Формирование революционного подполья. Прокламации и тайное общество «Земля и воля»

Возникновение революционного подполья в виде разрозненных малочисленных полулегальных и нелегальных кружков и тайных обществ, отмечает Э. С. Виленская, представляло собой стихийный процесс, в который, однако, очень скоро было привнесено сознательное стремление к объединению сил для борьбы с самодержавием[32]. Освободительное движение этого периода начало переходить от теоретического осмысления задач преобразования к непосредственной революционной практике. Наиболее открыто вопросы революционной теории отразились в первых же прокламациях, имевших программный характер.

Первые прокламации должны были быть обращены, отмечает Э. С. Виленская, к тем элементам, которые должны были реагировать на обманувшую народ реформу 19 февраля, а именно к крестьянам, солдатам, раскольникам и молодому поколению[33]. Воззвание к крестьянам написал Чернышевский – «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Им он, прежде всего, хотел направить в русло политической борьбы с самодержавием стихийный протест крестьянства против грабительской царской воли. В прокламации был сделан критический разбор крестьянской реформы, откуда следовал один вывод – главный виновник будущих бедствий крестьян – царь, а значит главный удар должен быть направлен против него. Для ликвидации самодержавия Чернышевский намечал только один путь – путь крестьянской революции[34].

Прокламацию к солдатам написал Н. В. Шелгунов – «Русским солдатам от их доброжелателей поклон». Он написал также и прокламацию к молодому поколению при участии М. Л. Михайлова – «К молодому поколению». Основной задачей данной прокламации, отмечает Э. С. Виленская, являлась консолидация сил революционного подполья[35]. Социальный вопрос в ней был основным, а политическое преобразование рассматривалось не как конечная цель борьбы, а как необходимое условие для обеспечения наиболее радикального решения крестьянского вопроса. Прокламация ориентировала молодое поколение на вооруженное восстание. Однако, Э. С. Виленская отмечает, что в программе, изложенной в прокламации, оставались следы двойственности. С одной стороны – признавалась возможность предотвратить восстание разумными мерами правительства, а с другой стороны Шелгунов тут же отметал возможность уступок со стороны царя и давал уничтожающую характеристику правительству[36]. Это можно объяснить влиянием герценовской концепции. По поводу крестьянской реформы в прокламации говорится, что ее важность состоит в сохранении крестьянской общины, как зародыша социализма, но при этом у автора нет уверенности, что сохранение общины служит гарантией и ее дальнейшей нерушимости[37]. Таким образом, мы видим здесь попытку скрещивания воззрений Герцена и Чернышевского с выводами о необходимости революции для сохранения зародыша социализма, находящегося под угрозой разрушения.

Особняком от вышерассмотренных прокламаций стоят воззвания «Великорусса». Всего было издано три номера. В «Великоруссе» основной целью было провозглашено политическое преобразование России. Далее были предложены способы решения аграрно–крестьянского и национального вопросов. Э. С. Виленская пишет, что великоруссы отошли от позиций Чернышевского и объявили социально–экономические преобразования условием для осуществления и упрочения политического переворота с главной целью – установлением контитуции[38]. Никаких надежд на самодержавие великоруссы не возлагали, они отвергли идею дарования конституции, отсюда следовал вывод о необходимости «низложения династии». Однако основной силой должны были выступить не крестьяне, а образованные классы[39].

Из анализируемых прокламаций мы видим, что две были непосредственно обращены к народу, поэтому не может возникнуть сомнения по поводу их ориентации на крестьянскую революцию при том или ином участии революционных элементов из образованных классов. Прокламации же «Великорусса» были выражением идеи буржуазно–демократической революции, совершаемой в интересах народа, но предпочтительно без его участия.

Прокламации, появлявшиеся в России, статьи издателей «Колокола» и публикации ими программных документов из России свидетельствуют о стремлении революционеров внутри страны и за границей найти правильный путь борьбы: ясно определить цели, создать организацию, выработать ее тактику. Оба центра будили, звали все прогрессивные силы страны к решительному действию, способствовали их сплочению в единый революционно-демократический лагерь.

После падения крепостного права под руководством сложившегося вокруг Чернышевского центра революционные силы стали объединятся в единую боевую организацию – по заглавию одной изданной Н. П. Огаревым брошюры – «Что нужно народу? – Очень просто, народу нужна земля да воля!»[40] – эти последние слова и стали названием союза[41].

Общество «Земля и воля», изначально структурно построенное по пятеркам, а затем и двойкам, своим организационным центром имела пятерку в составе ближайших сподвижников Чернышевского – братьев Н. и А. Серно-Соловьевичей, А. Слепцова, Н. Обручева, В. Курочкина и С. Рымаренко[42]. С первых дней деятельности организации перед ними стояла довольно сложная задача – распространение складывавшейся организации на всю страну, преследуя цель объединить и подчинить одной цели массу мелких кружков.

