Вставал Меар, вокруг уже стало светло. Карса, обычная карса, сидела на траве в нескольких шагах от меня и яростно умывалась, вылизывая лапу длинным розовым языком. Привычно подогнав курткоштаны под себя и пройдя несколько шагов в тесных сапогах, чтоб перестали быть тесными, я обернулся к спутнику… це.
— Эй, киса!
Карса вопросительно взглянула на меня. Кажется, карса, а не Тури.
— Иди-ка сюда!
Рыжая зверюга охотно потрусила ко мне и потёрлась о ноги, совсем, как домашняя кошка, с той лишь разницей, что я от такой ласки чуть не свалился наземь.
Я присел, погладил её, почесал там-сям; карса замурлыкала громче. Тогда я опрокинул её на спину и стал чесать живот. Она ловила мои руки лапами и пастью, но не кусала и не царапалась, просто играла.
Так и есть. Мне ничего не привиделось. Эта карса — самка. Два ряда сосков на поросшем светло-рыжей шерстью пузе рассказали мне обо всём. Моим спутником был оборотень-женщина. Женщина-карса. Тури.
М-да.
Я поскрёб небритую щёку. Вот ведь сюрприз! Что теперь — придётся в кусты хорониться, когда отлить припечёт? Неудобно как-то при ней. Да и Тури в карсе в любой момент проснуться может, как я в вулхе.
|
|
А она, видать, ещё та девчонка. Дрались мы за эти шесть и шесть дней немало. Ну, положим, в теле карсы кто угодно бойцом будет. А вот в людском…
Я вспомнил Запретный город. Тури явно тогда встретила пересвет на арене, дерясь с кем-нибудь. А, с карсами, вспомнил. Тогда, скорее всего, никакой драки не получилось, точно так же как у меня с пленёнными вулхами. Не станет же она с родичами драться?
А в первый день она разобралась с лесными лютиками, с разбойниками. Сколько их там положила моя милая спутница? Не то троих, не то четверых, не помню уже. Интересно, кем она была до похода? До договора с Лю-чародеем? И как ухитрилась выжить в таком нетерпимом к мадхетам и анхайрам мире?
Эх, поговорить бы нам! Поговорить!
Но как встретиться, если и она, и я — оборотни, и мы дети разных светил?
Стоп. Стоп. Последние дни показали, что в мире что-то меняется. Во всяком случае, при синем пересвете ненадолго наступает тьма. Причём, если мне только не кажется, время, когда видны звёзды, день ото дня становится всё продолжительнее. Может быть, у нас ещё будет шанс поговорить, как человек с человеком? Тем более, что по пришествии Смутных дней Тьма будет длиться… не знаю сколько, но уж точно не пару минут.
Ладно, увидим.
А вот на красном пересвете Меар и Четтан наползают друг на друга, и вулх вполне может пообщаться с карсой. Интересно, кому будет хуже после такого общения? У вулха — зубы, а у карсы ещё и когти. Бр-р-р…
Не поэтому ли Самир советовал встречать пересветы порознь? Мудро. Вполне мудро. Но почему-то мы этим советам не вняли.
|
|
Я ещё долго собирал мысли в кучу, прежде чем покинул выбранную Тури стоянку. Тури… Я мог бы в тебя влюбиться, если бы не был оборотнем. Впрочем, рыжих часто называют бестиями, и я не думаю, что напрасно. Но почему-то хотелось верить, что Тури совсем не такая.
— Как же, — проворчал я, — не такая…
Сразу вспомнились трупы с окровавленным горлом, куда, несомненно, входил метательный гурунарский нож, а потом был выдернут без особых церемоний. Я и сам так поступал неоднократно.
К тому же, Тури — оборотень. А это быстро отучает от доброты. Ещё в раннем детстве.
Слава всему доброму под этим небом, последний пересвет обошёлся без сюрпризов. Представляю, что подумала и как обозвала меня спутница, очнувшись в логове у вильтов. Кстати, умудрилась же она выкрутиться из весьма тёмной (во всех смыслах) ситуации. Я понятия не имел, чего хотели от нас вильты — их вообще лучше не пытаться понять. Думают они совершенно иначе, если вообще думают. Что-то такое говорил вильт-толмач перед самым пересветом, я толком и не запомнил, потому что был больше озабочен предстоящим превращением и отсутствием Тури. Хвала небу, всё обошлось. Тогда и голову ломать больше не стану.
