2020-06-10
59
– Антон! – Я не выдержал. – Я тут рискую жизнью. На меня наезжают Мерседесы. Иерарх коптской церкви, духовный пастырь старейшего на Земле народа, считает что у меня серьезные проблемы в жизни. А ты рассказываешь мне про очередной сексуально‑финансовый кризис этого пиздострадальца?
– Хм… Какой Мерседес на тебя наехал? Чем тебя напугал коптский иерарх?
Я рассказал про ночное приключение и пересказал свой разговор с Моркосом. Когда я заявил, что надо ехать в Рим, Антон оживился.
– Отличная идея. Я пришлю тебе в помощь Матвея. Насколько я понимаю, у вас у обоих есть визы. Будешь спасать старого друга в Вечном Городе от несчастной любви.
– Антон, нужны не визы. Нужны связи в Ватикане.
Антон замолчал. Похоже, что на канцелярию Римского папы у Антона прямого выхода не было. И я бы очень удивился, если бы был.
– Попробуй интернет, – сказал Антон. Все эти носиковские приемы со специальным поиском. А я подумаю. Созвонимся ближе к ночи.
– Что у нас с ФФ?
– Ничего. Его пробили по всем базам – нет такого человека. Сотовый – на чужое имя. Пеленговать и прослушивать телефон стоит бешеных денег. Потому что дело очень противозаконное. Да и скорее всего, этим телефоном он пользуется только для разговоров с PR Technologies. На сервере переписка Лили не сохранилась. Они вообще не хранят письма, удаленные пользователем. Экономят место. Вот так. Матвей завтра тебе в Риме все расскажет подробнее. Удачи!
|
|
|
– Тебе того тоже…
Я выпил кофе, заботливо приготовленный Арканом, и набрал телефон Ани. Он был выключен. Тогда я виновато посмотрел на Аркана и сел за его компьютер. Аркан понял, что его писательско‑журналистский труд отменяется. Он не расстроился и пошел, как он сказал, устраивать свою личную жизнь на сегодняшний вечер.
– Послушай, – спросил я его, остановив в дверях. – Ты можешь объяснить мне, почему наше поколение, достигнув более чем солидного возраста, так и не научилось устраивать свою личную жизнь на какой‑то стабильной основе? Почему ты, я, Мотя и еще много разных хороших людей вокруг нас стараются походить на одиноких волков? Если они и начинают жить с женщинами, то на них не женятся. Семейное счастье – только у Антона. Но это исключение, которое подтверждает правило. Почему так?
– Ты знаешь, я думал об этом.
Аркан задержался в дверях и даже снял ковбойскую шляпу с лысого черепа.
– Дело в том, что мы глобально не удовлетворены тем, как мы живем. И воображаем, что с каждой новой женщиной начнем жизнь сначала. И боимся, что когда мы остепенимся, то расстанемся даже с мечтой о новой жизни. А эта мечта нам так дорога, потому что в вечную жизнь мы, кажется, не верим.
|
|
|
– Да? А я думаю, что все это социальное. Свобода, эгоизм, наплевательское отношение к классическим ценностям. Особенно к семейным. Издержки шестидесятых. Вудсток. Sex, drugs, rock&roll. Между прочим, шестидесятники называют нас восьмидерастами.
– И они правы, – грустно сказал Аркан и ушел за очередной мечтой о новой жизни.
* * *
Я погрузился в интернет и прошел штук пять специальных хакерских поисковых машин. Возможных написаний латиницей Хат/Хаты было несколько. Я набирал в них «Hat, Khat, Hath, Khath» и не нашел ничего заслуживающего внимания.
Я зашел по ссылке на хакерский сайт, гордо предлагающий взломать компьютерную систему любой организации. Я указал в качестве искомой Ватикан. Сайт сказал «нет проблем», на решение этой задачи уйдет столько‑то десятков тысяч компьютерных часов работы, поэтому, чтобы решить задачу в разумные сроки потребуется распределенное вычисление. За это с вас 250 долларов, дорогой товарищ, давайте вашу кредитную карточку.
