2020-06-10
59
— Ганат…
— Джагатам не нужна война.
Паран еще немного поглядел на нее — и кивнул. Вставил ногу в стремя, взлетел на коня, взял поводья. — Как и ты, я чувствую себя ушедшим слишком далеко от дома. Удачного путешествия, Ганат.
— И тебе того же, Владыка Фатида.
Паран поскакал по узкой долине, на восток. Пробившая ее река давно высохла, но извивы русла еще прослеживались: группы кустов и сухих деревьев на месте последних скоплений воды, кривые старицы и наносы ила. Через лигу долина стала широкой. На севере ее ограничивали иззубренные утесы, на юге склоны были более пологими и рыхлыми. Впереди, между полосами оврагов, виднелась дорога.
Доехав до нее, Паран спешился и повел коня за собой. Становилось все жарче, необычная влажность воздуха буквально удушала. Далеко на западе, наверное, над морем Рараку, собирались темные тучи. К тому времени, когда он поднялся из низины, тучи закрыли солнце, и в спину подул прохладный, сулящий дождь ветерок.
На востоке среди холмов капитан увидел пасущихся коз и дорогу, ведущую к тракту более значительному. Она шла с севера на юг вдоль утесов; южнее дорога поворачивала к востоку, где на горизонте клубился дым и поднималась пыль. Паран предполагал, что это Г'данисбан.
Он снова сел на мерина послал его в легкий галоп.
Вскоре он миновал первую пастушью деревеньку, выжженную и разграбленную; козы по-прежнему толпились около загонов, приведенные сюда привычкой. Начинало темнеть. Он не заметил признаков захоронений и не был намерен искать их среди руин. Чума, незримое, тихое дыхание Серой Богини. Похоже, город давно сжат тисками ужаса.
В спину ударили первые капли; вскоре вокруг зашумел ливень. Скалистый путь сразу стал скользким и опасным, Парану пришлось замедлить бег коня. Видимый мир сократился до дюжины шагов в каждую сторону; окрестности смыло стеной серебристой воды. Вода была теплой, но Паран все же накрыл голову и плечи военным плащом с капюшоном, невольно пригнулся к спине мерина. Набитый тракт превращался в поток; мутная вода неслась между камней и плит. Мерин пошел шагом, но все же они продвигались.
Между двух холмиков дорога пропадала под огромной лужей. Тут Паран обнаружил себя в присутствии двух солдат.
Рука в латной перчатке схватила поводья. — Ты едешь не в том направлении, странник, — прогудел солдат по — малазански.
Второй держал в руках арбалет. Незаряженный. Из — под капюшона раздался голос: — Ты добыл плащ в бою? Или стянул с тела мертвого малазанина?
— Нет, — отвечал Паран. — Он выдан мне как солдату. Так же, как вам обоим.
Впереди, насколько он смог разглядеть через струи дождя, был лагерь. Два, а может, и три легиона. Палатки покрыли несколько холмов, дымы костров быстро угасали под ударами стихии. Дальше, на пригорке, уже вырисовывались стены Г'данисбана. Он снова поглядел на солдат: — Кто командир вашей армии?
Солдат с арбалетом ответил: — Как насчет моего вопроса? Ты дезертир?
"Гм. Строго говоря, да. К тому же я числюсь в списке павших". — Я хочу говорить с вашим командиром.
— Уж этого тебе не избежать. Слезай с коня, чужак. Ты арестован по подозрению в дезертирстве.
Паран соскользнул с седла. — Отлично. Теперь скажете, что за армия?
— С тобой удача Госпожи. Ты пленник Войска Однорукого.
* * *
До Парана постепенно дошло, что армия не ведет осады. Несколько рот расположено вдоль ведущей в Г'данисбан дороги, основный лагерь сформирован полукольцом вдоль северной и западной стен — но ближе чем на четыреста шагов до выглядящих безлюдными бастионов города воинские посты не подходят.
Один из солдат повел мерина к ряду привязей, а второй приказал Парану следовать за ним вдоль мокрых палаток. Около них виднелись силуэты в плащах, но ни на ком не было боевых доспехов.
