Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик 46 страница

Зашептав молитву, Флакон влил в заклинание мага всю свою силу. "Тише, дурак. Тише! Здесь другой оттенок, гуще… растеклось во все стороны — словно селевой поток, но кверху… пламя как ливень, да… языки зловещего золота, да, вот так…

Нет, не мешай мне, черт дери! Мне все равно, что ты в панике. Страх испортит все дело. Внимательнее!"

Вдруг через разум Флакона пронесся… запах шерсти. Тихое прикосновение нечеловеческой руки — и судорожные попытки Флакона подавить чрезмерный энтузиазм Бена перестали что-то значить… ибо воля его была сметена словно паутинка…

 

* * *

 

Скорчившийся на ступенях ведущего к носовой надстройке трапа Калам видел, как Быстрый Бен широко расставил ноги и поднялся над палубой. Словно невидимая рука мощно схватила его за ворот плаща, потянула вверх и затрясла.

— Что, во имя Худа…

В ответ на серую стену вражеской магии поднялась стена, подобная пронизанной вулканическими потоками земле, она волновалась, кипела и падала в себя; дикая, взрывная воля поддавалась влиянию некоей еще более могучей силы… "когда он высвободит это, произойдет столкновение… о Худ, никто не уцелеет…"

 

* * *

 

Замерший на месте Ханради Халаг несколько мгновений смотрел, как в ответ на магию эдурских ведунов встает стена Старшей магии. Ужасающий вызов волшбе сотни эдурских магов бросил ОДИН ЧЕЛОВЕК, поняла Семар Дев. Все исходит от человека на носу переднего малазанского дромона, чернокожего мужчины, с раскинутыми руками парящего над палубой.

Преда содрогнулся и выпрямил спину, проревев приказ — повторяя одну и ту же фразу. Он неловко зашагал к ведунам.

А они словно сдулись, один за другим падая на доски под ударами гигантского кулака, извиваясь, испуская пену и мочу…

Нависшая серая масса взорвалась, выбрасывая щупальца, тающие в воздухе или ударяющие по пенному морю; фонтаны взлетели в небо, сливаясь с серыми тучами. Поднялся пар. Рев внезапно затих.

Магическое облако рушилось, соединявшие магов цепи рассыпались, взрываясь так звонко, словно на самом деле состояли из железа.

Палуба пьяно задрожала. Даже Карса Орлонг пошатнулся.

Семар Дев отвела взгляд от Теблора и снова уставилась на темную, землистую магическую стену — она тоже опадала — "да, эдурские дураки высвобождают подобное, не заботясь о последствиях. Когда им никто не противостоит. Но ты, малазанин, кто бы ты ни был — ты не такой дурак.

Мы отходим. Малазанин посрамил эдурских хвастунов. Он запугал их — о, колдун, дай тебя расцеловать — я и на большее согласна. Боги, ты…"

— Что кричат Эдур? — спросил Карса Орлонг.

Таксилианин нахмурился. — Они не верят своим…

— Не верят? — каркнула Семар. — Они потрясены, Таксилианин. До самых поджилок.

Тот кивнул и оглянулся на Пернатую Ведьму. Она следила за ними. — Тоблакай, Эдур кричали, что у малазан цеда на борту.

Карса сморщился: — Не знаю такого слова.

— Зато я знаю. — Семар Дев улыбнулась солнечному лучу, прорвавшему тучи и неожиданным теплом погладившему лицо. — Скажи им, Таксилианин, что они правы. Точно. Это Цеда. У малазан есть Цеда, и они НЕ БОЯТСЯ спесивых Эдур. Скажи им, Таксилианин, чтобы поняли!

 

* * *

 

Калам упал на колени пред Быстрым Беном, разом заметив закрытые глаза и запавшие щеки. И хлопнул по лицу. Сильно.

Быстрый Бен выругался и сверкнул на ассасина глазами: — Я раздавлю тебя как жука!

