Закапывали курицу и зайчатину

Что касается погребального обряда, то еще в середине XIX века в Нижегородской губернии в гробы мордва клала обычный погребальный инвентарь – вещи и украшения, которые по их верованиям обязательны покойному и ранее умершим предкам на «том свете». Мужчине - моток лыка с кочедыком для плетения лаптей, палку – обороняться от загробных собак, а также нож, огниво и трубку с табаком. Женщинам - пеньку, веретено, гребень, нитки и швейные принадлежности. Умершим детям - игрушки, сладости, чашку с ложкой. В гробы некоторых умерших также помещали продукты – лепешки, яйца, вино, деньги. А при раскопках мордовского могильника середины XVIII века в селе Ревезень Перевозского района Нижегородской области была обнаружена деревянная коробочка с остатками скорлупы четырех печеных яиц.

Будучи язычниками по убеждению, хотя уже и крещеная, мордва считала, что их усопшие «на том свете» точно так же нуждаются в еде и питье для поддержания тамошней, загробной жизни, как нуждались в жизни земной. Именно поэтому, по мнению русских православных священников, обычаи «кормления» покойников на практике выливались в освященные традицией коллективные гульбища. Так, например, считал священник С. Троицкий, описывавший в середине XIX века мокшанские обряды в некоем селе юга Нижегородской губернии. Он сообщал о молянах в родительскую субботу, со стороны напоминавшее народный праздник или сельское гулянье. В это время все жители деревень шли навещать умерших родственников, взяв с собою говядину, хлеб, вино и пиво. Курильщики прихватывали с собою табак и трубку. После исправления уставной православной литии на могилах, священников угощали вином и пивом и вежливо выпроваживали их с кладбища – после чего начинался языческий разгул. Как только все без остатка съедено и выпито, пьяная толпа разбредалась – кто мог двигаться – по домам. Далее православный священник писал, что его недавно крещеная паства в своих суевериях доходила до того, что делала в могильных насыпях родственников отверстия, в которые лили пиво и вино, приговаривая при том: «погуляйте, теперь, батюшки вы наши, с нами».

Для сравнения приведем обряд, увиденный у православной мордвы в XIX веке в Инсаре (город в Республике Мордовия). Там после христианского погребения умершего, родственники и близкие покойного делали в могильной насыпи ямку и клали в нее табак, куриную ногу, зайца и другие съестные припасы, обильно поливая все это пивом и вином. Затем один из родственников или знакомых в длинной белой рубахе вступал с покойным в магический диалог: «Каково тебе на том свете?» – спрашивал он мертвого, и через несколько минут передавал присутствовавшим, будто бы покойник отвечал ему, что в загробном мире хорошо и что у него есть и табак, и курица, и заяц, и пиво, и вино.

Во время совершения у мордвы Нижегородской губернии первого поминовения над могилой закалывали для покойного мужчины лошадь, а для женщины – корову. Часть мяса этих жертвенных животных присутствующие съедали прямо на кладбище (в Акузове, Жданове Сергачского района и прочих мордовских селах и по сей день стоят длинные общинно-поминальные столы, в августовское время загруженные горками яблок и стаканчиками с медом). Остальное уносили домой для жертвы домовому духу. А в глубокую старину мордва вешала на надмогильные столбы или на сучья кладбищенских деревьев шкуры убитого жертвенного скота.

Катались с курганов

Говорят, что примерно раз в 50 лет у нижегородской мордвы-эрзи существовал обряд магического восстановления обрушившихся и оплывших могильных курганных насыпей – маров. В этот день мордовское население не занималось сельскохозяйственными работами, а совершало ритуальные языческие моления и резало жертвенный скот.

Собранные экспедицией музея истфака нижегородского госуниверситета им. Лобачевского данные из частично мордовских сел Большой Макателем и Хозино Первомайского района нашей области свидетельствуют еще об одной загадке. Оказывается, вплоть до XX века, нижегородская мордва-эрзя чтила своих столетия назад усопших предков, захороненных под марами (курганами). В Семик женщины в национальной одежде взбирались на вершины этих насыпей, ложились на бок и скатывались вниз. Якобы, это устанавливало контакты между мирами живых и мертвых, а также помогало исцелиться или предохраниться от всевозможных болезней.

Известный нижегородский филолог и этнолог Николай Морохин приводит данные о следующем обряде из той же местности, который проводился до 1930 годов. В середине лета местные эрзянки устраивали праздник "бабан-каша" (бабья каша) в урочище Калмазырь у древних курганов – месте захоронения мордовских воинов. Старые женщины варили кашу, которой кормили своих внуков. После этого мальчики ползали по траве, «чтобы скорее стали мужчинами и быть сильными». Считалось что при контакте со сдобренной плотью предков землей, дети и подростки магическим образом перенимали силу древних воинов. Когда в 1930 годы курганы распахали тракторами, этот обычай пресекся сам собой.

Во время экспедиции все в то же эрзянское село Акузово Сергачского района Нижегородской области, на кладбище, мы обнаружили более десятка различных мет в виде сложных геометрических фигур. Меты эти оказались с угловыми соединениями черт, что свидетельствует о том, что первоначально они предназначались для высечения топором, которым затруднительно производить плавные линии, а значит, эти меты берут свое начало от бортных знамен. Меты на кладбищенских крестах архаичнее, чем на бытовых предметах – они могли быть родовыми, фамильными или семейными идентификационными знаками – нечто вроде доморощенных геральдических фигур. Полностью отсутствуют меты в виде кириллических букв, ведь в глубокую старину мордва была поголовно неграмотной.