Они вошли в офицерский шатер.
— Капитан, — сказал солдат, сбрасывая капюшон, — мы нашли человека, пытавшегося въехать в Г'данисбан по дороге из Рараку. Вы сами видите, сэр, на нем малазанский военный плащ. Мы думаем, он дезертир. Наверно, из Четырнадцатой Армии Адъюнктессы.
Он обращался к женщине, лежавшей навзничь на низком лежаке около дальней стены шатра. Миниатюрное светлое личико окружала грива роскошных рыжих кудрей. Женщина повернула голову к вошедшим, но вскоре так же уставилась на потолок: — Отведите его к ограде. У нас же есть ограда? О, и узнайте подробности — какой полк, легион и так далее. Надо сначала записать, а потому уж казнить. И валите отсюда оба, вы водой набрызгали.
— Погодите, капитан, — сказал Паран. — Я желаю говорить с самим Верховным Кулаком.
— Невозможно. И не припоминаю, чтобы разрешала тебе говорить. Вырви — ка ему ногти, Футгар. Ну, не прямо сейчас, а…
В прежние годы капитан сделал бы… да ничего не сделал бы. Подчинился бы правилам писаным и написанным, тянул бы время. Но сейчас он промок, он хотел горячей ванны. И устал. К тому же он уже проходил через подобное, тогда, на весьма далеком отсюда континенте. Да, там был простой сержант, и с усами — но те же огненные волосы. Разница не больше, чем между двумя ножами ассасина.
Упомянутый Футгар стоял немного сзади и левее Парана. Капитан молча качнул плечо вправо и с размаху врезал левым локтем в солдатский нос. Треснули кости. Солдат плюхнулся на пол, словно мешок с дынями.
Капитан резко села и уже успела вскочить на ноги, когда Паран шагнул к ней и крепко ударил кулаком в челюсть. Выкатив глаза, женщина повалилась на лежак. У лежака сломались ножки.
Массируя руку, Паран огляделся. И Футгар, и капитанша в отключке. Ропот ливня гарантировал, что звуков потасовки снаружи не слышали.
Он прошел к походному сундуку и открыл его. Начал перерывать лежавшие вперемешку одежду и части доспехов. Вскоре набралось достаточно материала, чтобы связать обоих и вставить им кляпы. Оттащив Футгара подальше от входа, Паран изъял у него нож — вилку, стилет и широкую кетру, а также отстегнул пояс с мечом. Затем скомкал кусок тряпки, готовясь вставить кляп, но решил, что сломанный нос не даст солдату дышать. Так что сначала капитан крепко связал руки и ноги, потом обмотал длинную тряпку вокруг головы, оставив напротив рта узкое отверстие — солдат сможет дышать, но не высунет язык. От него можно ждать лишь невнятного мычания.
Женщину он связал подобным же образом, только вставив и закрепив ремешком настоящий кляп. Напоследок он привязал обоих к обломкам ножек лежака, а лежак — к центральному столбу шатра, чтобы они не выползли наружу. Ну, по крайней мере пока он тут не закончит.
Капитан бросил на внутренность шатра последний, удовлетворенный взгляд, накинул капюшон и вышел.
Найдя главную улицу лагеря, капитан двинулся к высокому шатру в середине. Сновавшие вокруг солдаты не обращали на него внимания. Это Войско Однорукого — но ему не встретилось ни одного знакомого лица. Неудивительно: он был командиром Сжигателей Мостов, а они пропали. Большинство нынешних солдат — новобранцы или переведенные из гарнизонов Крепыша, Натилога, Генабариса. Все пришли после Паннионской войны. И все же он рассчитывал обнаружить хоть кого-то из первоначального состава армии, прошедшей весь путь до Коралла и пережившей кровопролитие.
У шатра Дуджека стояли четверо стражей. Неподалеку был кто-то еще. Он держал под уздцы покрытого грязью коня.
Паран подошел поближе и всмотрелся внимательнее. Знакомый — но капитан не узнавал его. Вестовой… но вроде бы из армии Каладана Бруда… "хотя могу и ошибаться. Как там его имя?"
