Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик 45 страница

"Ради блага… О боги, он уже угрожает Когтю! Как далеко зашло безумие? Нужно переговорить с Шиком — или уже поздно?.."

— Дождь, — пришепетывал сзади Маллик Рель, — поднимает уровень морей. Не так ли?

 

Глава 18

 

Правда давит, и я уже вижу, как мы отворачиваемся. Но, друзья мои, от истины не убежишь.

 

Год десяти тысяч клевет,

Кайессан

 

Ризанская ящерица прилепилась к косым складкам имперского штандарта; забыв голод, жизнь и тлеющую внутри искру, они внимательно слушала долгую беседу.

Дромон пробирался между транспортных судов, ведя на буксире изящный боевой корабль с черным корпусом; с берега за ними наблюдали Адъюнктесса, адмирал Нок, а также Кулак Кенеб, Быстрый Бен и Калам Мекхар. До прибытия сержанта Геслера и капрала Буяна они изредка перебрасывались словами; но теперь разговор пошел более интересный.

Адъюнктесса, — приветствовал Тавору Геслер. — Это наше суденышко. Это "Силанда"!

Адмирал окинул взором золотистого моряка. — Сержант, я так понял, вы утверждаете, что ходили на этом мерзком корабле?

Кивок. — Да, с двумя взводами. Что до команды на веслах… ну, когда нужно грести, они гребут.

Буян добавил: — Мы пробыли среди них долго, чтобы не пугаться, сэр; сейчас даже Геслер не подпрыгивает каждый раз, как поглядит в свое серебряное зеркальце. И головы не пускают нам мурашей по коже. Уже нет…

— Кончай болтать как моряк, адьютант Буян, — сказал Нок.

В колючей рыжей бороде проглянула улыбка: — Адмирал, я больше не адьютант.

Нок поднял брови. — Значит, звание наделяет умом?

— Так точно, сэр, — кивнул Буян. — Вот почему Геслер сержант, а я простой капрал. Мы с каждым годом всё тупее.

— И Буян этим гордится, — сказал Геслер, хлопая приятеля по спине.

Адъюнктесса потерла глаза. Посмотрела на швы кожаных перчаток — и начала медленно их стаскивать. — Вижу по ватерлинии, что на галере полно припасов…

— В трюме пища не портится, — ответил Нок. — Мои маги точно установили это. Кроме того, там нет крыс и прочих вредителей. — Он с сомнением вздохнул: — Но найти матросов, готовых служить на "Силанде", я не смог. Насиловать не желаю. — Он дернул плечами: — Адъюнктесса, если они действительно желают…

— Хорошо. Сержант Геслер, ваш взвод и еще два.

— Четвертый и Девятый, Адъюнктесса.

Она прищурилась, смотря на Кенеба: — Кулак? Это ваши воскресшие взводы.

— Четвертый — взвод Смычка…

— Ради Худа. Его имя Скрипач, — бросила Адъюнктесса. — Самый плохо охраняемый секрет нашей армии.

— Разумеется. Мои извинения, Адъюнктесса. Взвод Скрипача и Девятый — это… это взвод Бальзама. О Бездна! Геслер, вы собрали кучу бузотеров.

— Так точно, сэр!

— Разрешаю. — Кенеб нерешительно поглядел на Тавору.

— Адъюнктесса, могу посоветовать, чтобы "Силанда" всегда прикрывала ваш флагман с фланга?

Геслер изобразил на лице насмешку и ткнул Буяна в бок. — Они не доверяют нам.

— Если учесть, что им известно… не удивлен.

— Да, и я тоже. Черт побери, они умнее, чем я думал.

— Сержант Геслер, — сказала Адъюнктесса, — идите отсюда. И капрала забирайте.

— Слушаюсь, Адъюнктесса.

Моряки ушли. Адмирал Нок тихо вздохнул и произнес: — Адъюнктесса, нужно сказать, мне… полегчало.

— Когда "Силанда" перешла к этим идиотам?