Потом, покопавшись в воспоминаниях вулха (или с своих собственных, я ещё не научился отличать одни от других), я явственно увидел туманный силуэт Стража. Это сразу после фонтана, что брызнул на Тури из колодца. Страж Тепла, если я не ошибся. Рыжая бестия едва успела отойти от колодца куда-то в сторону, а вулх трусил за ней. Стража, похоже, мы разметали, потому что в тот момент вулх Морана совершенно вытеснил — наверное, в чистой драке человек ему только мешал. Похоже, зверь охотно отступает перед человеком, когда вокруг творится нечто непонятное ему, зверю.
Но Страж Тепла у воды? Нелепица какая-то. Разве что кто-нибудь его послал в качестве вестника. Точнее, даже не вестника, а предупреждения. Есть у магов такая особенность, в случае чего припугнуть Стражем…
Значит, маги? Маги. Снова маги. Возможно, хоринги… А, может, и нет. Покойный Иланд поминал некоего Седракса, видимо, тоже мага. И, видимо, тоже нацелившегося в Каменный лес. Лю явно пытался добраться до У-Наринны, опередив подобных соперников.
Скорее всего, Стража прислали не хоринги. У этих и магия была бы чужая. А тут — слишком по-людски: подсунуть громилу, чтоб дал по рукам в случае чего. Просто и надёжно. Вот только этими самыми руками Стражу и организовали бесславную гибель.
Выходит, что неведомые соперники Лю не знают, что я этих Стражей гонял ещё в Храггах с Жошем и Накустой. Местные то и дело нанимали бродячих колдунов, и те отсылали в лес наугад целые толпы этих Стражей. Полагали, что это защитит людские деревни от оборотней. Не знаю, деревни мы и так не трогали, а Стражи были опасны для щенков и детей. Я и сам тогда был ещё ребёнком, но уже подросшим. Причём, со Стражами разбираться умел и человек-я и вулх-я. Так что у Тури был, наверное, шанс приятно удивиться способностям Одинца в общении со Стражами. Кажется, она знает меня как Одинца, потому что неоднократно так ко мне обращалась. Я, конечно, скажу ей своё настоящее имя. Но — потом… и только сам, не доверяя его бумаге. И ещё — только Тури, женщине. Не карсе.
Почему-то я был уверен, что Тури меня никогда не выдаст.
Я привычно направлял Ветра в обход редких рощ, попадающихся навстречу, и вдруг задумался — а почему, собственно, я это делаю? Боюсь, что вновь подстерегут хоринги? Так они и не в лесу могут подстеречь. Правда, в лесу они и впрямь куда опаснее. Хоринг в лесу, что рыба в воде, говорят древние писания. И Унди так говорил. Только вместо «рыба в воде» он упоминал «вошь в бороде».
Кстати о бороде. Вон ручей поблёскивает. Побреюсь-ка я, а то зарос, как джерх. Только детей мной пугать — смотреть противно. Да и Тури, того… пусть увидит меня бритым.
|
|
Смысла в этом не было ни малейшего. Я это прекрасно понимал. Но тем не менее натёр физиономию илом и вытащил верный гурунарский нож, тот, что поострее. Вместо зеркала я смотрелся в ручей.
Ненавижу бриться. Не потому, что это доставляет мне боль или ещё что-нибудь в этом роде. Нет, просто лень. Собственно, поэтому я и зарос. В городе пришлось бы бриться ежедневно, если я хотел вести дела успешно. Бородатые в моём ремесле вызывают подозрения и косые взгляды. А чисто выбритые — доверие и симпатию. Но с момента пересечения Юбена подобные мысли перестали меня волновать и, следовательно, ни разу не посещали озабоченную совсем другими проблемами голову.
Интересно, если я побреюсь перед самым пересветом, это как-нибудь отразится на внешности вулха? Вот, Тьма, никогда раньше не задумывался!
