2020-06-10
81
Баратол следил за Л'ориком, прошедшим к склонившейся над столом Нуллис. Она вытаскивала тряпки, совала новые — кровь не прекращала течь. Неудивительно, что у молодого человека слабеет сердце.
— Отойди в сторону, — сказал Л'орик. — Я не владею Высшим Деналем, но по крайней мере очищу и закрою рану, устранив риск заражения.
— Он потерял слишком много крови, — прошипела Нуллис.
— Может быть. Но дадим сердцу шанс.
Нуллис отодвинулась. — Как прикажешь, — фыркнула она. — Я больше ничего не могу сделать.
Баратол прошел за стойку, резким движением сорвал и швырнул на пол одну из дверок шкафа. За ней было три пыльных кувшина. Взяв один, он поставил его на стойку, тщательно вытер ближайшую кружку и, откупорив сосуд, налил кружку доверху.
Все следили за ним — кроме Л'орика, стоявшего около юноши и возлагавшего ему руки на грудь. Хейриз спросила почтительным тоном: — Откуда они, кузнец?
— Запасы старого Кулата. Не думаю, что он вернется за ними.
— И чем пахнет?
— Фаларийский ром.
— Да благословятся боги небес и земли!
Все присутствовавшие жители деревни ринулись к бару. Нуллис с рычанием оттолкнула Филиада: — Не ты… слишком молод…
— Молод? Старуха, мне двадцать шесть!
— Ты меня слышал! Двадцать шесть? Молокосос! Не тебе пробовать фаларийский ром!
Баратол вздохнул: — Не жадничай, Нуллис. Там еще два кувшина. — Он подобрал свою кружку и отошел от толпы. Филиад и Джелим забились в угол, отпихивая друг дружку.
От раны на животе юноши остались лишь красный рубец и капли засыхающей крови. Лорик стоял рядом, сложив руки на груди. Услышав приближение Баратола, он открыл глаза и отошел на шаг. — Сердце крепкое. Увидим… Где другая?
— Там. Рана в плечо. Рану зашили, но я гарантирую — заражение крови неминуемо. Оно убьет ее, если ты не поможешь.
Лорик кивнул. — Ее имя Сциллара. Юношу не знаю. — Он хмурился. — Геборий Руки Духа… — он потер лицо, — Я было подумал… — и оглянулся на Баратола. — Когда Трич избрал его Дестриантом, было так много… силы. Т'лан Имассы? Пятеро увечных Т'лан Имассов?
Баратол пожал плечами. — Я не видел самой засады. Имассы появились месяцы назад, казалось, они затем ушли. Ведь тут нет ничего, что могло бы их интересовать. Даже я…
— Слуги Увечного Бога. Несвязанные из Высокого Дома Цепей. — Он направился к женщине, названной Сцилларой. — Боги поистине вступили в войну…
Баратол смотрел вслед. Он выпил полкружки рома и снова встал рядом с магом. — Боги, сказал ты.
— Лихорадка уже шепчет в ней. Так не годится. — Сомкнув глаза, он начал что-то бормотать. Вскоре отступил и поглядел в глаза Баратолу: — Вот что грядет. Пролита кровь смертных. Невинные жизни… разрушены. Даже здесь, в гнилой деревушке, тебе не укрыться от вихря событий — они найдут тебя, найдут всех нас.
Баратол допил ром. — Ты продолжишь поиск девочки?
— И один отобью у Несвязанных? Нет. Если бы я и знал, где искать — это невозможно. Гамбит Королевы Снов провалился — и она наверняка уже знает. — Он глубоко, прерывисто вздохнул; Баратол только сейчас понял, как утомлен этот человек. — Нет, — сказал он снова, и лицо стало несчастным. — Я потерял хранителя… но… — он качал головой, — но боли нет — с разделением приходит боль… не понимаю…
— Верховный Маг, здесь есть свободные комнаты. Отдохни. Я пришлю Хейриз с едой, а Филиад уведет коня в стойло. Погоди здесь до моего возвращения.