Денег было не жалко, но я понял, что это туфта для лохов и ушел с жульнического сайта. Через два часа поисков я остервенел.
Зато на сайте каирского университета нашел интересную статью (слава Богу, не по‑арабски), целиком посвященную Хатшепсут. Кстати, неподписанную. До сих пор сталкиваться с анонимными научными исследованиями мне не приходилось.
Первое правление Хатшепсут было недолгим, но начать строить храм в Дейр‑Эль‑Бахри первая женщина фараон успела. И на изображениях того периода выглядела вполне женщиной. Хоть и фараоном. А через два года после свержения неблагодарной дочки первый зарегистрированный в истории король Лир, он же Тутмос I умер.
Оставшаяся в живых бунтовщица решила вернуться к власти. И сделала ход конем. До похорон отца, когда тело фараона‑воина еще отстаивалось в ваннах с бальзамом, она влюбила в себя обоих претендентов – отца и сына. И предложила себя им в жены. Тутмосу II и Тутмосу III. Соответственно, своему брату и своему племяннику. По аукционному принципу. Переговоры шли при посредничестве Хапусенеба. Ход был беспроигрышный. Кто бы ни согласился взять в жены 20‑летнюю Хатшепсут – 40‑летний отец или 18‑летний сын, он автоматически получал законную власть в Египте. Больше того, их дети стали бы законными наследниками, ибо в их жилах потекла бы солнечная кровь. Таким образом, Хатшепсут не просто сохранила себе жизнь, которая висела на волоске, но и приобретала власть.
Юноша, племянник царицы, был романтиком и предложил больше. Он пообещал завоевать для царицы весь мир, а на завоеванные деньги построить храм для Хатшепсут величиной с три пирамиды Хеопса. Но царице был свойственен здоровой прагматизм. Поэтому аукцион выиграл брат. Он согласился не вмешиваться ни во что, разрешив ей кроме всего прочего и достроить свой собственный храм. Они сыграли свадьбу.
И племянник Хатшепсут, Тутмос III, стал ее пасынком. Поскольку был сыном мужа. При кровнородственных браках и не такое возможно. И он злой, влюбленный, разрываемый энергией, попросил дать ему армию и отправить его в северный поход. Армию ему не дали. На всякий случай.
И вообще Египет прекратил военные действия. Наступил покой. По всей стране строились храмы. В храмах расцветала наука. Искусство мумификации достигло расцвета. На папирусах того времени появились решения довольно сложных математических задач. Развивались все науки, даже география. Были созданы карты Египта, соседних стран и планы крупных городов, что неудивительно: появилась настоящая торговля. Впервые товары из чужих стран, в том числе и рабы, стали поступать не в качестве военных трофеев. Хатшепсут основала алмазный фонд, который позволил значительно увеличить объем торговых операций. Она вообще увлекалась алмазами. Одну из первых экспедиций, в далекую страну Пунт, расположенную, судя по всему, в западной Индии возглавил Сенемут. Ее подробное описание сохранилось на стенах храма.
|
|
|
Хатшепсут изменилась. И сменила свой облик на мужской. Теперь ее изображали только в мужской одежде. Накладная борода, голая плоская грудь и скипетр с алмазным набалдашником. Тутмос II не возражал. Он, как и обещал, вел себя тихо и незаметно. А через несколько лет умер, так и не оставив законного наследника.
Сенемут занял его место в спальне царицы, оправдав таким образом, распускаемые про него слухи. Но египетский народ уже ничего не сказал. Во‑первых, потому что привык, во‑вторых, потому что богател. Положение свободного египтянина в то время было вполне пристойным.