Когда я уже закончил, успел умыться и оттирал лоскутом ткани нож от налипшего ила, пришла карса. Провалиться мне на месте, я без бороды нравился ей больше, чем с бородой, ибо первое, что она сделала, это лизнула меня в гладко выскобленную щёку!
— Ну-ну… — сказал я, легонько отпихивая её. — Вот если бы это была твоя рыжеволосая половина…
Но у неё уж точно не возникнет идея целовать вулха. Впрочем, женщины — странные создания. Бывает, котят целуют, щенков. Вулха — ещё ни разу не видел. Рискую стать первым…
Я вздохнул. Помечтай, помечтай, Одинец. Говорят, помогает.
Вскоре я снова сидел в седле, лениво мусоля очередную мысль. По-прежнему непонятно, как переносит путешествие Ветер. Порой ему приходится без отдыха нести то меня, то Тури, невзирая на пересветы и цвет дня. И непохоже, что это ему в тягость. Магия, кругом магия, джерхи меня дери. Почему я не стал магом?
«Потому что ты — оборотень, болван!» — шевельнулся внутри вулх.
— Ладно, ладно, полегче! — огрызнулся я раньше, чем успел удивиться. — Сам-то!
«Это что же получается? — растерянно подумал я минутой позже. — Теперь у меня появился шанс беседовать с самим собой? То бишь, с дремлющим вулхом?»
|
|
Но ведь это правильно. Если теперь я четтанским днём просыпаюсь в вулхе, значит, и вулх отныне будет напоминать о себе во время Меара. Тьма и Тьма! Я мечтал о памяти во время зверя, но никогда не думал, что это повлечёт за собой лавину странностей и неожиданностей. Всегда так. Когда о чём-нибудь мечтаешь, принимаешь в расчёт только желательную и приятную сторону, совершенно забывая, что у жизни, как и у монеты, две стороны.
Где-то впереди, наверное — далеко впереди, ждал меня второй Знак с живыми рисунками хорингов. То есть, меня он, конечно, не ждал, нужен я ему! Просто я к нему направлялся. Тури, кстати, свою часть пути проделала в нужном направлении, словно прекрасно знала, куда идёт. Да так оно, скорее всего, и есть. Я до сих пор толком не знаю, где именно находится У-Наринна, но сейчас я определённо ближе к ней, чем в начале пути и, несомненно, иду именно туда, куда следует. Ни понять, ни объяснить свою уверенность я не мог, да и не пытался. Всё идёт правильно — чего тогда трепыхаться?
Возможно, нас ведёт магия Лю. А возможно — сама Судьба, причём во второе верится охотнее. А Судьбе я склонен доверять. Потому что она уберегла меня от участи сотен других обороней. Анхайров и мадхетов — теперь я знаю, что это не одно и то же.
К вечеру я отмахал весьма приличный кус пути. Не меньший, чем расстояние от Торнсхольма до Ривы. Ну, может меньший, но ненамного. А потом я отчётливо понял, что сейчас мне либо снова придётся драться, либо вот-вот случится долгожданный отдых за кружечкой пива. Потому что взобравшись на очередной холм я первым делом увидел чеканный силуэт Неспящей башни на фоне скалистой гряды. Передо мной раскинулся город. Побольше, даже, чем Дренгерт. Первый город в Диких землях, если не считать Запретного.
Понятия не имею, откуда в Диких землях город, да ещё такой большой. И думать не хочу. А хочу пива. И еды человеческой, а не кое-как приготовленной походной трапезы.
Подойдя поближе я рассмотрел в стороне от города копи, у самых скал. Я когда-то часто имел дело с ривскими рудокопами. Вот и объяснение — в скалах месторождение, например, серебра. Понятно, почему невдалеке вырос город. Вот только… города не растут на пустом месте. В смысле, вдали от других городов. Или я и моя спутница уже пересекли Дикие земли? Да нет, непохоже.
Отринув мешающие мысли, я зашагал к окраине. Примечательно, но с этой стороны к городу не вела даже узенькая тропинка, не говоря уже о какой-нибудь дороге. И это притом, что к скалам, неприступным скалам, минуя копи, ведёт наезженная колея, ясно видимая над городом на подъёме.