— Тихо. Не лучше ли просто полежать? Адъюнктесса идет. Тихо! Идиот, ты потратил слишком…

— Хватит, Калам. Мне нужно подумать. Крепко подумать.

— И давно ты играешься со Старшей магией?

Быстрый Бен не отвел взгляда: — Давно? Никогда, идиот.

— Что?..

— Это была иллюзия. Худ побери! Слава богам в хлевах их, что идиоты проглотили крючок… но слушай, все сложнее. Мне нужна была помощь. И я получил ее!

— Как это?

— Не знаю! Дайте подумать.

— Нет времени. — Калам распрямил спину. — Адъюнктесса здесь.

Рука Быстрого Бена метнулась, схватив Калама за воротник. — Боги, — прошептал он. — Дружище, я никогда так не пугался! Я содеял иллюзию. Просто иллюзию, но тут…

Послышался голос Адъюнктессы: — Верховный Маг, нам надо потолковать.

— Я не…

— Бен Адэфон Делат, нам нужно потолковать. Сейчас.

Калам встал и отошел. Но Тавора махнула рукой, останавливая его: — Нет, нет, ассасин. Ты тоже нужен.

Калам удивился, подумал и сказал: — Адъюнктесса, беседа… не только вам придется отвечать на вопросы.

Она нахмурилась и медленно кивнула.

 

* * *

 

Скрипач задержался у повалившегося на палубу Флакона. — Эй, солдат.

Глаза его были закрыты, а от звука сержантского голоса еще и зажмурились. — Не сейчас, прошу.

— Солдат, — повторил Скрипач, — ты устроил… гм… беспорядок. В развилке. Сам пощупай.

Флакон застонал.

Скрипач бросил взгляд на взвод. Они слишком заняты. Пока что. "Хорошо". Он присел. — Проклятие, Флакон, вставай и отмывайся. Если другие заметят… постой, мне нужно знать. Просто интересно, ЧТО ТЫ ТАКОГО НАШЕЛ ВОЗБУЖДАЮЩЕГО ВО ВСЕМ ЭТОМ!!!

Флакон перекатился на бок. — Вы не понимаете, — промямлил он. — Она любит так делать. Дай только шанс. Не знаю почему. Не знаю.

— Она? Кто? Никого нет, Флакон!

— Она играла со мной. С… ним.

— Кто-то точно играл. С ним. Иди в трюм и помойся. Улыба увидит — и вся жизнь твоя станет пыткой.

Солдат пополз вниз. "Возбудился. Нас тут чуть не растерли в порошок. Всех и каждого. А он фантазировал о какой-то старой подружке.

Дыханье Худа!"

 

* * *

 

Таралек Виид долго следил за смятением на палубе, хмурился, видя, как Томад Сенгар меряет ее шагами, а эдурские воины то и дело прибегают, передавая сигналы с бесчисленных ладей. Томад словно бы получил ошеломляющий удар — его поразил не магический ритуал врага, а некая новость, полученная во время попыток малазанского флота вырваться из окружения. Корабли неслись, сходясь на расстояние арбалетного выстрела, моряки и солдаты крутили головами, следя за разрывом строя, и на их лицах явно читалось облегчение. Таралек видел, как один из малазан помахал ему рукой. Впрочем, сосед тут же врезал ему по уху.

Тем временем две эдурские флотилии соединялись — непростая задача, учитывая неспокойное море, наступающий сумрак и количество вовлеченных в маневр кораблей.

А на лице Томада Сенгара, адмирала громадного флота захватчиков, читалось глубокое личное горе. Он получил весть о потере. Ужасной потере.

Да, поистине любопытно.

Воздух давил на судно, он все еще смердел эдурской магией. Эдур — извращение, они так безрассудно высвобождают колдовские силы. Они вообразили, что управляют ими… но силы Старших и Хаос — "это то, что всегда забирает власть и контроль себе".

Малазане ответили подобающе. Ужасное откровение, совершенно неожиданный уровень тайного знания. Ведь сила малазанского ритуала превзошла возможности десятков эдурских ведунов! Необычайно. Не будь Таралек Виид свидетелем, никогда бы не поверил, что Малазанская империя овладела такими возможностями. Только почему тогда они их раньше не использовали?