«Оделся ты в тончайшее полотно, поднялся ты на колесницу, жезл золотой, увенчанный алмазом, в руке твоей, впереди тебя бегут эфиопы из добычи, добытой тобой. Ты опустился в свой корабль кедровый, ты достиг своего доброго загородного дома. И вот уста твои полны вином и пивом, хлебом, мясом, пирожными, пение сладостное перед лицом твоим. Твой начальник умащений умащает маслом, твой старшина сада – с венком. Твое судно пришло из Сирии, груженое всякими добрыми вещами. Твой загон полон телят. Твоя челядь здорова» – это текст из школьной прописи. Детей готовили к счастливому будущему.
Этот покой и благость длились все восемнадцать лет правления Хатшепсут. Храм был достроен. Барельефы первого периода своего царствования, изуродованные отцом и братом, она оставила без изменения, лишь вернула кое‑где свое имя. Потом умер и Сенемут. А через полгода в возрасте тридцати девяти лет она умерла. Хапусенеб вырыл из храма секретный глубокий подземный ход длиной в восемьсот метров, который вел в маленькую усыпальницу, находившуюся уже по другую сторону горы, в Долине Царей. Он закрыл каменным блоком вход и замаскировал его. В то время уже не строили пирамид, которые были легкой добычей грабителей. Но могилу Хатшепсут осквернили не они.
|
|
|
Тутмос III, получив, наконец, власть, повел себя странно. Очень странно. Такого не происходило с незапамятных времен первых фараонов Древнего Царства и не происходило больше никогда. Вплоть до последнего фараона последней династии, оказавшейся, кстати, тоже женщиной, причем значительно более популярной, чем Хатшепсут. То есть, Клеопатрой.
Сначала Тутмос III убил Хапусенеба и не дал провести канонические похоронные обряды. Тело соратника Хатшепсут съели гиены, а душа таким образом не успокоилась в Западном Царстве Мертвых. Затем он разрушил могилу Сенемута. С той же целью. Потом он уничтожил все, что напоминало о Хатшепсут. Могилу. Все изображения царицы и упоминания о ней в храме и во всех дворцовых архивах. Статуи Хатшепсут он закопал в землю на глубину около трех метров.
Неизвестный автор исследования намекнул, что тайна сохранения жизни Хатшепсут Тутмосом I и тайна уничтожения воспоминаний о ней после смерти Тутмосом III – это одна тайна. И лежит она в области владения Хатшепсут неким тайным знанием (за что ее пощадил отец) и раскрытия ею этого тайного знания непосвященным, скорее всего Сенемуту, Хапусенебу и его молодому талантливому ученику Дуамутефу (за что память о ней с таким рвением истреблял пасынок‑племянник).
А потом Тутмос III стал самым великим полководцем Египта. Не смотря на то, что свой первый поход он начал в зрелом 37 летнем возрасте.
Первую же битву с сирийско‑палестинским войском при Кадеше (50 километров к северо‑западу от Иерусалима) он выиграл блестящим маневром. Узнав, что вражеское войско стоит на его пути в долине перед городом, за скалой, он направил свою армию через такое узкое ущелье, что его 20 тысяч воинов были вынуждены протискиваться гуськом и перетаскивать колесницы на руках и веревках. Неприятель, на виду которого прямо из горы появлялась египетская армия, не решился напасть на нее сразу, до полного выхода из ущелья и построения в боевой порядок и поэтому проиграл битву, когда египетская тяжелая конница и колесницы атаковали по центру и сломали его пеший строй. За 42 года своего царствования Тутмос III выиграл еще 60 битв, при том, что осадных машин у египтян не было, и брать каждый город приходилось рукопашным штурмом. Ни одному из преемников Тутмоса III за последующие 3,5 тысячи лет не удалось расширить завоеванную им территорию Египта, которая занимала территории современных: Ливии, Судана, Египта, Саудовской Аравии, Израиля, Ливана, Сирии, Иордании и Ирака.
* * *
Статья неизвестного автора Каирского университета ответила почти на все мои вопросы. Кроме одного.