Кузнец поговорил с Хейриз и покинул гостиницу, возвращаясь на западную дорогу. Он увидел, как Чаур, Фенар и Урдан снимают упряжь с павших лошадей. — Чаур! Отойди от этой — нет, не сюда. Стань там, не шевелись. Так. Не двигайся.
Лошадь девочки. Он подошел и внимательно осмотрел место, ища следы.
Чаур (этот большой мужчина имел разум ребенка) тревожно мялся. А ведь до сих пор вид крови не пугал его.
Не обращая внимания, Баратол читал знаки царапин, борозд и сдвинутых камней, и наконец нашел отпечаток детской ноги, всего один и порядком смазанный у пятки. Рядом были следы побольше: кости и местами полосы кожи.
Итак. Она спрыгнула с раненой лошади, но едва нога коснулась земли, Т'лан Имассы схватили ее и подняли. Конечно, она отбивалась — но против такой нечеловеческой, неумолимой силы была совершенно беспомощна.
А потом Т'лан Имассы пропали. Превратились в прах. Как-то взяв с собой и ее. Он не думал, что такое возможно. Однако… никаких следов, ведущих от побоища.
Разочарованный Баратол пошел к гостинице. Сзади раздался скулящий звук. Он обернулся: — Все хорошо, Чаур. Можешь заняться тем, чем хочешь.
Ответом послужила ослепительная улыбка.
* * *
Войдя, Баратол сразу понял: что — то изменилось. Деревенские прижались к стенке за баром. Л'орик стоял в середине комнаты лицом к вставшему в двери кузнецу. Верховный Маг обнажил меч, и лезвие его сверкало белизной.
Л'орик заговорил, не сводя глаз с Баратола: — Я тут услышал одно имя.
Кузнец пожал плечами.
Бледное лицо исказилось. — Полагаю, ром развязал им языки. Или они забыли твой приказ держать в тайне такие детали.
— Я не отдаю приказов, — сказал Баратол. — Эти люди ничего не знают о внешнем мире, а знать хотят еще меньше. Что до рома… — Он скользнул взглядом по толпе. — Нуллис, осталось пойло?
Та молча кивнула.
— Тогда поставь на стойку, если не против. Вон там, около секиры.
— Я не такой глупец, чтобы подпустить тебя к оружию, — сказал Л'орик, поднимая меч.
— Все зависит от того, желаешь ли ты драться со мной, — ответил кузнец.
— Я помню сотни имен тех, кто не колебался бы на моем месте.
Брови Баратола поднялись. — Сотни имен? И сколько имен принадлежат живым людям?
Губы Л'орика плотно сомкнулись.
— Ты полагаешь, — продолжал Баратол, — что я тогда просто вышел из Арена? Верховный Маг, я не один выжил в резне. Они шли за мной. Долгий путь из Арена в Карашимеш оказался одной чертовой битвой. Последнего я оставил умирать в придорожной канаве. Ты можешь знать мое имя, ты можешь думать, что знаешь мое преступление… но тебя там не было. Те, что там были — мертвы. Ты серьезно желаешь бросить мне перчатку?
— Говорят, ты открыл ворота…
Баратол фыркнул и прошел к кувшину, поставленному Нуллис. — Смехотворно. Т'лан Имассам ворота не нужны. — Семкийская ведьма нашла кружку, шлепнула ей о стойку. — О, я таки открыл их — когда бежал на быстром коне. К тому времени резня уже началась.
— Но ты не остался ведь? Ты не сражался, Баратол Мекхар! Возьми меня Худ, приятель — они восстали под твоим именем!
— Очень плохо. Нужно было сперва спросить меня самого! — Прорычав это, кузнец налил ром в кружку. — Убери проклятый меч, Верховный Маг.
Л'орик колебался. Наконец он поник и медленно вложил клинок в ножны. — Ты прав. Я слишком устал. Я слишком стар. — Он нахмурился и расправил спину. — Ты считал, что Т'лан Имассы пришли за тобой?
Баратол поглядел на него из-под кружки — и промолчал.
Л'орик провел рукой по волосам и начал озираться, будто забыл, где находится.