— Нет, Тавора. От неожиданного прибытия выживших в И'Гатане, с такими солдатами как Скрипач, Каракатица, Геслер и Буян и… и… — он поглядел на Быстрого Бена и Калама, — и вы тоже. Преображение вашей армии, Адъюнктесса, было… ощутимым. Командиры часто забывают о роли прославленных ветеранов — особенно для молодежи, для неопытных солдат. Прибавим к этому их необыкновенную способность выживать даже под улицами И'Гатана. — Он покачал головой. — Весьма ободряющее развитие событий.

— Согласна. — Тавора глянула на Кенеба. — Именно эти солдаты в самом начале переделали то, что все сочли ужасным знамением, в знак силы. Никто из нас этого сразу не понял, но именно на первом параде в Арене родились Охотники за Костями.

Все уставились на нее. Тавора недоуменно подняла брови.

Кенеб прокашлялся. — Адъюнктесса, Охотники могли родиться в тот день в Арене, но первый вздох они сделали вчера.

— То есть?

— Мы тут гадали, — сказал ей Калам, — откуда это украшение. То знамя, что вы собственноручно передали капитану Сорт и колдунье Синн.

— Ах, это. Не могу приписать инициативу себе. Рисунок знака принадлежит руке Т'амбер. Насколько я знаю, в ее семье были златокузнецы, она сама в юности провела в ученичестве несколько лет. На мой взгляд, церемония поднятия знамени — только подтверждение того, что уже существует.

— Адъюнктесса, — возразил Кенеб, — им было нужно ваше одобрение. Чтобы все стало реальным. Не хочу вас рассердить… но прежде вы были адъюнктессой. Вы принадлежали Ласэне. Были ее собственностью.

Лицо командира сразу стало холодным и сердитым. — А теперь? Говорите, Кулак.

Но ответил ей Калам: — Теперь вы принадлежите Четырнадцатой.

— Вы наша, — сказал Кенеб.

Дальше говорить в таком ключе было нельзя, и все это понимали. Все ясно. Да, момент полной ясности. Но на лице Таворы появилось выражение растущего… неудовольствия. И страха.

Вначале эти эмоции показались им неуместными. Если только…

"Если только она не может ответить нам столь же искренней преданностью".

И тогда родилось сомнение — будто змейки вылезли из яиц, вонзая тонкие, ядовитые зубы в присутствующих. Все они прочитали истину на ее лице.

"Откровение. На лице женщины со сверхчеловеческой выдержкой…"

Ящерица дернулась, возвращаясь к жизни, взлетела с насеста, кувыркнулась в воздухе и пронеслась над берегом, приземлившись под боком сломанного штормом большого дерева; там животное застыло, широко расставив лапы и тяжело дыша. Разочарованный и испуганный Флакон тихо ткнул пальцем в лоб ризаны, облегчая ей освобождение жизненной искры. Животное мигом исчезло, трепеща крыльями и мотая хвостом.

Сегодня, пять дней спустя, Флакон находился на палубе "Силанды", прячась между носовой надстройкой и грудой отрубленных голов, которые Буян звал "мое мозговое сокровище". Да, забавно… однако Флакон понимал, что глаза немертвых пронизывают ветхий брезент, смотрят на него. Ожидают. "Чего? Проклятие, я не могу вам помочь. Бедные дурачки. Вам придется смотреть и дальше!"

У него много других забот. Так много, что, честное слово, он не знает с чего начать.

Он видел знамя с эмблемой, которое Адъюнктесса вручила Фаредан Сорт на том собрании, что сошло за военный трибунал. И немой девице Синн. Флакон знал, что она на самом деле не немая. Просто она мало с кем говорит, кроме брата Шипа. Эмблема… на серебряном поле городская стена в рубиновом пламени; под городом холм из золотых черепов. Похожесть на знак Сжигателей Мостов не была случайной. "Просто гениально. Т'амбер гениальная женщина".

К концу того же дня стальные иголки и шелковые нитки засновали в грубых пальцах, более или менее умелых; солдатские плащи обрели новый знак Четырнадцатой Армии. Конечно, остались и костяшки пальцев, как и птичьи косточки и просверленные зубы.