Почему из‑за Хатшепсут группе коптских монахов захотелось изменить Иисусу Христу и уйти в раскольники? Неужели опять тайное знание? Ну что за тяга к запретному?! И ведь идет прямо от изгнания из Рая. Мне иногда кажется, что средневековые процессы над колдунами и ведьмами проводились над, действительно, колдунами и ведьмами. Точнее, над людьми, которые считали себя таковыми и действовали сообразно: доставали рукописные инструкции, выучивали заклинания, готовили благовония из серы, поташа и сушеных земноводных, намазывались мазью с белладонной, нажирались мухоморов и общались в трипе с дьяволом.
А объявления в разделе «разное» сегодняшней газеты? «Отворожу, приворожу, сниму заклятье, напущу порчу…» Сумасшедший дом!
Я как раз ломал голову, могут ли быть связаны коптские еретики с царицей, чем‑нибудь кроме этой мистики, когда на мой секретный телефон позвонил Антон.
– Сломал сайт наместника Бога на земле?
– Нет. Мне кажется, все эти хакерские примочки для непосвященных – полная чушь.
– Тогда записывай номер, – сказал он.
– Папы Римского? – спросил я.
– Начальника секретной полиции Ватикана.
– Ммм… а телефона господа Бога у тебя нет? А то я прямо отсюда бы и позвонил. Льготный тариф, как ты помнишь.
Я записал телефон и имя «отец Джозеф» (э‑э да мы же тезки!) и спросил:
– Называть его Father Joseph?
– Да. Говори по‑английски. Деньги у тебя кончиться не должны. Матвей с тобой свяжется, когда прилетит в Рим. То есть завтра вечером. Постарайся быть там к этому времени. Бай‑бай.
И Антон отключился. Я тоже отключился. Поверить в то, что я сегодня был в Храме Гроба Господня, а завтра буду в Ватикане, я не мог. Как‑то незаметно я скатывался в религию. Эйлат с Аней отменился. Тем более, что она не брала трубку. Виски у Аркана не было, зато был бренди. Я налил себе полстакана, сделал большой глоток и вскоре вырубился на красном диванчике. А утром, поблагодарив Аркана за все, и покидав вещи в сумку, я сел в заказанное такси и поехал в аэропорт.
* * *
Я выезжал из Иерусалима той же горной дорогой, по которой приехал. Теперь эта дорога вела меня в Рим. Если разобраться, все мы едем в Рим. Важно – какой дорогой. Моя нынешняя была – великолепна. Я уселся поудобнее, достал CD и стал думать, какую же музыку поставить под такой калейдоскоп людей, событий и городов. Виски, стресс, опять виски. Вчера – бренди. Может, «АукцЫон»? И я вставил в плейер соответствующий диск.
Голову рукою обернуть,
нет тебе покоя,
все тебе чего‑то не найти,
что‑то не вернуть,
все тебе никак не обмануть
что‑нибудь такое,
м‑м‑м, что‑нибудь.
Надо бы научиться у японцев медитации. А то в таком напряжении я долго не протяну. И натворю каких‑нибудь глупостей. Если еще не натворил. Но это совершенно не важно. Оглядываться не стоит. Мне совсем недавно, уже перед поездкой в Израиль, когда я настроился на ветхозаветный лад, пришла в голову мысль, что история про Лота с его женой, превратившейся в соляной столп и история про Орфея, потерявшего Эвридику, совершенно параллельны, хотя, скорее всего, появились независимо. В обоих случаях во время серьезных потрясений, когда спасение было уже рядом, герои допускали одну и ту же стратегическую ошибку. Они оглядывались. Спасенная праведностью Лота его жена оглянулась на уничтожаемый Содом, а Орфей, оглянулся на Эвридику, уже выведя ее из Ада. Так что оглядываться не стоит.
Тем более, что в последнее время почва уходила у меня из под ног настолько часто, что ощущение как самого землетрясения, так и его угрозы, стало мне немного привычным. Живут же люди в сейсмоопасных районах и ничего. Кстати, одна из самурайских заповедей того же обитателя сейсмоопасного района Цунэмото: «Не надо быть все время настороже. Надо считать, что ты УЖЕ мертв».