Ага. Еще миг раздумий — и ответ нашелся. "Малазане могут быть кровожадными тиранами, но они не безумцы. Они понимают, что такое осторожность. Самоограничение.

Тисте Эдур лишены такого понимания, к сожалению.

К сожалению для Тисте Эдур, то есть…"

Он заметил Атрипреду Полутьму; она шла между летерийскими солдатами, что-то говоря спокойным тоном, отдавая тихие приказы. Похоже, взволнованные людишки действительно успокаивались за ее спиной.

Гралиец пошел к ним.

Полутьма поглядела ему в глаза и кивнула.

— Как поживает твой компаньон внизу? — спросила она, и Таралек подивился, как быстро она осваивает язык.

— Он ест. Сила возвращается, Атрипреда. Однако он остался равнодушен к событиям этого дня.

— Скоро его испытают.

Таралек пожал плечами. — Его это не заботит. А что тревожит Томада Сенгара? — спросил он тихо, подойдя ближе к ней.

Женщина долго колебалась. — Прошел слух, что среди малазанского флота есть корабль, некогда захваченный Эдур. В ином океане. Его передали под командование одного из сыновей Томада. Он путешествовал в Зародыш с миссией, о цели которой Император Рулад никому не рассказывал.

— И Томад думает, что сын его мертв.

— Другой возможности не существует. А потеряв одного сына, он, по правде, потерял и другого.

— Как это?

Она поглядела искоса и качнула головой: — Неважно. Но сегодня в Томаде Сенгаре родилась пламенная ненависть. К малазанам.

Гралиец пожал плечами: — Им уже встречалось немало врагов. Каладан Бруд, Соррел Таврит, Казз Д’Аворе, Аномандер Рейк…

При звуке последнего имени глаза Полутьмы чуть заметно расширились, губы шевельнулись. Она посмотрела за левое плечо Таралека. Сзади раздался мужской голос: — Это невозможно.

Гралиец отступил и повернулся к подошедшему.

Какой-то Эдур.

— Его звать Алрада Ан, — объяснила Полутьма, и в ее голосе прозвучал намек на некое тайное знание, разделяемое ими. — Как и я, он учит ваш язык. Быстрее, чем я.

— Аномандер Рейк, — сказал Эдур, — это Чернокрылый Лорд. Он пребывает у Врат Тьмы.

— Насколько я слышал, последнее время он пребывает в летающей крепости, называемой Дитя Луны. Он провел магическую битву с малазанами над городом Крепыш. Аномандер Рейк был побит. Но не погиб.

На сухом, усталом лице воина — Эдур боролись недоверие и потрясение. — Ты должен рассказать еще. Скажи, как описывают этого Аномандера Рейка?

— Я мало что знаю. Высокий, чернокожий, серебряные волосы. Он носит проклятый двуручный меч. Точно ли это? Не знаю… но вижу по твоим глазам, Алрада Ан, что подробности точные. — Таралек помедлил, раздумывая, много ли можно им открыть — следующее его заявление показывает причастность к тайному знанию, разделяемому далеко не всеми. Но… "поглядим, что получится". Он постарался сказать по — летерийски: — Аномандер Рейк из Тисте Анди. Не Эдур. Судя по твоей реакции, воин, ты получил от меня неприятную весть. Ты потрясен, как и Томад Сенгар.

Воин вдруг начал прятать глаза. Он посмотрел на Полутьму, отвернулся и ушел.

— Есть вещи, — сказала Атрипреда, — о которых ты не имеешь понятия. И пусть так и будет. Незнание защищает тебя. Неразумно было показывать знакомство с летерийским языком.

— Думаю, — отвечал гралиец, — что Алрада Ан не настроен передавать кому бы то ни было содержание этого разговора. — Он улыбнулся, отыскав ее глаза: — Как и ты, Атрипреда.

— Таралек Виид, ты безрассуден.