Колокол на Неспящей башне возвестил шестой час пополудни. Время передохнуть.
В городе жили, слава доброй динне, люди. А то я уже чего угодно ожидал после встречи с хорингами и вильтами. Дикие, всё-таки, земли… Я бы не удивился, если бы это оказался город псоглавых, например. Хотя даже младенцы знают, что псоглавых не существует.
На наших землях, от Хадаса до Юбена — поправил я себя. — Хоринги тоже якобы исчезли много сотен кругов назад. Что не помешало им устроить на нас засаду.
Но в этом городе жили обычные люди. Они открыто глазели на меня, путника, пришедшего с равнины. Наверное, оттуда никто к ним не приходил. На меня, и на карсу, паинькой трусившую за Ветром.
У первой же таверны я задержался. Бросил повод коня озадаченному пареньку во дворе. Перебросил через плечо двумех и вытертую в прежних походах сумку. На всякий случай взял карсу за ошейник. И направился к массивной дубовой двери.
«Услада рудокопа» — гласила надпись над дверью.
«Что ж, — подумал я. — Усладимся… Хоть мы с Тури и не рудокопы.»
Внутри было дымно и людно. Моё появление мало кто заметил, уж слишком местные рудокопы были заняты усладой.
Хозяин, сначала вопросительно и недоверчиво глядевший на меня, на лету поймал монету и на глазах подобрел.
— Чего изволите, господин?
— Столик в тихом углу, пива и еды. Жаркого.
— Сию секунду…
Тут хозяин взглянул на карсу.
— А-а…
— Нет. Она ручная и я с ней не расстаюсь. Обещаю, что никаких неожиданностей не будет.
Вторую монету хозяин поймал так же сноровисто и суетливо обернулся.
— Прошу. Вон туда!
Он мигом согнал с насиженного места упившегося в дым трудягу. Дородная девка, косясь на меня, протёрла стол и скамью.
— Прошу!
На меня обратили внимание соседи — но только на миг. Вот Тьма, тут что, каждый день приходят с равнин путники с ручными карсами?
Сначала принесли пиво. Чёрное, как дёготь. На несколько секунд мир перестал существовать — на время первого глотка.
Вы когда-нибудь прикладывались к доброму питью после долгого пути? Тогда вы понимаете, каким оно кажется вкусным и желанным. Особенно в эти первые секунды.
Когда я оторвался, в большой глиняной кружке мало что осталось, но на столе уже стояла вторая, полнее полной. Коричневая пена стекала на привычный ко всему стол. Допив всё, что ещё оставалось в первой кружке, я отодвинул её в сторону и приготовился отдать должное второй, но уже не залпом, а с толком, с расстановкой, не торопясь…
И тут перехватил взгляд карсы. Не то чтобы злой… но какой-то недобрый.
Я смешался на секунду.
— Ладно, ладно, держи, — пробормотал я и поставил кружку на пол.
И карса с видимым наслаждением принялась лакать пиво, причём на морде у неё ясно читалось полное довольство жизнью и гордость за сообразительного хозяина.
Секундой позже я перехватил взгляд тавернщика. Не то чтобы недоумённый… но какой-то озадаченный.
— Ты что, никогда не видел карсу, пьющую пиво? — я довольно натурально изобразил удивление.
— Нет, господин…
— Всё когда-нибудь происходит впервые, — вздохнул я философски, прямо как Унди Мышатник, мой вечно нетрезвый учитель, и с тем же выражением борющихся скорби и жажды на лице приложился к третьей кружке.
— Меня зовут Дагмар Зверолов. Надеюсь, слыхал? — сказал я хозяину, когда содержимое кружки перекочевало мне в брюхо.
Хозяин расплылся в улыбке.
— Ну как же! Кто же не слыхал о Дагмаре!
«Вот, шельма!» — я готов был расхохотаться, потому что Дагмара Зверолова я выдумал только что.
— Я жду здесь другого зверолова… женщину. Она придёт с ручным вулхом. Или уже пришла?
Я с нажимом посмотрел на хозяина.