Статья–прокламация Огарева «Что нужно народу?» явилась платформой тайного общества на первом этапе. На вопрос Огарев отвечал: «Что нужно народу? Земля, воля, образование»[43]. Решение аграрно–социального вопроса Огарев видел в том, чтобы «объявить, что все крестьяне свободны с той землей, которою теперь владеют», а владеть землей крестьяне должны сообща, т. е. общинами[44]. Общины же должны управляться сами, своими выборными, которые бы определяли и раскладывали подати и повинности. Говоря о царской власти, Огарев, как и Чернышевский, говорит следующее: «…не жди от царя никакого добра, а только одного зла, так как по алчности своей цари и волю и достаток народа обирают неминуемо»[45]. Как заключение, Огарев призывает молча собираться с силами, искать соратников, чтобы совместно отстоять против царя и вельмож «землю мирскую, волю народную да правду человеческую»[46]. Т. е. мы видим, что на этом этапе тайная организация только начинает объединяться и собираться с силами на почве просвещения масс.

Ко времени образования «Земли и воли» как временного объединения подпольных кружков и организаций, задачи этого объединения претерпели небольшие изменения, при этом создавая почву для присоединения к ней той части революционного подполья, которая стояла на близких к «Великоруссу» позициях[47]. Были поддержаны конституционные замыслы, Э. С. Виленская говорит о том, что красной нитью проходит мысль о предстоящем политическом преобразовании России, что, несомненно, было тактическим шагом[48]. Была высказана идея о том, что земля должна быть земским, т. е. общественным достоянием, а не частной собственностью. Также руководители «Земли и воли» решили воздержаться от провозглашения социалистических лозунгов, но все же высказывалась идея созыва земского собора, что в скрытом виде включало в себя мысль о социалистической революции. Было провозглашено требование о бессословности, но оно, опять же, ограничивалось только равенством перед законом. Прокламации «Земли и воли», печатавшиеся в России не содержали социалистических требований[49].

Э. С. Виленская в своей работе приходит к выводу о том, что «Земля и воля» на этом этапе представляла собой временный союз идейно разнохарактерных (а частично еще находившихся в процессе выработки своего мировоззрения) кружков и организаций, объединившихся на основе взаимного компромисса ввиду ожидавшейся крестьянской революции и для того, чтобы, встав у руководства восстанием, направить его в русло политической борьбы с самодержавием. Конечной целью этого союза, заявленной им самим, являлся созыв бессословного учредительного собрания – земского собора[50]. Однако принцип широкой автономии кружков и обществ, вошедших в этот союз, сохранял возможность пропаганды как социалистических идей, так и демократических, не имевших социалистической окраски.

В 1863 г. тактика «Земли воли» претерпела изменения. Вновь начинают выдвигаться социалистические цели борьбы. Э. С. Виленская видит причину этого в том, что надежды на крестьянскую революцию не оправдались, к тому же было подавлено и польское восстание, вследствие чего значительная часть землевольцев отступила[51].

Общество, несмотря на усилия своих руководителей, со второй половины 1863 г. шло к упадку и в итоге в 1864 г. было вынуждено свернуть свою деятельность. В. Ф. Антонов видит причину неуспеха «Земли и воли» в том, что ее теория была революционна, поскольку звала крестьянство на борьбу за уничтожение самодержавия и крепостничества, но в то же время она была утопична, несбыточна, так как крестьянство вследствие своей мелкособственнической психологии и производственной разобщенности не могло стать силой, способной не только осуществить идеалы социализма, за которые боролась организация, но и назревшие задачи буржуазно–демократического преобразования страны[52]. Однако деятельность революционного подполья, в объединении которого «Земля и воля» сыграла весьма важную роль и оставила свой глубокий след, не прерывалась. Наиболее устойчивые элементы продолжали борьбу с самодержавием, поддерживая идеи организационного объединения антиправительственных сил, но уже в новых формах и на другой идейной основе, чем «Земля и воля».

Тайные кружки.

В 1863 г., когда еще не сложила своего оружия партия «Земля и воля», в Москве стала зарождаться новая революционная организация, известная в исторической литературе под названием ишутинцев. Инициатором создания и руководителем ее был Н. А. Ишутин, вокруг которого объединилась молодежь. В. Ф. Антонов отмечает, что ишутинцы были приверженцами и последователями Н. Г. Чернышевского, но вместе с тем стояли на иных позициях, чем революционная партия времени Чернышевского[53]. Если «Земля и воля», как уже говорилось ранее, стремилась посредством революции добиться политического переворота, то цель кружка ишутинцев состояла в том, чтобы посредством революции уничтожить частную земельную собственность, водворив вместо нее общее пользование землей[54]. Перед собой ишутинцы ставили следующие задачи, отмечает В. Левицкий:

а) пропаганда между сельским населением с объявлением, что земля составляет собственность народа;

б) возбуждение крестьян против землевладельцев, дворянства и вообще против властей;

в) устройство разных школ, артелей, мастерских, швейных и иных ассоциаций, дабы посредством их сближаться с народом и внушать ему учения социализма;

г) заведение в провинции библиотек, бесплатных школ и разных обществ на началах коммунизма;

д) распространение в народе социалистического учения посредством воспитанников семинарий и сельских учителей[55].

