка и Уру Хела — вытянули кинжалы и встали в оборону. Через миг к ним присоединился Курнос, сжавший тяжелые кулачищи.

Передовой ряд врагов подбежал шагов на пятнадцать и метнул копья, словно дротики. Пока они пролетали короткую дистанцию, Флакон ухитрился заметить, что древки занялись огнем.

Предостерегающие крики, глухие удары. Уру Хелу развернуло, из плеча торчало копье; его древко с треском врезалось в шею Поденке. Уру Хела встала на колени, а Поденка пошатнулась, но тут же выпрямилась. Сержант Смычок упал — копье поразило его в правую ногу. Он заорал, потянув за древко; левая нога задергалась, как у безумца. Тавос Понд набежал на Флакона и уронил его; солдат вопил и шатался, пол-лица было снесено, глаз болтался на ниточке.

За миг до того, как налетела основная волна врагов, стена магии поднялась серебристым дымом, набухла и поглотила воинов. Крики, падения; плоть чернела, кожа скручивалась с костей. Воцарился ужас.

Флакон не понял, какой вид колдовства применяет Эброн, но высвободил Меанас, прибавив дыму иллюзорной мощи и плотности. Воинов охватила паника. Они падали, выбегали из дыма, закрыв лица руками, содрогаясь. Мостовую покрыла рвота. Магия отразила атаку: когда ветер развеял ядовитое облако, солдаты увидели лишь спины противника. И груду трупов.

Тела медленно загорались.

Корик подскочил к Смычку, сумевшему вытащить копье из ноги, и начал вкладывать кусочки ткани в колотые раны. Флакон подошел. Крови на ранах не было, но на мостовой ее скопилось довольно много. — Перевяжи сначала ногу! — сказал он полукровке. — Нам пора убираться с площади!

Корд и капрал Тюльпан склонились над Уру Хелой, Слабак и Балгрид схватили и повалили на мостовую Тавоса Понда. Слабак вставил болтающийся глаз в орбиту и обвязал голову солдата тряпицей.

— Тащите раненых! — призвал сержант Геслер. — Вперед, клятые дурни! К стене! Нужно найти путь внутрь!

Одуревший Флакон помогал Корику нести Смычка. Пальцы его рук посинели, уши оглохли, в голове раздавался рокот и все кружилось перед глазами.

"Воздух. Нам нужен воздух".

Впереди выросла стена. Они пошли вдоль нее, отыскивая вход.

 

* * *

 

Они лежали друг на друге, умирая от удушья. Кенеб зачем-то забрался на вывалившийся каменный блок, начал раскидывать обломки. Ослепляющий дым, палящий зной, а теперь еще и распад рассудка — дикие, бессвязные видения. Он увидел женщину, мужчину и ребенка, выходящих из пламени.

Демоны, служители Худа.

Такие громкие голоса, бесконечные крики, они все громче… и тьма наползла от трех привидений, полилась на груду тел…

Да, его рассудок погибает. Ибо он ощутил внезапное ослабление жестокого жара, сладкий воздух наполнил легкие. "Это же умирание, верно? Я прибыл. Ко вратам Худа. Боги, какое облегчение…" Чьи-то руки потянули его — какая боль от прикосновений к обожженной коже! — и перекатили.

Он моргнул, уставившись в потное, закопченное лицо. Женщина. Он знал ее.

И она говорила.

"Да, все мы мертвы. Друзья мои. Собрание у врат Худа…"

— Кулак Кенеб! Здесь сотни!

— Да…

— Еще живых! Синн отгоняет огонь, но надолго ее не хватит! Нужно попытаться выйти! Вы понимаете? Нам нужна помощь, нам нужны те, что еще стоят на ногах!

"Что?" — Капитан, — прошептал он. — Фаредан Сорт.

— Да! А теперь вставайте, Кулак!

 

* * *

 

Над И'Гатаном воздвигся огненный шторм. Блистиг никогда не видывал подобного. Языки пламени танцевали, извивались, выбрасывали длинные щупальца, разбивавшие пелену густого дыма. Бешеный ветер поднимался к тучам и растворял их потоками огненных искр.

"Жара — о боги, такое здесь уже бывало. Худом проклятый город…"

Угловой бастион взорвался, набух огненным шаром, разбрызгивая извивающиеся сполохи…

Налетевший из пустыни ветер заставил согнуться всех. В лагере осаждающих срывало с привязей шатры, они взлетали, раздувались и бешено неслись к И'Гатану. Ржали лошади, невидимые за полосами песка, обдирающего кожу, как самая сильная буря пустыни.