Пока все лучше, чем могло бы быть. Первые дни Флакон и его друзья ощущали всеобщее внимание. Это нервировало; он все пытался понять, что таится за жадными взглядами. "Ну да, мы живые. Неправдоподобно, да, но тем не менее верно. И что вы в нас видите?"

Воспоминания о времени под руинами города всплывали в каждой паузе между словами. Они подпитывали ночные кошмары выживших — Флакон уже привык просыпаться от сдавленного вопля кого-то из солдат его взвода — Улыбы, Каракатицы или Корабба Бхилана Зену'аласа. Воплю непременно вторили крики со стороны соседних взводов.

В их отсутствие сослуживцы, согласно обычаю, вскрыли вещмешки и поделили оставшиеся вещи и оружие. В первый день возвращения солдаты понесли всё это обратно. На закате каждый выживший имел больше, чем до начала похода — и мог лишь в изумлении взирать на кучу брелоков, пряжек, застежек и амулетов, заштопанных плащей, почищенных ватников, починенных портупей и ремней. И кинжалов. Кучи кинжалов, самого личного и изящного из видов оружия. "Последний довод бойца. Инструмент, позволяющий забрать собственную жизнь во избежание куда худшей участи. И какой смысл из этого извлечь?"

Неподалеку Корик и Тарр скрючились над игральными костями (Тарр нашел их среди приношений). Матросская версия: ларец с крышкой, глубокий, чтобы не дать костям выпасть при качке; на нижней стороне оправленные железом орлиные когти, позволяющие прочно установить набор на палубе или скамье галеры. Тарр все время проигрывал — уже раз двадцать — и Корику и Улыбе, но не сдавался. Флакон еще не видывал человека, столь страстно желающего быть высеченным.

В каюте капитана поместились Геслер, Буян, Скрипач и Бальзам; разговор они вели беспорядочный и вялый. В глубокой тени под столом для карт скорчилась Игатана, крыса Флакона… "Мои ушки, мои глаза… мои болящие соски".

На судне нет других крыс и, если бы не его постоянный контроль, Игатана вместе с выводком давно прыгнула бы за борт. Флакон сочувствовал ей. Судно окутывала аура злобного, замешанного на безумии колдовства. Оно не любило живых, не поддавшихся диктату воли Хаоса.

"А особенно оно ненавидит… меня. Только… Геслер и Буян невосприимчивы. Что за ублюдки — заставить нас лезть на негостеприимный, зловещий плавучий погост".

Флакон подумывал поговорить со Скрипачом, но передумал. Скрипач похож на Калама, а тот похож на Апсалару, которая похожа на Быстрого Бена. Все… злые.

"Ну ладно, не злые, а… не такие. Сам не знаю что. Все эти Тени — что они задумывают? Калам, готовый вонзить ножи в Апсалару. Апсалара, похоже, желавшая именно этого. Быстрый Бен, восставший, чтобы влезть между ними. Как будто старый спор, старая, еще открытая рана".

Тавора приказала Бену, Каламу и Апсаларе присутствовать на флагмане, "Пенном Волке" — дромоне, построенном на Квон Тали из дерева напау; киль и металлические части были совершенно иного стиля. Феннского — среди опустившихся аборигенов осталась едва пригоршня резчиков и кузнецов, но киль и стальные детали сделали они… и в них есть что угодно, кроме инертности и бездушия "деталей". Флакон был рад, что троица плывет на соседнем судне, режущем волну в трех ширинах корпуса по правому борту. Не так далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности, но сойдет. Только представить себе двух скелетообразных ящериц, снующих по трюму в поисках крыс…

— Так это Свищ насвистел? — спросил Скрипач Геслера.

Флаконова крыска под столом насторожила рваные уши.

— Да, Кенебов малец. Что-то в нем странное такое. Сказали, он знал, что мы придем. Может, я и сам верю. Может, и нет. Главное, что нас дождались.

— Тоже верно. — Флакону было слышно, что Буян скребет подбородок. — Я чувствую себя дома…

— Это шутка? — рявкнул Геслер. — В прошлый раз ты, Буян, всё прятался по углам.