— Кости Худа! Нуллис, — вздохнул Баратол, — найди бедняге кресло. Прошу…
* * *
Серая дымка перестала мельтешить слепящими серебристыми искрами; Фелисина Младшая снова обрела телесные ощущения — вонзившиеся в колени острые камни, запах пыли, пота и страха в воздухе. В рассудок хлынули видения хаоса и резни. Говорить она не могла, так что все, что оставалось — фиксировать происходящее рядом. Перед ней растрескавшаяся каменная стена; через трещины льются прямые лучи солнечного света. Груды наметенного ветрами песка покрывают широкие и пологие ступени, ведущие, как кажется, прямо в каменную стену. Ближе — торчащие из-под бледной, морщинистой кожи костяшки пальцев. Рука сжимает ее правый локоть прямо над суставом, натянутые сухожилия дергаются и издают странные звуки, вроде шелеста. Захват не разжать — она потеряла последние силы, пытаясь сделать это. Одуряющее зловоние старой гнили, качающийся и все время попадающий в поле ее зрения кровавый меч с неровным лезвием, широким у крючковатого конца и сужающимся к покрытой кожей рукояти. Черный, блестящий кремень, по краям заточенный до прозрачности.
Вокруг стояло еще несколько ужасных Имассов. Забрызганные кровью, без частей тела, у одного отрублено пол-лица… но это старая рана, поняла Фелисина. Недавняя битва, простая засада, не нанесла им урона.
Ветер уныло завывал в расселинах скалы. Фелисина с трудом встала, смахнула каменные крошки с коленей. "Они мертвы. Все они мертвы". Она говорила это себе снова и снова, как будто лишь сейчас услышала некое иностранное слово — но так и не поняла его значения. "Все мои друзья мертвы". Зачем говорить это вслух? Но слова просились на язык вновь и вновь, будто отчаянно желая услышать ответ — любой ответ.
Раздался новый звук. Скрежет, доносившийся из — под каменной стены. Заморгав, чтобы убрать из глаз соленый пот, она заметила, как одна трещина вроде расширилась. Края ее отлетали словно под ударами кирки… и на свет показалась согбенная фигура. Старик в жалких лохмотьях, покрытый пылью и песком. На руках его виднелись гнойные, источающие жидкость нарывы.
Он увидел ее — и пал на колени: — Ты явилась! Они обещали — да и зачем им лгать? — Слова вылетали из его рта с противными щелчками. — Я возьму тебя сейчас. Ты увидишь! Все отлично. Ты в безопасности, дитя, ибо ты избрана.
— О чем ты толкуешь? — спросила Фелисина, снова пытаясь вырвать руку. На этот раз ей удалось — беспощадный захват разжался. Девушка пошатнулась.
Старик встал и теперь изучал ее. — Ты утомлена — и это неудивительно. Так много правил нарушено, чтобы привести тебя…
Она отпрянула и подошла к теплой стене, опершись ладонью. — Где это мы?
— В древнем городе, о Избранная. Он был погребен, но снова оживет. Я лишь первый из обязанных тебе служить. Придут и другие — уже идут, ибо многие слышат Шепот. Знаешь ли, его слышат убогие — и ох как много таких в мире. — Снова послышались щелчки — старик держал во рту камешки.
Фелисина оторвала руку от утеса и повернулась, осматривая просторы пустых, безжизненных земель. Признаки старых дорог, остатки полей… — Мы проходили здесь — недели назад! — Она сверкнула очами. — Ты притащил меня назад!
Он ухмыльнулся, показав выщербленные, стесанные зубы. — Город твой, о Избранная…
— Прекрати так меня называть!
— О, прошу! Ты доставлена сюда, кровь пролита ради доставки — тебе выпало освятить…
— Освятить? Это было убийство! ОНИ УБИЛИ МОИХ ДРУЗЕЙ!
— Я помогу твоему горю, ибо в этом моя слабость. Я всегда скорбел о себе самом — из-за пьянства — и всегда ощущал жажду. Слабости. Склонись перед ними, дитя. Преврати их в объекты поклонения. Смысла бороться нет — горечь мира гораздо сильнее, чем ты можешь вообразить. И это тебе тоже предстоит понять.
