Сожжение семейной пары. Гравюра XVII века

Посмотрим на практические последствия церковных воззрений. Инквизиция по‑своему истолковала духовные постулаты и, недолго думая, направила свой гнев на акушерок. Самая мирная и гуманная профессия оказалась в зоне риска. Сейчас за давностью лет уже не определить, сколько несчастных повитух погибло в европейских странах, но нет сомнений, что казнено было немало. Сожжение акушерок получило еретическое обоснование в «Молоте ведьм». Черти знают, писали Шпренгер и Инститорис, что некрещеные дети не войдут в царствие небесное. Чертям выгодно, чтобы число душ в раю росло медленнее, ибо Судный день и конец света наступят только тогда, когда число избранных достигнет своей полноты (Инститорис, и др., 1932 стр. 218). Вывод из этих рассуждений был очень прост – демоны заставляют акушерок тайком убивать новорожденных. Если младенец умирал (а детская смертность в те времена была высока), то судьям легко было изобразить это как убийство. Акушерки оказывались крайними. Их казнили, ославив перед народом как подлых преступниц. Целых триста лет костёр был профессиональным риском при родовспоможении. Интересная деталь: даже удачливые и опытные женщины, которые ухитрялись всегда сохранить жизнь и матери, и ребёнку, вовсе не были избавлены от опасности. Инквизиторы обвиняли их в том, что они, улучив момент, поднимают новорождённых на руках, посвящая силам ада. После этого обряда дети якобы на всю жизнь приобретают склонность к колдовству.

Уже в ранних ведовских процессах мы видим, как выдуманный монахами ритуал посвящения дьяволу становится поводом для расправ. Не одни только «повивальные бабки» попадали под суд. Подозрение могло пасть на любую женщину, опытную или неопытную, старую или молодую, если она взялась помогать при родах.

Вот семейная трагедия времён «Молота ведьм». Действующие лица таковы. Во‑первых, женщина, которая ждёт ребёнка. Во‑вторых, её взрослая дочь. И, наконец, отец семейства, который решил разом избавиться от той и другой. Замышляя коварное убийство, достойное шекспировских злодеев, этот человек не остановил свой выбор на вульгарном яде или ноже. Орудием преступления должна была послужить вера в ведьм. До поры никто в доме не подозревал, какие планы вынашивает глава семьи. Разве могла дочь вообразить, что отец вознамерился сжечь ее заживо? Она простодушно ждала появления на свет братика или сестрёнки, а когда подошёл срок, взялась помогать матери взамен повитухи, которую то ли не успели, то ли не захотели пригласить. Первый крик новорождённого возвестил о том, что ловушка захлопнулась. Две ведьмы не позвали повивальную бабку! Значит, они решили без посторонних глаз посвятить ребенка Сатане! Оставалось сделать донос. Но чтобы слова о колдовстве выглядели убедительней, отцу потребовалось срочно окрестить младенца – он торопливо сзывает несколько человек, заранее готовых подтвердить всё, что он скажет, и маленькая процессия направляется к ближайшей церкви. Как картинно будет расписана эта дорога на суде! Идти предстояло через мост (позже он наверняка станет местной достопримечательностью). Ещё бы! Трудно выдумать историю выразительней той, которая якобы здесь случилась. Несколько поколений будут показывать на мост пальцем и говорить: «Смотри, здесь чёрт ребёнка по воздуху носил!»

А пока отец с дочерью идут к церкви. «К чему такая поспешность», – недоумевает дочь. Разве нельзя было подождать, пока мама оправиться от родов? Почему отец сам не берёт малыша на руки? Знала бы она, что путь к церквушке и обратно – последние в её жизни вольные шаги! Сразу после крестин обе колдуньи – и старшая, и младшая – будут взяты под стражу. Глава семейства выступит с дичайшими обвинениями, и ему поверят. Маме и дочке до самого конца – до той минуты, как их, связав, станут обкладывать дровами. – будет казаться, что всё происходит в дурном сне. Но это был не сон, не наваждение, не кошмар. Это была суровая реальность ранних немецких процессов.