Светло — коричневые глаза словно вцепились в Парана. Он угадал на полузакрытом лице проблеск узнавания — и смущения. Вестовой выпрямил спину и отдал честь.
Паран замотал головой. Поздно. Часовые уже обратили внимание. Паран ответил на приветствие небрежным жестом и поспешил встать рядом. — Солдат, — прошептал он, — вы знаете меня? Говорите потише, прошу.
Кивок. — Капитан Ганоэс Паран. Я не забываю лиц и имен, сэр. Но мы слышали, что…
— Да, и пусть так и останется. Ваше имя?
— Харлочель.
— Да, теперь вспомнил. Вы иногда были и хронистом, не так ли?
Пожатие плеч. — Я записывал события, сэр. Что вы здесь делаете?
— Нужно переговорить с Дуджеком.
Харлочель оглянулся на стражу и скривил губы: — Идите за мной, сэр. На них не обращайте внимания. Они новички и не успели запомнить всех офицеров.
Харлочель отвел своего коня в боковой проход. Паран шел за ним.
— Почему шатер командующего охраняют новобранцы? Ничего не понимаю. А почему вы стоите за пределами Г'данисбана?
— Да, капитан, у нас были трудные времена. Чума, понимаете ли — целители сохраняли армию, но то, что творилось с мирными семиградцами… боги! Капитан, трупы громоздятся десятками тысяч. Может, уже сотнями тысяч. В каждом городе. Каждой деревне. На караванных стоянках… повсюду. Кстати, с нами были Золотые Моранты, своего рода ренегаты. А в Г'данисбане есть храм. Великий Храм Полиэли. Именно из него неслось злое поветрие, и чем дальше, тем сильнее. — Харлочель стер воду со лба.
— И Дуджек решил ударить в самое сердце?
— Так точно, сэр.
— Продолжайте.
— Мы подошли сюда месяц назад. Верховный Кулак сформировал роты из ветеранов, взял и Золотых Морантов. Они решили вторгнуться в проклятое капище. Да, они ждали встречи с Верховными Жрицами, и были к ней готовы. Но вот чего не ждали — так это присутствия самой богини.
Глаза Парана широко раскрылись. — И кому удалось выйти?
— Почти всем, сэр, кроме Золотых. Но… они все больны, сэр. Чума забрала их. Они живы только благодаря усилиям целителей — и целители проигрывают сражение. Вот такие у нас дела. Мы застряли здесь, и нет никого достаточно дерзкого, чтобы принять командование и отдать приказы. — Харлочель замялся. — Или вы здесь именно за этим, капитан? Надеюсь от всей души!
Паран отвел взор: — Официально я мертв, вестовой. Дуджек исключил из списков меня и еще…
— Других Сжигателей.
— Да.
— Ну, сэр… если кто и заслужил отдых на теплом солнышке…
Паран состроил гримасу. — Да, я уверен, что солнца там достаточно. И все же я не решусь принять командование — я простой капитан…
— Вы старший по званию, сэр. Дуджек взял с собой в храм всех офицеров. У нас почти десять тысяч солдат и единственная, кто могла бы принять командование — капитан Чистая Криница. Представляете, она фаларийская княгиня.
— Огненно — рыжая?
— Да, сэр. Дикие кудри и красивое личико…
— И вспухшая щека. Мы встречались.
— Вспухшая щека?
— Это была неприятная встреча.
Паран колебался. Потом кивнул, вымолвив крепкое словцо. — Ладно. Я сохраню ранг капитана… пока он здесь старший. Но возьму новое имя…
— Капитан Добряк, сэр.
— Добряк?
— Сэр, старые солдаты говорят о нем такое… монстр, которым впору пугать детей. Здесь его никто не знает. По крайней мере из тех, кто не подхватил лихорадку и сохранил ясный разум.
— Ясно. И где должен быть настоящий Добряк?
— В Четырнадцатой, сэр. Армия Адъюнктессы, к западу от Рараку. Откуда вы прибыли?
— С запада.