— Нет, господин! Ещё не приходила. Если появится, я тотчас велю, и вам дадут знать.
— Молодец! — похвалил я. — На лету схватываешь. Впрочем, может я её, и не дождусь. К вечеру будет видно. Где там жаркое?
— Уже несут!
Тут он не врал, блюдо со снедью и ещё пива несла всё та же дородная девица, плывя через зал на манер парусного чёлна.
В общем, некоторое время мне было начихать, на всё что происходит вокруг. Едой я по-честному делился с карсой, хоть соседи и поглядывали на это косо.
«Возьму комнату, — подумал я. — Якобы отдохнуть до завтра. Тури тоже, небось, по пиву да по городской еде истосковалась. А завтра она двинет дальше. Нужно только половчее разыграть несостоявшуюся встречу двух звероловов.»
Размышляя и жуя, я пропустил момент, когда у моего стола появился некто, закутанный в тёмно-синий балахон. Тьма, если я пропускаю такое, значит, я отвык от города. Возьми себя в руки, Моран! Здесь не пустоши, которым всё равно, что ты оборотень. Здесь вокруг — враги.
— Здравствуйте, мастер Дагмар, — громко, чтоб услышали за соседними столиками сказал подошедший и тотчас понизил голос. — Меня зовут Кхисс.
— З-здравствуй… — отозвался я неуверенно. О Кхиссе предупреждал меня лекарь Самир. Значит, это друг. Быстро же я его встретил!
— Как здоровье, Одинец?
— Меня зовут Дагмар, — напомнил я. — А здоровье нормальное.
— Я рассчитывал перехватить вас вчера. Но мы, видимо, разминулись.
— Точно, — подтвердил я. — Прошлый красный пересвет я встретил в гнезде у вильтов.
Кхисс изумился.
— Где-где?
— У вильтов в гнезде, — небрежно повторил я. — Обтяпали небольшое дельце. А что?
— С вильтами? Дельце?
Кхисс глядел на меня как на умалишённого.
— А что тут странного? С ними как раз очень даже можно проворачивать дела, не то, что с людьми. Вильты не лгут и всегда выполняют то, что пообещали.
Последнее было правдой. Правда, я раньше имел дела только с вильтами-толмачами и иногда мельком видел работников, которые перетаскивали грузы, предмет обмена. Ну, солдат ещё пару раз видел, охранников.
Покачав головой, Кхисс взглянул на карсу.
— С ней, надеюсь, тоже всё в порядке?
— А что с ней сделается? Вон, гляди, как жаркое лопает…
Киса и впрямь самозабвенно налегала на мясо. Впрочем, сопутствующие овощи тоже пришлись ей по вкусу. А пиво я ей вылил в широкую, похожую на лохань, миску — карсе неудобно пить из высокой кружки. Ну, лакать, лакать, какая разница.
Лопай, подруга моя любезная. Надеюсь, не забудешь завтра о вулхе и угостишь его костью поаппетитнее.
— Я должен был в тот пересвет присмотреть за вами, — Кхисс понизил голос до предела. — За вулхом и карсой. Чтобы ненароком…
Что именно — ненароком, Кхисс не уточнил. Впрочем, уточнять и не нужно было, и так понятно.
— Ну, что же, — рассудительно сказал я. — У тебя есть шанс присмотреть за нами на этом пересвете.
Кхисс пристально уставился мне в глаза.
— Кажется, вы с Тури, наконец-то, встретились. Так?
— Так, — не стал юлить я. — Встретились.
— И что?
— Что — что? Красивая девка.
— Ты ей рассказал что-нибудь?
— Ничего я ей не рассказал, — я пожал плечами. — Я на неё в основном смотрел.
Кхисс хмыкнул.
— Да уж. Там есть на что посмотреть! Особенно, если на ней никакой одежды…
Карса с ненавистью обернулась к Кхиссу. Я успокаивающе положил руку ей на загривок. Жёсткая, как щётка, шерсть щекотала мне кожу.
— Тише, милая, тише, — негромко сказал я. — Он, конечно, наглец, но он прав. Никуда от этого не деться. А ты, — обратился я к любителю обнажённой натуры, — лучше рассказал бы, что это за город и какого джерха он делает в Диких землях.