— Я хочу уйти.
— Невозможно. Несвязанные доставили тебя. Да и куда бы ты пошла? Мы в лигах и лигах от любого места. — Он пососал камешки и сглотнул слюну. — У тебя не будет воды. Еды. Прошу, о Избранная! В руинах города готов храм — я так тяжело трудился, так долго старался для тебя. Там есть и вода, и еда. А скоро будет и много слуг, и каждый будет самозабвенно стараться ублажить любое твое желание. Если ты примешь то, что должна принять. — Он замолчал и снова улыбнулся; Фелисина увидела их — черные, отполированные камни размером с костяшку пальца. — Вскоре ты поймешь, кем стала — предводительницей величайшего в Семи Городах культа! Он будет расширяться через моря и океаны — он примет в себя весь мир…
— Ты безумец.
— Шепот не лжет. — Старик потянулся к ней. Девушка попятилась от влажной, покрытой гнойниками руки. — А. Тут же чума, знаешь ли. Сама богиня Полиэль склонилась перед Скованным — так должны сделать мы все, даже ты. Лишь тогда ты получишь всю причитающуюся тебе силу. Чума — она прожорлива, она заполнила черными трупами целые города — но некоторые выжили благодаря Шепоту, они были отмечены — язвами, скрюченными членами, слепотой. У некоторых отнялись языки. Они начали гнить и выпали, сделав людей немыми. У других кровь льется из ушей, они оглохли к звукам мира. Ты поняла? Это слабость, и Скованный Бог показывает, что слабость может стать силой. Я ощущаю их, ибо я первый. Твой сенешаль. Я чую их. Они идут.
Фелисина не отрывала взора от мерзостной руки. Вскоре он отдернул ее.
Брякнули камешки. — Прошу, следуй за мной. Позволь показать, что я сделал.
Девушка закрыла лицо руками. Она ничего не соображала. Все здесь лишено смысла. — Как твое имя? — проговорила она.
— Кулат.
— А мое? — Это прозвучало еле слышно.
Он поклонился: — Они не понимают. Никто не понимает. Откровение — не просто война и мятеж. Это Апокалипсис, разрушение. Разрушение земли — это всего лишь следствие! Апокалипсис творится в духе. Сокрушенном, сломанном, ставшем невольником собственных слабостей. Только такая изуродованная душа способна принести разруху на землю, ко всем ее обитателям. Нужно умереть изнутри, чтобы убить всё, что снаружи. Лишь потом, когда нас возьмет смерть, лишь тогда найдем мы спасение. — Он склонился еще ниже. — Ты Ша'ик Возрожденная, Избранная быть Дланью Апокалипсиса.
* * *
— Планы меняются, — бормотал Искарал Паст, вроде бы без всякого смысла метавшийся вокруг освещенного костром круга. — Смотри! она пропала, корова шелудивая! Несколько страшных теней в ночи и пафф! Одни пауки, лезущие во все щели и трещины. Ба! Хнычущая трусиха. Я подумал, Трелль, что нам надо бежать. Да, бежать! Ты идешь этим путем, а я тем — то есть ты впереди, я сзади. Конечно, я тебя не оставлю. Даже учитывая, что встало на пути… — Он замер, дернул себя за волосы — и возобновил бешеные метания. — Но почему нужно тревожиться? Не был ли я верен? Эффективен? Столь же блестящ, как всегда? Так почему ОНИ здесь?
Маппо вытащил палицу из мешка. — Никого не вижу, — сказал он, — а слышу лишь тебя, Верховный Жрец. Кто сюда идет?
— Я сказал, что сюда кто-то идет?
— Точно.
— Что поделаешь, если ты совсем разум потерял? Но почему — вот что я хотел бы узнать. Почему? Непохоже, что мы нуждаемся в компании. Как тебе кажется, ведь это последнее место, где им хотелось бы быть, если я чую то, что чую, а я не чуял бы этого, если этого бы здесь не было, ведь верно? — Он замолчал и склонил голову набок. — Так что я чую? И о чем я вообще… Не обращай внимания. Ну, давай поверим в невероятное. Под невероятным я имею в виду здравый ум Повелителя Теней. Да, да это абсурдно звучит. Согласен. Но все же, если дела обстоят так, тогда он знает, что делает. У него есть причины, и важные причины.