И есть дзенская притча, поясняющая заповедь. Несколько людей лезли по горам и попали в очень опасное место. С одной стороны зияла пропасть и почва была неустойчива. Людей охватил страх. Ноги у них дрожали. Вдруг человек, который шел впереди споткнулся и упал в пропасть. Оставшиеся остановились и в ужасе запричитали: «О! Какая жалость». Но тот, кто упал, закричал им снизу: «Не бойтесь. Когда я падал, мне не было страшно. Теперь со мной все порядке. Если вы тоже желаете обрести покой, скорей прыгайте сюда!»
* * *
Я очнулся от размышлений, когда машина остановилась в аэропорту. Еще через пять минут у меня был куплен билет на Рим. Самолет улетал через полтора часа. Я пошел в кафе, взял зеленого чая и стал звонить в Москву Крысе, Маше и Антону. Крыса сказала, что все в порядке. Заказ размещается, ФФ не появлялся. В голосе ее сквозило недовольное ехидство в духе: «Ты там развлекаешься в Турции, а я тут вкалываю на тебя». Я решил не обращать внимания и похвалил ее, как умел. Потом я позвонил Маше. Маша говорила теплее чем вчера и даже сказала, что скучает. Затем я позвонил Антону. Он подтвердил, что Матвей будет в Риме около 8 вечера и сказал, что он забронировал для нас номер в Hotel Gallia Rome.
– Я правильно понимаю, что Моте его финдиректрисса банально не дает?
– Вроде того. Не уверен, что все это банально.
– Тогда я надеюсь, что ты заказал twin beds, а не king size? Вдруг он опасен…
Антон сказал, что с этим я разберусь на месте. Я отключился и пошел к стойке регистрации. Оказалось, что в Израиле сначала проверка секьюрити, а регистрация потом. Меня еще в Москве предупредили, что секьюрити на вылете зверствует, что надо отвечать уверенно и не путаться в показаниях. Ко мне подошла очаровательная блондинка в форме и, посмотрев на мой паспорт, сказала немного картавя: «Здравствуйте». Открыв его, и прочтя как меня зовут, она кивнула сама себе и сказала: «Вам надо пройти со мной. Возьмите с собой сумку». Мне это очень не понравилось. Всех остальных проверяли на месте. Я пошел за ней.
Мы зашли в небольшую комнату, в которой сидело несколько людей в полицейской форме и она обратилась к человеку с самым большим ромбом на погонах, кивнув головой в мою сторону. Затем она занялась моей сумкой, положив его на специальный металлический столик. Я пытался отвлечься от дурных мыслей, следя за работой ее рук. За 45 секунд каждый предмет был извлечен, прощупан, и проверен. Книги перелистаны. Затем она подошла ко мне и провела вокруг меня волшебной палочкой, которая запищала на СD плейер и ключи. Она включила плейер, тут же выключила, потрогала ключи и отрицательно покачала головой офицеру с ромбом. Еще через пятнадцать секунд все мои вещи были запакованы обратно.
Офицер подошел ко мне и спросил, говорю ли я по‑английски. Затем он извинился, сказал, что не хочет доставлять мне неприятности, но им поступил звонок, в котором сообщалось, что я везу нечто для устройства теракта. Скорее всего, это ошибка, и проверка это подтвердила, но у него есть ко мне несколько вопросов.
Я ответил на все его вопросы (кто я, откуда, чем занимаюсь, где жил в Израиле, зачем приехал и еще вопросов десять, которые, на мой взгляд, никакого отношения к делу не имели, например о моей русской бабушке, вышедшей замуж за деда‑еврея).