Он сплюнул на ладони и провел по волосам, вновь удивившись гримасе отвращения на ее лице. — Атрипреда, скажи Томаду Сенгару так: это он безрассуден, рискуя всем ради испытания мастерства Икария.

— Ты кажешься очень уверенным.

— В чем?

— Что твой спутник явится самой великой угрозой для Императора Рулада. Увы, практика показала: все, бывшие столь же уверенными в себе, мертвы. Таралек Виид, их было ТАК МНОГО. Томад Сенгар должен быть уверен. Нужно заставить его поверить, прежде чем он решится привести твоего товарища к сыну.

— Сыну?

— Да. Император Рулад — младший сын Томада. Теперь он остался последним. Трое других пропали или погибли. Скорее погибли.

— Мне вдруг подумалось, — отвечал гралиец, — что Томаду нужно не доказательство мастерства Икария, а доказательство его слабости. Какой же отец желает гибели единственному сыну?

Вместо ответа Полутьма уставилась ему в глаза. А потом отвернулась.

Таралек Виид остался один. Лицо его мрачно нахмурилось.

 

* * *

 

Сержант Хеллиан отыскала запасы рома и теперь бродила по палубе с блаженной ухмылкой. Ползвона назад она весело голосила картульскую заупокойную молитву — ведь сама Бездна разверзлась над головами вместо небес.

Мазан Гилани, носящая сейчас не панцирь, а тяжелый шерстяной плащ, укуталась от холодного ветра и присела с группой солдат, не желающих попадаться под ноги матросам. Вражеский флот остался где-то к югу, затерялся во тьме. И доброго пути.

"Теперь у нас есть Верховный Маг. Настоящий. Этот Быстрый Бен был Сжигателем. Настоящий Верховный Маг, и он спас нам шкуры. Отлично".

Плащ ее украшал новый значок — серебро, огонь и золотая нить. Она гордилась работой своих рук. "Охотники за Костями. Да, мне нравится такое имя". Не такое зловещее, как Сжигатели Мостов. Значение его малость непонятно, но это и хорошо — ведь история Четырнадцатой тоже достаточно темная. Они успели так замутить водичку, что им самим все происходящее неясно и непонятно.

"Куда мы плывем, например. Что дальше? Почему Императрица отзывает нас? Разве Семиградье не надо восстанавливать, пополнять все брошенные гарнизоны?" Но ведь континент всё ещё держит за горло чума, и продыху нет.

"Но у нас есть Верховный Маг".

Молодая Синн придвинулась поближе, и Мазан Гилани распахнула плащ. Синн приникла к ней, повозилась и прикорнула на плече.

Рядом сержант Корд снова распекал Хряся, того, что так глупо помахал врагу с борта. Как будто битва была уже выиграна. Это Хрясь все испортил под стеной И'Гатана, припомнила она. А потом бежал, поднимая ноги выше оттопыренных ушей. Теперь он слушает сержанта с дурацкой улыбкой, расплываясь в восторге при каждом замысловатом коленце сержантской брани.

Если так пойдет дальше, подозревала Гилани, сержант бросится на Хряся и сдавит руками тощее горло с выпирающим кадыком (размером с большое яблоко). Просто чтобы стереть улыбку с глупого лошадиного лица.

Ручка Синн начала играться с грудью Гилани, выписывая круги у соска.

"Неужели чертовке такого тепла захотелось?" Мазан осторожно убрала руку, но та вскоре вернулась. Чудно. Черт побери, это первая рука, что хватает ее за весь поход.

— Все мертвы, — пробормотала Синн.

— Что? Кто "все мертвы", девочка?

— Они все мертвы. Тебе нравится? Думаю, нравится.

— Какие холодные пальцы. Кто мертвы?

— Большой.

Пальцы отдернулись, вместо них появился теплый розовый язык. И затанцевал.

"Дыханье Худа! Что ж, есть и худшие способы завершить проклятый день".

— Это моя сестра у тебя сидит?

Мазан Гилани подняла голову. Капрал Шип. — Да.