А. Тун говорит о том, что в центральной организации общества обсуждался вопрос о покушении на царя – хотя бы и не смертельном – с целью вызвать возбуждение в народе[56]. При этом покушение должен был совершить человек, который долгое время находился среди народа, чтобы придать всему делу вид народного движения. Из всего задуманного плана и постоянно рождавшихся новых идей ишутинцы смогли осуществить немногое. В частности это первая попытка цареубийства 4 апреля 1866 г., которую осуществил Каракозов. Причем А. Тун указывает, что Каракозова не остановил даже тот факт, что большинство заговорщиков выступили против его намерения[57]. В итоге покушение не удалось, и его результат вышел как раз обратный тому, которого ожидали ишутинцы. Суд над ниими был беспощадно строг, кружок был распущен.

Таким образом, мы видим, что, несмотря на то, что ишутинская организация не достигла особых успехов, с другой стороны – в момент спада революционной ситуации в стране, подавления польского восстания лучшие представители молодежи не дрогнули перед всесилием власти. Они стали собираться и создавать новые отряды для борьбы за осуществление идеалов своих предшественников, в этом и состоит историческая заслуга ишутинцев.

После покушения Каракозова в стране началось время белого террора. Но и теперь не иссякло революционное движение. Именно в этой среде к концу 1867 г. образовалась группа во главе с выдающимся русским революционером Г. А. Лопатиным. Прежде всего, отмечает В. Ф. Антонов, Лопатин был озадачен вопросом, поймет ли русский народ революционера, когда он обратится к нему с проповедью социалистических идей. В оторванности от жизни, незнании ее, объединении на чисто теоретических основах Лопатин и видел слабость революционного движения своего времени. Поэтому, прежде чем проповедовать революционные теории, необходимо основательно изучить народ и его жизнь[58]. С этой целью было создано «Рублевое общество» с намерением привлечь учителей, которые, не вызывая подозрения, могли бы «кочевать» из села в село. Таким образом, члены общества должны были составить подробное статистико–экономическое описание районов своей деятельности, изучить быт и настроение народа с той целью, чтобы избрать правильный путь, благодаря которому можно было бы принести наибольшую пользу обществу[59]. Однако после столь успешного начала предприятие Лопатина скоро было погублено III отделением в 1868 г.

Новый подъем революционного движения в среде передовой интеллигенции начался с осени 1868 г. Он выразился волнениями студенчества и учащихся Петербурга. В этот период среди студенчества выделился С. Г. Нечаев. Бежав за границу во время массовых арестов, он предстал перед Огаревым и Бакуниным как руководитель революционного комитета, якобы существующего в России. Совместно с Бакуниным он напечатал от имени мифической организации «Народная расправа» ряд листков и воззваний, обращенных к студенческой молодежи. Им был составлен получивший одобрение Бакунина «Катехизис революционера»[60]. А. Тун отмечает, что в нем от революционера требовались крайняя нечеловечность и кровожадность. В заключение же рекомендовалось присоединение к разбойничеству, этому почтенному явлению русской народной жизни[61]. «Катехизис» провозглашал задачей русских революционеров наискорейшее и наивернейшее разрушение «поганого строя» царской России и даже физическое уничтожение значительной части «поганого общества»[62]. Нечаев писал, что у товарищества нет другой цели, кроме как всесокрушающая народная революция, а чтобы ее ускорить, товарищество должно всеми силами и средствами способствовать развитию тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и понудить его к поголовному восстанию[63]. Нечаев отвергал революцию политическую и считал спасительным для народа уничтожение всякой государственности и классов, однако никаких будущих форм жизни народу не указывал. В составе революционной организации должны были сплачиваться, как отмечает Н. А. Троицкий, злобные отщепенцы, чуть ли не человеконенавистники[64]. Но нечаевский заговор был недолговечен. Добиваясь слепого подчинения, Нечаев методами шантажа выудил московскую ячейку убить студента И. И. Иванова, который выразил сомнение в нечаевских полномочиях. Вскоре после этого общество было открыто, нечаевская организация, так и не успевшая оформиться, была разгромлена[65]. По мнению Н. А. Троицкого, нечаевщина оказала сильное влияние на последующее движение народников. С одной стороны, сам факт боевого выступления Нечаева против царизма подтолкнул и ускорил нарастание нового революционного подъема. С другой стороны, на горьком примере нечаевщины народники убедились в том, сколь пагубны для революции личный произвол и пренебрежение к моральным нормам[66].

Подводя итог, необходимо сказать, что 60-е гг. открыли собой новый этап освободительного движения в России. Формирование революционного подполья знаменовало собой переход от теории к революционной практике. На этом этапе мы видим отступления от теорий, которые выдвигали Герцен и Чернышевский в самом начале формирования идей народничества. Произошло изменение во взглядах революционеров на роль народных масс в освободительной борьбе, ими трезво были оценены ограниченные возможности крестьянства в общественном преобразовании, но они не сложили оружия, а начали поиск различных путей, которыми можно было бы внести революционное сознание в народные массы. И в этом состоял исторически прогрессивный смысл общественной борьбы революционного народничества 60-х гг.