— Просто привык не сразу, вот и все.

— Глядите, какая драгоценность попалась мне в "дарах", — сказал Скрипач. Что-то шлепнулось на стол.

— О боги, — прошептал сержант Бальзам. — Полная?

— Трудно сказать. Тут карты, которых я прежде не видел. Одна для Откровения — Апокалипсис, свободная карта — и еще какой-то Дом Войны. Главная карта в нем — пустой костяной трон, по бокам два волка. Еще есть Наемник и еще — эту рисовала другая рука — называется Гвардия Мертвых. Призрачные солдаты, стоящие на горящем мосту…

Последовало молчание. Геслер спросил: — Узнал лица, Скрип?

— Не желаю приглядываться. Вот Дом Цепей. Король — Король-в-Цепях — сидит на престоле. Сцена темная, проглочена тенями — но могу поклясться, что ублюдок КРИЧИТ. А поглядеть ему в глаза…

— Еще что? — сказал Бальзам.

— Не напирай, болтливая дальхонезская жаба.

— Если не желаешь раздавать, Скрипач, передай мне.

— Да, и ты разложишь всё прям тут, на борту?

— И что?

— Откроешь двери кошмарным Магическим путям Тисте и Телланну? И самому Увечному?

— Ох.

— Как бы там ни было, есть новые Свободные карты. Владыка Колоды Драконов. Этого я узнаю. И Цепь — узел в центре, звенья во все стороны. Не нравится она мне.

— Это дар, Скрип.

— Да уж. Как камень тонущему.

— Отложи ее, — посоветовал Геслер.

Крыса расслышала, как колоду сдвинули на край.

— У нас проблема, — произнес Геслер.

— Только, — добавил Буян, — мы сами не знаем, в чем она. Что-то тревожит Кенеба и твоего друга — ассасина, Скрип. Всех их аж трясет.

— Адъюнктесса, — ответил Скрипач. — Калам и Быстрый Бен не рассказали мне, но им неуютно. — Он помолчал. — Жемчуг пропал сразу после И'Гатана, наверное, потащился с докладом Императрице. Обычный Коготь, спешащий с рапортом? Может быть. Но у меня все равно горько во рту — он слишком торопится, не успев сделать выводы — как будто произошедшее под И'Гатаном просто подтвердило его давние подозрения. Подумайте — ка: много ли хорошего прозвучит в таком докладе?

— Она убила Ша'ик, — напористо бросил Бальзам. — Она разворошила проклятое осиное гнездо Рараку, и мало кому удалось улететь. Она сломила Корболо Дэма, послала его домой в цепях. И сделала все так, что почти никто не погиб. По крайней мере, много меньше павших, чем можно было ожидать. Затем она загнала Леома в И'Гатан. Осады — кровавое дело, если некому открыть ворота изнутри. Особенно если нет времени ждать. У нас не было времени, не так ли? Проклятая чума хватала за пятки!

— Потише ты, — сказал Скрипач. — Мы и через это прошли, помнишь?

— Да. Разве кто мог подумать, что Леом поджарит своих людей? Обратит целый город в кучу пепла, пустит свинцовые реки? Скажи же, Скрип, мы там хорошо себя показали. Если подумать.

— Бальзам прав, — снова почесался Буян. — Скрипач, ты учуял в той колоде, в Доме Войны, Трича? Волки меня озадачили.

— У меня большие сомнения, — отвечал Скрипач, — насчет всего Дома. Думаю, изготовитель ошибся или то, что она видела, было ошибочным…

— Она?

— Похоже, рука женская. Кроме грубой Мертвой Стражи. Ее рисовал мужик.

Голос Буяна почему-то дрогнул: — Бери их снова. Поглядим на Дом Войны — какие там еще карты?

Послышалось шуршание. — Покажу по одной. Не на столе, а из руки. Ладно? По одной. Давайте. Я буду читать, что написано по краям. — Через несколько мгновений: — Повелители Войны. Волк и волчица. По — моему, волчицу надо было называть Повелительницей. Тут важно, что их двое, а не пустота трона. Все поглядели? Хорошо, беру следующую. Охотник. Да, это Трич…

— А что за полосатое тело перед ним? Безрукий старик.