На лице солдата появилось виноватое выражение. — Она не рассказала… что произошло там, в поместье. С… ней. — Он заколебался. — Твой плащ не первый, под который она заползла. Но к женщине — в первый раз.

— Гм. Понимаю.

— Я хочу знать, что случилось. Понимаешь? Мне нужно.

Мазан Гилани кивнула.

— Я все могу понять, — сказал он, отвернувшись и потирая лицо. — Каждый справляется как умеет…

— Но ты ей брат, — кивнула она снова. — Ты будешь следить за ней, чтобы никто не совершил с ней неподобающего.

Вздох его был тяжким: — Спасибо, Мазан Гилани. Насчет тебя я не беспокоюсь…

— Не думаю, что ты должен беспокоиться о ком-то из нас. Эти взводы…

— Знаешь, — ответил он, и по щекам потекли слезы, — это меня и удивляет. Все, с кем я говорил — прошедшие через брюхо города — отвечают одними словами.

— Шип, — спокойно сказала она, — ты все еще из Ашокского Полка? Ты и другие?

Он покачал головой: — Нет. Теперь мы Охотники за Костями.

"Отлично". — У меня остались нитки. Может быть, в один прекрасный теплый день я одолжу у тебя плащ…

— Рука у тебя умелая. Я и другим расскажу. Не против?

— Не против. На этих раздувшихся гиппопотамах все равно заняться нечем.

— Я всё понимаю. То есть вообще всё…

— Иди поспи, капрал. Судя по дыханию, твоя сестричка занялась именно этим.

Он кивнул и ушел.

"Если солдат, не имеющий отношения к нашему скорбному странствию, попытается прихвастнуть… мы всем скопом сдерем с него кожу. Сорок человек и еще одна. Капитан Сорт".

По палубе пробежали четверо детей. Один залился хохотом. Синн завозилась в надежных руках Мазан и прижала губы к твердому соску. Дальхонезка смотрела на ребятишек и радовалась, что они справляются, находят свои способы исцеления. "Да, мы все справляемся как умеем".

Кого же видела Синн, когда говорила "все мертвы"?

"О боги, лично я знать не желаю. Сегодня — точно. Пусть спит. Пусть дети играют, а потом забираются под одеяльца. Давайте все поспим под качания морского зверя. Быстрый Бен одарил нас".

 

* * *

 

Брат и сестра стояли на носу корабля, обернувшись в теплые плащи, и смотрели на заполнившие северное небо звезды. Стонали над головами канаты, хлопали паруса — судно меняло курс, направляясь на запад, к темнеющей на фоне ночного моря гряде Олфарского полуострова.

Долгое молчание нарушила сестра. — Это окажется невозможным.

Брат фыркнул и отозвался: — Точно. Самая суть.

— Тавора не получит желаемого.

— Знаю.

— Ей не привыкать.

— Да уж. Имея дело с нами…

— Знаешь, Нил, он спас нас всех.

Его кивок остался незамеченным под толстым виканским плащом.

— Особенно Быстрого Бена.

— Согласна. Итак, мы согласны, что его присутствие нам на пользу?

— Думаю, да, — ответила Нетер.

— Сестра, ты так говоришь потому, что любишь его. Как женщины любят мужчин.

— Не будь дураком. Это сны… а то, что она делает…

Нил снова фыркнул: — Заставляет тебя тяжело дышать? Звериная рука, хватающая его за…

— Хватит! Я не о том. Просто… да, хорошо, что он с нашей армией. Но она… гм, я не знаю, как она относится к нему…

— То есть ты ревнуешь.

— Брат, мне надоели детские дразнилки. В том, как она его использует, есть что-то жестокое…

— Да, с этим я согласен. Но для нас с тобой гораздо важнее другое. Эрес'ал что-то нужно. Она преследует нас, словно шакал.

— Не нас. Его.

— Точно. Суть проблемы вот в чем: должны ли мы сказать Адъюнктессе?