— Искарал Паст, — воскликнул Маппо, вскакивая от костра, — нам угрожает опасность?
— Знавал ли Худ лучшие денечки? Конечно, мы в опасности, туповатый придурок — ох, лучше держать свои мнения при себе. Как тебе? Опасность? Ха ха, приятель! Никакой опасности! Ха ха. Ха. О, вот и они…
Из темноты вынырнули крупные существа. С одной стороны вспыхнули янтарные глаза, с другой зеленые; потом еще, медные и золотистые. Молчаливые и жуткие твари.
Псы Тени.
Где-то далеко в степи завыл волк или койот, завыл так, будто учуял саму Бездну. Но рядом молчали даже сверчки.
Волосы встали дыбом на затылке у Трелля. Он тоже чуял нежданных гостей. Кислая, острая вонь. Она пробудила горькие воспоминания. — Чего им нужно от нас, Жрец?
— Тихо. Мне нужно подумать.
— Не напрягайся, — сказал кто-то из темноты. Маппо обернулся и увидел входящего в круг свет человека. Высокий, под серым плащом — но в остальном ничем не примечательный. — Они просто… мимо проходили.
Искарал Паст отпрянул, и лицо его озарила деланная радость. — Ах, Котиллион — ты не видишь? Я сделал все, о чем просил Амманас…
— В столкновении с Деджимом Небралом, — ответил бог, — ты превзошел все наши ожидания — признаю, вообразить не мог в тебе такого мастерства. Амманас умело выбрал своего Мага.
— Да уж, он полон сюрпризов. — Верховный Жрец проковылял к костру, склонил голову набок. — А сейчас чего нужно этому? Послать меня на отдых? Он никогда не даст мне передышки. Навести Гончих на след еще одного бедняги? Надеюсь, это ненадолго. Жалко того беднягу. Нет, всё не то. Он здесь, чтобы смутить меня, но я все-таки Верховный Жрец Тени, и меня невозможно смутить. Почему? Потому что я служу самому смущающему богу, вот почему. Итак, нужно ли беспокоиться? Конечно. Но вот ему видеть не нужно. Он и не узнает, а? Точно, я просто улыбнусь богу убийц и скажу так: не желаешь ли кактусового чайку, Котиллион?
— Спасибо, желаю.
Маппо опустил палицу и сам сел. Искарал Паст налил чаю. Трелль снова боролся с опустошающим отчаянием. Где-то к северу Икарий сидит перед языками костра, такими же, как эти, и страдает от потери памяти. Теперь он одинок. "Нет, мое место занял другой". Вроде бы повод почувствовать облегчение — но Трелль чувствовал лишь страх. "Нельзя доверять Безымянным — я понял это много лет назад". Нет, Икарий идет за тем, у кого за Джага душа не болит…
— Я рад видеть, Маппо Коротышка, что ты в добром здравии.
— Псы однажды сражались на нашей стороне, — ответил Маппо. — На Пути Рук.
Котиллион кивнул, отхлебывая чай: — Да, тогда вы подошли близко.
— Близко? Что ты имеешь в виду?
Бог — покровитель ассасинов не спешил с ответом. Громадные Гончие вроде бы устраивались на ночлег за пределами лагеря. — Это скорее не проклятие, — произнес он наконец, — а некий остаток. Смерть Дома Азата высвобождает множество сил, энергий — и не только принадлежащих обитателям курганов. Глубоко в душе Икария угнездилось нечто вроде инфекции или, скорее, паразита. Его природа — хаос, его проявление — разрыв связности. Он отрицает планомерное развитие мысли, духа, самой жизни. Маппо, эту заразу необходимо изгнать, если ты хочешь спасти Икария.
Трелль боялся дышать. За все века рядом с Икарием, среди наказов Безымянных, среди советов ученых и философов половины мира — он нигде и никогда не слышал подобного. — Ты… ты уверен?