— Без понятия.

— Следующую, — потребовал Буян.

— Гвардия Мертвых…

— Дай-ка. Ого. Стой…

— Буян, — вмешался Бальзам, — ты бы рассказал, что видишь.

— Дальше? — буркнул капрал. — Быстрее!

— Армия и Солдат — не понимаю — два названия, зависит от контекста или что…

— Еще есть?

— Две, и они мне не нравятся. Вот Губящий жизнь…

— Джагат?

— Полукровка, — мрачно сказал Скрипач. — Этого я знаю — роговой лук, односторонний меч. Губящий жизнь — Икарий. А его защитника Маппо Коротышку не видно.

— Не обращай внимания, — пробормотал Буян. — Последняя?

— Что-то вроде противоположности Икария. Губящий смерть.

— И кто бы это мог быть, во имя Бездны? Невозможно.

Скрипач недовольно хмыкнул: — Кто? Давай поглядим. Кривая лачуга из кож и палок, чадящая жаровня, внутри скрюченная фигура со сломанными ногами, цепи уходят в грунт. Кто бы это мог быть?

— Невозможно, — повторил Геслер слова Буяна. — Как он может быть двумя сразу?

— Почему нет? — Скрипач вздохнул. — Вот и все. И что же зажгло огнем твои очи, Буян?

— Я знаю, кто нарисовал карты.

— Неужели? — недоверчиво спросил Скрипач. — Как ты дошел?

— Карта Стражи, так кладка моста какая-то такая… И в двух последних черепа… очень похожи на медальон Фаредан Сорт. Если уж вижу сходство, то вижу.

На это последовало долгое молчание.

Флакон следил, и в уме его укладывалась схема — укладывалась, а потом элементы ее начали взрываться, как пыльные смерчи. "Адъюнктесса хотела, чтобы эта колода попала в руки Скрипачу. Они или Т'амбер, или Нил с Нетер — кто-то переполнен тайным знанием и не тревожится от этого. А Скрипач никогда не делал расклады. Он играл.

Адъюнктесса что-то знает. Как она знала насчет духов в Рараку… и возвращения моря. Но у нее отатараловый меч. А виканцы уже не те, что раньше. Так все считают. Это должна быть рука Т'амбер.

Что нам уготовано?

Поэтому Быстрый и прочие так взволнованы?

Что если…"

— Кто-то коснулся моей ноги. Кто это, крыса? Под столом?

— Только не на "Силанде", Буян…

— Я тебе говорю, Гесл… вот она!

Скрипач выругался. — Крыса Флакона! Хватай!

— Лови!

Заскрипели сиденья, зазвенела полсуда, послышалось топанье ног.

— Убегает!

На корабле так много мест, куда может уйти крыса. Игатана успешно отступила, несмотря на всю их ругань и топанье.

Миг спустя на палубе показался Скрипач. Он порыскал взглядом, отыскивая Флакона, и начал расталкивать солдат. Маг сидел, прислушиваясь к шуму сержантских сапог.

Бум-бум-бум уже над головой.

— Флакон!

Он сонно заморгал. — Сержант!

— Меня не обдуришь! Ты подслушивал и шпионил!

Флакон посмотрел на Корика с Тарром, а те подняли головы от игрального ящика и поглядели на него. — Спроси их. Я тут сижу, ничего не делаю почти целый звон. Спроси их.

— Твоя крыса!

— А, эта. Я потерял ее след еще ночью, сержант. Пока не стараюсь поймать. Зачем бы? Она никуда не денется, да и детенышей не бросит.

Геслер, Буян и Бальзам уже стояли сзади Скрипача, а тот, кажется, был готов в отчаянии рвать на себе бороду. — Если ты соврал…

— Разумеется, соврал, — буркнул Бальзам. — Будь он я, я бы тоже врал.

— Ну, сержант Бальзам, — ответил Флакон, — вы не я, и в этом великая разница. Ибо мне случается говорить правду.