— Сказать что? Что некий солдатик в мокрых штанах важнее для нее и для ее армии, чем Быстрый Бен, Калам и Апсалара, сложенные вместе? Слушай, давай подождем, пока Верховный Маг не объяснит ей, что случилось.

— То есть если он скажет слишком мало, или объявит, что ничего не понял…

— Или станет задирать нос, выдавая себя за Первого Героя. Тогда и решим, что рассказать.

— Ладно.

Они помолчали в течение нескольких ударов сердца. Потом Нил сказал: — Не волнуйся так, Нетер. Полу-зверь-полу-женщина в пушистом меху не сумеет завоевать его сердце. Надеюсь.

— Но не моя рука… — Она резко оборвала себя, разразившись потоком самых гнусных виканских ругательств.

Нил улыбался в темноте. И радовался, что сестра не видит его лица.

 

* * *

 

Моряки заполонили трюм, растянувшись или свернувшись клубками под одеялами. Так много тел, что Апсалара невольно начала чувствовать, будто попала в общую могилу. Она встала, сбросив одеяло. Над головой качались две почти прогоревшие лампы. Воздух был спертым. Она схватила плащ и начала пробираться к люку.

На средней палубе воздух хлынул в легкие морозным, но благословенно свежим потоком. Она увидела двоих на носу. Нил и Нетер. Она решила пойти на корму, но там тоже кто-то стоял. Солдат, невысокий, плотный, обнаживший голову порывам холодного ветра. Он был почти лыс, только клочки волос на висках и затылке вяло мотались под ледяными потоками. Этот человек был ей незнаком.

Апсалара помедлила и, пожав плечами, встала рядом. Он услышал и повернул голову.

— Ты хочешь заболеть, солдат? — спросила она. — Хотя бы капюшон накинь.

Старик тихо проворчал что-то.

— Я Апсалара.

— Ты хочешь услышать мое имя? Но если я скажу его, будет только хуже. Молчание. Всегда лучше молчать.

Она проследила за пенным следом, выходившим из — под кормы. Вода слабо светилась. — Я не принадлежу к Четырнадцатой Армии, — сказала она.

— Не имеет значения. Мои дела ни для кого не секрет.

— Я недавно вернулась на Семиградье. — Апсалара помолчала. — Ты не один несешь груз прошлых поступков.

Он снова поднял голову: — Ты слишком юна, чтобы страдать от прошлых деяний.

— А ты, солдат — ты слишком стар, чтобы раскаиваться.

Он резко хохотнул и отвернулся.

Облака сползли с лика луны, но свет ее остался тусклым, туманным.

— Посмотри, — сказал он. — У меня хорошее зрение, но луна остается размытой. Или на ней тоже есть облака? Это иной, далекий мир. Другое Королевство, и другие армии крадутся через ее туманы, убивая друг друга, снова и снова взмахивая красными клинками и вытаскивая детей на улицы. Ручаюсь: сейчас они смотрят вверх и удивляются, что поднятые ими облака пыли мешают видеть наш мир.

— В детстве, — ответила Апсалара, — я думала, что там есть города, но нет войн. Просто прекрасные сады, в которых цветы цветут вечно, день и ночь, лето и зиму, заполняя воздух сладкими ароматами… знаешь, однажды я рассказала об этом другому. Потом он признался, что полюбил меня в ту ночь. За эту сказку. Понимаешь, он тоже был юным.

— А теперь он стал пустотой в твоих глазах?

Апсалара отпрянула: — Если ты решил разгадывать тайны моей души, представься.

— Но это все порушит. Все. Сейчас я просто солдат, один из тысячи. Ты поймешь, кто я такой, и все исчезнет. — Он поморщился и сплюнул в волну. — Ну хорошо. Ничто не вечно, в том числе незнание. Меня зовут Косой.

— Не хочу уколоть твое самолюбие — пусть и страдающее — но это имя мне ничего не открыло.

— Не врешь? Нет, вижу, что нет. Я не ожидал.

— Ну, ничего не изменилось. Так ведь? Ты ничего не знаешь обо мне, а я о тебе.

