Особенности прифронтовой жизни

В отличие от Холлетты, здесь наши дома не были отделены от общей территории училища, и никто нас не охранял. Но начальник училища генерал Берету прилюдно предупредил, что если с головы хотя бы одного русского упадёт хотя бы один волосок, то он перестреляет пол-училища. Оружие мужчинам выдали сразу и уже не забирали. Ходить без ПМ было нельзя, АКМ хранился в доме. Если ехали куда-нибудь машиной, то в салон обязательно брали несколько АКМов. Здесь же мне пришлось впервые в жизни побывать на стрельбище и попробовать себя в стрельбе. И знаете, отлично получилось! Из ПМ из 30-ти возможных сразу взять 25! Мой муж, по его собственному признанию, за всю свою жизнь ни разу и в молоко не попал.

В этом училище эфиопские офицеры были намного моложе тех, что служили в Холлетте. Многие из них учились в СССР, неплохо знали русский язык, относились к нам с симпатией, помогали во всём, вечерами приходили к нам смотреть кино. Кино крутили прямо на улице, экраном служила стена одного из домов. Киноаппарат был один, поэтому перед каждой частью (а их в фильме от 4 до 6) фильм прерывался, зажигался свет, менялась лента, а потом все запускалось.

Нас сразу же подкосила жара. За всё время пребывания в Урсо самая низкая температура в доме, зафиксированная мною в 4 утра, составила 34 градуса. Днём в тени доходило до +45+50ºС. Нельзя было носить часы в металлическом корпусе: ожог на запястье был бы неминуем. Службу мужчины несли в 2 этапа: с 7-00 до 11-00 и с 15-00 до 19-00. Дочка первую ночь не смогла заснуть, всё время хныкала. Первую неделю мы в основном питались мандаринами и пили воду. Никакого аппетита не было. Пришлось срочно шить москитную сетку, в дальнейшем мы все втроём спали на одной огромной кровати под этой сеткой.

Здесь уже не было никаких «маркатов». Дежурный офицер занимался только хозяйственными делами: ездил с местным водителем в город за продуктами (остальные писали ему списки, что нужно купить), привозил плюшки из пекарни, молоко с фермы. Но это молоко не шло ни в какое сравнение с тем, что мы пили в Холлетте, ведь трава здесь высыхала на корню. То же самое можно сказать и о мясе. Оно было такое обезвоженное, что даже в сыром виде царапало руки. Зелень, которую я видела из иллюминатора, оказалась колючками. Ими была покрыта вся скудная местная растительность.

На «маркат» мы ездили в Дире-Дауа, он там раскинулся прямо в русле большой высохшей реки, которая когда-то текла через город. Вообще-то, все продукты в Дире-Дауа были хуже и дороже, чем в Холлетте. Но зато дешевле и разнообразнее были всевозможные вещи: одежда, обувь, бельё, техника, косметика и т.д. Дело в том, что по этим саваннам и пустыням караванами на верблюдах переправлялась контрабанда из Сомали. Переводчики не дежурили, а по очереди крутили фильмы по вечерам.

На полпути из Урсо в Дире-Дауа находилась кубинская бригада. Кубинцы помогали эфиопам воевать с Сомали, но отказывались ввязываться во внутригосударственные разборки. Кубинцы были неплохо обеспечены материально. У них всегда в избытке имелась наша тушёнка и другие советские продукты, а также бензин и кинофильмы. Бензин и кинофильмы они нам давали даром, а продукты мы у них покупали. Кинофильмы были советские, переведённые на испанский язык с английскими субтитрами. Смотреть их поначалу было сплошным мучением. Но человек, особенно выросший в СССР, привыкает ко всему. Кубинцев можно было сразу отличить по внешнему виду. Они были почти все небольшого роста, коренастые, креольской внешности, с ослепительными улыбками и безграничной жизнерадостностью и счастьем в глазах. Добавлю, что в соседней эфиопской деревне половина детей тоже были обладателями такой же замечательной улыбки и имели более светлый цвет кожи. Среди кубинцев встречались офицеры, которые учились в СССР и хорошо знали русский язык. Один из них, с которым приходилось часто общаться, был совершенно не похож на кубинца: высокий худощавый

блондин с голубыми глазами – настоящий швед или финн!

Из Холлетты через день, а то и чаще, ходила машина в Аддис-Абебу - почту (письма и прессу) там получали еженедельно, сразу же узнавали все новости, можно было без особого труда попасть к любому врачу, встретить знакомых. С Урсо и другими отдалёнными гарнизонами сообщение было раз в месяц самолетом. Выглядело это так: из Аддис-Абебы вылетал самолет, который в течение 2-3 дней облетал все дальние уголки и собирал на борт людей, как правило, командиров. Командиры прилетали в Аддис-Абебу, получали на всех своих подчиненных зарплату, почту, продукты из нашего магазина, другие материальные ценности. А потом таким же образом, следующим рейсом командиров развозили по родным гарнизонам. Поэтому письма, прессу и новости нам привозили только раз в месяц.