Кхисс неохотно ответил:
— Это Сунарра. Город рудокопов. Тут серебро в горах добывают… ну, неважно. Вам всё равно здесь задерживаться ни к чему. Вам — в У-Наринну.
— Если я не ошибаюсь, — ввернул я, вспоминая хорингский Знак, — на юг.
— Не ошибаешься. На юг. Первое время. Ты должен помнить дорогу до второго Знака.
— Я помню. Даже лучше, чем ожидал.
Я действительно помнил. Я даже помнил эту гряду, виденную с высоты. Вот только город с именем Сунарра я тогда не рассмотрел.
— Что ты намерен делать до пересвета? — осведомился Кхисс.
Я пожал плечами:
— Пиво пить. А что ещё можно здесь делать?
Теперь плечами пожал Кхисс.
— Мало ли… Вдруг, у тебя здесь тоже какие-нибудь дела. Как с вильтами.
Усмешка коснулась моих губ лишь на мгновение — ровно на столько, сколько требовалось.
— А если и так, это моё дело. Ты ведь согласен?
— Нет, — спокойно возразил Кхисс. — Пока ты выполняешь поручение Лю, никаких своих дел. Ясно?
Я насупился. А почему, собственно?
— Это одно из условий, — словно прочитав мои мысли сказал Кхисс. — Нельзя тебе отвлекаться. Тебе или карсе. Это может провалить всё, в том числе и вашу память, Одинец. Так что лучше не рискуй.
— Да ладно, — проворчал я примирительно. — Нет у меня здесь дел. Какие дела в городе, о котором ещё пару часов назад даже не подозревал? А что до вильтов… нам трудно было избежать их приглашения в гнездо хотя бы потому, что их было несколько сотен, а нас с карсой — всего двое.
— Что они хотели? — спросил Кхисс с неожиданным интересом.
— Не знаю. Правда, не знаю. С ними Тури разговаривала. Я уже был вулхом к тому моменту.
Говоря это, я невольно понизил голос и нервно огляделся. Но в шумном зале никому не было до нас дела. Казалось, превратись я сейчас в серого зверя, никто и не обернётся.
Странное место. Не знаю, как вся Сунарра, а таверна «Услада рудокопа» определённо странное место. В «Маленькой карсе» чужака по очереди задирали бы с десяток хмельных завсегдатаев, пытались бы подцепить местные шлюхи, а хозяин всё подливал бы и подливал пива гостю в кружку. Закончилось бы это в лучшем случае — просто дракой, в худшем — отчаянной поножовщиной. Здесь же меня, пришедшего с ручной карсой, не удостоили даже взгляда.
— Послушай, Кхисс. Если тебя послал Лю, говори, что надлежит. Я хочу просто попить пива, а до пересвета не так уж и много осталось.
— Хорошо. Пей. Я останусь с вами… чтобы примирить на красном пересвете вулха с карсой. Они ведь встретятся. Ненадолго, правда, как ты с Тури. Но кто поручится, что они не вцепятся друг другу в глотки?
Я не мог поручиться даже за вулха, не говоря уже о рыжей спутнице. Той, которая мурлычет и иногда выпускает когти, а не той, что носит одежду и метает ножи.
— Вообще-то я собирался проследить за вами ещё на прошлом красном пересвете. Тьма, я чуть не рехнулся, когда потерял ваш след!
— Ладно, Кхисс. Хватит. Давай пиво пить. Местным я наплёл, что жду подругу-охотницу с ручным вулхом. Перед пересветом запрусь в комнате. А там — пусть думают, что я подруги не дождался. Всё равно возвращаться сюда я не собираюсь.
Кхисс как-то странно на меня глянул. Но смолчал.
И мы стали пить пиво. Нам никто не мешал, а хозяин подошёл только раз.
— Господин Дагмар! Ваша комната готова, — сказал он, покосившись на Кхисса.
— Отлично! Я тут с приятелем поболтаю немного, а потом поднимусь. А ты сразу дай мне знать, как увидишь охотницу с вулхом.