Блистиг сам не понял, когда упал на колени. За воротник уцепилась рука в латной перчатке, развернула. Он глядел в лицо, но не сразу сумел опознать его. Грязь, пот, слезы, кривая гримаса паники — Адъюнктесса. — Все в лагерь! Все!

Он едва слышал ее, однако кивнул, повернулся и начал сражение с ветром, мчащимся от дороги. "Нил сказал, что-то готово родиться. Что-то…"

Адъюнктесса кричала. Еще приказы. Блистиг добрался до обочины и пополз по склону. Нил и Нетер прошли мимо, туда, где стояла Адъюнктесса.

Ветер уже не был таким могучим, как вначале; он не переставая дул в сторону города, где пожар возносил воздух ввысь.

— Там солдаты! — завизжала Адъюнктесса. — За брешью! Я хочу, чтобы их спасли!

По склону вскарабкался Свищ, за ним собаки — Крюк и Мошка.

Вокруг Блистига кишели какие-то люди. Хундрилы. Ведуны, ведьмы. Тонкие голоса, бормочущие заклинания, призывающие силу из истощенной земли. Кулак отвернулся. Ритуалы, магия — что они могут? Метнул взгляд на хаос лагеря и увидел среди мечущихся фигур офицеров. Они-то не дураки, уже начали сбор…

Голос Нила, громкий: — Мы можем ощутить ее! Кого-то! Духи родные, что за сила!

— Помогите ей, проклятие!

Какая-то ведьма завопила и вспыхнула прямо посреди дороги. Еще миг — и стоявшие около Блистига ведуны согнулись и на глазах обратились в белый пепел. Кулак впал в оцепенение. "Помочь ей? Кому помочь? Что случилось?" Он снова поднялся на дорогу.

И сумел различить черноту в сердце бури.

Искры закружились вокруг еще одной ведьмы, но улетели, едва НЕЧТО прокатилось по дороге — холодная, сладкая сила — словно милосердное дыхание бога. Даже презирающий всякую магию Блистиг смог почуять эту эманацию, эту ужасную и прекрасную волю.

Оттеснив пламень от пролома, открылся вращающийся черный тоннель.

Оттуда вышли люди.

Нетер опустилась на колени подле Адъюнктессы — та единственная осталась стоять — и Блистиг увидел, как виканская девушка говорит Таворе: — Это Синн. Адъюнктесса, эта девочка — Верховная Колдунья, хотя сама об этом не знает…

Адъюнктесса повернула голову и заметила Блистига.

— Кулак, встать! Выдвигайте взводных целителей. Сейчас же! Они проходят… Кулак Блистиг, вы поняли? Им нужна помощь!

Он сумел встать на колени, но и только. Уставился на эту женщину. Не более чем силуэт, мир за ее спиной не более чем пламя, растущий огненный шторм, все еще растущий. Нечто холодное, пропитанное ужасом, заполнило его грудь.

"Видение".

Он не мог отвести глаз.

Тавора зарычала и подозвала вставшего рядом тщедушного мальчишку: — Свищ! Найди офицеров в лагере! Нам…

— Да, Адъюнктесса! Семь сотен и девяносто один, Адъюнктесса. Кулак Кенеб. Кулак Тэне Баральта. Живы. Я буду помогать.

И он помчался вниз по склону, мимо Блистига, и собаки бежали вослед.

"Видение. Да, знак. Теперь я знаю, что нас ждет. В конце. В конце долгой, долгой дороги. О боги…"

Сейчас она повернулась к нему спиной. Она взирала на горящий город, на жалкую, нестройную колонну выживших, появившуюся из тоннеля. Семьсот девяносто один. Из трех тысяч.

"Но она слепа. Она не видела того, что видел я.

Адъюнктесса Тавора. И пылающий мир".

 

* * *

 

Дверь распахнулась, выпустив струю жаркого дыма; он пронесся на уровне коленей Корабба, заметался под давлением сквозняков и взвился вверх, вливаясь в заполняющий купол смог. Воин встал перед скрючившимися детьми и вытащил саблю.

Он услышал голоса — малазанский язык — и увидел выходящих из сумрака солдат. Во главе их женщина. Они заметили Корабба и встали.

Вперед выступил мужчина. На обожженном лице остались следы татуировок. — Ютарал Гвалт, — хрипло сказал он. — Я пардиец.

— Изменник, — бросил Корабб. — А я Корабб Бхилан Зену'алас, Второй после Леома Молотильщика. Ты предатель, пардиец.