— Думаю, это кстати. Сэр, я сделаю вид, что узнаю вас. Обо мне никто ничего не знает, кроме того, что я передавал послания Верховному Кулаку.
— Если я ехал принимать командование, почему дал двум солдатам себя арестовать?
— Да ну? Гм… может, вы решили проверить нашу бдительность?
— Сойдет. Еще вопрос, Харлочель. Почему вы не с Брудом, на Генабакисе?
— Союз распался, сэр, после того как Тисте Анди поселились в Черном Коралле. Ривийцы ушли на свои равнины, Баргасты — в свои холмы. Багряная Гвардия просто пропала — никто не знает, куда они ушли. Когда Войско Однорукого грузилось на корабли — ну, мне показалось, с ними будет куда интереснее.
— Вы пожалели?
— Жалею каждый миг, сэр. — Вестовой нахмурился. — Вы сказали, капитан Чистая Криница повредила щеку?
— Я ударил ее в челюсть. И еще солдата по имени Футгар. Они лежат связанные в капитанском шатре. Хотя, может, уже выбрались…
Молодой человек неприятно ухмыльнулся: — Капитан, вы сбили с ног фаларийскую княгиню? Идеально. О Добряке хотят истории как раз подобного сорта. Прекрасно!
Паран заморгал и потер нос. "Боги, что мне до высшей власти…"
* * *
Осторожно выйдя из сокрытого храма, она увидела внизу на дороге вереницу оборванных людей. Начала спускаться по каменистому пыльному склону. Ее заметили, когда до отряда оставалось шагов пятнадцать. Что за странная встреча выживших — и в ее, и в их глазах читалось одинаковое недоверие… потом узнавание и рождение чувства общности… а в глубине — неиссякаемый поток горя. Им почти не понадобилось слов.
Зашагав вместе с солдатами, Лостара Ииль поравнялась с капитаном Сорт, рассказавшей о событиях после гибели И'Гатана. — Твой кулак — Тэне Баральта — задержался на пороге смерти. Скорее не плотской смерти, но смерти духа. Он потерял руку — она так обгорела, что исцеление было невозможно… да и лицо… мало что от него осталось. Похоже, он любил свою внешность.
Лостара хмыкнула: — Клятая борода, вечно мокрая от ароматического масла. — И она начала вспоминать Тэне Баральту. Никогда его особенно не жаловала. Не просто самовлюбленный. По правде говоря, тайный трус, несмотря на все героические позы и заявления. Она вызвала в памяти то, как поспешно он бросился в отступление после убийства старшей Ша'ик; и как он старался приписать себе малейшие успехи, даже если дела клонились к катастрофе. В этом мужчине есть садистическая жилка, и Лостара боялась, что теперь она станет разрастаться, что Баральта будет искать способы ублажить раненое самолюбие. — Почему армия бросила вас позади?
Фаредан Сорт пожала плечами: — Они решили, что никто из запертых в пределах стен не мог пережить огненной бури. — Помедлила и добавила: — Это было разумным допущением. Только Синн знала, что все не так, и нечто заставило меня поверить девчонке. Мы оставались бдительными.
— Они в обносках… и без оружия.
— Точно. Потому нам надо догнать Армию как можно скорее.
— Синн может вступить в магический контакт с Четырнадцатой? Или Быстрым Беном?
— Такого вопроса я не задавала. Не знаю, насколько ее способности являются сырым талантом. Такие существа иногда рождаются — и без обучения у мастера они становятся проводниками хаоса. Да, сила, но дикая и ненаправленная. Хорошо уже, что она смогла отразить стену огня и спасти роты Кенеба… хотя бы частично.
Лостара бросала взгляды на Сорт и идущих сзади солдат.
— Вы кореланка?
— Точно.
— И стояли на Стене?
Ответом послужила натянутая, быстро угасшая улыбка. — Никому не позволено покидать эту службу.
— А правда, что Бурегоны при атаках используют ужасное волшебство?
— Всякое волшебство ужасно, оно убивает без разбора, зачастую с большого расстояния. Это разрушает самих людей, владеющих подобной силой — будь то смертные или кое-кто иной.