Затем у меня спросили, не возражаю ли я, если они получат мои отпечатки пальцев. Просто так. На всякий случай. Я не возражал. Потом он еще раз извинился и спросил не знаю ли я, кто мог позвонить им. Я сказал, что не знаю. Мне абсолютно не хотелось втравливать израильскую полицию в это дело. Поэтому об истории с Мерседесом я, естественно, умолчал. Сказал, что наверно, шутка. Криво улыбнулся. Спросил, откуда был звонок. Он сказал, что из телефона‑автомата. «Ну тогда уж точно шутка, – сказал я. Можно идти?» – «Счастливого полета!» – сказал он, оставаясь озадаченным.
Я ушел, проклиная ситуацию, в которой оказался. «Главное не психуй, – сказал я себе. Через пять минут ты выпьешь свой любимый виски в баре и тогда обо всем подумаешь».
Но одно дело сказать себе умную мысль, а другое дело проникнуться ею. Убедить себя не психовать – не получилось. Руки дрожали. Одна из них тянулась позвонить Антону, но я решил, сначала надо немного придти в себя.
Я купил в Duty Free пластиковую бутылку Bells и заказал в баре кока‑колу. Виски подействовал. Я позвонил. Антон выслушал меня и предложил успокоиться.
– Антон, – сказал я. Какой покой?! На меня идет охота! Настоящая. Мерседес – оказался не шуткой. Мне страшно. Понимаешь, страшно! К тебе, судя по всему, тоже скоро придут. Готовься!
Но Антон пошел в воспитании самурайского духа явно дальше меня.
– Все не так плохо. Тебя не хотят убивать. А если, я не прав, и все‑таки хотят, то ты можешь утешиться мыслью, что эти люди – козлы. Они не то что убить тебя, они даже задержать тебя в Израиле не смогли. Если же тебя хотят не убить, а напугать, то тут они, конечно, своего добились, но это значит, что ничего серьезного тебе пока не угрожает. Люди или пугают или убивают. Впрочем, я согласен что ситуация довольно неприятная.
– Антон! Твои силлогизмы очаровательны. Я теперь должен жить не зная с какой стороны и кто нанесет мне удар!
– Ну и что? Очень много очень богатых и влиятельных людей в России живут именно так.
– За свои деньги и влияние они расплачиваются гипертонической болезнью, ранней импотенцией и несчастными детьми. И у них есть охрана!
– Но мы же знаем, что она часто бесполезна. От судьбы не уйдешь. Успокойся, лети в Рим. Я провожу Матвея в аэропорт и по дороге расскажу ему про изменение общей диспозиции.
– Хорошо. Ты, разрабатывая новую диспозицию, лучше о своей Дине подумай. И о будущих детях. Не забудь, они мои родственники. Будь здоров.
Через минуту меня позвали на на посадку. Я расплатился и пошел. В самолете я сделал еще глоток Bells, взял запечатанные в полиэтилен самолетные наушники, подумал, отложил их в сторону и одел наушники от CD.
Все б тебе бродить по городам,
лето золотое,
там тебе не вспомнить, не забыть
что не знаешь сам,
все тебе никак не победить,
что‑нибудь такое,
м‑м‑м,
где‑то там…
Глава 9
Я прилетел в Рим на час раньше Матвея, поменял доллары на евро, пошел в Irish pub и неожиданно для себя заказал «Гиннесс». Я вообще не очень‑то люблю пиво, а уже тем более черный горький «Гиннесс». Я решил, что из‑за всех наворотов, которые на меня навалились, в моей психике уже начались какие‑то изменения. И почему‑то начались со вкуса.
Через положенное время позвонил приземлившийся Матвей, и я сказал ему, как меня найти. Еще через десять минут он входил в бар. Таким Матвея я видел редко. Его глаза светились неземной тоской, а щеки синели от рыжеватой трехдневной щетины. Я понял, что мои пробемы как психические так и метафизические отходят на второй план.
– Что, Мотя, – приветливо сказал ему я. – Прищучила тебя жизнь?
– Да пошло оно все на хер, – сказал Матвей, влезая за мой столик. – Она, конечно, первостатейная сучка. Но ведь и я – мудак.