— Разве это важно? Все мы уже мертвы.

— Хватит, — на ужасном эрлийском сказал темнокожий солдат. — Горлорез, иди убей мерзавца…

— Стой! — крикнул пардиец, потом склонил голову и добавил: — Пожалуйста, сержант. Нет смысла в…

— Эти ублюдки завели нас в ловушку, Гвалт.

— Нет, — ответил Корабб, снова привлекая внимание к себе. — Нас завел в нее Леом Молотильщик. Он, и он один. Мы… мы тоже преданы…

— А где он скрывается? — спросил названный Горлорезом. Он поднял длинные кинжалы, в светлых глазах мелькнуло что-то кровожадное.

— Бежал.

— Тогда его перехватит Темул, — сказал сержанту Ютарал Гвалт. — Они окружили город…

— Напрасно, — отрезал Корабб. — Он ушел не таким путем. — И показал рукой на алтарь. — Магические врата. Королева Снов — она забрала его отсюда. Его и Верховного Мага Л'орика и малазанку по имени Воробушек…

Двери открылись снова. Малазане резко повернулись, но, когда послышались голоса — стоны, крики боли, кашель — расслабились. Их род, подумал Корабб. Еще проклятые враги. Но пардиец правильно сказал. Сейчас единственный враг — огонь. Он снова поглядел на детей за спиной и отпрянул, встретив полные ужаса глаза. Отвернулся — ему нечего было сказать. Нет ничего, что им стоило бы слышать.

 

* * *

 

Ввалившись в коридор, Флакон закашлялся. Холодный, пыльный воздух — откуда? как? Каракатица закрыл дверь и выругался, обжегши руки.

Впереди проход к алтарному залу. Там были еще малазане. Бальзам и его взвод. Картулианская пьяница Хеллиан. Капрал Рим и часть пехотинцев Собелоне. А в самом нефе — одинокий вражеский воин. За ним — дети.

"Но воздух… воздух…"

Корик и Тарр пронесли мимо него Смычка. Поденка и Острячка вытянули свои кинжалы, но мятежник опустил саблю, гулко звякнув по плиткам пола. "О боги, хоть один сдался добровольно".

Стены уже исходили жаром — огненный шторм снаружи не пощадит храм. Последние двадцать шагов вокруг угла здания едва не прикончили их — безветрие, воздух трещит, взрываются кирпичи, вспучивается мостовая, пламя, кажется, питается уже самим воздухом. Языки огня вились по улицам, вздымались над городом громадными змеями. А звук… он все еще слышит его за стенами — все ближе… "ужасно. Ужасно".

Геслер и Корд подошли к Бальзаму и Хеллиан. Флакон придвинулся поближе, чтобы услышать разговор.

— Кто-нибудь поклоняется Королеве Снов? — спросил Геслер.

Хеллиан пожала плечами: — Думаю, начинать поздновато. Ведь Корабб Бхилан Зену'алас — вон тот пленник — сказал, что Леом заключил с Королевой сделку. Конечно, может быть, у нее не один любимчик….

Внезапный хлопок заставил всех вздрогнуть. Алтарь треснул — Флакон понял, что безумный диверсант Хрясь только что помочился на него.

Хеллиан засмеялась: — Надо перенять прием.

— Худовы яйца, — зашипел Геслер. — Убейте мерзавца, хоть кто-нибудь!

Хрясь заметил всеобщее внимание. Огляделся с невинным видом. — Что такое?

— Хочу сказать тебе пару слов, — начал Каракатица. — Насчет стены…

— Это не моя вина! Я впервые использовал долбашки!

— Хрясь…

— И это не мое имя, сержант Корд. Меня звать Джамбер Бревно, я был верховным маршалом в Волонтерах Мотта…

— Ну, ты уже не в Мотте, Хрясь. Ты больше не Джамбер Бревно. Ты Хрясь. Привыкай.

Раздался голос сзади: — Он сказал — Волонтеры Мотта?

Флакон повернулся к Смычку. — Да, сержант.

— Боги, кто записал в армию ЕГО?

Флакон подал плечами и задержал взгляд на Смычке. Корик и Тарр занесли его к началу нефа; сержант оперся спиной на колонну, вытянул раненую ногу. Лицо его было бледным. — Я бы лучше…

— Не нужно, Флакон. Стены скоро лопнут — ты же чувствуешь ужасный жар даже от колонн нефа. Забавно, что тут такой воздух… — Голос сержанта затих. Флакон видел, как тот прижал ладони к полу и нахмурился.