ПОЕЗДКА В ГОСПИТАЛЬ

Перед перелётом в Урсо мой муж попал в автомобильную аварию. Отделался легко (ушиб грудной клетки), но несколько дней ему всё же пришлось полежать в военном госпитале в Аддис-Абебе. Иногда мне кажется, что именно это и послужило причиной нашего перевода в саванну, т.к. от расследования происшествия старались отвести как можно больше участников и свидетелей. Но наши доктора настоятельно советовали ему через месяц сделать повторное рентгеновское обследование грудной клетки. А у нашего ребёнка на животе появилась какая-то плохо распознаваемая сыпь, как следствие того, что мы одели на нее нестиранную, только что купленную на вещевом рынке футболку.

Ближайший военный госпиталь находился в городе Харар. Нужно было доехать до Дире-Дауа и свернуть на юг, переехать перевал и спуститься в долину. Дорога до Дире-Дауа была, как всегда, ровная и пыльная. Но как только мы свернули на юг, сразу начался серпантин, мы стали резко подниматься вверх, заложило уши. Сразу вспомнилась Холлетта и мучавшая меня горная болезнь. Узкая дорога постоянно висела над пропастью, ехали очень медленно. На склонах гор видели прилепленные, как гнезда ласточек, круглые глинобитные, с конусными крышами лачужки местных кочевников. В них даже встать в полный рост невозможно. Также можно было видеть останки свалившихся в пропасть гражданских и боевых машин. Достать их было невозможно, иначе бы местные жители всё приспособили бы в своем нехитром хозяйстве. Переехали перевал, стало полегче.

Госпиталь в Хараре занимал довольно приличную территорию, располагался в нескольких корпусах. А в открытых беседках обосновались надолго женщины с детьми. Даже не знаю, были ли они больными или же приехали поддержать своих родственников-мужчин, находящихся на лечении. В Эфиопии такая традиция: если кто из родственников попадает в госпиталь, к нему приезжает вся родня. И порой в палате трудно понять, кто больной, а кто приехал его проведать. Дорожки на территории госпиталя были посыпаны мелким гравием. В какой-то момент моя дочь, весело прыгая по одной из таких дорожек, падает и довольно сильно расшибает колено. Я подумала, что нам повезло, т.к. это случилось именно здесь. Сейчас найдём наших докторов, обработаем и закроем рану. Но к моему удивлению, обрабатывать и закрывать рану было нечем. Как сказали мне наши доктора, материалов у них не было никаких, даже операции они делали без наркоза. Я промыла рану водой, перевязала носовым платком. Дальнейшая обработка – своей перекисью, зелёнкой и бинтами – ожидала нас только дома вечером. Я привезла из Союза скромный набор лекарств, медикаментов и перевязочных материалов. У меня было достаточно бинтов, ваты, перекиси водорода, зелёнки, йода, несколько флакончиков медицинского спирта, несколько пластинок жаропонижающего, крепительного и валидола. Но весь валидол я выпила ещё в Холлетте, он мне помогал при острых приступах горной болезни.

Мой ребёнок в штыки воспринял врачей-мужчин, отказался показывать им свой живот, не подпускал на расстояние менее 3 метров. Те врачи были хирургами, но внешне скорее походили на мясников с рынка. Сказали, что у нас что-то лишайное или грибковое, посоветовали мазать всем, что найдём.

Обстановка в госпиталях меня сильно поразила. Видишь мальчишек 15-17 лет, без рук, без ног, с рваными лицевыми ранами, на костылях и в каталках. Понимаешь, что война где-то рядом, а этих мальчишек она коснулась непосредственно и очень жестоко, круто изменив всю их последующую жизнь. Не говоря уже о том, сколько их погибло на полях сражений и от болезней.

На обратном пути мы свернули в эвкалиптовую рощу наломать веников для сауны. Баня у нас была отменная, а вот с вениками в пустыне проблема. Представляете, выходишь из бани и ощущаешь давно забытый холодок на улице при температуре воздуха +40°С! Так вот, наломали веников, местный водитель повёз нас дальше, на берег высокогорного озера. Вся его гладь оказалась покрыта чем-то бело-розовым и шевелящимся. Сначала мне показалось, что голубая вода усеяна цветущими лотосами, качающимися на ветру. Но, подъехав поближе, я увидела, что на озере обосновались тысячи розовых фламинго, которые чинно вышагивали по мелководью в поисках еды. Дух захватывает! Впечатление словами передать нельзя, это нужно хотя бы раз в жизни увидеть наяву.