Неспешный кивок. — Насколько это возможно. Амманас и я, — он поглядел вверх и дернул плечом, — мы шли к Возвышению через Дома Азата. Были годы — долгие годы — когда никто во всей Империи не мог найти человека, известного как Император Келланвед. Ибо мы начали новый поиск, более смелую игру. — Костер отражался в черных глазах. — Мы решили составить карту Азата. Каждого Дома, во всем мире. Мы хотели овладеть его силой…
— Но это невозможно, — отозвался Маппо. — Вы не преуспели — будь иначе, вы стали бы сверхбогами…
— Точно, по крайней мере на сегодняшний день. — Бог всматривался в чай, плескавшийся в кольце его рук, в глиняной чашке. — Однако мы кое-что поняли, постигли путем трудного опыта и неустанного усердия. Во — первых, вот это: наш квест потребует куда большего, чем позволяет жизненный срок смертных. Прочие выводы… ну, пожалуй, я оставлю их на другую ночь, другое время. Во всяком случае, когда мы осознали, что игра потребует действий, на которые мы — как император и глава ассасинов — не способны… пришлось применить знания, к тому времени нами обнаруженные.
— И стать богами.
— Да. Делая это, мы обнаружили, что Азаты — намного большее, чем Дома — тюрьмы для могущественных существ. Эти дома также и порталы. Мы с уверенностью знаем: Азаты — хранилища Потерянных Стихий.
Маппо нахмурил лоб: — Никогда не слышал таких слов. Потерянные Стихии?
— Обыкновенно ученые признают существование всего четырех стихий: вода, воздух, земля и огонь. Но есть и другие. Эти другие и дают Домам Азата их неизмеримую силу. Маппо! Любой, составляющий планы, окажется в проигрыше, если учитывает лишь четыре точки опоры, когда на самом деле их больше, невидимых и неучтенных в схеме.
— Котиллион, эти Стихии — они связаны с аспектами магии? Это Магические пути, Королевства в Колоде Драконов? Или скорее, древние Оплоты?
— Жизнь, смерть, тьма, свет, тень… возможно. Но даже это усеченная схема. Как насчет времени? Прошлое, настоящее, будущее? А желание и действие? Звук и тишина? Или эти последние — всего лишь аспекты воздуха? Принадлежит ли время свету? Или это точка между светом и тьмой, но не то же самое, что тень? Как насчет веры и отречения? Ты начинаешь понимать, Маппо, всевозможные сложности связей?
— Если считать, что они существуют не только в теории.
— Верно. А может быть, теории — это все, что нужно? Если назначение стихий — придавать форму и смысл всему, что окружает нас, то пусть они ведут нас изнутри.
Маппо выпрямил спину. — И вы решили овладеть такой силой? — Он взирал на Котиилона, удивляясь, что боги способны так заблуждаться, лелеять такие безмерные амбиции. "Но они начали свой поиск задолго до того, как стали богами…" — Признаюсь: я желаю вам с Повелителем Теней поражения. Описанная вами мощь не должна попасть в руки бога или смертного. Нет, оставьте ее Азату…
— Мы так и сделали бы, не узнай мы, что Азат теряет контроль. Безымянные, скорее всего, пришли к тому же выводу — и он привел их на край отчаяния. Увы, я полагаю, что последнее их решение еще больше подтолкнет Азат к хаосу и саморазрушению. — Он кивнул в сторону Искарала Паста. Тот скрючился неподалеку и бормотал себе под нос. — Отсюда наше решение… вмешаться. Слишком поздно, увы, чтобы предотвратить освобождение Небрала и засаду. Но… ты же жив!
"Итак, Котиллион… вы искали способы покорить Азат — и обнаружили, что служите ему. Желание против действия". — Снять проклятие с Икария. — Трелль покачал головой. — Необычайное предложение. Котиллион, я разрываюсь между надеждой и сомнением. — Он вымученно улыбнулся. — Теперь я понял, что такое чистая теория.
— Икарий заслужил избавление от страданий, — сказал бог, — Не правда ли?
— Что я должен делать?
