Восстание «Черного Орла»

Опираясь на Соглашение как на Конституцию Республики Башкортостан Башревком проводил самостоятельную экономическую политику. Была отменена продовольственная разверстка, из республкики был запрещен вывоз сырья, продуктов питания, леса и других природных ресурсов – все это было объявлено собственностью республики, господствовала запрещенная на всей территории России свободная торговля. В Башкирии первыми отменили политику военного коммунизма и заменили ее рыночными отношениями. Такая независимость создавала у народа веру в их могущество. Народ Уфимской губернии, измученный политикой военного коммунизма, целыми волостями стал самовольно присоединяться к Башкирской республике. В Белебей стали поступать тревожные  известия, что по губернии ездят агитаторы Башкортостана и призывают население присоединиться к Башкирской республике, «обещая населению различные льготы в житейском быту, как-то: что в Башкортостане будет свободная торговля, монополии хлеба и реквизиции скота не будет, как это практикуется в Советской республике России».

Уфимские власти, еще совсем недавно убеждавшие через своих агитаторов население Уфимской губернии и Малой Башкирии, что «автономный Башкурдистан» — это «мыльный пузырь», теперь сами испытывали жуткое волнение от агитации соседей на своей территории. И воздействие от агитации было несравненно сильнее, чем их собственная пару месяцев назад. В итоге Уфимская губерния затрещала по швам. Уфимский губпродком на совещании постановил: «Довести до сведения Губернского ревкома о самовольных переходах целых селений к Башкирской республике… Следует принять неотложные меры к понуждению крестьян Надеждинской, Свято-Троицкой, Тюрюшлинской и Нагаевской волостей…».

Таким образом, к Башкирии стали присоединяться не только башкирские волости, но и чисто русские, например, Надеждинская – бывшее поместье русского писателя С. Аксакова. Но это стало только началом процесса самоликвидации Уфимской губернии, так как ликвидаторами выступили крестьяне этой губернии, создав восстание против своих большевистских властей. В то же время есть мнение, что восстание было подготовлено Башревкомом, а конкретно Валидовым. В какой то мере это было правдой: Башревком сделал крестьянам предложение, от которого те не смогли отказаться. Но все же решение о вхождении в состав республики они принимали самостоятельно.

В сентябре 1919 г. председатель Уфимского ревкома Борис Эльцин сказал, что губерния крестьянская, однако большинство крестьян зажиточное, с преобладанием собственнического настроения. Крестьянин еще не приблизил к себе пролетарий, середняк еще не отделен от кулака. Можно сказать, что почти вся деревня идет за кулаками, их идеологией и лозунгами.

10 февраля 1920 г. началось восстание «Черный Орел», первым шагом было истребление крестьянами русской деревни Новая Елань Мензелинского уезда Уфимской губернии продотряда из 35 человек, прибывшего для реквизиции зерна. Это стало сигналом к восстанию. О продвижении «Черной Армии» в Уфу отовсюду полетели страшные известия: 22 февраля в селе Актыш Мензелинского уезда произошел бой между отрядом из Сарапула и мятежниками – убито 800 человек. В Бирском уезде окружен отряд красноармейцев – все бойцы уничтожены. Неожиданные формы стало приобретать повстанческое движение, возникшее как протест против продовольственной политики большевиков. Вначале стихийное принятие башкирского «подданства» крестьянами Уфимской губернии объяснялось экономическими соображениями, а теперь появились еще и идеологические. Борис Эльцин докладывал на Уфимской партконференции в марте 1920 года: «Народ восстает массами, вооружается вилами, топорами, граблями и бьет коммунистов… Интереснее всего то, что восставшие – мусульманская часть населения [губернии]… Мусульманский мир начинает пробуждаться».

Мусульмане (башкиры и татары) Уфимской губернии, восстали против «безбожников» для того, чтобы присоединиться к мусульманскому, по их пониманию, штату Башкурдистан. Один из духовных руководителей восстания ишан Бадреддин разослал воззвание начать войну за веру – джихад, и его призыв был услышан и поддержан многими селениями. В воззвании Бакалинского штаба «Черной Армии» прозвучало обращение к «верующим христианам и мусульманам» расправляться с коммунистами. Следующим духовником восстания, наряду с ишаном Бадреддином, был евангелист Василий Тимофеев. Отряды стали организовываться с трех сторон – с севера (из Бирского уезда), запада (из Мензелинского уезда) и юго-запада (Белебеевский уезд). И все они наступают на Уфу. Уже к 29 февраля Бирские отряды «Черной армии» достигли района в 20 верстах севернее губернского центра. Тогда как правительственные отряды вынуждены были отступить.

К 1 марта Уфа была объявлена в военном положении. 4 марта 10 тысяч повстанцев в пешем и конном строю при 150 винтовках и 2 пулеметах выдвинулись со стороны селений Москово, Ляпустино и Ельдяк в сторону Бирска.