Скрипач с рычанием развернулся и пошел к средней палубе. Остальные двинулись следом; Бальзам напоследок сверкнул глазами — видно, до него не сразу дошла суть оскорбления.

Когда они ушли. Корик тихо хмыкнул. — Флакон, мне тут довелось случайно оторвать взор от игры — как раз когда Скрипач собрался уходить — и возьми меня Худ, если по твоей роже не проскользнули одно за другим пятьдесят разных гримас.

— Неужели? — невинно спросил Флакон. — Скорее тучи скользили по солнцу.

Тарр сказал: — У крысы еще есть сосунки? Значит, ты их тащил весь переход. Если бы их тащил я, все были бы уже съедены. В рот плюх, хрум — хрум, мням — мням. Сладко, вкусно.

— Ну не ты же их нес, так? Почему все хотят быть на моем месте?

— Мы не хотим, — сказал Тарр, снова вперившийся в ящик. — Просто мы по очереди пытаемся намекнуть, Флакон, какой ты пропащий идиот.

— Ладно, — фыркнул Флакон. — Как я понимаю, вам двоим вовсе не интересно, о чем толковали в капитанской каюте.

— Иди сюда, — простонал Корик, — следи за игрой и рассказывай. Или мы идем к сержанту ябедничать.

— Спасибочки. — Флакон встал и размял руки. — Пойду вздремну. Потом расскажу. Может быть. А ваша игра меня утомляет.

— Думаешь, мы не скажем Скрипу?

— Разумеется нет.

— Почему?

— Потому что в ином случае вы никогда — подчеркиваю, никогда! — не услышите от меня тайных сведений.

— Лживый, сопливый, скользкий выродок…

— Ну — ну. Потише.

— Ты стал хуже Улыбы, — заявил Корик.

— Улыбы? — Флакон замер на трапе. — Кстати, где она?

— Наверное, бродит под луной с Кораббом.

"Неужели?" — Лучше бы не бродила.

— Почему?

— Удача Корабба не обязана распространяться на окружающих.

— И что это должно значить?

"Это значит, что я разболтался". — Ничего особенного.

Корик повысил голос: — Они достанут твоих крысенышей, Флакон! Рано или поздно…

"У всех мозги набекрень. О боги, Корик — ты думаешь, это беззащитные розовые сосунки? Увы, но они уже вполне самостоятельные. У меня уже не одна пара глаз и ушей. Нет, друзья, у меня есть Дитятко Корик, Дитятко Улыба, Дитятко Тарр… всех уже не упомнишь…"

На полпути к трюмному люку его застали сигналы тревоги, словно рев демона разнесшиеся над бурунами. Ветер принес запах… нет, вонь.

 

* * *

 

"Худ меня побери, ненавижу недостаток информации". Калам влез на ванты, не обращая внимание на раскачивание "Пенного Волка", легшего на новый курс к северо-востоку. Корабль намеревался пройти через щель, по неумению или недосмотру образованную строем галер сопровождения. Пока ассасин ловко карабкался вверх, мельком заметил чужие суда, возникшие как раз в направлении щели. Их паруса когда-то были черными, но давно посерели от солнца и соли.

Раздалась какофония тревожных сигналов и криков. Одно было очевидным: они пришли прямо в ловушку. Корабли на севере стояли полукругом, успев равномерно разойтись для атаки. С северо-востока к малазанам быстро приближался другой строй. Третья линия кораблей создавала заслон на юге, опираясь на отмели и расходясь дугой к северу.

"У нас явно мало судов. Транспорты перегружены солдатами. Мы как блеющие овцы в загоне бойни".

Калам замер на месте. Достаточно видно и отсюда. "Кто бы они ни были, мы в капкане". Он полез вниз, что было так же опасно, как и подниматься. По палубе метались матросы и солдаты, офицеры громко выкрикивали команды.

Флагман Адъюнктессы и "Силанда" справа от него начали движение к щели. Ясно, что Тавора решила атаковать надвигающийся строй врага. Ветер был попутным для чужих кораблей, и они намеревались копьем вонзиться в неуклюжий строй транспортов. Адмирал Нок двинул свой эскорт на север, желая блокировать атаку врага, и многие транспорты попытались идти за ним — "но врагу всего лишь надо прижать их к мелководью или посадить на здешние камни".