— Я уже забыл, на что это похоже. Тот молодой человек. Что с ним стало?

— Не знаю. Я бросила его.

— Ты его разлюбила?

Апсалара вздохнула: — Косой, все так сложно. Прошлое догоняет нас. Я любила его слишком сильно, чтобы спокойно следить, как он живет моей жизнью. Тем, чем была моя жизнь. И есть. Он заслужил лучшего.

— Женщина, ты полная дура. Посмотри на меня. Я одинок. Раньше я не спешил измениться. Но однажды проснулся — и было уже поздно. Сейчас только одиночество дарит мне покой. Неприятный покой. Вы любили друг друга — знаешь ли ты, как редко такое явление? Думаю, ты погубила себя — да и его тоже. Слушай! Найди его, Апсалара! Найди его и держись рядом с ним. Так у кого здесь больное самолюбие, а? У тебя, решившей, что перемены бывают только к худшему.

Сердце ее забилось. Апсалара не могла найти возражений. Любой довод, казалось, таял на устах. По коже ее потек холодный пот.

Косой отвернулся. — О боги, это была искренняя беседа. Острые углы, жизнь… я уже забыл. Мне плохо, голова кружится. — Он помолчал. — Не возражаешь, если мы поговорим еще? Просто Косой и Апсалара, между которыми ничего общего, кроме незнания друг друга.

Она с трудом склонила голову: — Я буду… только рада, Косой.

— Хорошо.

Женщина слушала, как затихают шаги за спиной. "Бедняга. Он правильно сделал, добив Кольтена, но он единственный не может жить с этим воспоминанием".

 

* * *

 

Спустившись в трюм, Косой замер, схватившись за веревочные поручни по сторонам трапа. Он мог бы сказать ей много чего еще, но не ожидал, что с такой легкостью пробьется сквозь защиту. Неожиданная ранимость.

"Любой бы подумал, что одержимая богом женщина становится гораздо круче и сильнее".

 

* * *

 

— Апсалара.

Она узнала голос и не повернула головы. — Привет, Котиллион.

Бог подошел и склонился над фальшбортом. — Нелегко было найти тебя.

— Я удивлена. Я все делаю по твоему приказу.

— В самом сердце Малазанской Империи. Этого никто не мог предполагать.

— Жертвы не стоят в ожидании ножа. Даже не подозревая, что стали жертвами, они могут все изменить.

Он помолчал. Апсалара чувствовала нарастающее напряжение. В мутном свете луны лицо бога выглядело усталым, в глазах появился лихорадочный блеск.

— Апсалара, я был… безответственным…

— Котиллион, в тебе много пороков, но безответственность в их число не входит.

— Значит, слишком легкомысленным. Случилось кое-что — и трудно понять, как именно. Как будто необходимые подробности утонули в пруде, и я могу только идти ощупью, полуслепой и не понимающий, что именно ищу.

— Резак.

Он кивнул: — Было нападение. Засада. Даже воспоминания земли, на которой все случилось, спутаны. Я мало что смог прочесть.

"И что же стряслось?" Она хотела спросить сейчас, пока он встревожен и уязвим… "не встревожен… он хочет что-то скрыть…"

— Рядом была деревушка — ее жители рассказали мне…

— Он мертв.

— Не знаю — там не было трупов, кроме мертвых лошадей. Одна могила, но ее раскопали и вынули тело. Не знаю, кто в ней лежал. Во всяком случае, контакт с Резаком потерян, и это тревожит сильней всего.

— Контакт потерян, — тупо повторила она. — Значит, Котиллион, он умер.

— Признаюсь в полном неведении. Есть лишь две детали, в которых я уверен. Хочешь узнать?

— Это важно?

— Решать тебе.

— Давай же.

— Одна из женщин, Сциллара…

— Да.

— Она родила и пережила роды. Ребенок остался на попечение жителей деревни.

— Это хорошо. А еще что?

— Геборий Легкокрылый мертв.