— Сейчас — делай что делаешь, преследуй друга. Не сходи со следа, Маппо. Надвигается столкновение сил такой величины, что они не поддаются осмыслению. Кажется, боги не понимают, что встали на краю обрыва… да, я снова и снова включаю в число непонимающих и самого себя.
— Ты не кажешься непонимающим.
— Ну, тогда… возможно, лучше подходит определение "беспомощный". Мы поговорим снова, когда что-то изменится. А сейчас — отринь всякие сомнения. Ты нужен. Нам, каждому смертному и, прежде всего, Икарию. — Он поставил чашку и поднялся.
Слуха Маппо достиг слабый шорох — это вставали и готовились к уходу Гончие.
— Знаю, что говорю лишнее, — добавил бог, — но все же говорю: не теряй надежды. Для тебя главный враг — отчаяние. Когда придет твое время и ты встанешь между Икарием и планами Безымянных… да, я верю, ты сделаешь правильный выбор.
Маппо смотрел в спину Котиллиону, уходившему во тьму. Гончие шагали за ним. Затем Трелль глянул на Искарала Паста. Встретил прямой, ясный взгляд.
— Верховный Жрец, ты намерен сопровождать меня?
— Увы, должен отказаться. — Дальхонезец отвернулся. — Трелль безумен! Он не сумеет! Конечно, он не сумеет! Он считай что мертвец, ах! Мне невыносимо даже смотреть на него! Все целения Могоры — насмарку! Лишняя трата сил! — Паст потер нос и вскочил на ноги. — Передо мной слишком много важнейших задач, о Маппо Коротышка. Ах, мы двинемся путями различными — на данный момент — но одинаково ведущими к славе! Верь Котиллиону. Ты сумеешь. Как и я. Победа будет за нами! — Он потряс костистым пальцем, угрожая небу. И обхватил себя руками. — О боги, нам крышка!
Послышался кашель Могоры: она возникла ниоткуда с охапкой дров, которые нарубила не хуже мастера — дровосека. Дрова упали рядом с костром. — Повороши-ка угли, дражайший супруг.
— Не смей командовать, карга! Повороши сама! Передо мной стоят жизненно важные задачи!
— Например?
— Ну… например, пописать.
Глава 13
Собрались они толпой
Дабы павшего почтить
Был то муж или же сын
Воин, шут или король
Как узнать, ведь статуй нет
И ни фреска, ни доска
Не хранят героя лик?
Но они стояли там
Пировали у столов
Пили сладкое вино
Руки алым оросив
Капли падали на пол
И слетелись тучи ос
Перед лютою зимой
Жажду жизни утолить
Поднимался пьяный шум
Голос с голосом сплелись
И звучал, звучал вопрос
Отовсюду: ПОЧЕМУ?
Истина находит путь
И в собранье дураков
Был вопрос не "почему
Умер он", не "стОят ли
Этой жертвы те, что здесь
Заливают жизнь вином
Ублажая снулых ос
Собственную суть забыв
Словно эхо или сон"?
Нет, вопрос тот означал:
"Почему мы собрались"?
Имени он не имел
Но любое из имен
Наших мог принять, и лик
Мог забрать себе любой
Вспышкою открылось нам
(Словно при смерти оса
Излила последний яд)
Что мертвы мы все, что мы
Призраки в уме шута
Короля иль батрака
Или воина, что он
В пьяной дреме вдруг решил
Вспомнить всех — друзей, врагов
Жизнь свою перелистать…
Собрание у Источника,
Рыбак Кел Тат
Даже получив четыре новых колеса, повозка трайгаллов оставалась жалкой развалиной. Две тягловые лошади погибли во время спуска. Раздавлены трое дольщиков, еще один сломал шею. Карполан Демесанд сидел на складном стуле, жадно хлебая чай. Голова его была покрыта кровавыми бинтами.
Они вышли из ледяного Омтоз Феллака, и сейчас поезд окружали знакомые пустоши, солончаки и песчаные дюны Семиградья; за покрывалом облаков солнце близилось к зениту. Против обыкновения, прошел дождь, и воздух пах влагой. Над головами с жужжанием сновали насекомые.