— Лучше видеть глаза врага, когда он забирает твою жизнь?
— По крайней мере вы даете им шанс защититься. Пусть Опонны решают, в чьих глазах погаснет свет.
— Опонны. Я думала, все дело в мастерстве.
— Ты еще слишком молода, капитан Лостара Ииль.
— Неужели?
Фаредан Сорт улыбнулась: — С каждой битвой моя вера в мастерство уменьшается. Нет, каждый раз, всегда и всё решают рывки Повелителя или поддавки Повелительницы.
Лостара промолчала. Она не согласна с таким суждением, и не только по причине надменности этой женщины. Умный и ловкий воин выживает там, где гибнет неуклюжий тугодум. Мастерство — монета, на которую покупается благосклонность Опоннов. Как может быть иначе?
— Ты пережила И'Гатан, — снова заговорила Сорт. — Сколько в этом от удачи Повелительницы?
Лостара думала недолго: — Нисколько.
* * *
Однажды, давным — давно, несколько десятков солдат выбрались из пределов обширной трясины. Они были в крови, они почти потеряли рассудок; от недель скитаний по гнилой воде даже кожа у них отслоилась и висела грязными полосами. Калам Мекхар был среди них, как и трое шедших ныне рядом. Казалось, что изменилось лишь число выживших…
Черный Пес жестоко отсортировал Сжигателей. Это была бесконечная кошмарная война среди сосновых рощ, в болотах и лагунах — столкновения то с Волонтерами Мотта, то с Первой Натийской армией, то с Багряной Гвардией. Выжившие словно онемели — выйти из царства ужасов означало избавиться от отчаяния… но ничего не спешило занять место отчаяния в их душах. Так мало осталось. "Поглядите на нас, — сказал тогда Еж, — мы просто пустые изнутри колоды. Мы прогнили насквозь, как и всякое клятое дерево в здешней болотине". Ну, оптимизма Ежу всегда недоставало.
— Какой ты задумчивый, — произнес Быстрый Бен.
Калама мрачно хмыкнул. — Просто гадаю, Быстрый: тебе не утомляют воспоминания?
— Неподходящая тема.
— Ну, не думаю. Я уже стар. Чувствую себя стариком. Смотрю на всех этих солдат позади — боги, какие юнцы! Вот только глаза… Думаю, и мы такими были. Когда-то. Но… что такого мы совершили за всю жизнь? Чертовски мало стоящего.
— Признаю, я тоже на тебя удивляюсь. Вот насчет того Когтя, Жемчуга.
— Который ударил меня в спину? И что?
— Почему ты его не убил до сих пор? Калам, для тебя такое смирение не характерно. Или ты боишься не совладать?
Скрипач подал голос сзади: — Так это Жемчуг был в Малазе той ночью? Дыханье Худа! Калам, этот тип ошивается около Четырнадцатой с самой Рараку. То-то у него на лице хитрая ухмылочка каждый раз появляется…
— Мне плевать на Жемчуга, и убивать его не хочу, — тихо проговорил Калам. — Перед нами стоят проблемы поважнее. Что задумала Адъюнктесса? Каковы ее планы?
— Кто сказал, что она вообще что-то планирует? — Отозвался Скрипач. Он нес девочку, одну из сирот И'Гатана. Девочка спала, положив себе пальчик в рот. — Она преследовала Леома, а сейчас бежит от чумы и пытается соединиться с транспортным флотом. Что потом? Лично я считаю — мы вернемся на Генабакис или поплывем на какой-нибудь кореланский полуостров. Такова солдатская доля, такова солдатская жизнь.
— А я думаю, ты неправ, — сказал Калам. — Все куда сложнее закрутилось.
— То есть?
— Ключ ко всему — Жемчуг. Зачем он околачивается здесь? Зачем шпионит за Адъюнктессой? Какой смысл ему плестись по пятам Армии? Говорю тебе, Скрип, дальнейшие действия Адъюнктессы зависят от Императрицы Ласэны и ни от кого больше.