И я метнул ему очередную монету. На этот раз хозяин «Услады рудокопа» внимательно взглянул на неё, прежде чем спрятать.
— Это где же такие деньги чеканят? — спросил он вроде бы невинно.
— В Дренгерте, — отозвался я. — А что, у вас такие не в ходу?
— Нет, почему же? В ходу.
Хозяин помрачнел и, не проронив больше ни слова, удалился. Пиво нам всё время подносили исправно, и ко времени пересвета я слегка осоловел.
— Пора, — сказал, наконец, Кхисс. — Пошли, что ли?
Мы поднялись, пошатываясь, на второй этаж, в комнату. Сумки я захватил с собой, хоть и пьян был — нечего позволять всякой шпане копаться в наших пожитках. Потом я сходил проверил Ветра на конюшне — без карсы, разумеется. У неё и так лапы заплетались. Вот шельма, а рожи корчила — мол, из кружки пить неудобно!
Дверь мы с Кхиссом заперли.
— Всё, — сказал я и повалился на жёсткое ложе, покрытое вытертыми шкурами тегланов. — До завтра, Кхисс… Или до послезавтра.
На этот раз пересвета я не дождался. Сон одолел меня раньше.
Глава пятнадцатая
Четтан, день восьмой
Карса не хотела мне уступать.
Словно сквозь густую пелену я чувствовала, как втягиваются когти, как распрямляется позвоночник и исчезает шерсть… Моё звериное «я» продолжало цепляться за тело, как капризный ребёнок за чужую игрушку.
«Карса», — твёрдо сказала я. — «Пусти. Теперь моё время».
Ответом мне было возмущённое шипение и злобный блеск жёлтых глаз. Слова пришли с запозданием. «Вр-раг! Врр-раг!» — свирепо зарычала Карса, отпихивая меня мускулистым плечом на задворки сознания и разворачиваясь ко мне поджарым задом. Хвост зверя равномерно ходил из стороны в сторону, как маятник. Сейчас бросится, поняла я. Тьма, да на кого же?
«Карса!» — крикнула я ей в спину. — «Пусти! Мы — вместе — против врага!»
«Не умееш-шшь», — не оборачиваясь, прошипела Карса. Презрение было в её голосе. И я вдруг поняла, кого называет врагом рыжая зверюга.
Враг, с которым я не умею справиться… Вулх, кто же ещё?!
С яростным воплем «Не смей!» я рванулась вперёд и ухватила Карсу за хвост. Карса крутнулась на месте и одним ударом могучей лапы смахнула меня прочь. Я покатилась кубарем, вскочила на ноги и замерла. Сжавшись в комок, Карса глядела на меня с ненавистью. Как на врага. Я приготовилась драться не на жизнь, а на смерть… но какая-то мысль царапала меня, не давала сосредоточиться на предстоящей схватке.
Карса… страшный противник… хоть и не в разных телах, а внутри одного — всё равно страшный… даже тем более страшный… у меня здесь оружия нет, голые руки, а у неё — и клыки, и лапы… и когти вон какие… когти…
Стоп! Только что Карса уже врезала мне этой самой лапой. Аккуратно втянув когти, чтобы не повредить нежное человеческое тело… то есть душу.
«Кисонька», — нежно сказала я. — «Ты же на самом деле понимаешь, что мы с тобой одно целое. И я понимаю. Мы не можем драться друг с другом. У нас хватает врагов снаружи. А с вулхом я разберусь лучше тебя. Поверь».
Карса недовольно рыкнула и нехотя расслабила собранные в комок мысли. Потом коротко взмурлыкнула, уже поспокойнее. Отошла в сторонку, уселась и принялась тщательно вылизывать взъерошенную рыжую шерсть с таким видом, как будто под солнцами не было и не будет дел важнее этого. Я шагнула вперёд, преодолевая вязкую и плотную пелену, отделяющую меня от мира…
…и пришла в себя, сидя на грязном полу в незнакомой комнате. Надо полагать, комната располагалась в той самой таверне, где мой спутник вчера нагружался пивом. Потому что не верю я, чтобы он под вечер был способен перебраться куда-то ещё. Да и не захотел бы, если бы даже и смог. Ну, разве что в другую такую же таверну — если в первой пиво закончилось.