Калам прыгнул, со стуком приземлившись на палубу. Сверху кто-то вопил. Он поспешил на нос. Адъюнктесса и Быстрый Бен стояли у бушприта. Ветер развивал плащ Таворы. Верховный Маг оглянулся, заслышав Калама.

— Они подтянули паруса, зарифили или как там это называют моряки. Замедляют ход.

— К чему бы это? — спросил Калам. — Бессмысленно. Ублюдкам надо бы напирать на нас.

Быстрый Бен молча кивнул.

Ассасин поглядел на осматривавшую вражеский строй Адъюнктессы, но не сумел понять, что она намеревается сделать. — Адъюнктесса, — сказал он, — может, вам взять меч?

— Пока не время. Что-то происходит.

Он проследил, куда она смотрит. "Боги, что это?"

 

* * *

 

На "Силанде" сержант Геслер взялся за костяной свисток. Весла вздымались и опускались — гребцам не мешало сильное волнение — и корабль стонал, но не отставал от флагмана. Моряки зарифили паруса и спустились на палубу, надевая доспехи и готовя оружие.

Скрипач скрючился над ящиком, пытаясь унять всегдашнюю рвоту. "Боги, ненавижу море, все эти вверх вниз и туда сюда. Нет, хочу умереть на сухом песочке. Всего лишь. Никаких условий, только сухие ноги…" Он развязал ремни и поднял крышку. Оглядел ряды снарядов, заботливо уложенных на войлоке. — Кто умеет далеко бросать? — спросил он, посмотрев на бойцов. И что-то скользкое будто проползло по кишкам.

— Я могу, — сказали разом Корик и Улыба.

— К чему вопрос? — сказал Каракатица.

Корабб сидел скрестив ноги, слишком больной, чтобы двигаться. На вопрос он ответить явно не мог.

Тарр пожал плечами: — Если они будут прямо перед, я, может, и доброшу.

Но Скрипач едва слышал их. Глаза его не отрывались от Флакона, а маг застыл, смотря на приближающиеся суда. — Флакон? Что там?

Лицо Флакона стало пепельным. — Плохо дело, сержант. Они наводят чары.

 

* * *

 

Семар Дев плотно прижалась спиной к прочной древесине главной мачты ладьи Ханради Халага. Перед ней встали четверо Эдур, накапливая трещащую, дикую магию; словно цепи протянулись между ними, заблестели и расцвели серые молнии — перед ныряющим носом ладьи вздымалась трепещущая волна, достигавшая неба…

Брызжущие искрами цепи силы вылетели от каждого из четверых ведунов, влево и вправо, соединяясь с такими же от соседних кораблей. Затем стена потянулась дальше — и самый воздух, казалось, умер в груди Семар. Словно магия вытянула из него некую суть. Она задохнулась, оседая на палубу, прижимая колени к животу. Кашель волнами затряс ее тело…

… но вдруг живительный воздух вернулся в легкие. Кто-то встал слева. Она с трудом подняла голову.

Карса Орлонг неподвижно созерцал растущую волну волшебства. — Что это? — требовательно спросил он.

— Старшая магия, — сказала она хрипло. — Они решили их уничтожить. Желают разорвать в клочья десять тысяч душ. Или больше?

— Что это за враг?

"Карса, как это ты сумел вернуть мне дыхание и жизнь?"

— Малазанский Имперский флот, — произнес Таксилианин. Он вышел на палубу вместе с Пернатой Ведьмой и Предой Ханради Халагом. Все трое смотрели вверх, на ужасающий, хотя и обузданный цепями, магический шторм.

Тоблакай скрестил руки на груди.

— Малазане не враги.

Ханради Халаг оглянулся на Карсу и спросил запинаясь, с грубым акцентом: — Они Тисте Эдур?

Великан прищурился, не отрывая взгляда от сплетения чар. Оно начало издавать низкий рев — словно слились миллионы яростных голосов. — Нет.