– Да, на Ивана‑Царевича ты не тянешь.[24] Ладно, рассказывай про свою финдиректриссу.
– Что именно?
– Да все равно. Изливай влюбленную душу. Заодно я тебе расскажу про некоторые сложности нашей концессии. Раз уж мы тут вроде как по делу. План принят?
– Принят, – тяжелый вздох. – Ну что? Она очень сексуальна, – (пауза). – Она похожа на мальчика…
– О… но…
– Нет. Внешне – она девочка. Она внутри – мальчик. Любит всякие экстремальные виды спорта – автогонки, парашюты, дельта‑планеризм. Умная. Ну естественно, знает про собственный ум и бессовестно им пользуется. По гороскопу – змея. По характеру – змея в квадрате. Расчетливая. Нетерпимая. Очень скрытная. Очень жесткая. Мужиков, как класс, недолюбливает. А тех, кому сама нравится, вообще не считает за людей.
– Боже мой, Матвей! Как давно тебе стали нравится ангелы? По такой нельзя не страдать. А что‑нибудь не такое светлое у нее за душой есть? Что‑нибудь, знаешь, ну совсем отстойное. Трэш такой жесткий? Может, она землю ест, как Ребека в «100 лет одиночества»? Или детская некрофилия какая‑нибудь в анамнезе?
– Любовь – зла.
– Любовь, Мотя, зла, но как известно, не настолько, насколько на это рассчитывает козел. Прости, я тебя перебил. Ты хотел рассказать про нее что‑нибудь очень хорошее.
– Хм… Она держит меня за яйца. И она очень сексуальна, я уже сказал. И, конечно, она – надежная. Я имею в виду по работе. Все‑таки имеет дело с деньгами.
– ОК. А в чем проблема? Она замужем, я слышал?
– Да нет. Она уже полтора года в разводе. Проблема в том, что она меня не любит.
– Не мог бы ты повторить это?
– Не лю‑бит ме‑ня.
– Ты хочешь сказать, не дает?
– Дает. Хотя лучше бы не давала. Я же говорю: не любит.
– Матвей! А как ты думаешь, должно выглядеть проявление любви такого человека? Змеи в квадрате? Такие люди на шею не вешаются. И не сюсюкают. И что значит, лучше бы не давала? Она тебя, что, кусает потом?
– Вроде того. Она – не шевелится.
Я еле сдерживался от смеха. Меньше чем 24 часа назад меня хотели убить, меньше 6 часов назад посадить. Она не шевелится!
– Матвей! Так она – англичанка! Я читал книгу одного француза, который был женат на англичанке. Он писал, что англичанки в постели не шевелятся. Их так в панисионе учат. Ladies don't move. Правда книжка старая, а французы – шовинисты…
– Она – не англичанка. Она не дает себя ни обнимать, ни целовать. Руки зажатые, скрещены на груди. Если я пытаюсь поцеловать ее в щеку, слышишь? – в щеку! – она говорит: «нет». Вообще ничего нельзя!
– А что можно?
– Трахать можно.
– Амстердам. Проститутка из квартала красных фонарей. No kisses, no hands. Зачем тогда она вообще дает?
– Вот я и думаю. Говорит, потому что мне это было очень надо. Потому что мы давно знакомы, потому что я не могу без этого… В общем, из уважения.
– Ты заставлял ее считать свой пульс в покое?
Я вспомнил, как именно Матвей заставил меня серьезней относиться к своим любовным историям.
– Да. Подействовало.
– Матвей, но это же абсурд?! Давать может, а целоваться нет? А ты ей говорил, что это непоследовательно? Лечить – так лечить. Стрелять – так стрелять…
– Она объясняет это тем, что механически лечь в постель и раздвинуть ноги она может. По моей просьбе. А вот целоваться и все‑такое – нет, потому что она меня не любит и не хочет.
– О, так она у тебя девушка с принципами?
– С заебами.