— Она нас не бросит, — пробурчал Скрипач. — Ни Адъюнктессу, ни Четырнадцатую. Мы единственная армия, достойная такого названия. У нее больше нет командиров… ну, какие-то есть, но если бы мне пришлось отдавать им честь — покрутил бы пальцем у виска. Малой кровью или нет, но Тавора положила конец мятежу. Это чего-то стоит.
— Скрип, — сказал Быстрый Бен, — война у нас более важная, чем тебе кажется, и она только началась. Трудно сказать, на чьей стороне Императрица.
— О чем ты, во имя Худа?
Апсалара вмешалась: — О войне между богами, сержант. Недавно о ней говорил и капитан Паран…
Калам и Бен одновременно уставились на нее.
— Ганоэс Паран? — проговорил ассасин. — Быстрый сказал, он остался в Даруджистане. При чем тут он? И когда ты виделась с ним?
Апсалара вела свою лошадь в трех шагах позади Скрипача; в седле покачивались трое сонных от жары детишек. Услышав вопрос, она дернула плечом: — Он Владыка Колоды Драконов. И в этом качестве прибыл на Семиградье. Наши пути разошлись к северу от Рараку. Калам Мекхар, я уверена: ты и Быстрый Бен попали в самый центр другой схемы. Ради всего святого, советую быть осторожнее. В игре слишком много неизвестных сил, и среди них находятся Старшие Боги и даже Старшие Расы. Вы считаете, что узнали главные ставки, но…
— А ты узнала? — бросил Быстрый Бен.
— Не полностью. Но ограничиваю свои… цели… тем, что реально достижимо.
— Ты меня заинтриговала, — сказал Скрипач. — Вот ты идешь одной дорогой с нами, а ведь я полагал — ты осела в приморской деревушке Итко Кана и вяжешь шерстяной свитер для папочки. Да, Крокуса ты могла бросить, но кажется мне — все остальное тащишь с собой.
— Мы идем одной дорогой, — ответила она, — в данный момент. Сержант, тебе не надо меня бояться.
— А как насчет остальных? — спросил Быстрый Бен.
Женщина промолчала.
Калам ощутил укол тревоги. Он украдкой поглядел в глаза Бену и снова уставился вперед. — Давайте для начала поймаем нашу клятую армию.
— Хотелось бы мне знать, где сейчас Жемчуг, — сказал маг.
Беседа угасла. Нечасто колдун выражает свои желания так… откровенно. Калам с дрожью осознал, что дела их плохи. Может быть, безнадежны. Но не на тех напали… "Словно крыши Даруджистана — незримые противники со всех сторон — смотришь и никого не видишь.
Жемчуг, некогда бывший Салком Эланом. Магический путь Мокра… и огонь клинка в моей спине. Все думают, что глава Когтя — Шик… но смог бы ты взять его, дружище Калам? Быстрый сомневается — и предлагает помощь. Боги, я действительно старею".
— Ты так и не ответил мне, — сказал он Бену.
— А о чем ты спрашивал?
— Ты не устаешь от воспоминаний?
— О, об этом…
— Ну?
— Калам, ты даже не представляешь.
* * *
Скрипачу последний разговор не понравился. Он уже начинал беситься и почувствовал себя спокойнее, когда все замолчали. Они брели по пыльному тракту, и каждый шаг отдалял проклятый город. Он понимал, что должен бы идти сзади, со своим взводом, или спереди, пытаясь выудить новости у Фаредан Сорт — в том, что капитан полна сюрпризов, он не сомневается. Она спасла их шкуры — это точно — но это не значит, что ей можно доверять. Нельзя. Хотя поверить ХОЧЕТСЯ — по причинам, самому ему неясным.
Девочка шмыгала во сне и стискивала рукой его левое плечо. Палец другой руки она засунула в рот и сосала, издавая чмокающие звуки. Почти невесома.