— Что такое?

— Холодный воздух идет из-под плит.

"Крипты? Погреба? Но там, наверное, слишком спертый воздух…" — Момент, сержант, — сказал он, направляясь к треснувшему алтарю. За ним исходил паром бассейн. Маг ощутил поток воздуха от полов. Остановился, встал на колени, оперся ладонями.

И послал чувства вниз, отыскивая искорки жизни.

Вниз, через плотные слои камня и мусора… движение в темноте, проблеск жизни. Паника, карабкается вниз, все ниже, воздух гладит мокрую шерсть. Крыса. Бегущие крысы.

"Бегущие? Куда?" Его чувства плясали среди слоев под ногами, поглаживали тварь за тварью. Темнота, вздохи сквозняков. Запахи, эхо, сырой камень…

— Эй, все! — вскочил Флакон. — Нужно проломить пол! Ищите что хотите — нужно пробиться!

Они смотрели, словно и он сошел с ума.

— Мы зароемся! Город — он построен на руинах! Нужно найти путь под ними — проклятие! — воздух ОТКУДА-ТО течет!

— А мы тебе кто? — вопросил Корд. — Мураши?

— Там крысы — я вижу их глазами — я видел! Каверны, пещеры — проходы!

— Ты видишь чем? — Корд подошел ближе.

— Стой, Корд! — сказал Смычок, пытаясь встать. — Слушайте его. Флакон — ты можешь следить за крысами? Можешь взять контроль над одной?

Флакон кивнул. — Но там фундаменты, под храмом — мы должны взломать…

— Как? — спросил Каракатица. — У нас нет припасов…

Хеллиан ткнула кулаком своего солдата: — Эй, Увалень! Хлопушка все еще у тебя?

Все находящиеся в зале саперы вдруг оказались подле Увальня. Он дико заозирался. Вытащил покрытый медью снаряд в форме клина.

— Отойти! — крикнул Смычок. — Всем. Кроме Карака. Карак, ты же сумеешь? Без ошибок.

— Никаких ошибок, — ответил Каракатица, бережно принимая снаряд из руки Увальня. — У кого остался меч? Что-то твердое и достаточно большое, чтобы разбить плитки?

— У меня. — Это сказал мятежник. — То есть была — вот эта сабля. — Он показал рукой.

Кривая сабля тут же оказалась в руках Тюльпана, ударившего по полу с такой яростью, что куски плитки полетели во все стороны. Наконец в полу появилась неровная дыра.

— Хватит, отойди, Тюльпан. Все отходите как можно ближе к стенам, прикройте лица, глаза, уши…

— Как ты думаешь, по сколько у нас рук? — спросила Хеллиан.

Смех.

Корабб Бхилан Зену'алас смотрел так, словно рассудок потеряли все вокруг.

Треск гулко отдался по всему храму, взметнулась пыль. Флакон, как и все, поднял голову — увидел, как сквозь окно купола врывается огненный язык. Купол начал проседать. — Карак…

— Вижу. Молитесь, чтобы эта хлопушка не обвалила его нам на головы. — Он взял снаряд. — Флакон, какой путь укажешь?

— В сторону алтаря. Там пустота в двух или трех саженях внизу.

— Трех? О боги. Ну, поглядим.

Стены храма раскалились как печи, помещение заполнило потрескивание — здание начало разваливаться. Они слышали, как стонут под сместившимся весом камни фундаментов. Жар нарастал.

— Считайте от шести! — крикнул бросившийся в сторону Каракатица.

"Пять… четыре… три…"

Хлопушка взорвалась, жалящим градом полетели осколки камня и плитки. Солдаты закричали от боли, дети завизжали, воздух заполнился дымом и копотью; от пола донесся звук катящихся камней — они задевали за что-то внизу, падали все ниже… ниже…

— Флакон.

Услышав голос Смычка, колдун пополз к зияющему пролому. Нужно найти крысу. Где-то внизу. "Крысу, на которой поедет моя душа. Крысу, что выведет нас отсюда".

Он ничего не сказал сослуживцам о том, что открыл, перемещаясь среди жизненных искр почти бесконечных слоев мертвого, похороненного внизу города. Они бежали вниз и вниз, и вниз — воздух пах разложением, повсюду тьма, кривые, мучительные пролазы. "Вниз. Все крысы бегут вниз. Ни одна в пределах моих чувств не вылезла на свежий ночной воздух. Ни одна.

Крысы будут бежать. Даже если бежать некуда".