– Называй это лучше принципами. Ты же ее любишь. У одной моей знакомой – тоже есть принцип. Точнее заеб. Не давать мужикам чаще одного раза. И кстати, серьезные проблемы в личной жизни от этого… Да, сильный характер. Трахать меня – пожалуйста, а все остальное – извини, не могу… Оригинально! То есть она как бы извиняется перед самой собой за то, что вообще тебе дает… Так что это за секс? У меня бы не встало.
– Так и у меня толком не встает. От этого я психую. От психоза еще больше не стоит. Например, если ты договорился с ней заранее о сексе (а по‑другому это не бывает), то ты ей говоришь: «Пошли», – она так спокойно говорит: «Пошли», – сама раздевается, ложится и ждет. И смотрит на тебя с видом – «давай делай это, только поскорее, потому что мне сейчас довольно неприятно».
– А ты чего от нее хочешь? Чтоб она шевелилась и целовалась, проявляя так свою любовь?
– Я хочу, чтоб она была. Любовь.
– Понятно. All you need is love. Ты попал… Ладно, поехали в отель. Я подумаю по дороге.
– Пожалуйста. Очень надо. Со стороны виднее. Да и в женщинах ты разбираешься лучше чем я.
– Доктор, вы мне льстите.
– По крайней мере, они на тебя вешаются.
Я поразился неадекватности Матвея. Мы расплатились и пошли на стоянку такси.
– Самая нужная – не вешается. А на остальных мне уже давно плевать, – сказал я через некоторое время.
* * *
Когда наше такси въехало в центр города, я очнулся от мыслей о Маше, Матвее, финдиректриссе и прочем идиотизме.
Вот где оказался настоящий fusion.
Искрящийся бутик «Армани» слева, церковь рождества Богородицы справа и колонна Траяна впереди. К колонне направляется группа американских туристов в шортах. В это время из церкви выходит стройный худой священник, в своей униформе, покрой которой не менялся лет пятсот, и идет своей дорогой.
Посмотрев на фары «ламборджини», которые попытались осветить колонну, но не смогли и отвернули в сторону, я подумал, что на освещении своих чудес римляне экономят. А зря. В Риме есть, что подсвечивать.
Наконец, такси остановилось у подъезда гостиницы. Мы быстро зарегистрировались, бросили вещи в номере и спустились в бар. Матвей хотел продолжения психотерапевтического вечера. Я покорился.
– Итак, Бюро Добрых Услуг продолжает психотерапевтический концерт по вашим заявкам. Все, что вы хотели знать про своего финансового директора, но боялись спросить. Кстати, ты вроде ее давно знаешь?
– Да уж года четыре. Еще до ее замужества.
– И все это время ее добиваешься?
– С разной силой…
– Хм… Но я думал, что у тебя с ней полный порядок. Может, это сезонное обострение?
– У меня обострение от того, что на прошлой неделе я помогал ей по хозяйству. Порезал руку. Полез в аптечку. И нашел там упаковку презервативов. А презервативами мы с ней не пользуемся. И никогда не пользовались.
– Лазить по чужим аптечкам – неприлично. Это как по чужим сумочкам. А вдруг она держит презервативы для подруг? Или так. На всякий случай? Помнишь частушку «по деревне шел Иван?»[25]
– Не смешно. Я ее спросил в лоб. Она фыркнула и сказала, что если я еще раз коснусь этой темы – мы немедленно расстанемся. После этого у меня крыша и поехала. Значит, у нее кто‑то еще есть. Точно!
– А ты ревнуешь?
– «Ревную» – не то слово. Меня плющит и колбасит.
– Итак, две цели, которые тебе есть смысл ставить перед собой: выкинуть директриссу к черту из головы или добиться от нее, чего ты хочешь. Какую цель рассматриваем?
– Вторую.
– Я так и думал. Зря. Первая – благородней. Потому что сложнее. И принесет больше счастья, славы и независимости. Но любовь, как известно, лишает человека разума. Ладно… Итак, цель номер два – добиться. Для этого тебе придется попотеть.