— Тогда они враги, — бросил Преда.

— Если вы уничтожите малазан, — сказал Карса, — к вам придут новые.

— Мы не бояться.

Воин — Тоблакай бросил косой взгляд на Халага, и дрожащая Семар различила в нем презрение. Однако Карса промолчал, просто отвернувшись и садясь рядом с Семар Дев.

Ведьма прошептала: — Ты чуть не назвал его дураком. Я рада, что не вслух — Тисте Эдур не желают понимать критику.

— Что делает их еще большими дураками, — пророкотал великан. — Но мы знаем, Семар Дев. Они думают, их Император побьет меня.

— Карса…

Разноголосый хор стонов донесся со стороны ведунов — они одновременно содрогнулись, как будто чья-то жестокая рука проникла в тела, жестоко вцепившись в спинные хребты. "Ритуал искажает их… о, что за боль…"

Громадная стена оторвалась от поверхности моря, ставшего вдруг спокойным. Она все росла — и в щели под нею, эдакой насмешке на нормальную погоду, стали видимы малазанские суда. Их паруса перепутались, строй нарушился — несчастные поддались панике. Кроме двух кораблей, боевого дромона и галеры с черным корпусом, яростно вздымавшей ряды весел.

"Что…"

Ханради Халаг, заметивший странную галеру, сделал шаг вперед. Семар Дев не могла видеть его лица, но заметила, как спина и шея высокого чужеземца внезапно напряглись.

Потом началось…

 

* * *

 

Магическая стена оторвалась от моря, таща за собой столбы бурлящей воды, белыми копьями извивавшейся на пути вниз; ярящаяся серая завеса вздымалась все выше. Перед ней катился рокот, звучный и сердитый, словно клич атакующего войска.

Голос Адъюнктессы оставался спокойным и невыразительным: — Быстрый Бен?

— Не Магические пути, — ответил явно потрясенный колдун. — Старшая магия. Не Магические пути, Оплоты, но пропитанные Хаосом, гнилые…

— Увечный Бог.

Колдун и Калам разом глянули на нее.

— Вы полны сюрпризов, Адъюнктесса, — заметил Бен.

— Можете ответить?

— Адъюнктесса?

— Я о Старшей магии, Верховный Маг. Вы можете ответить ей?

Ассасин вздрогнул, поймав взгляд Быстрого Бена. Голос мага задрожал. — Если не смогу, мы покойники.

"Ты, ублюдок… что-то задумал?.."

— Уже пора, — сказала Адъюнктесса. — Если не сумеешь, — добавила она, отворачиваясь, — у меня меч поблизости…

Калам смотрел, как она удаляется, и сердце ухало в груди. Пенящаяся, дрожащая магическая масса заполнила все небо на севере. — Быстрый, тебе мало осталось… как только она вернется с мечом…

— Сомневаюсь, что от меча будет польза, — бросил маг. — Может, на этом корабле. Что до остальных…

"Тогда сделай что-нибудь!"

И Быстрый Бен бросил Каламу усмешку, которую тот видел уже сотню раз. Этот свет в глазах — такой знакомый, такой…

Колдун плюнул на ладони и потер руки, разворачиваясь лицом к магии Старших. — Они решили замешать в дело Оплоты… ну и я…

Калам оскалился: — У тебя есть спинной хребет.

— Что?

— "Полна сюрпризов", сказал ты ей.

— Да, лучше пусть не мешает. Пока. Иногда я бываю… грубым. — И он воздел руки.

"Так знакомо, так… угрожающе…"

 

* * *

 

"Силанде" уже недалеко от выхода за пределы эскорта. Флакон что-то почуял. Его голова дернулась, глаза впились в переднюю надстройку "Пенного Волка". Быстрый Бен одиноко стоит на носу, широко распростер руки — как будто делает жертвоприношение…

… а вокруг Верховного Мага вздымается пламя цвета грязи, смешанной с золотым песком. Движется наружу, вперед — "так быстро, так яростно — возьмите меня боги! — тише, терпение, дурак! Если они…"