Его взвод прошел город без потерь. Только Бальзам и, может быть, Хеллиан могут похвалиться тем же. Итак, три взвода из… десяти? Одиннадцати? Тридцати? Солдат Моака выбило полностью — Одиннадцатый взвод пропал, и этот номер навсегда останется вакантным в Четырнадцатой Армии. Капитан установила новое деление, добавив Тринадцатый для Урба; выходило, что Четвертый взвод Скрипача стал фактически первым. Эта часть Девятой роты сильно уменьшилась, и сержант не питал иллюзий, что другой части — той, что не вошла в Храм — повезло больше. Что еще хуже, они потеряли много сержантов. Борд, Мозель, Моак, Собелоне, Тагг…
"Эй, ладно тебе. Нас потрепали, но мы живы".
Он отстал на несколько шагов, поравнявшись с Кораббом Бхиланом Зену'аласом. Последний выживший из мятежной армии Леома — если не считать самого Леома — оказался молчаливым, хотя по хмурому лицу было понятно: его терзают нелегкие думы. На плечах пленного качал головой тощий сонный малец.
— Я тут подумываю, — навал Скрипач, — приписать тебя в наш взвод. Нам одного не хватало еще до…
— Так вот просто, сержант? Странные люди малазане. Я не могу быть солдатом вашей армии, ибо еще не насадил младенца на копье.
— Корабб, "живая кровать" — изобретение семиградское, не малазанское.
— И как это прикажешь понимать?
— Так и понимать. Мы не сажаем детей на копья.
— У вас нет такого ритуала посвящения?
— Кто тебе наболтал? Леом?
Воин нахмурился: — Нет. Такие слухи ходили среди сторонников Откровения.
— А Леом не его сторонник?
— Думаю, что нет. Никогда не был. Я слепец! Леом верил в себя и больше ни во что. Пока та мезла не встретила его в И'Гатане.
— Так он нашел себе женщину? Не удивляюсь, что тут же сбежал на пляж.
— Он сбежал не на пляж, а в Магический путь.
— Фигура речи.
— Он пошел с той женщиной. Она его погубит. Я уверен. И теперь этому только порадуюсь. Пусть Воробушек доведет его до полного…
— Стой, — прервал его Скрипач. По спине пробежал холодок. — Ты назвал ее Воробушек?
— Да, так она назвалась.
— Малазанка?
— Да. Высокая и тщедушная. Она смеялась надо мной. Надо мной, Кораббом Бхиланом Зену'аласом, что был Вторым, пока не стал Третьим, тем, кого Леом с радостью бросил, чтобы я умер со всеми его людьми.
Скрипач почти не слышал его. — Воробушек, Воробушек…
— Ты знал эту ведьму? Эту стерву? Эту развратную искусительницу?
"Боги, да я на коленках ее качал!" Он обнаружил, что тянет себя за остатки опаленных волос и уже исцарапал ногтями весь лоб, что глаза залило слезами боли. Девочка заворочалась. Он незрячими очами посмотрел на Корабба и — побежал вперед, чувствуя головокружение, чувствуя… трепет. "Воробушек. Сейчас ей должно быть за двадцать. Наверное, лет двадцать пять. Что она забыла в И'Гатане?"
Он втерся между Быстрым Беном и Каламом. Оба вздрогнули.
— Скрип?..
— Потянуть Худа за колбасу, пока не завоет! Утопить треклятую Королеву в собственном пруду! — заорал сапер. — Друзья, вы не поверите, с кем Леом ушел в Магический путь. Вы не поверите, с кем он делил постель в И'Гатане. Нет, вы не поверите ни одному моему слову!
— Бездна побери, — воскликнул Калам, — чего ты несешь?
— Воробушек. Вот кто идет по правую руку Леома. Воробушек. Младшая сестренка Бурдюка… не знаю, что тут думать… да чего думать, когда хочется кричать! Да и о чем кричать, тоже не знаю. Боги! Быстрый, Калам, что все это значит? В чем тут смысл?
— Тихо ты, — напряженным голосом отозвался Бен. — Думаю, что для нас, сейчас, ничего это не значит. Чертово совпадение… а если не совпадение, то нелепость. Просто… странность. Мы знаем — она была упорным диким дьяволенком, мы давно знаем… и ты знаешь лучше нас, Скрип. Мы с Каламом ее один раз видели в Малазе. Вот ты — ты был ей вместо дяди родного. Сам и объясняй!