 

* * *

 

Мимо Блистига проносили обожженных и раненых солдат. Боль и шок, растрескавшаяся, тускло — красная плоть, словно жареное мясо… он вдруг понял, что оно и впрямь жареное. Белый пепел от волос — на теле, на блестящих макушках. Почерневшие остатки одежды, рукояти, припаявшиеся к рукам — он хотел отвернуться, отчаянно хотел, но не смел.

Он стоял в пятидесяти шагах от границы выжженной травы, но все еще чувствовал жар. Огненный бог пожирал небо над И'Гатаном — И'Гатан выгорал, падал в себя, обращался в шлак — и гибель города казалась ему столь же ужасной, как вид выживших солдат Кенеба и Баральты.

"Как мог ты сделать такое? Леом Молотильщик, имя твое станет проклятием. Никогда его не забудут. Никогда".

Кто-то встал рядом. Не сразу Блистиг оглянулся. И скривил губы. Коготь Жемчуг. Глаза ассасина были красны — дурханг, не иначе, ведь он проводил время в дальней палатке, равнодушный к ужасам ночи.

— Где Адъюнктесса? — тихо, хрипло спросил Жемчуг.

— Помогает раненым.

— Она сломалась? Она ползает на коленях среди кровавой грязи?

Блистиг внимательно поглядел на него. Глаза… он рыдал? Нет. Дурханг. — Скажи так снова, Коготь, и тебе не жить.

Высокий мужчина пожал плечами: — Поглядите на обожженных, Кулак. Есть вещи похуже смерти.

— Среди них целители. Ведуны, ведьмы из роты…

— Некоторые шрамы не исцеляются.

— Что ты делаешь здесь? Иди назад в палатку.

— Сегодня я потерял подругу. И делаю то, что хочу.

Блистиг отвернулся. Потерял подругу. А как насчет двух тысяч малазанских солдат? "Кенеб потерял почти всех моряков и среди них — бесценных ветеранов. Адъюнктесса проиграла свою первую битву — о да, имперские анналы отметят великую победу, уничтожение последнего очага мятежа Ша'ик. Но мы, бывшие здесь, будем помнить истину до конца жизни.

А с Адъюнктессой Таворой еще далеко не покончено. Я видел".

— Иди к Императрице, — сказал Блистиг. — Расскажи правду об этой ночи…

— И какой будет прок, Кулак?

Он открыл было рот, но сразу закрыл.

Жемчуг продолжил: — Весть дойдет до Дуджека Однорукого, а от него вышлют рапорт Императрице. Но самое важное, чтобы понял Дуджек. А он поймет, я уверен.

— Понял что?

— Что Четырнадцатая Армия более не является боевой силой Семиградья.

"Это истина?" — Еще поглядим, — сказал он вслух. — Все же мятеж сокрушен…

— Леом сбежал.

— Что?

— Он сбежал. В Магический путь Д'рисс, под защиту Королевы Снов. Думаю, лишь она сама знает, на что он ей пригодится. Признаюсь, это меня тревожит — боги по природе своей неисчерпаемо глубоки, по большей части — а она самая загадочная из всех. Я нахожу эту деталь… беспокоящей.

— Тогда стой здесь и беспокойся. — Блистиг торопливо пошел к палаткам лекарей. Худ забери клятого Когтя. Чем скорее, тем лучше. Откуда ему знать? Леом… жив. Ну, может, это обернется к лучшему — его имя станет проклятием на языках Семи Городов. Предатель. Командир, сразивший свою армию.

"Но разве у нас не так? Пормкваль… чем он лучше? Да, его преступление — глупость. А Леом… чистое зло. Если таковое существует в природе".

Буря ярилась, расстилая сжигающие полотнища над округой. Стены исчезли — ничто, сложенное руками человеческими, не может устоять против демонической злобы. На востоке появилось слабое свечение. Солнце встает встретить дитя свое.

 

* * *

 

Его душа скакала на спине мелкого, жалкого создания, питалась кровью его крошечного, бешено бьющегося сердца, смотрела сквозь его глазки на окружающую темноту. Флакон ощущал и свое тело — это словно какой-то дух, связанный с ним тончайшей цепью, далеко вверху, копающийся в отбросах, рыхлой и сырой почве, опустив лицо и напрягая зрение. Израненные руки копали — это его руки, он уверен — и вокруг можно было различить голоса солдат, плач детей, щелчки задевающих за камни пряжек, шелест кожаных мундиров, шум царапаемой ногтями, раздвигаемой, поднимающейся на поверхность земли.