При этих словах она повернулась — но не к нему, а в сторону далекой мутной луны. — Руки Духа.

— Да. Сила — аура этого старика — она горела зеленым пламенем, она приобрела дикую ярость Трича. Безошибочное узнавание…

— И все же он погиб.

— Да.

— Там была еще другая женщина, скорее девочка.

— Да. Мы хотели получить ее. Амманас и я. Мне удалось понять, что она жива и находится именно в том месте, куда мы хотели ее поместить. С одной маленькой разницей…

— Ей управляете не вы с Повелителем Теней.

— Апсалара, мы хотели вести ее, а не управлять. К сожалению, о новом хозяине такого не скажешь. Это Скованный Бог. — Он нерешительно добавил: — Фелисина Младшая стала Ша'ик Возрожденной.

Апсалара кивнула: — Словно меч убивает своего создателя… циклы правосудия.

— Правосудие? Ради богов, Апсалара, правосудием здесь и не пахнет.

— Да неужто? — Она взглянула ему в глаза. — Я прогнала Резака, опасаясь, что он погибнет, если останется рядом. Я прогнала его — и этим убила. Ты желал использовать Фелисину Младшую — и она стала пешкой в руке другого бога. Трич желал, чтобы его Дестриант вел поклонников на войну — а его убили посреди пустыни, ни за что. Раздавили череп, как тигренку. Так много возможностей потеряно. Скажи, Котиллион, какое задание получил Резак, войдя в их компанию?

Бог промолчал.

— Ты, наверное, велел ему защищать Фелисину? Он не смог. Жив ли он? Может быть, в мертвых ему будет лучше.

— Неужели ты говоришь искренне, Апсалара?

Она закрыла глаза. "Нет, не искренне. Боги, что мне делать с такой болью? Что мне остается?"

Котиллион осторожно протянул к ней руку, предварительно сняв черную перчатку. Провел пальцами по щеке. Она ощутила холодную влагу. Апсалара и не знала, что плачет.

— Ты замерзла, — тихо произнес он.

Женщина кивнула и внезапно затрясла головой: внутри ее все рушилось. Она бросилась в объятия бога и неудержимо зарыдала.

— Я найду его, Апсалара, — сказал он. — Клянусь. Я найду истину.

"Истина, о да. Словно один камень падает за другим. И еще, и еще. Свет угасает, вокруг смыкается тьма, сыпется песок и гравий, и воцаряется тишина. Последний камень положен. А теперь попробуй вздохнуть, дурачок. Один вздох".

Вокруг луны быстро собирались тучи. Сады умерли, один за другим.

 

Глава 19

 

Жестокое непонимание, ты выбираешь форму и размер

Ты глину мокрую в руках сжимаешь

И снова кружится гранита колесо, сосуды

В огне твердеют, дел твоих становятся щитами

И непонятные решенья в темноте таят

Невидимыми под слоистой коркой, ожидая

Прибытия усталой смерти, окончания пути

И в них ты спишь. Тогда, слепцы в печали, мы

Тебя поднимем высоко, восславим громко

Все то, чем ты и не бывало никогда

И понесем к могиле гниль внутри сосуда

Я встану среди плакальщиков, недовольный

И полный подозрений, а сосуд взорвется прахом —

О, как я ненавижу похороны!

 

Тайны Глины,

Панит Фенал

 

Его глаза открылись. Темнота. Он лежал неподвижно, пока разум не смог различить звуки. Они из двух источников, решил Баратол. Один далеко, другой совсем рядом. Осторожность советовала уделить внимание первому.

Шорох простыней, потревоженных руками, тихий скрип песка, приглушенный шепот. Растянутый выдох, смена положения тел; звуки стали ритмичными, дыхания двух людей слились в одно.

Вот и хорошо. Видит Худ, Баратолу совсем не нравилось затравленное выражение глаз Резака. Он неслышно помолился, чтобы Сциллара в будущем не омрачила жизнь мальчика изменой. Если такое случится, Резак почувствует такое отвращение к жизни, что не сможет выдержать.