Скрипач выкатил глаза. — Я? Ты разум потерял, Быстрый. Послушайте — ка его! Стыдишь меня за нее? Я ни при чем!
— А ну молчать оба! — вмешался Калам. — Солдат перепугаете. Мы все слишком нервные, чтобы судить хоть о чем, хоть какой смысл искать. Если он вообще тут есть. Люди выбирают, как жить, куда идти, и не всегда их подталкивают боги. Итак, сестра Бурдюка стала любовницей Леома Молотильщика, и они прячутся в мирке Королевы Снов. А ведь это лучше, чем лечь горелыми костьми в И'Гатане, не так ли?
— Как сказать, — буркнул Скрипач.
— Как это, Худа ради?
Скрипач тяжело вздохнул. — Мы должны были тебе сказать, это ж не тайна или что… но мы ей самой не все говорили… она ничего не слышала, а мы отнимали у неё силу…
— Скрипач!
Сапер заморгал от силы Каламова гнева. — И кто кого пугает?
— Ты меня напугал! Уже трясусь! Плевать на других — ты меня напугал, проклятие…
— Ладно тебе. Она родилась от мертвой — от мачехи Бурдюка, которая умерла в родах… и девочка — Воробушек — ну, она долго не выходила, должна была умереть внутри… ну, ты понимаешь? Вот почему старейшины отдали ее в Храм Худа. Отец уже умер, далеко от Квон Тали, а Бурдюк… ну, он был учеником у того ремесленника. Мы молодые были. Ну, мы вдвоем вломились и выкрали ее… она была уже посвящена, получила Худово благословение — и мы уничтожали ее силу шуточками над смертью, хи — хи, ха — ха, свет ночью не гасили… все такое… она выросла нормальной. Вроде. Кажется… — Он отошел, избегая смотреть в изумленные глаза друзей, и с размаху отодрал корку с ожога. — Думаю, не помешала бы сейчас Колода Драконов…
* * *
Шедшая в четырех шагах сзади Апсалары усмехнулась, увидев, что маг и ассасин одновременно врезали сержанту Скрипачу под дых. Ухмылка быстро увяла. Тревожное откровение. Бурдюк вечно молчал о своей жизни, о том, кем был до армии. Тайна, глубокая, как руины под песком. Он некогда был каменщиком, зодчим. Строитель склепов, из тех, что отливают в граните страницы истории, возводят памятники былому величию и даже поражение обращают во взнесенный к небесам дольмен. Во многих Домах Фатида есть роль Каменщика, и карта эта означает одновременно постоянство и иллюзорность всякого постоянства. "Бурдюк… каменщик, отложивший инструменты искусника ради искусства убиения. Вела ли его рука самого Худа?"
Многие верят, что Ласэна организовала кончину Дассема Ультора, а Дассем был Смертным Мечом Худа — если не формально, то по существу — и сердцем набиравшего популярность среди солдат культа. Империи не нужны боги — покровители, какими бы щедрыми не кажутся их посулы. Ласэна проявила исключительную прозорливость, и не направлял ли ее действия сам Император Келланвед? А Бурдюк — он был членом культа Дессембрэ? Возможно — хотя она не видит никаких тому признаков. Он был человеком, явно лишенным веры.
Кажется невероятным, что Королева Снов сознательно приняла присутствие аватары Худа в своем Магическом пути. "Или бог и богиня — союзники в нынешней войне?" Ее угнетала сама идея войны, идея, что боги так же жестоки и злобны, как смертные. "Сестра Бурдюка могла быть таким же невольным игроком, как все мы". Апсалара не готова была ни обвинять эту женщину, ни считать ее союзницей.
Она вновь принялась гадать, что замыслили Калам и Быстрый Бен. Оба мастера своего дела, оба умеют прятать суть своих методов глубоко под покровами иллюзии, обмана. "Когда настанет пора открывать карты, они удивят нас всех".
Двое, которым никто не может доверять. Двое, которых не понимают даже боги — что тут таить.