— Так проявляется рождение нового моря, — сказала Ганат.
Паран оглянулся на нее, затем снова принялся подтягивать подпругу и укреплять ремни у седла своего мерина. Тот задерживал дыхание и надувал живот, словно надеялся, что плохо наложенная упряжь позволит в самый неподходящий момент сбросить хозяина. Лошади так часто не по собственной воле сопутствуют людям в опасных приключениях, разделяя всякие неприятности и беды — Паран вполне мог понять присущую животному несговорчивость.
— Ганат, — сказал он, — ты точно знаешь, где мы?
— Эта долина приводит к морю Рараку, там, за хребтом. К востоку ведет путь на Г'данисбан — это малоизвестный перевал. — Она колебалась. — Очень давно не была я так далеко на востоке… так близко к городам вашей расы.
— Г'данисбан. Отлично. Надо пополнить припасы.
Она поглядела ему в глаза: — Я выполнила твое задание, Владыка Фатида. Дераготы выпущены, Дивер Деджим Небрал из охотника превратился в жертву. Теперь ты вернешься в Даруджистан?
Он поморщился: — Увы, пока не могу.
— Собираешься выпускать в мир новые силы?
От ее тона он чуть не подскочил на месте. — Нет, если это зависит от меня. Ганат, куда ты направишься?
— На запад.
— Ах да, исправлять поврежденный ритуал. Интересно, кого он пленил?
— Небесную крепость К'чайн Че'малле. И… кое-что другое.
"Небесную крепость? Боги сохраните!" — И откуда она появилась?
— Думаю, из Магического пути.
Он подозревал, что Джагате известно больше, но решил не повторять вопрос. Капитан закончил подтягивать подпругу и произнес: — Благодарю тебя, Ганат, за помощь — без тебя мы могли не выжить.
— Возможно, однажды я попрошу ответной услуги.
— Согласен. — Он вытащил из тюка длинный, обернутый в тряпку предмет. Понес к купцу.
— Верховный Маг…
Толстяк поднял глаза: — А, плата!
— Миссия выполнена. Желаете, чтобы я развернул?
— О Худ! Нет, Ганоэс Паран — мой череп не распадается на части только благодаря магии. Даже через ножны и тряпки я чувствую энтропию меча.
— Да, оружие неприятное, — ответил Паран.
— К тому же осталось еще одно дело. — Карполан махнул рукой; подошла одна из пардиек и приняла отатараловый меч, некогда принадлежавший Адъюнктессе Лорне. Отнесла на некоторое расстояние, бросила на землю и отошла. Другой дольщик держал в руках тяжелую палицу. Встав над обернутым в тряпки оружием, он примерился и с размаху опустил палицу. Еще и еще раз. Каждый удар ломал лезвие из отатарала. Мужчина запыхался. Он оглянулся на Карполана Демесанда.
Тот, в свою очередь, глянул на Парана. — Забирайте свой осколок, Владыка Фатида.
— Благодарю. — Малазанин склонился над порванной тряпкой. Некоторое время осматривал осколки цвета ржавчины, затем выбрал кусок размером не больше указательного пальца. Тщательно завернув металл в кусок кожи, Паран положил его в кошель на поясе, выпрямился и вернулся к магу.
Демесанд вздохнул и не спеша встал со стульчика. — Нам пора домой.
— Желаю приятного путешествия, Верховный Маг.
Купец постарался улыбнуться, но эта попытка прогнала с лица последние остатки румянца. Идти назад к карете ему помогал один из дольщиков.
— Молюсь, — сказала Ганат тихим голосом, — чтобы он не встретил врагов на пути через Магические пути.
Паран подошел к коню. Положил руку на седло — и бросил взгляд на Ганат: — В этой войне, — произнес он, — станут участвовать Старшие силы. Уже участвуют. Т'лан Имассы могут верить, что уничтожили расу Джагатов, но теперь ясно, что это не так. Ты здесь. Есть и другие, не так ли?
Она пожала плечами.
Позади раздался треск — это открывался портал. Свистнули поводья, заскрипели колеса.