На спине у меня лежала чья-то рука. Крепко так лежала, основательно. Вернее даже будет сказать, что этот самый кто-то держал меня за плечо и загривок. Держал цепко, но не обидно. По-дружески.
Я не стала высвобождать плечо. Просто подняла голову и посмотрела на того, кто меня держит. Встретив мой взгляд, он молча кивнул мне и тотчас разжал пальцы. Чуть помедлив, он ослабил хватку на загривке вулха, и серый зверь тенью выскользнул из-под другой его руки.
Незнакомец сделал шаг назад и прислонился спиной к стене. Бледный розоватый свет утреннего Четтана проникал в комнату сквозь маленькое окошко над головой незнакомца, давая мне возможность хорошо его рассмотреть.
Это был северянин. О его происхождении красноречиво говорили широкое скуластое лицо, бледная кожа и очень светлые волосы. А вот жёсткий взгляд серых глаз незнакомца не говорил ни о чём — только о том, что владелец взгляда умеет скрывать свои мысли.
Я молча подошла к кровати, встряхнула смятую магическую шкуру и неторопливо оделась. Взгляд северянина не мешал мне. Люди часто стесняются своей наготы, особенно в присутствии посторонних. Я никогда не чувствовала желания отгородиться от взглядов одеждой. Наверное, это у меня от зверя. Вот оружие — совсем другое дело. Без верного хадасского кинжала я чувствую себя раздетой даже дома, среди своих… то есть чувствовала, потому что дома у меня больше нет. Пока что нет.
Подогнав ремни на одежде, надев наручи с ножами и обувшись, я присела на жёсткую кровать. Вулх опустился на пол у моих ног и терпеливо замер. Я провела рукой у него под подбородком, коснулась металлических блях на ошейнике. И только затем глянула в суровые глаза северянина.
— Надеюсь, ты друг, — с лёгким вздохом сказала я. — Иначе кто-то из нас идиот.
Незнакомец вдруг захохотал. Он сложился пополам, уткнувшись в собственные колени, и разразился басистым уханьем. Он смеялся так вкусно и заразительно, что я не выдержала и засмеялась тоже. Вулх посмотрел на меня с немым укором, отчего мне стало ещё смешнее.
— Спасибо, госпожа Тури, — сказал северянин, резко обрывая хохот и распрямляясь. — Ты меня порадовала. Да, я друг. И тебе, и вулху, и Лю-чародею. Я шаман и знахарь, а зовут меня Кхисс. У тебя, наверное, много вопросов?
Вопросов у меня было хоть завались. Но самым насущным мне показался один. Не на каждом же пересвете, демоны побери, найдётся друг, способный удержать в руках и карсу, и вулха.
— Мы с ним, — кивнула я на вулха, — подрались на пересвете?
Кхисс покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Хотя я этого ждал. А почему вы не подрались?
Я вспомнила жёлтые глаза Карсы, горящие яростью. Вместо вулха она чуть не подралась со мной. То есть с собой. Ну что же — и человек, случается, спорит с самим собой чуть не до драки. А то и до драки. И душа его потом выглядит, наверное, изрядно истоптанной и загаженной, как любое место схватки.
— Мы с Карсой выяснили отношения внутри, — ответила я.
Я думала, что шаман и знахарь Кхисс снова рассмеётся. Но он кивнул небрежно и без улыбки, приняв мой безумный ответ как должное и тут же отодвинув в сторону — мол, есть дела поважней. Северянин шевельнулся, и над его плащом, грязно-бурым в лучах Четтана, взметнулась дорожная пыль.
— У вас с Одинцом неприятности, — сказал он буднично и слегка устало. — Да и у Лю-чародея, пожалуй, тоже. Я попробую вам помочь.
Я сидела одна за большим дубовым столом, ковыряла кинжалом гуся с баклажанами и рассматривала полутёмный и по-утреннему почти пустой зал таверны, пытаясь изобразить скучающий вид. Скучающий вид у меня получался плохо, потому что никак не шли из головы слова Кхисса.