С тревогой следила за происходящим центральная большевистская власть. Лев Троцкий сообщает Крестинскому телеграммой: «Валидова вчера по прямому проводу предупредил относительно башкирских частей, которых может увлечь мусульманское восстание. Валидов ответил длинным объяснением, где клялся, что ни один башкир (т.е. солдат башкирской армии.) не выступит против советской власти…».

Накануне приезда в Башкирию Троцкого для проведения совещания по башкирскому вопросу, Валидов постарался заверить его в своей полной лояльности. В то же время между повстанцами и Башревкомом поддерживались определенные контакты. Некто Ахмеддин Гайнанов, после разгрома восстания показывал в ЧК, что жители названной деревни составили приговор о согласии присоединиться к Башкирской автономии.

Могло ли выйти такое воззвание из Башревкома: мы за Советы без коммунистов? Точно нет, если это не специально сочиненная башревкомовскими пропагандистами стилизация под самодеятельность масс. Но все же аналогичные приговоры о присоединении к Автономной Башкирской Советской Республике были вынесены и в других селениях Уфимской губернии.

Валидов же в это время предпринимал попытки «отдать долги» большевикам, чтобы те оставили в покое республику, удалив тем самым из ее пределов уполномоченных центра Артема, Самойлова и ряд одиозных фигур. Но на роль тайного идейного вдохновителя Валидов подойти может вполне, так как это отвечало его планам. Во-первых, дискредитация уфимских властей, а во-вторых, организация широкого движения за присоединения Уфимской губернии к Малой Башкирии на фоне полной беспомощности Уфы.

Руководство Уфимской губернии, находилось в замешательстве. На проходившей в дни восстания конференции уфимской организации РКП (б) Борис Эльцин, как лидер местных коммунистов, горько признался: «…замечается полное разложение советской власти как в самих советах, так и в войсках. Полный паралич власти. Здесь нет слоев, поддерживающих советскую власть. Мы представляем из себя каких-то бонапартиков, оторванных от масс. В Уфимской губернии мы получили полный политический провал… — Нужно сделать так, чтобы население было кровно заинтересовано в поддержании Советской власти. Мы находимся на краю гибели. Если это восстание будет подавлено, то следующее, — более организованное наступление башкир может свергнуть не только нас, но и вообще советскую власть…».

Следующее восстание в Малой Башкирии, уже поставит под сомнение если не саму Советскую власть, то правильность политики, проводимой центром в Башкирии. Это приведет к более приязненному и чуткому отношению к деятельности органов власти Башкирской АССР со стороны центра и удовлетворению их требований о присоединении Уфимской губернии к автономии.

В это время, огромные толпы вооруженных крестьян приближались к Бирску и Белебею. Трудно сказать, была ли согласованность в действиях главных группировок повстанцев или нет. Все они пытались организоваться на манер регулярной армии. Восстание готовилось на 15 февраля 1920 г. и были известны имена агитаторов за присоединение к Башкурдистану. Составлялись приговоры «долой коммунистов и Красную Армию и за башкирского короля, который уже занял много губерний и идет сюда со своей армией». 15 февраля прошло благополучно, хотя только лишь в Бишиндиновской волости в тот день обстреляли продагита Теннокеса и местную ячейку на сходе в момент составления приговора за Заки Валидова…».

В действительности же восстание только разгоралось. По оперативным данным красных, штаб «Черного Орла» был организован в Бакалах, где 27 февраля прошло его первое заседание. Под «заседающим штабом» нужно понимать не что иное, как сходку представителей разрозненных повстанческих отрядов. Повстанцы шли с целью двинуться на Чишмы, как бы для того что бы соединится с ожидающим их там Заки Валидовым. Население осторожно встречало везде эту банду. После занятия местностей они мобилизовывали всех и заимели много сборной кавалерии. Местная власть просила о помощи, которой она так и не дождалась. В ночь на 1 марта 1920 г. Белебей был занят восставшими. Л.Троцкий, находившийся в это время в Екатеринбурге, прислал телеграмму в Реввоенсовет Туркестанского фронта с резким осуждением действий местной власти и требованием выяснить обстановку сдачи Белебея для привлечения виновников как изменников и предателей.

Восстание «Черный Орел» идеологически было многослойным. Отметим, что башкир поддержала большая часть татарского населения Уфимской губернии. А вслед за башкирами Бугульминского уезда Самарской губернии в движение включились и местные татары. По разведданным штаб и интендантство этой части повстанцев находились в деревне Заинской (территория современного Татарстана). Оружие к повстанцам поступало из Ижевского завода. Причем, они заявляли, что главным организатором был Заки Валидов.

Сделаем небольшое отступление. Татарские деятели во главе с М. Султан-Галиевым, который, был татарином по национальности, но уроженцем башкирского аула Елимбет, продолжали отстаивать идею единой татаро-башкирской автономии. Они оказались более гибкими по отношению к башкирскому самоопределению. По крайней мере, они признавали самобытность башкирского народа. После они восстановили Идель-Уральский проект под новым названием Татаро-Башкирская Советская республика и развернули активную пропаганду своего детища. Вот что писал представитель Башревкома при 1-ой армии Имаков Тахир: «Они ведут подготовительную работу к восприятию неперевариваемой (башкирами) татаро-башкирской автономии. Они против [отдельной] татарской автономии, ибо без башкир не надеются на таковую… Они теперь встревожены и взволнованы: особенно недовольны арестом т.Габидуллина (военнослужащий башкирских войск, агитировавший против отдельной Башкирской Республики), в котором они видят начало борьбы с татарскими шовинистами и лидерами татаро-башкирской мифологии… Жалеют, что у них нет своего Валидова…». Жителям Уфимской губернии они втолковывали, что Башкирская республика (Малая Башкирия) — это лишь часть изначально большого проекта, а именно, проекта Татаро-Башкирской республики.

В то же время уфимские губернские власти уже оправились от неожиданного и неприятного для них восстания крестьян. Растерянность сменилась холодной методичностью действий. Красонармейцы из отряда Чеверева решительно заявляли, что все взбунтовавшиеся будут убиты, если не сложат оружие добровольно. Произошло все именно так. Аплок объединил все имеющиеся силы в строевые батальоны, которые свел в две группы – Уфимскую и Бирскую. Сформировал кавалерийский дивизион и все эти силы (15 батальонов численностью 7213 штыков и 347 сабель при 50 пулеметах и 4 орудиях) отправил на фронт. Затем мобилизовал все коммунистические силы Уфы и губернии. Части ВОХР и Губвоенкомата в отряд особого назначения, образовав тем самым надежный резерв в случае осложнений на фронте или выступления Башкирской республики.

 По определенным данным, повстанцы в числе 25800 человек при 1268 винтовках и 2 пулеметах стояли в 20 верстах от Уфы. С юго-запада в тыл повстанцев ударили части Туркестанского фронта, и тут уже, получив удар в тыл, восстание лопнуло. Уже к 13 марта все они были разбиты правительственными войсками. Массовые репрессии окончательно дискредитировали власти губернии в глазах народа. Чтобы не признавать свой политический провал, уфимские власти объявили, что причиной восстания были не собственные просчеты, а подрывная деятельность белогвардейских агентов и правительства Башкирии. Но, политические просчеты и шовинистические перегибы уфимцев не ускользнули от внимания федерального центра. Чувствуя  дальнейшие осложнения, Артем (Ф.Сергеев) поспешно покидает Башкирию.

Любой намек на единую Татаро-Башкирскую республику негативно воспринимался башкирскими деятелями. Они считали, что автономия была завоевана штыками Башкирской армии, энергией башкирских лидеров и патриотизмом башкирского народа. За нее было заплачено слишком много крови. И сейчас валидовцам предлагали отказаться от начатого пути и признать, что они и их войска все это время выполняли лишь первый этап хитроумного плана кабинетных стратегов – Султангалиева и его товарищей. Согласиться с этим они не могли, а заставить принять их силой этот план ни у кого не получилось бы, это прекрасно понимали все сторонники Татаро-Башкирской республики. Вследствие чего, им осталось удовольствоваться только небольшой Татарской республикой. Но, отступили они только после того, как узнали, что против Татарской республики представители Малой Башкирии ничего не имеют, и Валидов даже обещает дать письменное заявление, что башкирский пролетариат в его лице проявляет полное согласие.

Спустя некоторое время после подавления восстания «Черный Орел», 22 марта 1920 г, М. Султангалиев и его соратники встретились с Лениным. Встреча была посвящена вопросам татар и Татарской республике, подразумевая ее осуществление без тех башкир (т.е. башкир Уфимской губернии).

Учитывая позицию Ленина о дальнейшей принадлежности Бирского и Белебеевского уездов Уфимской губернии, Уфимский губком РКП(б) отменил плебисцит в этих уездах о присоединении их к Татарской республике. Однако, разделение губернии все же состоялось – Мензелинский уезд, в котором проживали в основном башкиры, был передан Татарской АССР. Еще ранее значительные части Стерлитамакского и Златоустовского уездов уже были включены в состав Башкирской республики. Таким образом, Уфимская губерния еще до 1922 г. потеряла половину своей прежней территории. На протесты уфимских коммунистов уже никто не обращал внимания. Вопрос о дальнейшей судьбе убывающей губернии возникнет вновь в 1921 г.